Архивы Дрездена: Грязная игра. Правила чародейства

Глава 13

«Открой глаза, придурок. Она прямо перед…»

Я оторвал голову от стола и моргнул. Пугающий злобный голос звучал в моем ухе ясно как день.

– Чего?

Уже прошло какое-то время. Баттерс стоял у раковины и мыл свои инструменты. Он остановился, недовольно посмотрел на меня через плечо и произнес приказным тоном:

– Лежи!

Я так и сделал. Сережка жгла, как кусочек льда, такого холодного, что мне трудно было сдерживать дрожь.

– Ты что-то сказал? – спросил я Баттерса.

– Нет, – нахмурился он. – Ты немного не в форме, и я дал тебе отдохнуть.

– Кто-нибудь еще здесь есть?

– Нет, Гарри.

– Я мог бы поклясться…

Он выжидательно посмотрел на меня, подняв бровь:

– Поклясться в чем?

Я тряхнул головой:

– Приснилось, наверное.

– Ладно, – не стал спорить Баттерс.

– Ну что, док, жить я буду?

Он фыркнул:

– Инфекция остановлена, с тобой все будет в порядке. Нет, что я говорю… Тебе нужно в больницу, чтобы сделать внутривенное вливание, и еще неделю соблюдать постельный режим. Впрочем, ты же, по своему обыкновению, все равно будешь продолжать делать все эти идиотские и опасные вещи. Но в данный момент тебе, скорее всего, не грозит истечь кровью в процессе.

Я как мог приподнял голову, чтобы себя осмотреть. Из одежды на мне были лишь брюки с отрезанной почти целиком правой штаниной. Получи! Вот тебе и бюджет, который выделил Никодимус. Несколько порезов были перевязаны. На двух красовались свежие швы, такие же, как и по краям ран от выстрелов, всего где-то с десяток, и…

– Это что, суперклей?

– Суперклей и швы. Если бы ты предложил мне изоленту, использовал бы ее.

– Ладно, в следующий раз возьму с собой изоленту, на всякий случай, – ответил я. – Ну что, мне можно одеваться?

– Попробуй не двигаться слишком резко. – Баттерс вздохнул. – И будь аккуратнее, когда встаешь. Не думаю, что потеряно много крови, но какое-то время ты можешь чувствовать головокружение.

Я осторожно встал, нашел свою спортивную сумку и вытащил из нее комплект чистой одежды. Затем скинул с себя остатки брюк и принялся одеваться.

– Так чем ты сейчас занимаешься? – поинтересовался Баттерс. – Кэррин на этот раз еще более разговорчивая, чем обычно.

– Будет лучше, если я пока не стану тебе рассказывать, – ответил я. – Но сначала должок.

– Что? – Он недоуменно нахмурился.

Я закончил одеваться, снова заглянул в сумку и вытащил оттуда круглое изделие из древесины дуба. Мне потребовались целый месяц работы и несколько неудачных попыток, чтобы добиться нужных пропорций, но в результате я смог вырезать почти точную копию человеческого черепа. Затем я выдолбил его с помощью инструментов, сделанных лично мной из изогнутых и заостренных фрагментов оленьего рога, который нашел для меня Альфред. Ну а потом занялся главным. Теперь деревянный череп покрывали аккуратные плотные ряды рун и символов, напоминающих те, что на моем посохе.

– Четыре месяца я убил на это, – сказал я и протянул череп Баттерсу. Я не знал, кто был в доме еще и сколько ушей могли меня слышать, поэтому не хотел вслух упоминать имя Боба. Дух-советник был слишком ценным и уязвимым созданием, чтобы кричать о нем во весь голос.

– Передай это нашему общему другу и скажи, что теперь мы в расчете. Он сам тебе объяснит, что с этим делать.

– Это то… что я думаю? – Баттерс слегка опешил.

Я подошел к нему ближе и понизил голос до полушепота.

– Запасной сосуд, – подтвердил я. – Не столь удачный, как предыдущий, но должен защитить его от восхода и солнечного света. Я заключил с ним сделку и свою часть обязательств выполнил.

– Гарри, – Баттерс плавно покачал головой, – уверен, что он будет доволен.

– Не будет. – Я усмехнулся. – Он станет ныть и причитать, как топорно у меня получилось. Но она у него будет, вот что важно.

