Buch lesen: «Цифровик»
От каждого по желанию
Новый день разбудил меня телефонным звонком.
– Вставай, труба зовёт! – мужской голос не скрывал сарказма. – Давай на работу, а то мне уже интересно. Я прям в нетерпении.
Вот нет, чтобы подождать пять минут, как раз будильник зазвонил бы…
Я повернулась к маленьким человечкам, сидящим за столом, и как можно более вежливо сказала:
– Всем до свидания. Мне пора.
– Но Вилли… – Маленькие человечки вскочили и побежали ко мне, размахивая руками.
Я хотела успокоить их, утешить, объяснить, что вернусь.
Но в это время и впрямь зазвенел будильник. И я проснулась.
***
Блуждая по улицам города, я давно уже поняла, что я здесь лишняя. Я понимаю язык, но осознаю, что он не родной мне. Вижу лица людей и понимаю, что мы с ними разной породы. Одежда удобна, но в своих снах я ношу совсем другие одеяния.
Вот и сейчас, проходя мимо людей и уже по привычке читая знаки над ними, я остро чувствовала, что мне здесь не место. Но наказание есть наказание.
Снятый на местные деньги офис сиял чистотой. Никаких вам чёрных стен, всё светло-зелёное. Белый стол, белый кожаный диван. Ждём-с.
***
Интересно… В своей прошлой жизни, которую мне предстоит вспомнить и в которую нужно вернуться, я задумывалась о такой вещи, как чистилище? Знала ли вообще про него хоть что-нибудь? Большинство людей вокруг меня даже и не знают, что они в преддверии ада. Те, кто сюда попадает, даже и не подозревают, что им дали ещё один шанс на реализацию. Они рождаются, живут и умирают. И попадают в ад!
Я – другое дело. Я точно знаю, что мне нужно сделать, чтобы вернуть себе свою прошлую жизнь. Нужно добиться чьей-то искренней благодарности. Только и всего. Вот уже десять лет я пытаюсь сделать это с помощью магии, мудрых советов и просто добрых поступков. И ничего не выходит!
***
Первый посетитель был одет просто, но дорого. Было видно, что он зашёл сюда просто потешить своё честолюбие. Лишний раз убедиться, что у него всё в порядке. Он был абсолютно уверен, что не услышит от меня ничего плохого. И он был совершенно не в курсе насчёт чёрного облака над своей головой.
– Ну чё? – спросил он, валясь в белое кресло. – Чё мы могём?
– Да мы много чего могём, – в тон ему ответила я. – Хошь будущее, хошь любовь до гроба, хошь врагов твоих по именам назову.
– Ну не… Любовь у меня есть, про врагов и так всё знаю… Сколько стоят-то услуги твои?
Ну так хочется сказать, что от ста баксов. Ведь именно этого ответа он и ждёт. Но врать нельзя. Всё должно быть чисто.
– Знаете, мне от вас ничего не нужно. Кроме искренней благодарности.
– Да ну?
– Вот да ну! Вы мне должны от всего сердца сказать спасибо.
Мужик минуты две корчится в позе эмбриона. Отдышавшись, выдаёт:
– Давай мне про ближайшее будущее. Если всё сбудется, то я не пожалею времени, приду и поблагодарю.
Ну что ж. Сфера, карты или кофейная гуща? Пусть карты.
Колода карт с тихим хрустом появилась на столе.
– Ух ты! Фокус! – с детской радостью в голосе искренне восхитился мужик.
Может, мне в фокусники пойти? Да нет, нужна благодарность взрослого человека. Карты разложились, и я сразу поняла, что от этого мне благодарности не ждать. Но отступать некуда.
– Значит так, слушайте внимательно. Вы выйдете отсюда и поскользнётесь. Сломаете руку. При этом вы не попадёте на важную деловую встречу. Ваши конкуренты благодаря этому перехватят выгодный заказ, а ваш ближайший помощник – его, кажется, Славой зовут – прикарманит ваши деньги и уедет, так как работать с вами ему надоело. Вечером, когда вы вернётесь домой и узнаете, что разорены, вы скажете об этом жене. Ваша жена, которая уже давно копит на отдельном счету деньги, снимет их со счёта и уйдёт к любовнику. Ночью соседи зальют вашу квартиру, и ваша последняя ценность – коллекция картин – к утру не будет стоить ни гроша.
