– …вы не правы, миледи. Да, помимо единой для большинства стран веры в Сантарру у нас имеются свои обычаи и традиции. В основном они связаны с местами, где мы живём: к примеру, ни один караван не двинется через пустыню, не попросив разрешения у духов песков. Однако официальная религия у нас с вами одна.
– Но вера в стихийных духов так устарела, – жеманно тянет Глиенна, пригубив бокал. – Нечто совсем первобытное, уж простите. И никак не вяжется между собой: человек или верит в то, что мир сотворила белая богиня, или в стихийное ничто, но не во всё разом.
– Чтобы понять образ жизни в Манчтурии, там нужно жить, – тактично закрывает тему Анвар, хотя я улавливаю в его тоне железные ноты.
– Вот Виола и поживёт, а потом расскажет всем нам, как оно, – не то хихикает, не то хрюкает Таиса.
– Что ты, милая. Наша кронпринцесса слишком высоко задрала нос, чтобы хотя бы соизволить ответить на предложение графа, где уж ей знать о традиционных визитах вежливости, – издевательски бросает Глиенна, разжигая новый приступ отвращения к этому сборищу гадюк. Отчаянно пытаясь сохранить спокойствие, выражаю сквозь их смешки осторожный протест:
– К вашему сведению, я…
– Её мать – простолюдинка. Тяжело же придётся рыбачке в пустыне, – бестолково-пространственными рассуждениями перебивает Иви, подхватывая волну издевательств от матери и сестры.
– Так вот, почему о манерах аристократов она ничего не ведает!
Злость клокочет под рёбрами вместе со стыдом за их поведение, беглый взгляд на отца не сулит никакой поддержки – он спокойно осушает бокал за бокалом, давно привыкнув к подобным перепалкам, как к фоновому шуму. Если бы не присутствие Анвара, я бы уже отвечала им той же монетой и выражениями, которые не вписывают в летописи, но как любит повторять Эдсель: поросячьим визгом свиней не заткнёшь.
– Может, найдём иную тему в присутствии гостя? – перекрываю я неприличный смех как можно более твёрдым тоном. Боковым зрением замечаю, как граф, с любопытством склонив голову набок, потягивает вино и наблюдает за зверинцем. Не вмешиваясь в женские склоки, как и положено мужчине.
Чувствую, что краснею – редко меня можно настолько вывести из себя, и обычно подобные подколки не действуют так остро. Но перед Анваром совсем не хочется показывать слабости, он и так знает больше допустимого. Ноги леденеют, кровь мигом приливает к лицу, оставляя комок льда в животе. Осторожный вдох… запах мяса и сливок. Гадость, гадость, гадость.
– Что ты, Виола, тема твоего происхождения такая животрепещущая, что никогда себя не исчерпает, а графу полезно знать подробности, – сладко улыбается Глиенна. Мне отчаянно хочется прямо сейчас впечатать ее острый нос в ближайшее блюдо, чтобы заткнуть этот поганый рот, а заодно метнуть в серый глаз столовый нож и всадить вилку в её руку.
– Вы опоздали, подробности я сама рассказала ему ещё вчера. О том, что мою мать предлагали причислить к святым, – делаю невероятное усилие, чтобы выдавить из себя крупицу слов. Холод и злость берут тело под контроль, а в мыслях пульсирует пожелание подавиться: ах, как жаль, что я не маг, и не могу приказать горлу Глиенны сжаться!
К моему удивлению, её ядовитый смех и впрямь заканчивается неловким покашливанием в салфетку. Подавилась кхорровой тарталеткой или Сантарра услышала мои мольбы? Один короткий взгляд на Анвара, невозмутимо вкушающего рыбу, тут же всё проясняет. Не богиня. Кажется, теперь у меня иной покровитель… Вот только бойца, павшего с застрявшим поперёк глотки куском, сменяет Таиса, с готовностью наклоняясь вперёд и шипя:
– Виола, все прекрасно знают, что твоя мать была не святой, а настоящей еретичкой, а жрецы теперь отмывают её грязный ведьмовской зад во имя короны… Чтобы тебя не заперли в склепе рядом с ней живьём!