– Спасибо, – поблагодарил меня Баттерс подчеркнуто вежливым тоном и убрал деревянный череп в сумку. – Я ему передам.

– Э-э-э, старина! Ты в порядке? – Я заметил в нем что-то неладное.

Он странно посмотрел на меня, затем вернулся к раковине и продолжил мыть свои инструменты.

– Год был долгий, – ответил он. – И я мало спал. Вот и все.

Это было не все. Я, конечно, не великий специалист по части человеческих отношений, но он явно был чем-то озабочен.

– Баттерс?

Он покачал головой.

– Тебе нужно задавать поменьше вопросов, Гарри. – Его голос прозвучал тверже и суше, чем я ожидал.

– Ага, и еще мне нужно есть больше овощей, – парировал я. – Но давай смотреть правде в глаза. Я такой, какой есть, другого уже не будет. Так в чем дело?

Он вздохнул и сказал:

– Гарри… Ты читал «Кладбище домашних животных»?

Я нахмурился.

– Ну да, давно когда-то… – Мой желудок подпрыгнул. – Что ты хочешь сказать? Что я вернулся с того света другим?

– Ты был мертв, приятель, – ответил Баттерс. – Люди были… Слушай, когда ты был здесь, ты был в городе своего рода шерифом, во многих смыслах. Ты умер, и все в Чикаго пошло наперекосяк. И не только с фоморами. Вокруг снуют вурдалаки. Из Подземья полезла всякая нечисть. Вампиры начали в открытую похищать людей. Даже обычные люди замечают неладное. Молли делала, что могла, но цена, которую ей пришлось за это платить…

Я не сводил с него глаз, пока он говорил. Его взгляд был где-то далеко отсюда, руки двигались все неувереннее.

– И тут появился твой призрак, это было… ну, ты понял. Странно. Но мы подумали, раз ты жил не как все, значит и умер не как все.

– Это была клиническая смерть… – начал я.

– Ты нам этого не сказал, – ответил Баттерс.

Я открыл рот и снова закрыл. Он был прав. Да, не сказал. Я имею в виду, что тогда я этого не знал, но у него была масса оснований, чтобы начать думать обо мне в прошедшем времени.

– И вот, когда все катится в пропасть, ты объявляешься опять. – Он слабо улыбнулся. – Представь только, крутой старший брат Гарри воротился из мертвых! Думаю, тебе не понять, что это для нас значило. Ты уже очень давно владеешь огромной силой и разве можешь понять, каково это – ходить по улицам без нее. Ты не знаешь, что это такое – беспомощно наблюдать, как с людьми происходят страшные вещи, а ты способен только ходить вокруг без возможности кому-то помочь. – Он издал короткий горький смешок. – Да, череп болтал всякое. Не уверен, что это изменило ситуацию к лучшему. Я знал, что происходит, но не мог ничего сделать, только какие-то случайные мелочи – и никогда по собственной воле.

– Баттерс… – начал я.

Он не слышал меня.

– Дела идут все хуже и хуже, и тут внезапно защитник возвращается, когда ты думал, что он ушел навсегда. – Баттерс покачал головой, на глаза его навернулись слезы. – Это было как доза чистой надежды. Супермен снова надел свой плащ. Шериф снова вернулся в город.

Я наклонил голову. Кажется, я знал, что последует за этим, и мне это ни капли не нравилось.

– Если не считать того, что в город ты так и не вернулся, – продолжил он. – Ты остался на Пугающем острове. И не стал делать вообще ничего. А затем исчезла и Молли, и мы вдобавок лишились даже ее защиты. Знаешь, в прошлом году Билли и Джорджия попали в больницу. Какое-то время мы даже не знали, выкарабкаются ли они. А у них теперь маленькая девочка. Она едва не осталась сиротой. Каждый из нас потерял кого-то за последние пару лет, ну или знает тех, кто потерял. А ты все оставался на своем Пугающем острове.

– Мне пришлось, – ответил я.

Баттерс стиснул зубы.

– Постарайся посмотреть на это моими глазами, Гарри, – сказал он. – С Чичен-Ицы ты перестал быть собой. Ты сам-то хоть понимаешь?

– Ты о чем? – спросил я.