Вот так! Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Мужик к концу моей тирады улыбку с лица убрал, но при этом ни одному моему слову не поверил. Мне потом пришлось ещё минут пять слушать его причитания под моими окнами. По мобиле он вызвал себе скорую и, пока она ехала к нему, помянул добрым словом и жену, и соседей, и некоего Славика.
Ну и меня…
– Ведьма ху..а! Ну неужели права? Убью суку!..
***
Попробуйте вылечить увечного. Весь мир его изменится, а привычка жить за чужой счёт останется. И он не будет вам благодарен.
Попробуйте дать денег нищему. Дадите мало – воспримет как должное, дадите много – примет за идиота.
Возьмите нормального человека и регулярно давайте ему деньги. В лучшем случае он сядет вам на шею, в худшем – начнёт завидовать и возненавидит.
Только если человек любит вас, он любые ваши действия будет оценивать с оптимистичной точки зрения. Но любовь для меня – это запрещённый приём.
***
Следующий клиент был молод, красив, весел. А темный знак в виде рогов над его головой выдавал, что он продал душу дьяволу.
– Я знаю! – с торжеством в голосе заявил он от порога. – Вы ведьма! Настоящая!
– Ну настоящая. – Я изо всех сил пыталась скрыть свой страх. Власть таких людей на этой планете практически беспредельна. К счастью, они в основном довольно убогие в плане фантазий.
– Я хочу узнать будущее!
Час от часу не легче! И этот туда же!
– Присаживайтесь.
На этот раз я выбрала хрустальный шар. Прочла нехитрое заклинание, и внутри шара замелькали картинки.
Так. Богатство, дворцы, машины, собственные острова. Так. Женщины, девушки, девочки, мальчики. Так. Слава, толпы кричащих людей, книги миллионным тиражом, памятники. Так. Маленькая ошибка. Так! Это уже интересно! За несоблюдение договора клиент попадает в Ад. Миллионы и миллионы лет Ада! Пытки, смерти, воскрешения и снова смерти. И опять пытки. Клиента унижают, пытают, насилуют… Блин! А ведь он тоже всё это видит!
Я подняла глаза и поразилась. От красавца ничего не осталось. В хрустальный шар глядел седой старик с жёлтыми глазами. С (Из) уголка рта стекала струйка слюны. С трудом оторвав глаза (взгляд) от шара, он посмотрел мне в глаза и прохрипел:
– С-с-с-сука!
Про благодарность я решила не заикаться.
***
Объясните мне, почему люди, стремясь к собственному обогащению, не смотрят по сторонам. Если бы каждый стремился в силу своих способностей делать хорошее для каждого, как бы был прекрасен мир. Если бы то время и ресурсы, которые люди тратят на войну, тратили на развитие науки, как бы далеко шагнуло человечество?
***
Ланч. Кафе. Чёрный пёс пробежал между столов никем не замеченный и, обернувшись молодым человеком, сел на соседний стул.
– Асмодей, здравствуйте! Что вы здесь делаете?
– Да вот решил зайти, посмотреть, как у нас дела.
– Ну и как у нас дела?
– Попыток семь тысяч четыреста сорок две. Результат – ноль. Угостите меня ланчем.
– Асмодей! Ну зачем вам эта еда? Вам чего, делать нечего?
– Да не… Дел полно. Просто приятно с вами поболтать. Знаете, я верю, что вы справитесь.
– Вы это о чём?
На столе возникли стакан сока и ватрушка. Хватит ему, чай сам не бедный.
– Вы найдёте того, кто скажет вам спасибо от всего сердца. После этого вы вспомните, откуда вы, вспомните своё имя и найдете дорогу домой.
– Да, конечно, я даже не представляю, откуда я.
– А хотите, подскажу? Но вы должны мне за это организовать молочного поросёнка и бутылку красного вина.
– Асмодей! Это уличное кафе, вы представляете, как будет выглядеть здесь молочный поросёнок!
– Плевать. Жареного, с яблочком печёным в зубах.
