Buch lesen: «Луковые кольца в сахарном сиропе»

Пролог

Ирина сидела на самом кончике массивного деревянного стула, зажав ладони между коленями. Тело ее так сильно напряглось, что казалось, выбей из-под нее это проклятое сидение – она даже не пошевелится. Энтузиазм, на крыльях которого она сюда летела, испарился. А ведь на миг ей показалось, что ад скоро закончится.

Женщина-следователь, от одного взгляда которой ее бросало в дрожь, восседала, как на троне, в кресле напротив. Ирина хорошо запомнила, как ее зовут – они оказались тезками.

В первую встречу ей удалось рассмотреть эту женщину – низкий рост, тучное непропорциональное тело, тугой пучок каштановых волос, скрученный скорее на лбу, чем на затылке, толстые пальчики-колбаски, с натянутыми тугими безвкусными кольцами. Виделись они пятый раз, но Ирина прекрасно понимала – эти встречи не сулят ничего хорошего. Жестокость, с который следователь проводила допрос, напугала бы даже бывалого, что уж говорить о скромной учительнице, которая толком и не поняла в первый раз, для чего ее пригласили. Сейчас она знала, но не была готова. К такому невозможно подготовиться.

      Их разделял старый деревянный стол, покрытый треснувшим стеклом. Михаил же, который обычно проводил допрос, уселся на край широкого подоконника и неестественно сгорбился. Глаза его выдавали усталость, а растрепанные сальные волосы подсказывали, что он давно не спал и не мылся. Его Ирина не боялась. Погоны, которые он носил, не прятали доброго сердца, как бы тщательно он сам не старался это скрыть. Обычно такие люди в органах надолго не задерживаются, но этому удалось как-то зацепиться.

– Вы хотите сказать, что человек способен на такое серьезное преступление, не имея на то вообще никаких причин? – голос женщины проскрипел, как не смазанное колесо. – Или вы пытаетесь найти виноватого, чтобы отвести подозрения от себя?

– Я тысячу раз вам объясняла, что я не имею к этому никакого отношения, – Ирина покосилась на Михаила. – А значит есть тот, кто это сделал. Но вы не хотите его искать. Вы прицепились ко мне, – голос предательски задрожал, она почувствовала, что готова расплакаться, но сдержалась.

– Расскажите, что навело вас на эту мысль? – Михаил еле заметно подался вперед.

– Мне не нужны ее домыслы! – женщина рявкнула на своего коллегу. – Или доказательства, или ничего!

Ирину затрясло. Она так сильно захотела домой, словно там есть шанс спрятаться от этих двоих.

Громкое дребезжание стационарного телефона заставило всех вздрогнуть от неожиданности.

– Сейчас подойду! – так же грубо ответила в трубку мучительница и вышла из кабинета.

Михаил, пользуясь моментом, тут же принялся ее успокаивать.

– Я хочу вам верить, понимаете? – он говорил тихо, словно боялся, что его могут услышать за дверью. – Расскажите все, что знаете. И я постараюсь вам помочь.

– Это не я, – она обхватила себя руками и начала раскачиваться. – Я не убийца.

– Но вы единственная, у кого был мотив.

– Нет, не единственная, – Ирина достала из сумки розовую толстую тетрадь и положила на стол.

Глава 1

Говорят, горе меняет человека. Но с этим выражением стоит поспорить. Человек ли меняется, или внешний мир начинает казаться другим: новым, незнакомым, безучастным, чужим?

Ирина огляделась по сторонам. Прежний город смотрел на нее безразличным взором. Улицы дремали, дома таращились редкими включенными глазами-окнами, рассказывая о рано проснувшихся хозяевах. Оно и немудрено, во вторник-то.

И что ее побудило отправиться на кладбище в такую рань? Хотя она прекрасно догадывалась, что ей движило – отсутствие людей. Казалось бы, жена пришла проведать могилу мужа, что в этом такого? Тем более спустя всего два месяца после смерти. Наоборот, это правильно, нужно показать, не стоит скрывать. Но чувство вины не отпускало. Какой-то маленький червячок подгрызал изнутри, не давая покоя. Как будто Ирина в чем-то виновата: то ли в том, что случилось, то ли в том, что не сумела стать хорошей женой и предотвратить беду.