– Замолкни!
Всё происходит слишком быстро. Серебряный нож одним ударом врезается в дубовую столешницу, лезвие сгибается от вспыхнувшей во мне ярости. Она осиным жалом пульсирует в висках, бросает тело то в лёд, то в огонь. Вскочив, окидываю всю левую половину стола ненавидящим взглядом, и тут наконец-то подаёт зычный голос отец, утирая жир с подбородка:
– Виола, что это за выходки?! Ты кронпринцесса, в конце концов, умей же…
– Да. Я кронпринцесса. И с моей стороны ужасно неприлично было заставлять графа ждать ответ, – слова рвутся быстрей мыслей, да их практически и нет: только дикое, жгучее желание прекратить фарс и наконец-то стать хозяйкой своей жизни. Спина несгибаемо ровная. Гордо поднимаю голову, смотря прямиком в малахитовые глаза отца. Это ответ не Анвару. А ему. Прекрасно понимаю смысл каждого звука, который вылетает из моего рта: это объявление войны, пусть сейчас меня поймёт лишь один человек в этом зале. – Я согласна стать женой графа Эгертона.
Глиенна снова заходится кашлем, пряча лицо в салфетке. Тупица Иви оглушительно хлопает в ладоши, а из открытого рта Фрицеллы выкатывается недоеденная клубника. Раздражённо откидывается на стуле Таиса, зато отец широко улыбается:
– Слава Сантарре! Моя дорогая, как же ты сейчас порадовала своего старика! Превосходно, мы немедля начнём готовиться к торжеству. Эх, жаль, герцог вряд ли сможет присутствовать…
И только Анвар никоим образом не показывает потрясения – будто всё и так было предрешено заранее. В прозрачных глазах крутится водоворот торжествующих искр, яркие завораживающие точки у чёрного зрачка. Он поднимает бокал, салютуя мне, и с лёгкой невозмутимой улыбкой кивает:
– Знал, что вы примете верное решение, Ваше Высочество. Рад ему так же, как и вся Манчтурия.
– Это мой долг. Я и его исполню, – рвано отчеканиваю каждое слово и устало прошу у подливающего себе вина отца: – Разрешите удалиться? Я закончила ужин.
– Да-да, конечно, милая. Ты умница, дочь моя: я в тебе и не сомневался. Отдыхай, а завтра обсудим с тобой все детали церемонии.
Тяжёлой поступью покидаю столовую. Кажется, что внутри ничего не осталось, одно пепелище чувств, среди которых реет воткнутое знамя начала большого сражения. Начала конца короля Казера, прозванного в народе Воскрешённым. Пока не станет свергнутым рукой собственной дочери.
***
Запираю за собой дверь спальни на стальной засов, прислоняюсь спиной и откидываю на неё гудящую голову. Что я натворила? Как ребёнок, поддалась мимолётной вспышке, позволила годами крепнущей злости разрушить так долго отстраиваемые барьеры. Теперь поздно забирать слова назад: согласие дано в присутствии не только всех представителей династии, но и Анвара, и кучки слуг, стоявших по периметру обеденной. А уж громкие восторги пьяного короля наверняка слышит весь замок. Нет, королева, которая может передумать несколько раз за день, точно не найдёт уважения у народа.
Этого стоило ожидать. Я всегда была чужой для собственной семьи, болезненным выродком, скомканной первой лепёшкой, которую вовремя не выбросили. В детстве у меня были мечты подружиться с сёстрами – но беда в том, что я росла в своей одинокой северной башне в окружении нянек, а дети Глиенны жили в южной части замка с родной матерью. И слушали с самого рождения её гнусные сказки, призывавшие извести неугодную наследницу любым путём.
В свою очередь, я тоже составила план, как не допустить передачи короны Таисе. Скрывала свой недуг даже от ближайших слуг, чтобы никто не смел предположить мою неспособность править. Тщательнейшим образом подбирала сёстрам потенциальных женихов из самых дальних уголков: вот только если глуповатую, но симпатичную Иви удалось спихнуть такому же придурковатому принцу Сотселии, то островитяне никак не желают взять тучную и вздорную Таису. А на очереди Фрицелла, Хельта, Зул… Половину жизни мне предстоит потратить на избавление от приплодов мачехи. Спасение самой себя. Анвар точно прав в одном: получив корону через десять-пятнадцать лет, я буду лишь пустой и бесполезной оболочкой, уставшей бороться.
