Морской волк (сборник)

Глаза -- мне довелось хорошо узнать их -- были большие и красивые, осененные густыми черными бровями и широко расставленные, что говорило о недюжинности натуры. Цвет их, изменчиво-серый, поражал бесчисленным множеством -- оттенков, как переливчатый шелк в лучах солнца. Они были то серыми -- темными или светлыми, -- то серовато-зелеными, то принимали лазурную окраску моря. -- Эти изменчивые глаза, казалось, скрывали его душу, словно непрестанно менявшиеся маски, и лишь в редкие мгновения она как бы проглядывала из них, точно рвалась наружу, навстречу какому-то заманчивому приключению. Эти глаза могли быть мрачными, как хмурое свинцовое небо; могли метать искры, отливая стальным блеском обнаженного меча; могли становиться холодными, как полярные просторы, или теплыми и нежными. И в них мог вспыхивать любовный огонь, обжигающий и властный, который притягивает и покоряет женщин, заставляя их сдаваться восторженно, радостно и самозабвенно.

Жизнь — нелепая суета. Она похожа на

закваску, которая бродит минуты, часы,

годы или столетия, но рано или поздно

перестает бродить. Большие пожирают

малых, чтобы поддержать свое брожение.

Сильные пожирают слабых, чтобы

сохранить свою силу. Кому везет, тот ест

больше и бродит дольше других, — вот и

все!

Верь я в бессмертие, альтруизм был бы

для меня выгодным занятием. Я мог бы

черт знает как возвысить свою душу. Но,

не видя впереди ничего вечного, кроме

смерти, и имея в своем распоряжении срок,

пока во мне шевелятся и бродят дрожжи,

именуемые жизнью, я поступал бы

безнравственно, принося какую бы то ни

было жертву. Всякая жертва, которая

лишила бы меня хоть мига брожения, была

бы не только глупа, но и безнравственна

по отношению к самому себе. Я не должен

терять ничего, обязан как можно лучше

использовать свою закваску. Буду ли я

приносить жертвы или стану заботиться

только о себе в тот отмеренный мне срок,

пока я составляю частицу дрожжей и

ползаю по земле, — от этого ожидающая

меня вечная неподвижность не будет для

меня ни легче, ни тяжелее.

Лучше и прекраснее любить, чем быть

любимым, и только это чувство заставляет

человека дорожить жизнью и ненавидеть

смерть.

Видите ли, я тоже порой ловлю себя

на желании быть слепым к фактам жизни

и жить иллюзиями и вымыслами.

Они лживы, насквозь лживы,

они противоречат здравому смыслу. И,

несмотря на это, мой разум подсказывает

мне, что высшее наслаждение в том

и состоит, чтобы мечтать и жить

иллюзиями, хоть они и лживы. А ведь

в конце-то концов наслаждение –

единственная наша награда в жизни.

Не будь наслаждения – не стоило бы и

жить. Взять на себя труд жить и ничего

от жизни не получать – да это же хуже,

чем быть трупом. Кто больше

наслаждается, тот и живет полнее, а вас

все ваши вымыслы и фантазии огорчают

меньше, а тешат больше, чем меня –

мои факты.

В наше время человек устроен так, что его

жизнеспособность определяется

содержанием его кошелька.

Вряд ли есть на свете зрелище более

ужасное, чем вид сильного человека

в минуту крайней слабости и упадка духа.