Но правда была в другом. Это был ее второй визит за целых два месяца. И привело ее отнюдь не желание стать ближе к родному человеку, а противное сосущее чувство вины, что не убивается от горя, как положено.

Когда умерла ее мать, они с отцом ездили на кладбище через день. Спустя месяц Ирина бросила эту затею, но не отец.

Так и говорил – без нее мне тошно, не могу один, душа рвется. А у Ирины ничего не рвется. Разве так должно быть?

Еще и скоропостижность выбила из колеи. Сегодня живой, а на следующий день и нет человека. Мама-то сильно болела, лежала, тут все понимали, чего ждать.

Но Олег…

На похороны собрались только самые близкие: жена, дочь и несколько друзей.

За свою недолгую жизнь ее муж умудрился растерять большую часть окружения. Родители его давно ушли в мир иной и встретят сына уже там.

Совесть грызла Ирину еще и за то, что она мало плакала. А когда слезы наконец-то нашли выход, то они были скорее по самой себе, чем по мужу. Как будто нарыв лопнул, заполнив душу гноем.

За два месяца ее жизнь изменилась. Она не заиграла новыми красками, не стала хуже или лучше, просто стала иной.

Теперь пугало другое – что делать дальше? Она и понятия не имела. Раньше ей казалось, что всё предрешено и так тому и быть. Дни будут тянуться или пролетать, времена года меняться, диктуя, сапоги надеть или босоножки. Но в глобальном смысле все останется по-прежнему.

Но стоило закрыть глаза и прошлое возвращалось. Страшные сны не давали нормально спать. Стоило забыться в мыслях, так сразу перед глазами встает картина похорон или живой Олег, ругающийся на весь дом.

В школе тоже ничего нового, только внимание коллег к ее несчастной персоне возросло. Каждый хотел спросить, выразить соболезнования, поддержать, забыв уточнить, нужно ли ей это вообще?

А Ирине было не нужно. Вот бы все отстали поскорее и забыли, что перед ними вдова, а не простая учительница.

С детьми дело обстояло проще. Их маленькие сердца не понимали затяжного горя. Услышали, испугались и забыли на следующий день.

Ирина бросила взгляд на старенькие наручные часы – начало восьмого. Нужно поторапливаться, иначе опоздает на первый урок.

Она прибавила шаг, повесила легкую полупустую сумку на плечо и покинула территорию кладбища.

Забежать домой, сменить обувь на приличные туфли, поторопить Машу и мчаться на работу – новый день ждать не станет. Сегодня шесть уроков и совещание на большой перемене, значит времени нормально пообедать практически не останется.

Желудок предательски заурчал – с завтраком тоже ничего не вышло, греметь тарелками в шесть утра она не решилась.

Ничего страшного, от голода точно не умрет.

Маршрутка подъехала к остановке, и Ирина побежала. Если не успеет сесть, то точно опоздает. Ей повезло, вереница из пассажиров растянулась на десяток метров. Втиснувшись последней, она принялась искать, за что бы уцепиться, но быстро сообразила, что в этом нет большой надобности. Плотно набитое маршрутное такси и так отлично убережет от падения.

Угрюмые заспанные лица людей оказались слишком близко. Кто-то пихался локтями, другие топтали уставшие ноги и дышали в затылок, а одна старушка и вовсе принялась требовать сидячее место.

Да уж, внешний мир и правда совсем чужой. Каждый живет собственными проблемами.

– Здравствуйте, Ирина Николаевна, – раздался тоненький голосок за спиной.

Ирина попыталась развернуться, но тут же получила толчок в спину.

По голосу догадалась – ученица из шестого класса.

– Вы мою контурную карту проверили? – не унималась девочка.

Вся маршрутка обратила на них свои взоры. Хоть какое-то развлечение по дороге на работу.

– Здравствуй, Настя. Сегодня на уроке обязательно скажу результат, – через плечо ответила она.

– А вы не помните, что у меня там? Какая оценка?

Девочка принялась протискиваться к выходу, поближе к учительнице.