– Ты заключил сделку. С Мэб, – просто ответил он. – А потом умер. Объявился твой призрак, и это подтверждало то, что ты умер. И он заставил нас попотеть. Потом ты появляешься снова, уже живой, только теперь у тебя эти жуткие силы Зимних фэйри. А на следующий день исчезает Молли, также обзаведясь такими же силами. Дальше ты опять пропадаешь на целый год, живешь на острове, где никто не может до тебя достучаться и никаких от тебя ни вестей, ни помощи… – Первый раз за все это время он заглянул мне в глаза. – Это не ты. Не тот ты, которого мы знаем. Парень, который играл с нами в карты. С которым мы ездили смотреть кино под открытым небом…

Я засунул руки в карманы.

– Да, с людьми всякое бывает, – продолжил он. – И возможно, у тебя были важные причины сделать то, что ты сделал. Но… В конце дня у меня просто нет замены, чтобы всякий раз ездить сюда. Мы теряем людей. Детей. Старых друзей. Черт побери, одно время здесь даже водилась пакость, убивающая домашних животных. – Он вернулся к своим инструментам. – Всего этого хватает, чтобы стать циником. И вот ты снова тут и не собираешься говорить о том, чем занят на этот раз. Люди боятся, а вдруг ты слетишь с катушек, как все Зимние Рыцари до тебя. – Он обернулся ко мне, тяжелый взгляд его темных глаз был наполнен болью. – И после того, как тебя зашили, что ты делаешь в первую очередь? Эй, Баттерс! Как дела, Баттерс? Извини, что поколотил твою подругу! Не хотел раздолбать твой компьютерный зал, дружище! Нет. Первое, о чем ты говоришь, – о сраном каком-то долге. Как какой-нибудь из этих вонючих фэйри.

Холодный озноб прошелся по моему животу. Баттерс не знал всего, он не знал всю историю, но…

Он был прав.

Баттерс начал ожесточенно сваливать свои вещи в сумку.

– Я боюсь. – Голос его стал мягче. – Я знаю, что происходит, и я боюсь. Скажи мне, Гарри: мы должны ожидать того, что Супермен и Лютор^[2] споются? Когда мне станет известно, во что ты втянул Кэррин, это меня успокоит? Потому что я уже не уверен, что знаю тебя.

Прошло где-то с минуту, прежде чем я ответил.

– Не успокоит, – сказал я тихо. – И я по-прежнему пока не хочу тебя в это посвящать.

– Честный ответ. – Он кивнул. – Что ж, хотя бы так. В холодильнике апельсиновый сок. Попей. В ближайшие несколько дней пей больше жидкости.

Баттерс взял свою сумку и вышел из кухни.

Он выглядел таким же усталым, каким ощущал себя я. И я видел, что он напуган и что страх гложет его изнутри. Он сомневался. Весьма разумно в этом мире. Он сомневался во мне. Это было больно, но объяснимо. Может быть, даже мудро. И он говорил открыто. Для этого требовалась смелость. Если бы я действительно превращался в монстра, он выставил бы себя отличной мишенью. Но он все равно не стал молчать – а значит, не был уверен и хотел рискнуть.

Более того, когда мне понадобилась его помощь, он не отказался, пришел.

Баттерс – отличный парень.

И он не ошибся.

Я слышал, как в гостиной тихо переговариваются Баттерс, Кэррин и кто-то еще – наверное, Энди. Секунду спустя хлопнула дверь. В опустевшем доме воцарилась тишина.

Кэррин появилась в дверях.

– Ты все слышала? – спросил я.

– Да, – сказала она, – слышала.

Она подошла к холодильнику, открыла его и достала пакет с апельсиновым соком. Нашла в шкафу пластиковый стакан и наполнила его до краев. Потом передала мне.

Я поморщился и отпил немного, потом опустил взгляд.

– Ты согласна с ним?

– Его можно понять.

– Но ты с ним согласна?

– Я тебе верю, – сказала она.

Три слова. Значимые. Особенно от нее. На мгновение они заполнили комнату целиком, и я почувствовал, как тугой узел в груди стал немного слабее.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Они ответила тем же.

– Возможно, зря, – произнес я.

Ее улыбка сделалась шире, и в уголках глаз собрались морщинки.

– Возможно, я уже большая девочка и могу решать за себя сама.

– Может, и так, – допустил я.

