Buch lesen: "Неделя, чтобы влюбиться"

© Катя Саммер, 2024

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2025

1

Она пахнет как попкорн и сладкая вата. Запах из детства, который обещал мелкому пацану аттракционы и радость. И пусть мы сейчас не в парке Революции, а на танцполе ночного клуба, где жарко и потно, но выброс эндорфинов и прочих гормонов счастья я получаю не меньший.

Девчонка жмется ближе, вертит подтянутой задницей у моего паха. В джинсах становится теснее, чем во всем клубе, где и так яблоку негде упасть. Крепче сжимаю пальцы на ее талии. Такой тонкой, что они почти замыкаются в кольцо. Тонкие талии и запястья – моя слабость.

Выдыхаю через крепко стиснутые зубы, веду ладонями выше по обнаженной коже. На малышке короткая рваная футболка. Черная, как я и люблю. Она в целом выглядит как одна большая фантазия, наверное, поэтому и повелся.

Откидываю ее темные, чуть влажные волосы в сторону. Мы почти не двигаемся, хорошо, что всем на нас здесь плевать. Она кладет руку мне на шею, я веду носом вдоль ее плеча. Ныряю языком во впадинку на ключице и невольно толкаюсь бедрами вперед, когда скорее чувствую вибрации, чем слышу стон. С ума сойти. Это слишком горячо.

Уже не так сильно ненавижу этот город, в который вынужден был вернуться на свадьбу друга, чтобы сыграть роль его свидетеля. Город, в котором всегда был для всех неудачником и откуда сбежал, едва мне исполнилось восемнадцать. От отчима, который не переставал повторять, какой я тупица, что остался в школе на второй год, и слабак, потому что не могу дать ему сдачи. От матери, которая никогда меня не защищала и заменила этим ублюдком отца после аварии. От всех, кто был так неравнодушен, чтобы напомнить мне, какое я дно. Сначала в армию, потом туда, где всем плевать, – в столицу, город возможностей. Чтобы подняться. Пусть это оказалось и сложнее, чем я мог себе представить даже в самых смелых фантазиях.

Давно забыл об этом липком ощущении стыда за то, что не соответствовал, за то, что разочаровал, а пропащий город напомнил. С самого трапа самолета в здешнем аэропорту прошлое преследует меня, давит, душит влажным речным воздухом. Может, поэтому я и попросил таксиста остановить по дороге в гостиницу у яркой вывески, вокруг которой толпились девочки. Не хотел оставаться один, не сегодня. Сегодня надо пережить, а завтра все будет проще. Нормально, как всегда. И как хорошо, что у меня нашлись помощники в прожигании жизни.

Девчонка оборачивается через плечо, сверкает шальным взглядом.

– Как, говоришь, тебя зовут? – кричу ей на ухо, потому что басы оглушают.

– Я и не говорила, – доносится в ответ.

После чего я смеюсь, выдыхая, а она улыбается мне смело. Так же, как и смотрела на меня с другого конца бара минут двадцать подряд. В упор. Пока не подошел угостить ее, а она не вытащила меня на танцпол, куда я обычно и не совался.

Понравилась мне своей прямотой. Не из тех глянцевых кукол, что прилипли, как мухи, фальшиво улыбаясь, стоило приземлиться на барный стул. Мне хватило двух минут понять, что я не настолько голодный и пьяный, чтобы повестись. А с этой конфетой я почти трезвый тан-цу-ю. Узнал бы Макс, тот самый друг, что решил расстаться с холостой жизнью, – засмеял бы.

Веду ладонями по хрупким плечам, оставляя на них дорожки мурашек. Она мягкая. Девчонка. И при всей заявленной дерзости очень явно смущается от моего взгляда, который скачет с глаз на губы и обратно. Пытается вдруг от меня отвернуться, но я ловлю двумя пальцами подбородок, удерживаю. Затем накрываю ее губы своими – и сразу с места в карьер. Прохожусь по ним языком, кусаю, а только приоткрывает рот, чтобы ответить, – я отступаю.

– Ты вкусная. – Это звучит негромко, между нами, но она читает по губам, улыбается. – Смородина?

– Ежевичный тоник.

– Курить хочу, – сжав тонкую шею и не позволяя ей отвернуться, говорю прямо на ухо. – Выйдешь со мной? Не хочу оставлять тебя без присмотра.