Спустя ещё три глубоких вдоха и выпитый залпом на голодный желудок стакан воды я почти успокаиваю совесть. Не переодеваясь, без сил падаю на кровать и пытаюсь отрешиться от происходящего, заставить себя уснуть – жалкие потуги, слишком болит голова. Тихий треск поленьев в камине не приносит спокойствия, напротив, отзывается в груди оглушающе громко. Презираю себя за то, что поддалась слабости, и вместе с тем… был ли у меня выбор на самом деле? Или вся моя жизнь не более чем сотканная собственными руками иллюзия, где я притворяюсь чаще, чем дышу?
Если есть возможность срезать всю гниющую плоть разом, то нужно это делать, пока не поздно. С помощью Анвара добиться вотума недоверия от палаты преторов и вызвать отца на поединок. Одержать победу в честном бою и мирно сослать гадючье гнездо в леса западных герцогств. Уверена, так будет лучше всем. Пусть сейчас Анвар торжествует: это я использую его, чтобы получить корону. А что же касательно его планов по переделке Афлена… хм, в любом случае, все решения будет принимать королева, а не её супруг. Последнее слово за мной. И это понимание придаёт уверенности в своих силах.
Оставив надежду задремать, встаю и выхожу на балкон, по пути подхватив со спинки кровати накидку из барса. Велорию уже накрыли сумерки, вдоль аллеек королевского сада зажигаются фонари, а по тропинкам прогуливаются пары. Раздается тихий смех фрейлин из примыкающих к извилистым дорожкам беседок. Кутаюсь в мех, но не согреваюсь ни капли. И очень стыдно, что щёки такие влажные от нахлынувших слёз.
«Прости меня, отец», – крутится хороводом в голове, и я быстро смаргиваю солёные капли. Представляю полный боли взгляд, когда, как подобает по закону, встану и брошу к его ногам нож – и горло разрывает тонким всхлипом. Это предательство. Пусть отец давно ко всему безразличен и большую часть дня пьян, пусть отравлен до самого нутра сладкими речами Глиенны, он всё ещё единственный родной мне человек, которого я намерена публично унизить поражением от рук девчонки.
Он ведь и биться не станет. Знаю. Для видимости пару раз взмахнёт мечом и опустится на колени, но не причинит мне вреда. От этого понимания становится тошно и ещё более зябко. Противно от самой себя…
И тут тонкая, отдалённо знакомая мелодия будто пёрышком касается слуха: осторожная, переливчатая, напоминающая шёпот ветра или игру дождевых капель по стеклу. Вздрагиваю от внезапного узнавания. Фейнестрель. Ласковый звук окутывает в мягкий махровый плед, согревая куда лучше накидки на плечах. Резко втянув прохладный ночной воздух, пропитанный ароматом роз, подхожу ближе к перилам и смотрю вниз в поисках единственного, кто мог бы такое сыграть.
Долго и искать не приходится: на этаж ниже, по правую сторону от моих покоев, на балконе гостевой комнаты стоит Анвар и играет на своей не-флейте с изогнутым концом. Легко выдувает воздушные ноты, веки его расслабленно прикрыты, никакого напряжения на узких губах. В животе рождается приятный трепет, дарящий успокоение. То, в чём отчаянно нуждаюсь – поверить, что приняла правильное решение.
Облокотившись на перила, не замечаю, как накидка съезжает на пол. Да и плевать, потому что больше не холодно. Мягкие касания тёплых рук отчётливо ощущаются на талии: будто притягивают в объятия. Безумно редко вообще хоть кто-то меня обнимал, даже в детстве. Кто захочет лишний раз трогать ледышку? И от приятного чувства защищённости хочется зажмуриться в упоении, как приласканному зверьку.