– Год был тяжелый, – сказала она. – Они вымотаны и напуганы. Иногда люди теряют веру. Но они поймут. Вот увидишь.

– Спасибо, – сказал я тихо.

Она опустила ладонь мне на руку и несильно сжала, затем убрала.

– Я устроила Вальмон в гостевой спальне. Ты ляжешь в моей комнате, а я – на диване.

– Нет, я на диване, – возразил я.

– Ты на нем не поместишься, дурачок. И ты забыл, что это тебя сегодня подстрелили. И если мы собираемся осуществить задуманное, мне нужно, чтобы завтра ты был в хорошей форме.

Я поболтал апельсиновый сок в стакане. Она дело говорила.

На пороге появился Мистер и бросился ко мне. Я отставил простреленную ногу назад, чтобы масса его пришлась только на левую голень, потом нагнулся и почесал его рваное ухо.

– Где тебя носило, шерстяной клубок?

– Это забавно, – сказала Кэррин. – Он исчезает, стоит тут появиться Энди.

Я вспомнил хаос, который устроил когда-то Мистер в моей старой квартире, и улыбнулся:

– Может, она просто не кошатница.

– Пей свой сок, – напомнила она. Я выпил. Она снова наполнила стакан и проследила, чтобы я выпил и его.

– Хорошо, – сказала она. – Вальмон уже легла. Иди спать. Завтра нам рано вставать, и ты мне понадобишься хорошо отдохнувшим.

Я и сам знал, что Кэррин права. В такой ситуации лишать себя жизненно важного отдыха без всяких на то причин – смерти подобно. К тому же сегодня я и так уже сделал достаточно. Все прочее подождет до завтра.

Я отправился в спальню Кэррин, но, проходя через гостиную, остановился.

Кофейный столик был завален оружием. Часть его была выложена на ткань, другие стволы, уже вычищенные, стояли, прислоненные к ближайшему стулу, где для них уже была приготовлена сумка. Среди них был любимый маленький бельгийский карабин Кэррин, а рядом с ним какие-то две штуковины, напоминающие бластеры из фантастических фильмов.

– Новые игрушки? – поинтересовался я.

– Аксессуары, – не без самодовольства ответила она. – Я же девочка, Гарри.

– А это что, базука?

– Нет, – ответила она. – Эй-ти четыре. Гранатомет. Намного лучше, чем базука.

– На тот случай, если мы соберемся поохотиться на динозавров?

– Какая работа, такие и инструменты.

– Можно, я с ним поиграю?

– Нельзя, тебе пора баиньки.

Она расположилась на диване и начала собирать один из своих стволов. На мгновение я замер в нерешительности. Какое я имею право втягивать ее в ту игру, которую затеял?

Я быстро загнал эту мысль подальше, но тут же всплыла другая. Могу ли я вот прямо сейчас вывести ее из этого дела?

Кэррин посмотрела на меня и улыбнулась. Она справилась со сборкой так быстро, как другие завязывают шнурки.

– Увидимся утром, Гарри.

Я кивнул. Лучший способ убрать ее с линии огня – начать дело и закончить его. Она не перестанет мне помогать, даже если я ее попрошу. Хватит ходить вокруг да около, Гарри. Вступай в бой и отделай Никодимуса и компанию так, чтобы больше им неповадно было.

– Ага, – ответил я. – Увидимся утром.

Глава 14

Сколько бы Зимняя мантия ни поддерживала меня в бою, она, похоже, совершенно обо мне забывала, как только я оказывался в безопасности.

За мучительное количество прыжков я добрался до ванной Кэррин, помылся как мог, при помощи мочалки, раковины с теплой водой и маленького обмылка, а затем рухнул в постель. Примерно через десять секунд усталость, отступившая было на задний план, навалилась с новой силой, жжение и тупая боль от десятков порезов и ушибов давали о себе знать.

Я слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Пока я размышлял недолгое время, встать ли мне и поискать аспирин или другое болеутоляющее, как незаметно подкрался сон и я отключился.