Чистой воды хулиганство. Но любопытство – мой порок. Этот парень знает всё. Его знания мне не помогут, но он может дать мне кусочек головоломки. Я буду бережно хранить его в памяти, зная, что это – моё. Что это часть моей прошлой жизни.
На указательных пальцах он вырастил по здоровенному когтю и, не обращая внимания на столовые приборы, начал разделывать несчастное животное. Первым делом он вынул яблоко и аккуратно кинул его на асфальт:
– Рассказываю. Жила-была далеко отсюда ведьма. Как-то раз она разозлилась на другую ведьму. Она наколдовала вихрь. Вихрь поднял деревянный дом. А потом этот дом упал на голову той самой другой ведьме. При этом в том мире был нарушен баланс сил, а граница осталась без прикрытия.
– Какая граница?
– Неважно. – Поросёнок исчезал с невероятной быстротой. – А в том доме была маленькая девочка, совсем ребёнок. Ей потом пришлось целый месяц бомжевать в незнакомой стране в компании с такими же, как она, отверженными. Того, кто во всём этом был виноват, наказали. Ну пока!
– Подожди. А дальше?
Куча костей, пустая бутылка. И никого. Вот так всегда!
***
– Я вас умоляю! Отворожите! Денег дам, сколько захотите.
Ещё один неудачник в буквальном смысле валялся у меня в ногах.
– Я ведь вас предупреждала.
– Да! Я помню! Вы говорили, что это до добра не доведёт. Но вы же можете отворожить. Господи-и-и-и-и-и. Вы не поверите, какая она тупая! И какая она ленивая. А я на неё ору, а она смотрит и улыбается.
Две недели назад я его предупреждала. И уже тогда знала про эту особу всё.
Сейчас придётся огорчить парня ещё больше.
– Нет. Я не могу отворожить.
– Почему? – Парень невольно сорвался на крик. – Почему не можете?
– Всё просто. Каждому по желанию в меру разумного, от каждого благодарность в меру возможного.
– Не понял…
Ну вот что тут скажешь…
– Вам не надо…
Имеется в виду – понимать не надо. Жалко было смотреть на него.
***
Можно лечить людей в деревнях. Можно учить людей в городах. А когда надоест, можно просто давать объявления в Интернете.
Например:
Исполню одно разумное желание.
Бесплатно!!!
Запись на собеседование по телефону:
6666666.
***
– Мне нужно, чтобы он умер.
Молодая девушка, по виду и не скажешь. Однако вот все доказательства.
Фотография, адрес, клок волос и личная вещь. И даже расписка, написанная кровью. Самое страшное, что эта девушка на самом деле будет мне благодарна. Она молиться будет за меня, если я избавлю её от этого подонка. Она ноги мне будет целовать. Но убийство – против правил…
– Извините, – говорю я. – Но я не могу.
Она всё понимает. Она собирает со стола все предметы и уходит в гости к менее щепетильным.
Просто она не видела, что такое Ад.
Аутизм
– А ты уверен, что нужно идти налево?
– Не издевайся! Сам пишу игры, сам в них и играю. Налево – здесь!
Красный шарик словил бонус и стал синего цвета. Теперь какое-то время он будет незаметным для «врагов», таких же синих и круглых.
– Ты когда закончишь-то?
– Да хоть сейчас! – Я нажал на «паузу». – А что?
– Да я там у себя порнуху новую закачал. Пиво опять-таки…
– Какое, на фиг, пиво? Какая порнуха? Пиво, небось, из реактивов? – Я опять нажал на «паузу», и шарик резво покатился по зелёному полю к переходу на другой уровень. – Ты бы лучше весь намеченный ряд опытов провёл. Тебе за что деньги платят?
– Да вот за то мне, наверное, платят, что я тебя пинаю, чтобы ты мои расклады математикой проверял. Не дождёшься от тебя этого. Вась! Заканчивай! Я уже вторую неделю наблюдаю за этим, блин, аркадромом. Тебе где зарплату платят?
Да что он мне удовольствие портит!
– Пётр Глебович! Зарплату мне платят здесь. Только осталось мне всего два месяца, и после этого меня тут не будет. Меня достала эта Сибирь, меня достала эта база, меня достал этот завод! И вообще, я на игрушках в этом месяце уже больше заработал, чем мне тут зарплату начислили.