Внимание вдруг перехватывает порхающая перед Анваром ночная белая бабочка. Неужели и на неё действует набирающая темп музыка, неужели и она может испытывать такое же волнение? Бабочка садится на самый край фейнестреля, расправляет крылья и будто впитывает в себя особенно долгую, низкую ноту, сжимающую сердце в комок.
Маг не может влиять на мой разум. Не может заставить или околдовать волю. Я сама сказала «да». Сама шагнула на этот хрупкий стеклянный мостик, который или закончит обе наши жизни в безвременье, или приведёт в лучший мир. Если при хождении по лезвию можно испытывать удовольствие… то, наверное, это то, в чём я не вправе себе отказать.
Словно услышав эти мысли, бабочка взмывает вверх, к моему балкону. Не дыша, слежу за ней, пока она медленно приближается к самому лицу, мельтеша крыльями в ритм со звонкой мелодией. Тяжело сглатываю, внезапно даже без лишнего взгляда сознавая, что Анвар пристально за мной наблюдает. Любопытно, тревожно, но так… волнующе-прекрасно.
«Понимаешь ли ты, что значит это согласие? Готов ли стать инструментом, слугой новой королевы, пожизненно вторым, когда мог бы быть первым в собственном герцогстве?» – знаю, что он не может слышать этих вопросов, и всё же не верю в его полное самоотречение.
Нет, это двойная игра, и кто тут марионетка, мы ещё разберёмся.
Бабочка подлетает так близко, что бьёт кончиком крыла по моей щеке. Щекотно. Глупо улыбаюсь, но главное – больше совсем не хочу давать волю слезам. Тепло и приятно. Поднимаю руку, подставляя указательный палец, и бабочка покорно на него садится.
«Спасибо за согласие, принцесса. Нежных снов», – проносится в ушах глубокий голос Анвара, как если бы он стоял у меня за спиной и шептал на ухо, по-южному растягивая «о». Нервно дёргаюсь и оборачиваюсь, а передавшая его послание бабочка взлетает и уносится в темнеющее небо.
Мелодия прерывается, и я позволяю себе взглянуть на самого исполнителя. Ком давит где-то в горле, а сглотнуть не выходит. Вцепляюсь в перила, получая от Анвара кривую полуулыбку в ответ и короткий наклон головы, после чего фейнестрель исчезает в кармане знакомого чёрного халата.
И чтобы он не заметил моего участившегося дыхания, спешно удаляюсь в спальню. Приятное томление внизу живота не даёт толком думать, но, нарочито шумно захлопнув балконные двери, я всё же не забываю сунуть в ручки первый попавшийся медный подсвечник.
5. Обещание
Совершеннолетие может ничего не значить для простолюдина, но для человека с титулом это большой день. Пережив детство, умудрившись не скончаться от чахотки, холеры или сломанной шеи, наследник вступает в полные права. Это пышный праздник, на котором дарят любые подарки, какие пожелает счастливец; день исполнения каждой прихоти. Иви через пару лет наверняка затребует сундуки драгоценных безделиц – будто сейчас её комната не ломится от всякого добра. Таиса в прошлом году устроила сущий кошмар из бала с ряжеными, где мужчинам полагалось одеться в платья, а дамам – в военные кителя. Сдаётся, сестре просто кажется, что в таком виде она выглядит стройней.
Я в свои семнадцать попросила у отца лишь большой медный ключ, о котором и знать не должна. Помню, как он удивился, что я вообще осведомлена о крохотной потайной комнатушке, прилегающей к залу заседаний палаты преторов. Комнатушке с тончайшими стенами и слуховым окном, где монарх может тайно слушать всё происходящее, не выдавая присутствия. Ключ мне выдали – столь пыльный, что ясно: сам отец давно забыл о такой возможности.
Три года назад я своими руками отмыла крошащиеся от времени каменные полы, собрала паутину с желтоватых стен и даже притащила табурет. Ключ же теперь хранится в ящике моего стола и достаётся каждую седмицу вместе с листком пергамента для заметок, чернилами и пером. Я хочу стать хорошим правителем, а значит, должна знать абсолютно всё, что происходит в Афлене и о чём говорят преторы. Сегодняшний день не исключение, тем более любопытно, какого мнения придерживаются первые люди страны относительно состоявшейся пять дней назад помолвки кронпринцессы.