– Не помню, к сожалению. Остановите на следующей, пожалуйста.

Белый микроавтобус вильнул в сторону остановки. Все пассажиров качнуло вперед. Двери открылись, и Ирина наконец-то вдохнула полной грудью свежий утренний воздух.

– Вы куда? – раздался крик неугомонной ученицы. – Школа же дальше?

– Я в курсе, – сказала Ирина, провожая глазами битком набитый транспорт.

Ноги понесли ее к дому. Машины выстроились вереницей в длинную пробку, пешеходы бежали, спешили, разговаривали по телефону. Город проснулся, ожил, забурлил, как кипящая в кастрюле вода.

Осталось влиться в него, раствориться в этой пучине, отложить все свои мысли на вечер и стать частью большого шумного социума.

Глава 2

Апрельский день выдался на радость ясным и солнечным. Последние две недели погода была непредсказуемой. Зима никак не хотела сдавать свои позиции: то снег повалит крупными хлопьями, превращая пыльные дороги в грязь, то жара стоит, как летом. Утром молодая травка могла закостенеть от ночных заморозков, а в обед прогреться под теплыми лучами солнца.

Ирина вышла из здания школы и втянула наполненный весенним запахом воздух. Вдалеке раздался звонок на урок. Дети, которые учились во вторую смену, с криками кинулись с улицы внутрь. Ирина покачала головой, представив, как им сейчас влетит от учителя за опоздание.

Она подошла к перекрестку и посмотрела по сторонам. Но не успела сделать и шаг, как ветер сорвался с места и подхватил дорожную пыль. Она зажмурилась, пряча глаза.

Дом ее находился в десяти минутах неспешной ходьбы. Она начала мысленно перебирать в голове дела, которые предстояло сделать до вечера. В этом году ей хотелось в отпуск сильнее, чем обычно. Нужно непременно заняться домом и привести в порядок то, что давно этого требует. Через два месяца учебный год закончится, школа опустеет и работы станет в два раза меньше.

Для учителя летние каникулы куда приятнее, чем для детей.

Ирина поправила волосы и направилась в сторону дома.

– Мама! – услышала она и обернулась.

Маша перебегала через дорогу, не глядя по сторонам.

– Ты пиджак в классе забыла, – запыхавшись, сказала девочка.

– А ты забыла на дорогу посмотреть, когда меня догоняла! Как маленькая, честное слово! – Ирина забрала у дочери свой пиджак и перекинула через руку. – Я теперь буду постоянно беспокоиться, что ты попадешь под машину.

– Мам, мне пятнадцать, – Маша сняла со спины тяжелый рюкзак и на ходу начала запихивать в него свой старенький телефон.

– У грудничка инстинкт самосохранения больше, чем у тебя.

– Как день прошел? – Маша ловко перевела тему разговора.

В последнее время ее мама превратилась в комок нервов.

– Обычный день, – Ирина накинула пиджак на плечи. – Пятые классы орали, как сумасшедшие, думала у меня голова взорвется от этих криков. И зачем я согласилась их взять?

– Так откажись.

– Маш, ну как ты себе это представляешь? Это завуч решает, а не я. Да и конкурс в самом разгаре, не то время, чтобы выражать недовольство.

– Ты победишь, я уверена! Ты самая лучшая учительница в нашей школе, – Маша взяла маму под руку.

– Ты так говоришь, потому что я тебя родила, – она улыбнулась.

– Нет, ты очень добрая.

– Услышали бы тебя пятиклашки, ни за что бы не поверили!

– Как говорит Тамара Сергеевна, настоящий учитель – это тот, кто сумел продержаться в школе больше двух лет. А ты уже вон сколько работаешь.

– Почти тринадцать лет, Господи, как же время быстро пролетело.

Они свернули с основной дороги в узкий проулок, который петлял между частными домами, настроенными так близко друг к другу, что один сосед мог спокойно смотреть телевизор через окно соседей напротив. В одном из этих домой и жила семья Чернышёвых, до недавнего времени состоящая из трёх человек.