– Значит, всё-таки сваливаешь? – Пётр пододвинул свободный стул и присел рядом. – А как же наша Нобелевская премия?
– Да пошла она!
Шарик опять стал красным, но успел поймать очередной бонус и теперь был в защитном поле. Синие налетели со всех сторон и, толкаясь, не давали пройти к воротам. Придётся бомбу потратить.
– Мне конкретно за тридцать, да и тебе тоже. У всех мужиков тут давно семьи, только мы холостые. Ну её, эту Нобелевку. У меня квартира в Москве! У тебя в Питере. А мы тут сидим в ебенях и фигнёй страдаем! А то мы в центре работу не найдём! Сколько ты наркотиков изобрёл за последние два года? – Я скосил на него глаза и решил сменить пластинку. – Да ладно тебе! Я ж пошутил. Ну не получается у нас. Но мы ж экспериментаторы!
– Да вот в том-то и дело, Василий, что мы тут экспериментируем. А все остальные – шесть тысяч человек персонала и охраны – просто помогают нам тратить деньги. Тебе не стыдно будет уйти, не закончив последнюю тему?
– Нет, не стыдно! Я тут с самой аспирантуры! Пять лет! В армии служат два, а я здесь пять! Мы им уже окупили двадцать раз все их затраты. Последние два года живу не в служебке, а здесь, да и ты из лаборатории не вылезаешь. Ты кто? Завхимлабораторией? А чего тогда сам смешиваешь реактивы в пробирках? Да потому, что ты уже с тоски скоро сдохнешь! Тебе твои пробирки не снятся? Они МНЕ уже снятся!
Разметав взрывом оппонентов, шарик добрался-таки до выхода и перешёл на следующий, пока несуществующий, этап. Компьютер озадаченно пискнул и свернул картинку, оставив мне пустой рабочий стол.
– Я тебе скажу, сваливать надо. Пока с нами здесь чего-нибудь не произошло. Между прочим, мне недавно стало приходить в голову, что может случиться что угодно. И на большой земле никто ничего не узнает.
Я повернулся к Петру Лицо у него было препечальным. Он снял очки, протёр их и, водрузив обратно на свой громадный шнобель, уставился на меня немигающим взглядом.
– Ты ко мне зайдёшь сегодня или нет?
– Или нет. Вообще ненормально, когда два здоровых мужика смотрят в химлаборатории порнуху и пьют при этом эрзац-пиво. Я тут пару книжек скачал, буду их читать на ночь глядя. А порно можно посмотреть и завтра.
– Чего хоть за книги?
– Ричард Бротиган. Ты такого не знаешь. Кинуть тебе на почту?
– Ну кинь. – Он со вздохом поднялся. – Ладно. Пойду я тогда в тренажёрный зал, а потом на боковую.
– Спать опять в лаборатории будешь?
– Опять в ней. Да мне в лом переодеваться и тащиться в соседнее здание через весь этот снег. Всё равно в служебке меня никто не ждёт. Я в ней пять лет живу, а домом она мне так и не стала, всё служебка. Может, ты и прав. В отпуске дома был, так там тоже как-то не по себе. По ночам и впрямь пробирки снились. Надо нам что-то в себе менять.
Он не успел дойти до двери, как вдруг по громкой связи объявили:
– Василий Степанович и Пётр Глебович. Зайдите, пожалуйста, к директору, в комнату для совещаний.
Мы переглянулись.
– Сейчас сколько времени?
– Час!
– Дня или ночи?
– Ночи!
– Интересно, кому мы нужны в это время суток?
Как ответ на наш вопрос по громкой раздалось знакомое покашливание, и знакомый же голос произнёс:
– Братья-учёные. Говорит начальник охраны, Степаныч. Дело серьёзное, так что, если вы в здании НИИ, то зайдите сейчас в комнату для совещаний.
– Пойдём?
– Пойдём. Куда деваться? Не в служебку же бежать.
– Может, переоденемся?
– Да ну их всех! Идём как есть!
– У тебя под халатом только трусы да тапки!
– Ну и ладно!
И мы пошли.
Вдоль по коридору до конца, два лестничных пролёта наверх, ибо лифты после пяти отключают, и до серой неприметной двери с надписью: «Комната для совещаний».