То были дикие, сумбурные дни. Из-за непростой обстановки свадьбу решили не откладывать и провести все формальные обряды как можно скорее. От меня всё время что-то требовалось: то снять мерки на два платья, то выбрать ткани для скатертей, то прорепетировать клятву, то отобрать музыкантов и шутов. Кухарка Дизелла вовсе приклеилась ко мне навязчивым хвостом, умоляя утвердить блюда – будто я могу что-то понять в запечённых сомах и жареных молочных поросятах. От одних упоминаний блюд животного происхождения меня начинало нещадно мутить. Отец вместе с Глиенной трижды переписал список гостей на пир и всё пытался разжечь во мне желание самой рассадить народ, но сил изображать интерес не осталось.
Никто, ни одна душа даже не понимает, какое испытание впереди.
Хотя нет, кое-кто прекрасно представляет мои опасения, но Анвара в эти дни я видела разве что мельком. Кажется, предсвадебная суета давит и на него. Не скажу, что успела соскучиться по его обществу, но всё же ужасно интересно, куда он пропадает и чем занят. Сейчас же и эти мысли уходят на второй план. На старом табурете в комнатушке, где и вдвоём было бы тесно, чувствую себя удивительно правильно. Вот моё место, а совсем не среди тряпок, роз и ювелиров, наперебой предлагающих камни для ожерелья.
– Думаю, всем нам известна повестка сегодняшнего собрания, – доносится знакомый, размеренный лекторский голос бывшего учителя и почти что друга среди преторов – лорда казны и торговли Родерика Белларского. – Грядущая свадьба. Наверняка все успели составить мнение на этот счёт, но первым хочется выслушать ленегата Его Величества.
В лёгком волнении закусываю губу и выпрямляю спину: мне тоже для начала не терпится узнать, как повлияла новость на восстание в Манчтурии, достигнута ли главная цель. Кому как не командующему войсками, бывалому и прославленному победами ленегату Нэтлиану это знать. Даже не видя его, слышу, как он кряхтит в свои легендарные седые усищи.
– Только утром получил сокола из чёрного гарнизона. Бойцов очень это дело воодушевило, а главным бунтовщикам стало нечем крыть: раз сын их лорда становится членом династии, то и им следует подчиняться короне. Сбрасывать с трона Иглейского никто не собирался изначально, семья герцога пользуется безусловным уважением людей. В Диндоге и Сахетии бунтовщики сложили оружие. В пограничье же пока неспокойно, но думаю, если зараза покидает столицу Манчтурии, то и до окраин…
– Уж не думаете ли вы, уважаемый ленегат, что этот маленький шаг чести, на который сподобилась династия, так легко вернёт нам мир и защиту от волайских племён? – откровенно ехидно перебивает его своим скрежетом старуха Мэнис Лидианская, от чего я нервно дёргаюсь, сминая подол платья.
Вот из-за таких преторов вся идея о вотуме может пойти на съеденье псам. Глоссарий короля, иначе сказать – главный переговорщик, дипломат и представитель отца как перед народом Афлена, так и на международном поле, эта леди может заткнуть любого одним только взглядом исподлобья. Даже не сомневаюсь, что её маленькие крысы-доносчики снуют по замку как у себя дома и рассказывают ей всё вплоть до того, какой рукой я подтираюсь.
– Кажется, у вас иное мнение на этот счёт? Что слышно в народе?
– Как и всегда: треть недовольна браком будущей королевы с нечистым родом, треть надеется на лучшее… а треть ждёт раздачи угощений в день празднества и жаждет увидеть акробатов с островов, – хмыкает Мэнис, и до моих ушей долетает стук её костлявых пальцев по столу.
А ещё противный шорох где-то неподалёку: похоже, в стенах моего убежища хватает живности. С лёгким отвращением поджимаю ледяные ноги, надеясь, что по ним не пробежит паук, и прислушиваюсь к вредной старухе дальше.