Деревянный забор, покрашенный в темно-зеленый цвет, показался впереди. Краска на нем давно облупилась, обнажая серые проплешины. Ирина подняла глаза и посмотрела на сам дом. На короткий момент ей почудилось, что она видит его впервые. Сколько же лет они уже живут здесь?

Она замедлила шаг, пропуская дочку вперед. Калитка, вечно не запертая, поскрипывала от ветра. Во дворе валялась куча ненужного хлама, который муж много раз грозился убрать, но так к нему и не притронулся. Маленький сарайчик, что украдкой выглядывал из-за дома, был забит под завязку.

Ирина вздохнула. Теперь ей самой придется об этом позаботится.

Деревянное крыльцо, ведущее в дом, перекосилось.

– Так и не успел починить, – она намеренно перешагнула через сломанную ступеньку.

– Ты скучаешь по нему? Да? – Маша положила руку матери на плечо.

– Я до сих пор не верю, что он умер, – Ирина открыла входную дверь. – теперь мы остались вдвоем. Два месяца прошло, а я не могу привыкнуть.

– Ты до сих пор обижена на него? – Маша бросила обувь и рюкзак прямо на пороге. – Мы никогда об этом не говорили…

– Да, никогда. Ты хочешь?

– А ты?

– Давай-ка пообедаем для начала, а потом и поговорим, – Ирина достала кастрюлю из холодильника и поставила на плиту. – Переодеваемся, пока суп греется. И руки помой!

Она зашла в свою комнату и взяла со столика портрет мужа. Он беззаботно улыбался, такой молодой и красивый. Ирина помнила тот день, когда была сделана эта фотография. Они поехали за город с друзьями и детьми. Маша тогда была совсем маленькой, даже в школу не ходила. Олег выпил лишнего и приревновал ее к своему приятелю. Ирина узнала об этом только дома. А потом взяла больничный, так как ссадины на лице были слишком заметными. И у нее появился новый миксер – так муж обычно просил прощения. Она уговаривала себя потерпеть, дать ему время, шанс все наладить и исправить. Ей хотелось, чтобы он наконец понял, какую боль причиняет близкому человеку. И вот он ушел, а она осталось, так и не услышав от него слов прощения и не успев простить.

Самое страшное, что Маша давно перестала быть ребенком и все понимала. И как теперь поговорить об этом откровенно? Она так привыкла делать вид, что все хорошо.

Подруг у нее давно не было – муж всех перевел, как только они поженились.

Единственное, что она почувствовала, когда увидела его мертвым на диване – облегчение. Но в этом она не призналась бы даже самой близкой подруге, если бы такая у нее была. Ни любви, ни жалости, ни чувства потери, только облегчение и стыд. А ведь позади остались двадцать лет брака. И кто из них двоих на самом деле был монстром? Ирина не хотела знать ответ на этот вопрос.

Накинув домашний костюм, она забрала волосы в хвост и вышла на кухню. Маша разливала горячий суп по тарелкам.

– Как дела в школе? – Ирина с нежностью посмотрела на свою дочь, которая хозяйничала у плиты. – И куда делся Витя? Обычно вы всегда вместе идете домой.

– Иванова дура, – Маша села за стол. – Она сегодня дежурила и вылила на Витьку ведро с грязной водой. Он сразу ушел, не остался на дополнительные по английскому.

– Зачем же она это сделала? – Ирина села напротив. На место, где обычно сидел ее муж, они не садились.

– Понятия не имею, весь класс смеялся над ним, кроме меня.

– Хочешь, я поговорю с ней?

– Не лезь, пожалуйста! Обещаешь? – Маша бросила на нее беспокойный взгляд. – Меня они не трогают, потому что понимают, что моя мама учительница. Витя просто очень умный, он умнее их всех вместе взятых, вот они его и ненавидят. Скорее бы эта школа закончилась!

– Не спеши жить и учись наслаждаться каждым днем, – Ирина погладила дочку по руке.

– Ты всегда так говоришь! – Маша одернула руку. – А сама так не можешь. Даже сейчас, когда ты свободна, ты все равно не наслаждаешься.

– Маша! Как ты можешь так говорить? – иногда Ирина поражалась, как смело ее дочь с ней разговаривала.