– А вот и мы! – Я сказал это самым бодрым голосом, каким только мог. На самом деле шёл с мыслью, что речь пойдёт о работе, и, если честно, я уже о ней не мог думать последние два месяца. Всё! Бобик сдох. Нестояк у меня. Приехали. Спёкся.
– Здравствуйте.
Пётр снял очки и близоруко прищурился на ожидающих.
Их было всего двое. Степаныч и молодой человек лет двадцати пяти – тридцати.
– Здравствуйте. – Молодой встал из-за стола и сразу стало понятно, что росточку в нём всего ничего. – Позвольте представиться. Максим. Психиатр. Программист. Физик.
Мы переглянулись. Сначала друг с другом, потом с начальником охраны. Степаныч пожал плечами, мол, ничего не знаю, человек подневольный и всё такое. Здороваться он с нами не стал, так как уже сегодня нас неоднократно видел, что наяву, что в мониторах. Даже встать не удосужился.
– Василий. Физик. Программист. Математик.
– Пётр. Химик. Биолог.
– Я знаю, кто вы. Собственно, в эту глушь приехал только ради вас.
Мы все чинно расселись вдоль стены. Помолчали. Потом Максим вскочил, обежал стол и, воткнув диск в ДВД-проигрыватель, включил телевизор:
– Сейчас вы под мои комментарии посмотрите фильм. Коротенький. И потом поговорим. Ладно?
А чего ж не посмотреть?
На экране появился ряд подростков. Они все стояли около стены. Видно было, что никто их не пытался строить по росту и сортировать по возрасту и полу. Ничем не примечательные детишки вели себя тихо и скромно.
– Все эти дети – аутисты. И у них у всех есть уникальные способности, которые мы, к сожалению, не можем использовать в жизни вследствие особенностей их психики.
На экране Максим брал со стола горстями спички и клал их в большие картонные коробки. В следующую секунду мы увидели, как из одной коробки он высыпает спички на пол, прямо под ноги мальчику лет десяти.
– Сколько? – спросил Максим мальчика на экране.
– Семьсот девяносто шесть. – Мальчик ответил сразу каким-то странным заторможенным голосом.
– А теперь?
На пол высыпалось содержимое ещё одной коробки.
– Тысячу восемьдесят три. – Интонация у мальчика не изменилась.
– Парень ни разу не ошибся! – Максим в комнате улыбнулся нам так, будто только что выиграл миллион долларов. – А ведь он физически не мог глазами пересчитать эти спички!
На экране подросток лет четырнадцати с закрытыми глазами перебирал клавиши рояля. Музыка лилась безостановочным потоком. Внезапно парень сменил руки и так, крест-накрест, доиграл произведение. Где-то за кадром раздались жидкие хлопки.
– Он сейчас исполнил сложнейшее произведение. Эту партию взрослые люди не могут сыграть, с высшим музыкальным образованием. А он один раз услышал и может. – Максим опять поглядел на нас с победной улыбкой.
– Ну хорошо. – Пётр махнул рукой в сторону телевизора и брезгливо поджал губы. – Я знаю, что такое аутизм. Что нам это даёт?
Максим нажал на кнопку пульта, и экран, на котором девочка сидела перед шахматной доской, погас.
– Видите ли, я изучаю причины аутизма. Дело в том, что аутисты как таковые используют свой мозг не как обычные люди, а иначе. Некоторые люди считают, что делают они это гораздо эффективнее. У меня есть предположение, что если человеческий мозг использовать активнее, то многие вопросы прогресса человечества отпадут сами собой.
– Прогресса человечества? – Степаныч хмыкнул. – Вот это сказанул.
– Вы хотите плодить аутистов? Больных людей? – Этот вопрос я задал, чтобы уяснить себе, что это не шутка.
– Ну зачем же именно плодить? Скорее создавать у полезных государству людей узкую направленность. Вон ваши досье лежат. – Он махнул рукой на папки. – Один уже полгода сочиняет флеш-игры и зарабатывает на этом больше, чем ему платит государство, а государство ему платит очень неплохо и обеспечивает всем!
– Не всем. Тёлок не приводят. А лаборантки все замужем.