Сон, который мне снился, был из тех, что называются лихорадочными, – шумный, яркий, бессвязный. Я не помню всех деталей. Помню только, что я никак не мог поспеть за происходящим. Как только мои глаза фокусировались на чем-то, все изменялось. Как только я догонял действие, оно, хохоча, мчалось в другом направлении и оставляло меня. Я отчаянно пытался развернуться в нужную сторону и поймать ритм, но казалось, что мои ноги увязли в грязи. В то же время неподалеку от себя я видел других Гарри Дрезденов, и каждый из них танцевал собственный путаный танец параллельно со мной. И иногда мы останавливались, чтобы помахать друг другу рукой и обменяться жалобами.

Под конец сна я обнаружил, что еду по какой-то дороге в моем старом разноцветном «фольксвагене» по прозвищу «Голубой жучок», продираясь вперед через сильный дождь. Моя ученица Молли сидела рядом со мной.

Ей было чуть за двадцать, и она была прекрасна, хотя, по мне, выглядела немного худовато. Ее волосы, цвет которых постоянно менялся с подростковых времен, теперь были длинными и почти белыми. Она была одета в старые дизайнерские джинсы, синюю футболку с выцветшим символом вторичной переработки и сандалии.

– Ненавижу такие сны, – пожаловался я. – Никакого сюжета, просто набор случайных странных событий. Этого мне хватает и наяву.

Она посмотрела на меня с испугом и несколько раз моргнула:

– Гарри?

– Конечно я. Это же мой сон.

– Нет, не совсем, – сказала Молли. – Как ты это делаешь?

Я на мгновение оторвал руки от руля, чтобы театрально пошевелить всеми десятью пальцами и зловеще протянуть:

– Я – чародей!

Молли разразилась веселым смехом:

– О боже, это что, случайность? Ты наконец выбрался с острова? Как твоя голова?

Теперь пришлось заморгать мне:

– Постой-ка. Это ты, Молли?

– Я, – сказала она с улыбкой, на секунду обернула руку вокруг моей шеи и склонила голову мне на плечо в быстром объятии. Прикосновение было теплым, что выходило за рамки нормальных ощущений во сне. Чувство ее присутствия было таким отчетливым, что не вызывало сомнений. – Ух ты! Так приятно вас видеть, босс.

– Ух ты! – повторил я. – Как же это происходит?

– Хороший вопрос, – сказала она. – С Нового года на меня нападали во сне, наверное, раз пятьдесят. Я думала, что моя защита довольно крепкая.

– Нападали? Кто? – спросил я.

– А-а, – протянула она небрежно, – в основном сидхе.

– Подожди, разве ты не их принцесса?

– Во плоти – да. – Глаза Молли сверкали. – Но во сне они могут приходить ко мне анонимно, поэтому каждый панк думает, что это круто. Это как Интернет для фэйри.

– Вот уроды.

– Ну не совсем, – возразила она. – Послушай, Гарри, Мэйв была действительно очень, очень ужасной Зимней Леди. Теперь я получила эту работу. Сидхе просто хотят убедиться, что я для нее гожусь. Они меня так проверяют.

– Приходят во сне?

– Тихонечко, пока Мэб не видит, – ответила Молли. – Это, вообще-то, напоминает, как моя мама оставляла меня дома следить за моими маленькими братьями и сестрами. Только с более преступными намерениями.

Я издал короткий смешок.

– Ты улыбаешься – это хорошо. Они наступают. Я даю им пинка. Ничего личного, – продолжала она. – Потом я возвращаюсь к своей работе. Из-за которой, кстати, от меня и не было никаких вестей. Прости. Еще лет полтораста, и я стану делать ее так же хорошо, как Мэйв. А у тебя какие оправдания?

– Я посылал тебе гонцов каждый день последние полгода, – ответил я.

Глаза Молли расширились, затем сузились.

– Мэб?

– Мэб.

– Я тебе была нужна? – После моего ответа в голосе ее прозвучало негодование.

– Позавчера. Эта штука в моей голове собирается убить меня в ближайшие несколько дней. Духоприют считает, что ты можешь помочь. Похоже, и Мэб так считает.

Голубые глаза Молли стали ледяными.

– Иначе она не перехватывала бы твоих гонцов. Сука. Если бы я знала… – Молли прикусила губу. – Она дала мне работу, которую я не могу бросить так сразу.

– Раздражает? – спросил я.

– Я под двумя милями льда. Весь день сюда добиралась. Вот почему я сейчас сплю. Что у тебя происходит?

Я ей рассказал.