Она бросает беглый взгляд в сторону подруг, которые литрами заглатывают коктейли, не обращая на нее никакого внимания.

– Не думаю, что это хорошая идея, – прикусив пухлую губу, говорит мне.

Строит из себя гордую и неприступную? Зачем, если векторы наших желаний явно совпадают?

– Боишься, я такой дикарь, что наброшусь на тебя, как только мы выйдем во двор? – Наклоняюсь ниже, а ее губы распахиваются, и она судорожно втягивает больше воздуха. – Или ты этого ждешь?

– Иди ты…

Утыкаюсь носом в ее шею, чтобы снова вдохнуть сладковатый запах. Слегка кусаю, чтобы усмирила пыл. Ее тело отзывается, поэтому я не жду, что еще скажет, просто увожу ее. Крепко сжимаю руку, переплетая пальцы, и это действие почему-то кажется намного интимнее, чем мой язык у нее во рту. Может, потому что я не помню, когда в последний раз держался с кем-то за руки?

Постоянной девушки с тем количеством работы, которое тащу на себе, у меня давно нет. Катя, последняя из могикан, сбежала после четырех месяцев, и было это… наверное, года три назад. Тогда франшиза, которую я выкупил, только начинала набирать обороты, и нужно было пахать вдвое больше, чтобы выбиться из ряда однотипных автосервисов-однодневок. А с теми, с кем я обычно сплю, чтобы расслабиться, за руки держаться не привык.

Сейчас, кстати, работы меньше не стало. Хотя и на рекламу деньги зарабатывать, разгружая вагоны, уже не приходится. И команду механиков я собрал такую, на которую можно положиться, чтобы хоть иногда устроить себе выходные, тупо проспав сутки в отключке на мягком матрасе, а не на пропахшем машинным маслом диване. Просто я не могу не работать. Не могу позволить себе остановиться. Достигаю одной цели, и не просто хочется большего – это жизненно необходимо. И вот вроде бы купил квартиру, пусть и за Третьим кольцом, езжу на нормальной тачке, в горы иногда погонять на борде мотаюсь, а все не перестаю искать предел – сколько еще, где достать больше, ну ведь могу лучше! Да? Нет?

Этот город и правда действует на меня плохо, если я думаю о детских комплексах со стояком в штанах. А причина его, выйдя за мной на задний двор, прислоняется плечом к стене, смотрит на меня снизу вверх. Я же еще раз ощупываю ее взглядом – здесь при свете фонаря это делать куда приятнее. На ней белые кеды и черные штаны в обтяжку. Замираю, глядя на сережку в пупке, и прикуриваю сигарету.

Девчонка тянется, я уворачиваюсь. Сделать это легко: она едва достает мне до плеча.

– Ты сегодня не куришь.

– Это почему? – скрещивает руки на груди, поднимает с вызовом бровь.

– Слишком вкусная.

– А мне, значит, предлагаешь целоваться с пепельницей?

Усмехаюсь, делаю еще затяжку, смотрю на ее губы. Не могу не смотреть.

– Целоваться со мной собралась?

Она на мои слова не реагирует. Держится молодцом, но явно же младше. Не доросла еще со мной тягаться. Мне двадцать пять, но я будто три жизни прожил, поэтому знаю, о чем говорю.

Выдыхаю в сторону дым, чтобы не на нее, а затем протягиваю руку. Заправляю ей прядь волос за ухо, наклоняюсь ближе:

– Хочу тебя. – Цепляю зубами мочку, тяну чуть, слышу тяжелый выдох. – Поедешь со мной? Зацелую и оближу – это я обещаю.

Дрожит, часто дышит. Небольно кусаю снова. Место за ухом и шею ниже. Откровенно сожрать ее хочу, но даю девчонке время решить.

– Ты не знаешь, как меня зовут, – шепчет она, а я сдавленно смеюсь в ответ.

– Если не захочешь говорить, я переживу. Поехали, а? Устал плясать, не мое это.

Молчит. Секунду, две, три. А потом я слышу…

– Я… думаю…

И только с пухлых губ срывается неуверенное «да», я мысленно закидываю девчонку на плечо и утаскиваю в гостиничный номер. Именно как тот самый дикарь, который действует на инстинктах – только бы обуздать внезапно проснувшийся зверский голод. На деле же происходит… Черт, что происходит? Хлопки, крики, в окнах клуба зажигается свет. А потом кто-то где-то вдалеке командует, чтобы все легли на пол и оставались на местах. М-м-м, да. Парни из маски-шоу умеют обламывать кайф.