– Неважно. В любом случае вы на рабочем месте занимаетесь ерундой, не в силах сосредоточиться на работе. А вы, Пётр Глебович, бегаете за лаборантками, по вечерам смотрите порнуху и, вместо того чтоб исследовать свойства вновь получаемых материй, изобретаете всё более и более жуткие наркотики! Слава богу, что эта гадость не выходит за пределы лаборатории, что вы это не пытаетесь вывесить в Интернете. Если бы это всё не было так гениально, то вас уже бы давно за такие дела посадили в тюрьму. И надолго.
– Ну не посадили же! – Я откинулся в кресле, полы халата расползлись до живота, открыв миру семейные чёрные трусы. Плевать, из-под стола не видно. – Мы слишком дорогой товар, чтоб нас сажать. Практически из всей старой команды остались только мы двое, а новую пока не набрали. И ещё: весь город, весь завод и всё НИИ работает тут только за счёт наших мозгов. Гранты, вливания от государства. Это всё имеет смысл только до тех пор, пока здесь работают учёные. Без умников типа нас этот город быстро превратиться в деревню.
– Знаю. Именно поэтому я здесь. У меня к вам деловое предложение от государства. Но сначала всё-таки посмотрите хотя бы вот это.
Наш молодой оппонент быстро понажимал кнопочки, и на экране мы увидели обычного работягу-токаря, который старательно ваял на станке какие-то детали. Минуты три мы смотрели, как камера показывает процесс со всех мыслимых и немыслимых углов. Углы были такие, что я вспомнил про свежескаченную порнуху в химлаборатории.
– И чего? – Пётр не выдержал первым. – Это тоже аутист?
– Ну… В каком-то роде. Вообще это нормальный человек, но у него уже сформирована зависимость от образа. Ему, скажем так, активизировали некую область в мозгу и сделали, скажем так, привязку к образу. Поскольку он хорошо умеет работать на станке, то ему сделали привязку работы к станку. И он стал сразу очень хорошим специалистом. Очень узкого профиля. Но именно это и требовалось.
– Он, что, стал сразу шестиразрядником?
– Нет. Просто теперь мужик не отвлекается от работы, потому что его сознание имеет чёткую привязку к рабочему месту. Понимаете? Станок – как образ, а работа – как смысл жизни.
Вот тут я сильно забеспокоился:
– Погодите-ка, Максим. А мы-то с Петром Глебовичем здесь при чём?
– Ну понимаете, мне для опыта нужен кто-то вроде вас. Потому что одно дело – когда простое, не многоплановое мышление, а другое – когда для привязки к работе нужно что-то более глобальное, да и мышление сильно отличается. У вас до конца контракта осталось два месяца. Так? Почему бы вам не попробовать использовать возможности вашего мозга в полную силу? Вот вы сейчас над чем работаете?
– Над созданием поля с пониженной гравитацией в промышленных масштабах.
Он непонимающе уставился на меня.
– Один молодой учёный создал прибор, от него в определенном радиусе понижается гравитация. Хотел сделать двигатель, но у него не получилось. Сам он погиб при несчастном случае, но оставил очень любопытный приборчик. Если мы повторим результат в промышленных масштабах, то Нобелевская премия нам обеспечена.
– А зачем нужна пониженная гравитация?
– Она нужна всем.
Я взял со стола массивный образец творчества местных станочников.
– Видите пепельницу? Она из стали, её выточили на станке наши любители. Так вот, содержание обычного воздуха в этой стали равно миллионной доле от общего веса. Если же гравитация будет равна нулю, то данный кусок стали можно будет принудительно нагазировать азотом. Разогрев до кипения. Воздух не уйдёт никуда, если вы понимаете, о чём я. Для этого достаточно просто нагреть этот кусок металла при отсутствии силы тяжести и под давлением воздуха.
– Я понял. – Он даже подался вперёд. – Получится кусок стали, сохранивший свои свойства, но при этом он будет на порядок легче.
– Точно! А это означает более толстую броню у танка, более высокие здания с более толстыми стенами, а также экономию ресурсов.
– И вот над этим, – подал голос Пётр, – мы и бьёмся последние три месяца.
– А если я помогу вам сосредоточиться на данной проблеме? Даже не так. А если я активизирую некие части вашего мозга, с тем чтобы вы работали более эффективно?