– Я же считаю, что брак на пользу, но в долгосрочной перспективе. Эту болезную воблу, которая по общему несчастью когда-нибудь усядется на трон, стоит укрепить союзом с умным и верным человеком. Который, однако, будет знать своё место и не запустит сурков на чужие поля. Согласно же моим сведениям граф Эгертон…
– … вряд ли будет тем, кто поможет нам и дальше мирно управлять страной, а кронпринцессу отправить плодить наследников, – мрачным шёпотком вмешивается в эти туманные рассуждения гораздо более молодой, бодрый тон, и я подвигаюсь ближе к решётке слухового окна.
На мнение лишь в прошлом году назначенного на должность высшего азиса Итана Данга обычно плевать и всем остальным преторам, и мне лично: он ещё не успел заслужить почёта. Едва увидев первый же проведённый им суд, я понимала, чем этот юный худосочный парнишка так полюбился людям: неоспоримой прямотой. В высший суд Афлена обычно попадают дела запутанные, неоднозначные и политизированные, но Данг обладает потрясающим талантом вынести то решение, которое устроит всех. Мастер компромиссов, сегодня, однако, настроен скептично, продолжая глухим шёпотом, похожим на шипение змеи:
– Думаю, для всей страны и для всех нас в частности будет удобно, если после свадьбы брачующиеся отправятся… в долгое путешествие на родину графа. Обставим их неспешную поездку с королевским комфортом, в каждом городе их будут ждать гулянья и балы, а уж в Манчтурии им надлежит пожить подольше, раздавая виваты до тех пор, пока в страну не вернётся мир.
– У вас зоркий глаз, азис. Будет ещё лучше, если в итоге кронпринцессе так понравится вдали от Велории, что до самой кончины короля она там и обоснуется, заодно произведя парочку наследников. Даст Сантарра, наконец-то мужского пола, – горячо поддерживает Мэнис, и я с холодком по лопаткам осознаю, что у преторов своё мнение об удобной им монархии.
Иначе говоря – уже и не монархии вовсе… Во что превратил королевство отец своим бездействием? Невольно признаю, что Анвар прав насчёт сегодняшней власти больше, чем мне хочется. Чем же эта горстка вельмож лучше магов, правящих до Тритийского переворота?
– Уже ожидаю общей просьбы повлиять на Её Высочество и устроить всё именно так, как вы сказали. – Громко усмехается Белларский на поднявшийся в палате лёгкий гул одобрения. – Но вы будто не знаете Виолу. И будущий супруг уж точно ей под стать, раз сумел уговорить её на брак. Да, визит на его родину будет уместен и вежлив, вот только можете и не пытаться завлечь кронпринцессу праздной жизнью, чтобы она отреклась от реальной власти. Это вам не Казер Безразличный.
– Ваша тактика нам хорошо известна, хитрый лис: пока династия вам друг, недочёт обленов из казны никто не замечает, – фыркает Итан Данг.
– Что ж, и вам бы тоже не помешало сменить тактику, если планируете остаться в должности азиса надолго…
– Балаган, а не собрание, – скрипя стулом, бубнит в усы привыкший к порядку и решениям более важных проблем Нэтлиан. Выходец из простолюдинов, мечом и талантом заслуживший форму и земли, но не высокий титул и признание среди аристократов – на самом деле, лично я уважаю его куда больше, чем выскочку Данга, возникшего непонятно откуда.
– Совершенно согласен. Мы ещё не выслушали белосвятейшество кассиопия. Что думает по поводу этого союза Сантарра?
Слышу шорох мантии и бряцанье железных туфель по мрамору. Потираю похолодевшие ладони. Вот, чьё мнение имеет большой вес. Глас богини, «человек никто» – кассиопием по традиции зовут каждого, кто надевает отороченную алыми манжетами белую рясу верховного жреца. Остальные служители храмов вовсе отречены от имён, рода или званий. Безликие люди в белоснежных капюшонах, слышащие Сантарру.