Девчонка дергается, когда понимает: что-то не так. Взгляд мечется. Шаг вперед, шаг назад.

– Тише ты. – Ловлю ее запястье, сжимаю. – Все будет хорошо. Давай сядем здесь у стены, чтобы у нас не было проблем.

Тяну девчонку к себе, она врезается ладонями в мой живот. Не специально, но ощупывает меня шаловливыми пальчиками, посылая вибрации в пах. Я прохожусь рукой вдоль ее позвоночника в успокаивающем жесте, хотя тушить тут скоро придется как раз меня.

Черт, нужно думать о том, что за дверью по клубу люди в черном бродят. В Москве такие рейды – нередкое явление, никого ими не удивишь. Мне было девятнадцать, когда первый раз меня в прямом смысле ткнули в грязь лицом за лишний гонор и оставили на ребрах отметины. Еще и в участке пришлось просидеть до утра – больше я таких дурацких ошибок не совершаю.

Чуть встряхиваю плечами, потому что нужна ясная голова. Счет идет на секунды. Собираюсь упасть на асфальт и усадить девчонку к себе на колени, так она вырывается. Отталкивается от моей груди, бросается к забору, а я оглядываюсь, ожидая, что в любой момент могут заявиться гости и сделать ей больно. А если ей сделают больно, я влезу в неприятности и все закончится… плохо.

– Эй-эй, что за паника на борту? – В два броска допрыгнув до нее, останавливаю, чтобы посмотрела на меня. Пытаюсь разглядеть зрачки. – Ты под чем-то?

– Нет! – Возмущение в ее звонком голосе слишком честное. – Я никогда…

– Тогда что? На дилера ты тоже не похожа.

Усмехаюсь собственной шутке, когда эта коза обрушивает мне на голову самый настоящий словесный кирпич.

– Мне нет восемнадцати.

– Чего? – Я даже матерные слова забываю от удивления, за что получаю смачный удар под дых.

В темпе строю логические цепочки, игнорируя желание прибить малую, которое растет с запредельной скоростью. Твою ж мать! Парни в масках точно будут проводить досмотр и проверять документы. Неизвестно еще, что она им наплетет. Если меня притянут, будут большие проблемы.

– Ты что творишь? – выплевываю шипение сквозь зубы, злое и несдержанное.

Она вжимает голову в плечи.

Я бегло осматриваю ее сверху вниз – ну ни капли же на малолетку не похожа! Двадцать… двадцать один, может, но не меньше! На каких таких дрожжах их сейчас растят? А если бы я все-таки увез ее и…

– Да мне будет! – возмущается, перебивая поток мыслей, выпячивает несовершеннолетнюю грудь вперед. – Завтра. Завтра мне будет восемнадцать.

– А как ты прошла сюда вообще?

Меня гориллы на входе заставили карманы вывернуть, документы минут пять рассматривали, а девчонкам, видимо, стоит улыбнуться – и все! Давай заходи любая, подведи нормального пацана под уголовщину.

– По ксерокопии паспорта.

– Фальшивой, видимо?

– Я всего лишь исправила одну цифру.

Накрываю пятерней лицо, тру веки. Отвык от этих приключений и не надо было начинать. Уже бы видел десятый сон на мягкой перине в гостинице. Нет же, потянуло… В столичных клубах в целом с этим строже, конечно.

– Мне надо… – Она проверяет телефон, а затем испуганно оборачивается в сторону металлической двери. Неизвестно, что там происходит за ней, окна занавешены.

А я, понимая, что пахнет жареным, больше не жду.

– Давай сюда. – Оглядев забор, приседаю на колено так, чтобы у малой была опора для прыжка и она могла сбежать. – Не тормози, а?

Дважды повторять не приходится. В один миг она с бешеными глазами настигает меня, упирается ступней в ладони, раскачивается, вцепившись в мои плечи. И… выжали! Подбрасываю ее вверх. Циркач, блин. Но она легкая, легче штанги в спортзале. Или адреналин, не знаю. Да и плевать. Главное результат: я помогаю ей дотянуться до верхнего края ограды, и она грациозно перемахивает через забор, повисая на нем. После уже прыгает, сгруппировавшись.