– Так это правда. Раньше ты жила будущим, а теперь прошлым.

Ирина отодвинула тарелку с супом. Аппетит пропал.

– Я не хочу, чтобы ты читала мне нотации, – она старалась говорить спокойно, хотя внутри у нее все закипело. – ты слишком много на себя берешь. Твое дело – хорошо учиться и заботиться о себе. А я как-нибудь справлюсь.

– Я никогда не выйду замуж! – категорично заявила Маша. – Не хочу жить, как ты!

– Какая муха тебя укусила? – Ирина не выдержала и повысила голос, хотя много раз обещала держать себя в руках. – Почему ты злишься на меня?

– Потому что я знаю, что отец тебя бил! И я рада, что он умер! Я его ненавижу! – Маша толкнула тарелку, и капли жирного бульона разлетелись по столу. – Я думала, что ты изменишься, что наконец-то начнешь жить по-настоящему, а ты страдаешь по нему!

Ирина начала задыхаться. Она пыталась выровнять дыхание, но ничего не выходило. Ей хотелось верить, что ее муж заставляет страдать только ее. Но дочка все знала и держала в себе.

Маша ушла в свою комнату и хлопнула дверью. Ирина кое-как успокоилась, убрала со стола и подошла к спальне дочери.

Постучалась, но не стала дожидаться приглашения и вошла.

– Ладно, – сказала она.

Маша лежала на кровати лицом к стене. Ее светло-русые волосы, еще утром заплетенные в тугую косу, повылазили и торчали в разные стороны, как антенны. Она съежилась, прижимая худые длинные ноги к груди. Маша выглядела младше своих пятнадцати лет. Большая часть ее одноклассниц давно носили в школу косметичку вместо пенала и лифчик, чего нельзя сказать о ее дочери.

– Давай поговорим, только спокойно. Иначе мы просто испортим наши отношения, а я этого не могу допустить.

– Почему ты столько лет с ним жила? – она повернулась и по щекам текли слезы. Зеленые глаза стали еще ярче. – Просто скажи.

– Ты еще молода, чтобы понять такие вещи, но я попробую объяснить, – Ирина села рядом, наклонив голову. – Когда мы поженились, все было хорошо. Слишком хорошо. Твой отец любил меня, а я его. Когда ты родилась, он всегда помогал мне, заботился о нас. А потом что-то изменилось.

– Он потерял работу? – Маша села, поджав ноги и посмотрела на мать.

– Да, там вышла нехорошая история, которая его подкосила. Он начал выпивать, нервничать, а я пыталась поддержать его и терпеливо ждала, когда все пройдет.

– Только ты так и не дождалась…

– Если ты будешь меня перебивать, то я не смогу продолжать. Мне тяжело об этом говорить, – Ирина выдержала паузу. – Потом я вышла на работу, нам нужно было как-то жить. И он начал срываться на мне. Потом просил прощения, клялся, что такого больше не повторится, плакал. А я верила. Я хотела жить, как раньше. Мне было жалко его. Я думала, что любовь победит, но не заметила, как она прошла.

– Когда ты это поняла?

– Два месяца назад. У меня до сих пор стоит перед глазами тот день. Я знала, что он выпил. Я была на работе и мне было страшно возвращаться домой. Он звонил мне и кричал. Помнишь, ты как раз ушла на репетицию? Я знала, что тебя нет. А значит он мог сделать что угодно. Когда я зашла домой, то меня насторожила тишина. Я решила, что он спит. Увидев его на диване, я так и подумала. А потом заметила, что у него открыты глаза. До сих пор вижу их перед собой. Когда я поняла, что произошло, то не могла сдвинуться с места. Эта проклятая тишина начала звенеть у меня в ушах. Мое тело перестало слушаться, ноги окаменели, руки задрожали. Но сердце мое затрепетало. Знаешь от чего?

Маша смотрела в упор, не шевелясь. Ирина громко сглотнула.