– Пятый день взывают служители храма к своей праматери, и пятый день она глуха к нашим молитвам, – гулким, пробирающим до костей басом гремит кассиопий. – Мы любим кронпринцессу, поцелованную богиней. Она показывает всем, что и в немощном теле может быть сильный дух. Я говорил вам, что правление её наступит и будет нести свет. Но союз этот не обещанный мир сулит, а разруху. Супругом королевы должен быть человек в высшей степени благочестивый и уважающий веру, а чёрный всадник за всё время пребывания в столице ни разу не пришёл в храм и не просил благословения богини. Грешный граф омрачит жизнь той, что отмечена Сантаррой, и запачкает её светлую душу. Я всё сказал, – с последним отзвучавшим веским словом в палате преторов застывает липкое мрачное молчание.
Беспокойно кручу браслет на запястье, жалея, что не могу видеть лиц. О чём сейчас они думают? Во что верят? Кассиопий не зря чует угрозу вере в лице Анвара, а Мэнис яро жаждет увидеть на троне сильного короля, но не королеву. На моё счастье, нутро её подружки Глиенны проклято, и даже когда той удавалось забеременеть мальчиком, она ни разу не смогла выносить его и родить живым. Трупики нерождённых братьев уверенно заполняют королевский склеп уже не первый год.
Может быть, мама хранит меня и от этого, даже будучи в безвременье.
– Какое нам вообще дело до её души и личного счастья? – беспринципно нарушает своим шипением тишину зала Данг, чем раздражает всё сильнее. – Нам нужно одно: чтобы в Манчтурии все сложили оружие и более не помышляли о выходе герцогства из состава Афлена. Ну и, неплохо было бы, чтобы этот брак закончился кучкой наследников, среди которых можно будет выбрать толкового. Уж простите, я всегда говорю прямо: плевать, что это за граф, если у него есть причиндалы, и он способен зачать ребёнка нашей, как любезно выразилась леди Лидианская, болезной вобле.
– Истинно так, умный мальчик, – шамкает Мэнис, и слава Сантарре, что мне удаётся заглушить стон разочарования, когда я закрываю лицо ладонями.
Это безнадёжно. Поставить пять печатей на вотум мне поможет лишь чудо.
***
Эдсель обижен на меня который день, и винить его за это сложно. Знаю, что он отходчивый, и с мыслью о моём скором замужестве надо примириться, так что не пытаюсь разговорить его, когда на предложение потренироваться он буркает, что занят, и скрывается в конюшнях. Но сбежать из замка от Дизеллы и надоедливой портнихи удаётся на такой короткий срок, что терять мгновения нельзя – вооружившись затупленным мечом, иду к столбам, разгонять застоявшуюся кровь. Платье снова отправлено в шкаф, а кожаные брюки и льняная блуза не сковывают движений.
Но сегодня оружие не слушается, ноги ещё более деревянные, чем обычно – после пяти неудачных выпадов чувствую себя неуклюжей замороженной коровой. Ноющая боль в плечах и шее привычна, надо лишь снова разогреться, запустить загустевшую кровь. Разворот, замах… Выкованные на рукояти узоры впиваются в ладонь, и меч едва не падает из руки.
«Болезная вобла», – эхом отзывается в ушах смазанный глухой удар по столбу. До скрипа сжимаю зубы.
«Парочку наследников мужского пола», – комок льда в животе становится невыносимо тяжёлым. Всё, что от меня требуется, всё, что они на самом деле хотят от династии… безропотную марионетку, которая не помешает собирать непомерные подати с народа им в карманы.
«Отречься от власти», – добела сжав пальцы, с шипением выталкиваю воздух, и вдруг чётко различаю шорох травы за спиной. Шаги.
Тренировки не прошли даром: тело действует быстрей разума. Резко пригнувшись от возможного удара, разворачиваюсь с выставленным мечом, который тут же звонко сталкивается со сталью чужого клинка.
– Хорошая реакция, принцесса, – одобрительное восклицание Анвара перехватывает горло. Сноп мурашек по спине от его проникновенного взгляда, и с пугающим удивлением понимаю, что едва не улыбнулась. Что я – быть не может! – и впрямь рада наконец-то увидеть эти прозрачные глаза и подтянутую фигуру в свободной тёмной рубахе и брюках.