– А ты? – смотрит на меня через прутья.

– Вали давай, малая.

Хочу добавить, чтобы Золушка была аккуратнее и не теряла туфельку, потому что я не буду ее искать, но за спиной распахивается дверь и с громким стуком врезается в стену. Слышу стремительно настигающие меня шаги и молча провожаю силуэт девчонки вдаль. Лишь бы домой пошла, а не… Хотя какая мне разница, что с ней будет.

– Эй, ребят, я сам-сам! – болтаю, чувствуя, как мне заламывают руки. Пытаюсь развлечь народ, но никому смешным мой стендап не кажется. Меня все же валят на землю, как в старые добрые времена, и я врезаюсь лицом в неровный асфальт.

2

Отпустили меня только с рассветом. Заигрались ребята в богов. Никуда не спешили, прикалывались. Проверяли документы у каждого, проводили личный досмотр, фонариком в глаза светили. Будто самим не надо по домам. Хорошо, что в участок не повезли. Я их достал вопросами о рамках административного производства для исчисления сроков задержания – выучил пару-тройку умных фраз в столице. Послали они меня далеко и надолго. Так я и оказался в шесть утра на пустой дороге с разбитым телефоном и вывернутыми карманами: на мобилу приземлился, когда меня помяли, а карту где-то потерял. Ну хотя бы паспорт за пояс по привычке спрятал.

Сенсор не слушается и уже какое-то время не дает мне пролистать контакты или набрать номер такси, чтобы сделать заказ по телефону. За это время мимо проезжает только одна тачка, которая игнорирует мое существование. Еще бы, с такой рожей – я хотя и умылся, но разбитая бровь заметна издалека. Минут через десять, правда, удается набрать последний входящий вызов. Им оказывается мой друг Макс – он звонил мне, когда я прилетел, а я отказался остановиться у него, хотя тот настойчиво звал.

– Привет, брат, срочное? Сплю, – слышится приглушенный бас из динамика.

– Не беспокоил бы, если бы не прижало, но… могу я воспользоваться твоим предложением, если в гости зовешь? Надолго не задержусь. Хочу в душ и хотя бы пару часов поспать.

– Что, бурная ночь?

В ту же секунду в мыслях возникает образ девчонки с широко распахнутыми глазами. А я тру виски и лоб, напоминая, чтобы шла прочь из моей головы. Хотя бы до завтра.

– Можно и так сказать.

– Без проблем, приезжай.

– Да… – ненавижу просить об одолжениях, потому что после чувствую себя по гроб жизни обязанным, хотя Макс, знаю, ничего взамен не попросит. – Еще… вызовешь мне такси? Телефон разбил. Как магазины откроют, сразу новый куплю и скину, что должен буду.

– Ага, придурок, адрес скажи.

– Напротив клуба Wham-bam, – произношу с дурацким акцентом, над которым Макс ржет. Но что всегда мне нравилось, он не задает лишних вопросов.

Так через полчаса я и оказываюсь за городом у большого двухэтажного дома, в цветущем саду перед которым не хватает разве что павлинов.

– Я думал, к тебе еду в центр. Когда водила свернул на выезд из города, напрягся, – говорю другу, уже переступая порог.

Макс смеется, потирая сонную рожу с отпечатком подушки на щеке. Подтягивает растянутые треники, ведет меня в дом. Я про себя отмечаю, что подзаплыл он жиром с этой семейной жизнью и наследным строительным бизнесом, где, видимо, напрягаться особенно не приходится. Мы с ним не очень похожи: я дитя улиц, а он с детства неженка, но парень отличный. На голову ниже, смазливее меня, интеллигент, чтоб его. Ну и я, наоборот, вес набираю с трудом даже с тренировками, потому что не успеваю или забываю нормально есть.

– Испугался? Да к Вике приехала мама с сестрами. – Это он свою будущую жену имеет в виду. – Если бы я там с ними остался еще хотя бы на час, свадьбу пришлось бы отменить.

– Я здесь не помешаю? – уточняю на всякий случай.

– Нет. Родители из отпуска возвращаются только в середине недели, мы с Евкой тут одни. Кофе будешь?