– О боже, Гарри! Никодимус? А Саня уже там?

– Нет, – ответил я и тут же поправился: – Пока нет.

– Рыцарь Меча будет там, – пообещала она. – Он всегда появляется. А я уже убегаю…

На лице ее появилась досада, и в то же мгновение окружающее начало мерцать. Я внезапно оказался посреди небольшого стада «Голубых жучков», в каждом из которых сидели немного разные версии Гарри Дрездена и Молли Карпентер. Я переезжал через другие «фольксвагены», как лыжник на слаломе.

– …Как только смогу… – прозвучал голос Молли издалека.

И вот я уже ехал один.

Движение становилось все плотнее и беспорядочнее. А затем раздался громкий визг шин и скрежет гнущегося металла, появился яркий свет, и возникло ощущение вращения и падения одновременно в преувеличенном и изящном темпе замедленной съемки.

Радио закашлялось от помех, потом женский голос заговорил тоном радиокомментатора:

– …К другим новостям. Гарри Дрезден, чародей из Чикаго, слепо несется навстречу собственной гибели, потому что отказывается замечать простые и очевидные истины, лежащие перед ним как на ладони. Дрезден проигнорировал несколько чрезвычайно удачно посланных предостережений и, как результат, вполне возможно, погибнет в ближайшие сорок восемь часов…

* * *

Я выдернул себя из сна и сел на кровати, весь в поту и с трясущимся телом, мои инстинкты взвыли, предчувствуя опасность и подсказывая мне, что я больше не один в комнате.

Инстинкты оказались правы ровно наполовину.

Кэррин бесшумно прикрыла за собой дверь и мягко подошла к кровати, освещенная тусклым светом уличных фонарей. На ней была длинная полинявшая майка чикагской полиции, а волосы она связала в простой конский хвост. В руке она сжимала свой любимый «зиг», направленный стволом вниз.

– Эй, – прошептала она, встав возле меня. – Я услышала какой-то шум. Ты в порядке?

Одной рукой я протер глаза. Неужели Молли мне снилась? Всего лишь сон? Или это было нечто большее? Я знал, что множество безумных вещей становятся возможными во сне, и я знал, что этот казался невероятно реальным, но это не значит, что он был реальностью.

– Сны, – пробормотал я. – Извини, не хотел тебя будить.

– Я все равно не спала. Ты что-то бормотал и ворочался.

Я услышал, как Кэррин положила «зиг» на прикроватный столик. Она была в каких-то полутора футах от меня, что позволило мне уловить исходящий от нее аромат. Запах чистой одежды из прачечной, дезодоранта, смутно напоминающего какой-то цветочный аромат, намек на загоревшую под солнечными лучами кожу, а также еле уловимый запах средства для чистки оружия. Секунду спустя она положила мне на лоб руку.

– У тебя температура, – заключила она. – Сны при лихорадке самые скверные. Сядь прямо. – Она пошла в ванную и вышла оттуда минуту спустя с водой в пластиковом стаканчике и четырьмя таблетками. – Ибупрофен, – пояснила она. – Как твой живот?

– Отлично, – пробормотал я. – Что меня действительно беспокоит, так это порезы и синяки. – Она передала мне таблетки и воду, я закинул все в себя и поставил стаканчик на стол. – Спасибо.

Она взяла стаканчик и повернулась, чтобы выбросить его в мусорное ведро, а свет из ванной осветил сильные, рельефные мышцы ее ног. Я постарался не замечать, насколько мне понравилась эта картина.

Но Кэррин все заметила.

Она застыла в этой позе, наблюдая из-за плеча, как я наблюдаю за ней. Затем она повернулась и подошла к двери в ванную, чтобы выключить свет. Я увидел ее ноги еще отчетливее. Затем свет погас, и мы оба оказались в темноте. Она не двигалась.

– Твои глаза, – тихо произнесла она. – Ты смотрел на меня так лишь несколько раз. Это… возбуждает.

– Извини, – сказал я. Мой голос показался мне грубым.

– Не нужно, – ответила она мне. Тихо зашуршала одежда. Я почувствовал, как под ее весом осел край кровати. – Я… я думала о том, о чем мы говорили в прошлом году.

В горле у меня пересохло, сердце забилось чаще.

– Что ты имеешь в виду?