– Подкрадываться к своей невесте с оружием ужасно невежливо, граф, – в тон ему бросаю я и, не сдержавшись, пытаюсь ненавязчиво обойти его сбоку. Найти слабое место в защите. Азарт искрит покалыванием по предплечьям, сведённым от напряжения.
Усмехнувшись, Анвар вскидывает меч, а я перехватываю свой двумя руками и принимаю боевую стойку с полусогнутыми коленями. Вызов принят, и мне не терпится ринуться в атаку, но для начала пытаюсь оценить нового противника. Рост – выше на добрую голову, значит, бить придётся ниже шеи. Сила… что ж, тут без сомнений: вся надежда на проворность. Он движется по кругу, по невидимой чётко нарисованной вокруг нас линии с грацией чёрного сервала, демонстрируя изумительное владение собственным телом.
– Ну же, Виола. Я открыт, даю право первого удара, – Анвар показательно разводит руки, и солнечный луч вспыхивает на кончике абсолютно чёрного клинка.
– Я не хочу снисхождения. Но хочу знать, чем же занимается мой жених. Оцениваешь умения столичных кхорр, прежде чем тебя свяжут узы Сантарры? – слегка наклоняю голову, не сразу понимая, что птичью манеру перенимаю у него. Хитрость и попытка отвлечь: вот, на что придётся полагаться.
– О, мне кажется, или это ревность, дорогая невеста?
До одури довольная улыбка стирается моментально, как только мой меч рассекает воздух и пытается вонзиться в его бок. Ловко уклонившись, Анвар парирует и следующие мои выпады. Метнув на его лезвие взгляд, замечаю, что в отличие от моего, оно заточено. Оружие не тренировочное. И распахнутые железные крылья на гарде, такие же, как на татуировке у него над сердцем. Родовой сокол.
– Ошибаешься, – протянув как можно безразличнее, отступаю на полшага, продолжая движение по незримому, огнём ощущаемому кругу. – Мне плевать. Ты и после свадьбы можешь развлекаться хоть со всем двором, если это не будет ставить меня в дурацкое положение.
Анвар щурится – явно не от солнца. Ответ ему не по душе. Что ж, это шанс вывести его из постоянного, раздражающего спокойствия, этого щекочущим пером витающего между нами превосходства надо мной. Так не должно быть, ведь хозяйкой положения надлежит выступать мне. Следующий удар наносит он, дразняще-скользящий выпад прямиком в грудь, настолько явно, что даже не интересно. Отбиваю без усилия, и только когда в мужской руке умело прокручивается рукоять, приходит мысль: он и не пытается. Щадит, как трясущегося котёнка.
– Это всё, что ты можешь?
– Тебе рано знать всё, что я могу.
– Самомнение, достойное голубой крови. – Поймав короткий взгляд, в котором черной искрой мелькает вызов, вбираю полную грудь пропитанного запахом луговых трав воздуха и больше не медлю.
Пользуясь малым ростом, пригибаюсь и юрко просачиваюсь прямо под его рукой, почти услышав свист клинка над головой. Миг в слепой зоне и выпад, чиркнув по бедру. Тупым оружием шкуру не повредить, но штанам хватает. Мой торжествующий вскрик вдруг обрывается из-за ловкой, абсолютно игривой подсечки.
– Ауч!
Рухнув на спину, на миг дезориентируюсь, путая небо и землю, а рёбра коротко сдавливает боль.
– Ты же не хочешь снисхождения? – ехидное замечание заставляет упрямо вскинуть меч, чудом не выроненный при падении, и в ушах снова звенит звук встретившейся стали. Кажется, я и головой приложилась – боль древоточцем впивается в виски.
– Никогда.
Не знаю, откуда берутся силы – ими я не отличаюсь, но сейчас налегаю на меч как только могу. И несмотря на тупую пульсацию в затылке вижу мелькнувшее в глазах Анвара восхищение. Впервые он смотрит на меня как на равную, и это вдохновляет до вспышки во всём теле, каждой его крохотной части. Я не болезная вобла. Пусть он это знает.