А Евка – это вроде бы сестра его младшая, помню ее совсем ребенком. Кажется, она под стол пешком ходила, когда у нас уже выпускной был.

– Не, хочу попробовать отключиться хотя бы ненадолго. В клубе, куда заехал, облава была.

– Да ла-а-адно? То-то рожа у тебя помятая. А я думал, ты цыпу какую-нибудь подцепил, и она из тебя все соки выжала.

Он ржет как конь. Помнит, как раньше мы тусили с ним. Марафоны устраивали – и запойные, и развратные. Улыбаюсь в ответ, разбитую бровь сильно щиплет.

– Была одна, – честно говорю, хотя эта девчонка меня и бесит невыносимо, – хорошая прям. Но парни из ОМОНа помешали немного.

Макс вздыхает, как наседка, тут же предлагает меня закормить до ожирения, но я прошу лишь показать, где ванная комната, и дать полотенце. Я приехал налегке – только телефон и паспорт. Шмотки все равно пришлось бы покупать, решил не брать с собой. А костюм, которого у меня нет, Макс предложил взять напрокат.

Душ, кстати, заметно поправляет мое состояние. Особенно контрастный. Отогреваюсь после ледяного напора, растираю кожу. И кажется, что готов к новым подвигам, но это обманчивое ощущение – через двадцать минут пройдет, и стану зомби. Надеваю шорты, которые одолжил Макс, футболку беру с собой. Вытираю короткие волосы, которые и без полотенца почти высохли, – никогда бы ежик не променял на шевелюру, которую нынче Макс отращивает на свадьбу. Подкаблучник. Уверен, он начесывает их по полчаса каждый день. А я это драгоценное время могу посвятить делам в автосервисе: каждая минута стоит денег, на которые буду жить не только я, но и моя команда.

Еще раз контрольно прохожусь полотенцем по макушке, пока иду обратно на кухню, и…

– Ой! – взвизгивает кто-то, кого я не ожидал встретить на своем пути. В этом доме. Да вообще больше никогда в своей жизни. Потому что это… малая?! Она, но другая. По горло и пятки упакованная в пижаму, с кривым пучком на голове, не накрашенная и… правда маленькая. Стоит с распахнутым буквой О ртом, следит за тем, как капли воды стекают по моей груди и…

– Ев, ты? На кухню иди, у нас гости! – доносится радостный голос Макса.

Пам-пам-пам-па-а-ам!

– Ева, значит? – ухмыляюсь, наблюдая за торчащими сосками, которые проступают через ткань футболки.

Черт, думаю не о том. Девчонка смотрит на меня так, будто увидела призрака. Мозг напрягается, давит лоб. Логическая цепочка «конфета – Евка – младшая сестра Макса, которую я чуть не…» приводит к сбою системы, и я злюсь, увидев понимание в ее глазах. А еще потому, что рассказывал об этой «цыпе» ее же брату.

– Значит, ты меня узнала, когда мы слюнными жидкостями обменивались? О чем ты думала вообще? Эй, я с тобой говорю! – встряхиваю ее за плечи, а она смотрит так злобно, что меня должно бы вынести из дома волной ее негодования.

Но мы не в кино, здесь нет спецэффектов – просто жизнь. Поэтому я по-прежнему нависаю над ней, требуя ответа, словно он что-то изменит.

– Узнала, и что-о-о? – выплевывает мне в лицо, и ее губы так широко распахиваются на протяжном «о», что я против воли вспоминаю ее ежевичный вкус. – Это ты подошел ко мне! И это ты сунул язык мне в рот! Так что иди-ка ты…

Куда – она не заканчивает, а то отшлепал бы прямо посреди коридора. Но ей везет, потому что нас прерывает Макс, который выходит из кухни, почесывая заросший подбородок.

– Смотрю, вы уже нашли общий язык? – Лучше бы Максу не знать, насколько он прав в своих высказываниях. – Это Денис Козлов, помнишь его? Мы с ним вместе учились. Он у нас пробудет некоторое время. Завтракать, кстати, будешь? Я твои сырники любимые могу приготовить.

Сестра Макса по имени Ева отвечает, не глядя на него, прямо мне в глаза.

– Нет, Дениса я не помню. От завтрака, пожалуй, откажусь. А вам приятного аппетита! – и уже развернувшись на пятках, шепчет тише, чтобы услышал только я: – Смотри не подавись.