– Это, – сказала она. Ее рука коснулась моей груди и ласково прошлась по лицу. Затем ее вес переместился на кровати чуть дальше, и ее губы соприкоснулись с моими.

Это был замечательный поцелуй. Медленный. Теплый. Ее губы, мягкие, нежные, ласкали меня тихими волнами. Я слышал, как рвется ее дыхание, пальцы Кэррин тешили мои волосы, один раз даже царапнув кожу, а затем ее руки скользнули ниже, от шеи к плечу.

Желание переполнило меня жаром и чисто животной страстью, Зима тоже пробудилась во мне, требуя немедленного удовлетворения. Тело волей инстинкта говорило мне, что вот она, рядом, – теплая, настоящая, прижимается ко мне все плотнее через один только тонкий покров одежды – бери ее, не раздумывая.

Я себя успокоил. С мягким стоном оторвал ее губы от своих губ и выдавил через силу:

– Кэррин…

– Я знаю, – ответила она, тяжело дыша и не отстраняясь; ее горячее дыхание обжигало мне кожу. – Эта штука, которой тебя одарила Мэб. Это она. Я знаю.

Она взяла мою руку и положила себе на пах. Потом переместила ее чуть ниже и стала двигать ею под майкой туда-сюда. Я чувствовал мягкость и упругость ее кожи, ее гибкость, ее изгибы. Под майкой у нее не было ничего.

Я неподвижно замер. Это была единственная альтернатива неминуемым животным инстинктам.

– Что? – выдохнула она.

Что-то во мне, с Зимой не имеющее ничего общего, вопило, чтобы я не медлил, призывало начать двигать пальцами, стянуть с нее майку и действовать дальше. Я предотвратил этот порыв.

Она была слишком важна для меня. Я не мог довериться своей похоти в решении подобных вопросов.

Увы, моя голова отказывалась четко выражать эти мысли.

– Ты не… – лепетал я. – Я не уверен, что я могу… Кэррин, я хочу, но я…

– Все в порядке, – шепотом сказала она.

– Я не уверен, – говорил я в попытках оправдаться.

Я хотел ее. Но я хотел, чтобы в этом участвовало не только желание. Я мог обладать ею, если бы захотел, – бездумный секс ради секса точно не являлся редкостью среди Зимних сидхе.

Но подобное могло оставить от вас лишь пустую оболочку, если вы позволите желанию собой управлять. А у Кэррин была и храбрость, и верность, и сердце, и мозги, и еще столько всего куда большего, чем примитивная потребность и желание.

Я пытался объяснить это. Слова стремительно и бессвязно вылетали из моих уст. Сомневаюсь даже, что в правильном порядке.

Она прикрыла мой рот рукой. В ее голосе чувствовалась улыбка:

– У меня в запасе был целый год, чтобы подумать об этом, Гарри. И я не хочу проснуться однажды и понять, что мне было страшно переступить черту. – Она наклонилась и ласково поцеловала меня в веко. – Я знаю, ты человек хороший. И у меня никогда не было друга лучше тебя. – Она опять наклонилась и поцеловала мне веко, уже другое. – И я знаю, что ты долгое время живешь один. Как и я. И вот я здесь, рядом. И я хочу этого. Ты этого хочешь тоже. Так может, ты наконец заткнешься и что-нибудь сделаешь?

Мои пальцы дрогнули, наслаждаясь теплом ее мягкой, упругой кожи на изгибе бедра. Тело Кэррин пронзила дрожь, она испустила вздох и затаила дыхание.

Это вконец меня распалило. Я обнял ее рукой и усадил на себя. Тело Кэррин было крепким и жилистым, роста она была невысокого, и сил во мне хватало вполне. Я устроил ее поверх, ее грудь прижалась к моей груди через тонкую материю майки, я положил руки на ее бедра и стал водить ими вверх и вниз, чувствуя мягкую теплоту плоти и порождая у нее наполненные желанием стоны.

Я сказал, споря с желанием:

– Не знаю, смогу ли я сдержаться… Не хочу, чтобы тебе было больно…

В ответ она слилась со мной в поцелуе, и поцелуй этот был чистый голодный огонь. Я ответил с таким же жаром, наши языки сплелись в танце; Кэррин в порыве страсти сбросила с постели одеяло.