– От радости… – глаза ее наполнились слезами. – Только в этот миг я поняла, во что он превратил меня и мою жизнь. И когда до сих пор все выражают мне соболезнования, я надеваю маску несчастной вдовы. Я притворяюсь, что у меня горе. И я ненавижу себя. Но больше всего я страдаю оттого, что позволила тебе жить во всем этом.

– Мама… – Маша протянула руки и крепко обняла ее. – Прости, пожалуйста.

– Ты во всем права, и лишь об одном я молюсь, чтобы ты когда-нибудь простила меня за это. Ты не должна его ненавидеть, это неправильно. Твой отец любил нас, как умел. Постарайся понять это, пусть не сразу, но просто попробуй. И никогда не позволяй никому себя обижать, поняла?

Маша кивнула. Ирина поцеловала девочку в щеку и вышла из комнаты, чтобы дать каждой возможность переварить то, что только что произошло.

Глава 3

Чем стремительнее приближалось лето, тем больше веснушек проступало на его лице и руках. Зимой они впадали в спячку.

«Рыжий!» – то и дело слышал Витя себе в след. Его давно перестало это заботить, по крайней мере так казалось со стороны. Он жил своей жизнью, не обращая внимания на тех, кто не играл никакой роли в его судьбе.

Да и к восьмому классу его одноклассники остепенились и вектор их интересов повернул в другую сторону. Обзывательства стали менее обидными и редкими, а драки и вовсе сошли на нет. Другое дело девчонки. Те цеплялись, обзывались, толкались и пакостили через день.

– На уроке просят списать, а на перемене поливает грязью. И как понять вашу женскую логику? – Витя требовал от Маши объяснений.

– Может, Иванова просто в тебя влюбилась? – Маша толкнула его в плечо и засмеялась.

Витя покраснел, как вареный рак.

– В гробу я видел такую любовь, – он ускорил шаг.

– Или бесится, что ты учишься лучше, чем она, – Маше пришлось перейти на бег, чтобы догнать друга. – Помнишь, как она плакала в шестом классе из-за каждой четверки?

– Я не виноват, что умнее ее, – Витя резко остановился. – А с тобой они почему тогда не дружат?

– Потому что я им по формату не подхожу, – Маша уперлась ладонями в колени, мысленно благодаря Витю, что он прекратил так быстро идти. – Да и мне с ними не интересно. Зачем они мне?

– Тоже верно, хорошо, что ты не такая. А то я не смог бы с тобой общаться, – он снова прибавил шаг.

– Чем сегодня займемся? Может сходим на берег? Река разлилась, сейчас самое время.

– У меня сегодня встреча с матерью, отец звонил, предупреждал.

– Так вот почему ты мечешься, как бешеный? Мог бы сразу сказать, я бы одна домой пошла.

Витя недовольно посмотрел на нее, но промолчал.

Ребята остановились на перекрестке, на котором обычно прощались.

– Если не хочешь, то не ходи, – Маша знала, как он относится к своей маме.

– Не могу, надо. Иначе она подаст в суд и мне придется видеться с ней принудительно. Папа попросил с ней не ссорится. Перетерплю, не в первый раз. Как только освобожусь, сразу к тебе, – он махнул рукой на прощанье и пошел в сторону своего дома.

Маша помахала в ответ.

Они подружились во втором классе, когда Витя перевелся в их школу. Его родители как раз развелись и разъехались. Мать отправилась заниматься своей карьерой и личной жизнью, а отец забрал сына и переехал в маленький домик на соседней от Маши улице.

Оказавшись за одной партой, ребята сразу нашли общий язык. Но по-настоящему их сблизило то, что отец Вити работал в ветеринарной клинике, куда они вместе начали ходить после уроков. Маше там нравилось абсолютно всё. Дома ей животных не разрешал заводить отец – у него была жуткая аллергия на шерсть.

Потом Витя начал приходить к ней в гости, они вместе делали уроки и много гуляли в поисках приключений.

Его же отец был рад, что ребенку не приходится одному сидеть дома или целый день ошиваться в клинике, поэтому всячески поощрял их дружбу.

Ирина так привыкла, что Витя проводит время у них дома, что порой забывала, что у нее всего один ребенок, а не два.