Я быстро перевожу взгляд на друга, лишь бы не пялиться на нее. Задираю брови выше, будто впечатлен:

– Странная она.

Интересно, что все это значит.

– Забей, ты ни при чем.

Он зовет за собой на кухню, а там меня уже ждут ароматный чай и шикарный бутер с расплавленным сыром.

Спать хочется адски, но пустой желудок отзывается при виде еды болезненным урчанием. Что ж, теперь если не поем, точно не усну, так что я бросаю вещи на спинку стула и сажусь, не дожидаясь особого приглашения.

– Она злится на меня, что не пустил ее на очередную вечеринку. – Макс потягивает кофе, запах которого разливается по кухне, перебивая другие ароматы. – В разнос девка пошла. А мне только отгоняй мужиков, что норовят на нее залезть.

Я давлюсь куском хлеба, который только отправил в рот, но изображаю, что просто обжегся и слова друга здесь совсем ни при чем.

– Так много желающих?

– Да ужас, Дэн. Я уже среди своих кипеж навел. Чуть не подрался с Аликом, помнишь его? У его отца автозаправки, нашего возраста мужик, куда он лезет? Будто девчонок не хватает.

Черт, черт, черт.

– Она милая у тебя, – произношу, пожимая плечами, безразлично, но Макс все равно бычится на меня. – Тише ты, бро. На роковую мадам не похожа – я это имел в виду.

Сам же вспоминаю, как она терлась об меня. Слова Макса накладываются сверху, я представляю каких-то «других», о которых он говорил, и… крошу ни в чем не повинный бутерброд.

– Она столько лет проучилась в Питере в балетной академии, жизни не знала. Сейчас у нее отпуск перед началом работы в театре, и она будто пытается за все годы наверстать… а мне расхлебывай. Если я никому ничего не откручу этим летом, будет замечательно.

Тяжело сглатываю вставшую поперек горла ветчину и быстрее запиваю чаем. Ага, и на самом деле обжигаюсь все-таки! Ненавижу стягивающее грудную клетку липкое ощущение стыда. Даже уши горят – и как Макс не заметил ничего? Он мне и поесть, и поспать… Да он всегда помогал мне по жизни, а я и честным до конца не могу с ним быть. Это может сломать что-то между нами, а я не хочу.

Макс – мой друг, всегда им был. Всегда, как мог, прикрывал в те времена, когда я нещадно прогуливал школу, чтобы подрабатывать везде, где брали. Чтобы накопить денег на погулять или мобилу, пусть и подержанную, потому что дома не светило и такой. Вместе со мной ходил бить окна на склад, где я неделю разгружал грузовики, полные строительных смесей, а взамен не получил ничего, потому что меня кинули. Он был примерным мальчиком из хорошей семьи, я плохо на него влиял, но это не мешало его родителям кормить меня и давать ночлег в особенно тяжелые дни, когда заявлялся к ним с синяками и вывихами.

Наверное, я в какой-то степени был даже счастлив, что в свое время не сдал контрольные и пропустил все возможные пересдачи. Потому что, оставшись на второй год в восьмом классе, познакомился с Максом. Нас посадили за одну парту, и с тех пор мы всегда были вдвоем – я больше не ощущал, что один в поле воин. И пусть дороги наши разошлись, пусть раскидало по разным местам, но… у нас и по сей день все было отлично. Мы могли не видеться год, а потом общались до утра, будто расстались только вчера. Между нами не было ни километровой, ни временнóй пропасти до этого момента. Теперь ложь встала комом в горле, и эту ложь звали Евой.

– Я на пробежку пойду, раз проснулся уже, – произносит Макс, убрав в посудомойку чашку. – Вика трындит, что в костюм свадебный не влезу.

– Ну, в этом Вика права, – тихо смеюсь я.

– Ой, отвали! Иди отдыхай, короче. Не буду тебя трогать, пока не очнешься.

– Ага, давай.

Я допиваю чай в тишине, которую нарушает лишь приглушенная музыка из колонки – не сразу обратил на нее внимание. Дожидаюсь хлопка входной двери. А затем, глянув в окно и убедившись, что Макс припустил трусцой в наушниках по округе, иду на поиски одной вредной малолетки.

Раз, два, три, четыре, пять… Кто не спрятался, я не виноват.