– Я сражалась с викингами, Гарри, – сказала она. – Я не стеклянная. Тебе нужно это. Нам нужно это. Заткнись уже, Дрезден. – Ее губы снова впились в мои, и я перестал думать о чем бы то ни было.

Поцелуй становился все жарче, ее руки смелее. Я потерял счет тому, сколько раз мои пальцы шарили под ее майкой, от затылка и вниз до бедер, снова и снова. Ее губы рыскали по моему лицу от уха до шеи, посылая импульсы желания телу, пока напряжение не достигло последних пределов.

Я вскрикнул и перевернулся, подминая Мёрфи под себя, отчего она резко втянула воздух. Я поймал ее руки и с силой вжал их в матрас, затем заскользил вниз по женскому телу, пока мой рот не оказался у Кэррин меж ног. Она была сладкой и тяжело дышала, в то время как я изучал ее губами и языком; каждая волна дрожи, пробегавшая по ее телу, все больше распаляла ее, бедра Кэррин ходили ходуном, она неистово выгибала спину. Мёрфи выкрутила запястья, пытаясь опереться на них… затем ее дыхание резко оборвалось, а тело выгнулось дрожащей дугой.

Несколько секунд она жадно вдыхала воздух, ерзая и содрогаясь от ощущений, и я снова увидел ее лицо в неверном свете уличных фонарей. Оно стало багровым от страсти, глаза были закрыты. Я был возбужден настолько, что дальше сдерживаться становилось больно. Тогда я снова поднялся выше, на этот раз прижав запястья Кэррин над ее головой.

– Да, – прошипела она. – Прямо сейчас. Пожалуйста.

Господи, подчас самой чувственной вещью, которую женщина может дать мужчине, является слово «да».

Мне не нужно было повторять дважды.

Она была горячей, скользкой от пота, и я едва сдерживался от того, чтобы просто взять и войти. Крошечная часть моего сознания смогла немного замедлить ход событий, когда я начал входить в нее, – пока она не вскинула ноги и не вдавила пятки мне в бедра, заставляя меня войти еще глубже.

Я уже не пытался сдерживаться.

Кэррин освободилась из моей хватки и обвила мою шею руками. Она рывком опустила меня ниже, разница в нашем росте не позволяла мне добраться губами до ее губ и не выйти из нее при этом. Но я сумел. Наши губы сливались в страстном поцелуе, наше дыхание переплеталось, пока тела двигались в одном ритме. Она извивалась в моих объятиях, ее глаза закатились, когда она снова выпрямилась, а затем, изогнув спину, издала тихий, почти неслышный стон. Я не остановился, когда после оргазма она рухнула ничком на кровать, а только больше распалился от этого, ее тело двигалось навстречу каждому моему толчку.

– Сейчас, – выдохнула она. – Не останавливайся, только не останавливайся.

Я уже не мог и не хотел останавливаться. Я уперся руками в кровать, оторвавшись от ее тела, и был способен думать только о том, как мне хорошо и как росло и росло во мне ощущение скорого удовлетворения.

– Да, – снова выдавила из себя Кэррин. – Кончай уже.

Я достиг пика…

…И почувствовал, как что-то твердое и холодное тычется мне в висок.

Я открыл глаза и увидел, что она приставила к моей голове свой «зиг». А над ее бровями открылась еще одна пара глаз, горящих дьявольским лиловым огнем; на лбу же проступил пылающий тем же цветом символ, по форме схожий с песочными часами.

Голос Мёрфи изменился, стал ниже, глубже и чувственнее.

– Даже в самом страшном аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли, – мило промурлыкала она.

И нажала на спуск.

* * *

Сидя в постели Кэррин, я пытаясь сдержать рвущийся из меня крик.

Я протер глаза, пытаясь собраться с мыслями и прогоняя сон. Серебряная серьга в левом ухе ощущалась, как маленький кусочек ледяного свинца, тяжелого и по-северному холодного. Я тяжело дышал, меня заливал пот, несколько порезов горели. Мое тело болело и – что много хуже – было взвинчено до предела, разочарованное неудовлетворенным желанием моих возбужденных чувств.

Я со стоном откинулся на постель.

– Ладно, – тяжело выдохнул я. – Даже во сне облом? Это же смешно, черт побери!

Мгновение спустя под потолком щелкнул свет и дверь спальни открылась.