В комнате повисла пауза. На экране тем временем какой-то дедушка, как заводной, стругал ножом какие-то деревяшки. Перед ним росла кучка готовых изделий. Приглядевшись, можно было понять, что это ложки.
– У меня есть для вас некий бонус. – В голосе его я услышал напряжение. – Государство мне выдало некоторое количество денег лично для вас.
И он назвал сумму.
Из кабинета мы вышли молча и, не сговариваясь, двинулись в химлабораторию. Там мы сели за стол с кучей штативов, и Пётр привычными движениями соорудил приличных размеров косяк. Вместо табака в нем была мелкорезаная бумага с пропиткой. Одно из самых первых его изобретений на этой ниве. Остальные имели настолько мощное действие, что оставались разовыми разработками, а вот этим мы баловались в особо трудных случаях для расширения сознания.
– Что скажешь?
– Кому-то очень нужен положительный результат в последней разработке. Или кому-то очень нужно научиться делать из людей киборгов.
– Киборгов?
– Конечно! Тот мужик у станка, он как робот, пока его не отвлечь.
– Чем нам это может грозить?
– Я думаю, что у нас могут возникнуть проблемы. Видишь ли, мы с тобой относительно нормальные люди. То есть нам есть о чём поговорить, мы смотрим фильмы и не извлекаем из них мораль, а просто получаем удовольствие. Мы бегаем за бабами, пьём.
– Курим!
Запах горелой бумаги смешался с тонким ароматом лаванды. Стены химлаборатории вместе со столами, стоящими вдоль них, уплыли куда-то вдаль.
– Точно. Курим. Понимаешь, ты и я – мы можем найти точки соприкосновения с большинством людей. Но вот этот токарь, пока он у станка, с ним точки соприкосновения ограничены до команды идти домой или команды идти обедать. Ты согласен?
– Согласен. Но по миллиону евро на человека! А если при этом мы сможем решить проблему с гравитацией в новой центрифуге. И почему именно мы?
– У нас никого нет. Нас никто не хватится.
Он сказал это просто и буднично, но стены лаборатории сразу вернулись на место.
– Во блин! Умеешь ты поддержать морально.
– А что ж. Тут всё просто. Миллион мы получаем в любом случае. Контракт нам выполнять осталось всего ничего. Проблема только в том, что вся наша жизнь – наука. И некому будет нас оторвать от неё, сигнал на обед нас не убедит, ибо мы привыкли мыслить нестандартно. Для меня, между прочим, большая загадка, к какому образу он будет привязывать нашу деятельность?
– А сам-то ты чего думаешь делать?
– Да я уже решил согласиться.
– Согласиться?
– Да! А что? Я так подумал, терять уже нечего. Было б мне восемнадцать – я б отказался. А теперь чего? Можно дальше мучиться, а можно раз – и в дамки.
И мы пошли искать Максима.
Степаныч привёл нас в подвал, где уже стояли кресло с кучей проводов и пара компьютеров. Пока Пётр сидел в кресле и на него лепили датчики, я успел задать уйму вопросов. Нужных и ненужных. Наше молодое дарование суетилось вокруг и охотно мне отвечало. Внешне всё выглядело довольно безобидно. Голову обривали, на вас лепили присосками электроды. Потом через вену вводили некий раствор. Голову не сверлили, нигде ничего не резали, ничем никого не усыпляли. Пётр периодически тоже подавал голос. Видно было, что данный процесс особого удовольствия ему не доставляет, но и ничего пугающего для него не происходило. А потом Максим по-быстрому ободрал у Петра с головы датчики и сказал, что он свободен.
После чего наступила моя очередь. Всё прошло довольно быстро, я ровным счётом ничего не почувствовал. Меня не тошнило, голова не кружилась, ничего не болело. По окончании данной экзекуции нам было предложено дойти до дому и хорошенько выспаться.
–
Теперь я точно уверен только в том, что получается в конце.
Если я с вами разговариваю, это не значит, что я сам об этом знаю.
Утром встаю и собираю тетрис. Это так выглядит для меня. На самом-то деле я просто одеваюсь, но для меня это как тетрис. И, конечно, я не всегда вижу, что именно надеваю, то есть мне приходить проверять, насколько моя одежда чиста и подходит к случаю.