Маша вернулась со школы, переоделась и приготовила себе два больших бутерброда. Мама не одобряла на обед ничего, кроме первого, но ее не было дома, поэтому поругать было некому.

Первое время после смерти отца ей непривычно было оставаться одной. Когда он выпивал, они почти не общались, но Маша знала, что он здесь. Она старалась прошмыгнуть мимо него, вечно лежащего в зале на диване, к себе в комнату, куда посторонним вход был запрещен.

Она села на диван и уставилась в выключенный телевизор. Два месяца назад он замолчал вместе со своим хозяином. За окном ветер трепал пушистые ветки ели, сквозь которую практически не проникал солнечный свет.

Дверь в родительскую спальню была открытой. Маша заглянула туда, словно преступница, но не решилась войти. Она знала, что ей это не запрещено, но одной там нечего было делать. Встречались члены семьи всегда на нейтральной территории – в зале или на кухне. Спальни были полностью личным пространством.

Маша заметила, что после того, как отца не стало, эти границы несколько размылись. Мама начала приходить к ней перед сном, чтобы поболтать или просто поцеловать. Она же никак не могла побороть себя и так же свободно заходить к ней. Видимо то, что там жил ее покойный отец, наложило свой отпечаток.

Она откусила бутерброд, крошки посыпались ей на грудь, а затем слетели на пол. Расшвыряв их ногой в разные стороны, она пошла в свою комнату, самую солнечную в их доме.

Вчерашний разговор с матерью кое-что прояснил. Маша достала из верхнего ящика письменного стола свой личный дневник. Розовая толстая тетрадь с потрепанной обложкой стала для нее местом для исповеди. Прятала она ее в самую глубь нижнего ящика. Она знала, что никто не возьмет и не прочитает, но так было спокойнее. Маша уселась на пол, положила бутерброд на кровать и открыла тетрадь в том месте, где лежала картонная закладка и ручка. Иногда она писала много, в подробностях описывая свой день или мысли, которые накопились, но последние недели ограничивалась короткими фразами, которые умещались всего в несколько строк.

«3 апреля. Мама скоро придет в себя, мне нужно только подождать. Вчера я поняла, что она не будет вечно страдать по нему. Я очень боялась, но больше не боюсь. Вчера она ходила на кладбище к отцу. Мама думает, что я не в курсе. Не знаю, почему она решила это утаить от меня. Боится, что я не пойму, наверное. Моя злость на него понятна и ясна, он не сделал для нас ничего хорошего. Он бил маму, а она все равно плачет по ночам и мучается. Но на душе так неприятно. Надеюсь, это пройдет. И мы будем жить очень хорошо вдвоем…»

Слова закончились. То, что она чувствовала, было трудно выразить на бумаге. Маша хотела написать больше, но не смогла. Если бы можно было носить тетрадь с собой и писать каждый раз, как только приходит мысль, она бы уже закончилась. В школе её непременно заметят и отберут, а потом прочитают вслух на обозрение всего класса, что для нее подобно смерти.

Она закрыла дневник и поцеловала его. Она всегда так делала, когда заканчивала писать. Так она благодарила за то, что он хранит ее тайны.

Услышав, как хлопнула калитка, Маша быстро засунула остаток бутерброда в рот и принялась жевать.

– Я дома! – крикнула Ирина.

– Угу! – с набитым ртом отозвалась Маша.

– Ты в порядке? – Ирина заглянула в комнату.

– В полном, – чуть не поперхнувшись, ответила она.

– Мне сегодня звонил нотариус. Насчет наследства. Я так расстроилась, не знаю, что делать.

– А что случилось? – Маша насторожилась.

– У Олега оказались приличные долги. А из имущества – только половина нашего дома. Я знала, что у него есть кредит, но их оказалось пять!

– Ты должна их выплачивать? Это же несправедливо!

– Либо дом вместе с долгами, либо ничего, – Ирина тяжело вздохнула. – Сумма более чем приличная. Не знаю, как буду расплачиваться.

– А конкурс? – Машу вдруг осенило. – Там же будет денежное вознаграждение?