Мои передвижения совпадают в моём воображении с перемещением зелёного многогранника. Я перемещаю его, а стало быть себя, по всем плоскостям самым экономичным и быстрым способом.
Когда ем, то точно определяю с первого взгляда, сколько килокалорий получил из своей тарелки. Излишки сжигаю в тренажёрном зале. Видимо, процесс сжигания происходит как-то не так, хотя я уверен, что всё нормально. Но когда прихожу тренироваться, все, кто есть в это время в зале, куда-то быстро уходят.
Теперь я не могу играть в игрушки, тем паче рисовать и создавать их.
Потому что я сам в игре. Когда передо мной стоит задача, я воспринимаю её как картинку-головоломку. И всё делаю правильно. Выписываю формулы, решаю задачи, задаю данные компьютеру. Теперь я всё это делаю быстро и с удовольствием, за моими расчётами не успевает целое НИИ. Но я не знаю, как я всё это делаю. Потому что в моём понимании, чтоб получить результат, нужно просто переместить шарик по зелёному полю или найти недостающую деталь в схеме. Или просто сыграть в тетрис.
Моя работа – как тетрис.
Моё перемещение по плоскостям этого мира – как аркада.
Чтобы найти составляющие правильной формулы, мне просто нужно собрать воедино все зелёные квадратики виртуального кубика Рубика. Который только в моём воображении.
И это работает.
Я не знаю как, но работает.
Это работает даже с женщинами. Но до определённого момента. Общение с людьми – это очень сложная многоплановая аркадная игра. От этого быстро устаешь. Свои шутки я как бы слышу со стороны. Как бы со стороны вижу, как вхожу в доверие, ухаживаю, соблазняю. Но стоит мне отвлечься на другую игру, и я отключаюсь от человека.
У Петра всё проще и хуже. Вся его жизнь – это система пробирок и реактивов, которые он смешивает, чтобы получить результат. Но он хотя бы может одеться и раздеться без посторонней помощи.
И его отношения с людьми и рабочие задачи – это система пробирок и реактивов из его воображения. Он тоже не всегда знает, когда разговаривает, а когда просто смешивает жидкости в стекляшках.
Мы теперь нобелевские лауреаты. Дважды. Благодаря нам Россия впереди планеты всей как по вооружению, так и космическим разработкам.
Мы миллионеры. Поэтому у нас с ним целый штат нянек. Можем себе позволить. Они нас одевают, водят в гости, кормят и трахают.
Недавно Пётр попытался смешать свои реактивы, чтобы поговорить со мной.
А я попытался сыграть в аркаду, то есть поговорить с ним.
Мы сели в удобные кожаные кресла. Раскурили по косяку. Настоящему, не из бумаги.
Потом напряглись…
И поняли, что нам не о чём друг с другом говорить.
Потому что ни женщин, ни выпивки. Ничего. Ни книг, ни фильмов.
У него – пробирки, у меня – головоломки.
Ценный сувенир
Сейчас я думаю, что история началась до того, как Гоша собрался в Кению. Именно до, а не тогда, когда он в неё попал. Но, конечно, я не знала, что история началась, когда он сообщил нам:
– А в этот раз я решил поехать в Кению!
Сообщил он нам это совсем даже не с радостным выражением лица, хотя обычно в отпуск собираются с предвкушением удовольствия от отдыха. Но в тот момент, когда он нам об этом сообщал, вид у него был бледный и утомлённый. В общем-то, мы не очень хотели знать, КУДА он едет, нам было больше интересно, ПОЧЕМУ его не было на работе три дня.
А потому!
Чтобы просто съездить в Кению, посмотреть на сафари и прочее, нужно сделать кучу прививок. От малярии, от всех видов гепатита, от жёлтой лихорадки, от сонной болезни, от… Всего около двадцати прививок, от которых вы будете лежать пластом трое суток. Вот такая вот подготовка для белого человека, который собрался чёрт-те куда. К неграм. В такие места, где белый человек – редкость. Такая редкость, что рекомендовано по ночам сидеть в гостинице и никуда не ходить. Местные нацисты, знаете ли…