– Во-первых, первое место скорее всего займет Светлана Николаевна, у нее больше очков за предыдущие этапы, а во-вторых, эта сумма не покроет и пятой части тех долгов, которых набрал твой отец, так что это последнее, на что я буду рассчитывать.

– Сразу видно, что ты преподаешь географию, а не математику. – Маша театрально закатила глаза. – Приз сто тысяч, а они на дороге не валяются. Тебе ли не знать? С твоей-то зарплатой…

– Ладно, – Ирина улыбнулась. – буду молиться о своей победе.

– А я буду действовать, – сказала она, как только за матерью закрылась дверь.

Глава 4

Маша накинула тонкую куртку, вставила ремень в спадающие джинсы и переплела растрепавшуюся за долгий школьный день косу. Они с Витей договорились немного прогуляться, благо погода позволяла. После долгой холодной зимы, вечера которой они обычно коротали дома, очень хотелось больше времени проводить на улице.

Уроки закончились раньше обычного – два последних отменились из-за отсутствия нужного учителя, поэтому настроение было как раз подходящее.

Она закрыла входную дверь, спустилась с крыльца и присела, чтобы потуже завязать шнурки на кроссовках. Наконец-то теплые громоздкие ботинки можно убрать подальше в шкаф.

Выйдя за пределы двора, Маша прикрыла глаза ладонью от яркого солнца и присмотрелась. Судя по времени, ее друг вот-вот должен появиться. Ее ожидания оправдались, потому что Витя как раз шел по улице, держа что-то непонятное в руках.

Маше стало любопытно, но солнце и расстояние не могли удовлетворить ее нарастающий интерес. Поэтому она решительно зашагала ему на встречу. Чем ближе она подходила, тем быстрее округлялись ее глаза.

Предмет в Витиных руках активно шевелился. Меленький рыжий щенок вырывался и извивался, пытаясь укусить его за подбородок.

Увидев Машу, бегущую в его сторону, Витя улыбнулся, остановился и спустил щенка с рук.

– Он такой хорошенький! – Маша завизжала и встала коленями на землю. – Где ты его взял?

Витя довольно ухмыльнулся.

– Красивый, правда? – он расправил плечи, словно только что совершил подвиг. – Ты можешь забрать его себе.

– Правда? – Маша трепала щенка по лохматой головке. – Он же породистый?

– Это спаниель, – Витя сложил руки на груди. – немного бракованный, но по нему вообще не видно, да?

– Откуда ты его притащил? – щенок прыгал перед ней, напрашиваясь на руки.

– От него отказалась мамаша, вот одна из сотрудниц клиники его и выхаживала. Сейчас ему подыскивают семью. Считай, что уже нашли! Ты же хочешь его забрать?

– Очень! – Маша зажмурилась от радости. – А мама? – она посмотрела на Витю.

– Твоя мама будет рада, что у тебя появится питомец, – заверил Витя, почесывая затылок. – Я помогу ее уговорить.

– Мой щенок! Я не верю! Такой смешной! Назову его Рик. Как думаешь, ему подойдет?

– Простовато, но сойдет. Для первой собаки самое то.

Щенок отбежал от новой хозяйки и принялся грызть ботинок Вити. Тот попытался скинуть его со своей ноги.

– Настырный какой, – Витя наклонился и взял его на руки. – Я сам сегодня сделал ему прививку. Отец разрешил, – Витя почему-то покраснел, говоря об этом.

– Готовишься пойти по стопам отца? – Маша забрала у него малыша, который принялся хватать ее за свисающую косу.

– Нет, я ветеринаром не стану, я тебе это уже говорил. У меня более серьезные планы на эту жизнь. Попробовал из чистого любопытства.

Витя всегда хотел иметь дело с расследованиями и криминальным миром. В школе свои пристрастия он тщательно скрывал – переживал, что глупые одноклассники высмеют. Но перед Машей открыться не побоялся. Такой талант он открыл в себе лет пять назад. Если смотрел фильм или передачу, всегда старался отгадать злодея и просчитать ход его мыслей наперед. У самой Маши в этом вопросе никогда ничего не получалось. Но когда он промахивался в предположениях, то начинал винить сценаристов или режиссеров, критикуя неверно выбранную линию сюжета.