Buch lesen: «Кровавый вкус победы»

Пролог

На Саладере принято вести отсчёт лет с Великого Раскола. Старинные предания гласят, что в тот незапамятный год богами был уничтожен Первый Император, жестокий властелин демонов, и наш мир наконец пришёл в равновесие. Кто знает, может быть, полторы тысячи лет назад у нас действительно ещё были боги. Теперь же они скрылись на недосягаемых Небесах, взирая на своё творение с холодным равнодушием. И пусть священникам до сих пор как-то удаётся творить свою особенную магию, обычно называемую божьим даром, всё меньше и меньше людей действительно верят, что создателям мы не безразличны. И пусть регулярно находятся те, кто в любом несчастье видит постоянное злокозненное присутствие демонов, нам всем давно пора признать, что всё зло, равно как и добро, в этом мире исходит от населяющих его разумных, и только от них.

1512 год. Срединные горы – обширная гряда, разделяющая восточную и западную части материка. Кажется, не осталось в них ни единой тропинки, не изъезженной торговцами, путешественниками или лихими людьми, но в таких местах всегда найдутся тёмные углы, готовые дать приют зарождающемуся злу. Молодой и амбициозный маг кости, жаждущий могущества и бессмертия, готовый переступить ради этого через само понятие человечности, отвергнутый собственным орденом за подобные идеи, воздвиг в недрах Срединных гор свою цитадель. Он назвал себя некромантом – «провидящим смерть». В окружении слуг и учеников он всего за каких-то двадцать лет создал силу достаточно могущественную, чтобы объявить войну всему миру.

Я был на этой войне. Но моя печаль и моя история не о том, что мы потеряли, а о том, что осталось…

Глава 1. Обречённый на смерть

Мерно покачиваясь в седле, я ехал сквозь старинный город, пронизанный ослепительными лучами полуденного солнца. В балладах не раз восхвалялось торжественное величие Леондоры, её широкие проспекты и тенистые парки, пышные здания, в изобилии украшенные изящными скульптурами, и витиеватые ограды, похожие на железное кружево, но в тот день она была особенно прекрасна. Столица Вэлифара казалась обворожительной невестой, нарядившейся к долгожданному возвращению любимого. Лёгким шлейфом ложились под копыта лошадей тысячи цветов, почти скрывших под собой начищенную до блеска мостовую. Счастливые лица людей, что в едином порыве высыпали на улицы встречать свою победоносную армию, сияли ярче драгоценных самоцветов. Как в последний раз я любовался этим контрастом с всепоглощающей серой безысходностью, что окружала и преследовала меня последние шесть лет.

Сначала пришёл туман. Тяжёлый, липкий, с привкусом горечи и пепла, он стекал со Срединных гор гнилостной рекой, до поры укрывая бесчисленные орды внушающих ужас и отвращение тварей из костей и плоти. Которые обрушились на мирные земли Вэлифара, оставляя после себя лишь разорённые поселения и груды мёртвых тел. Что мы, живые люди, могли противопоставить монстрам, не ведающим ни боли, ни страха? Но каждый сражался с отчаянной обречённостью, понимая, что если не справимся мы – не справится никто. Многие не вернулись с тех полей. И память о павших во имя мира и самой жизни навеки останется в наших сердцах.

Но время скорбеть об утрате ещё придёт, а сейчас можно с головой окунуться во всеобщее ликование и позволить себе насладиться заслуженным триумфом.

– Слава генералу Дель Аркуа! Слава спасителю Вэлифара! – нестройные возгласы толпы, выкрикивающей моё имя, стали для меня одновременно самой сладкой музыкой и самой желанной наградой. Я не хотел пропустить ни единой минуты, которые подобно мелким песчинкам в песочных часах утекали в небытие, и всей душою надеялся, что никто не заметит моей печали, скрытой за безукоризненной улыбкой.

Потому что жить мне оставалось всего три дня.

И это казалось настолько глупым и по-детски обидным, что я не находил в себе сил, чтобы, смирившись с судьбой, достойно уйти в Небесные Чертоги, как это подобает воину. Я готов был умереть среди крови и дыма, от шальной стрелы или зазубренного меча, от разряда нечестивой магии или от когтей чудовищ. Но не от яда, медленно разъедающего тело, наполняющего его тошнотворной слабостью. Только не так.

– Господин генерал, – робко окликнул меня мелодичный голосок откуда-то справа. Я повернул голову, и совсем молоденькая девушка ловко бросила мне букетик полевых цветов. Благодарно кивнув, я напоказ прикрепил его к кителю. Если уж суждено мне закончить земной путь на самом пике своей известности и славы, то пусть меня хотя бы запомнят милым и весёлым!

И стоило мне прийти к этому решению, как обречённость отступила, а вместе с ней – и жадное внимание к каждой детали, мгновению, блику света, скользящему по кромке крыш…

Всё, что было после, я запомнил очень плохо. В памяти остались лишь какие-то обрывочные картины, яркие, беспечные, хмельные.

Бутылка вина, выпитая наполовину и заботливо заткнутая носовым платочком…

Лихой танец, в который втянули меня две очаровательные девы…

Чьи-то пальцы заплетают мои светлые волосы в косу, перевитую незабудками…

Стук кружек с дешёвым пивом, выпиваемых на спор сразу с двумя офицерами…

Столы, сундуки, стулья, как по волшебству обретающие способность перебегать с места на место…

О, демоны…

Демон приснился мне ночью. Он выглядел как исключительно типичный представитель своего нечестивого народа, что священники так любят изображать на стенах храмов и монастырей для устрашения паствы: тёмная, почти чёрная, кожа, мощный торс, расчерченный ярко-алыми татуировками, засаленные волосы до плеч. Голову демона венчали могучие рога, в остроте сравнимые с неплохим клинком. Сначала я видел лишь смутный образ среди непроницаемого рыжеватого тумана, но затем видение начало изменяться, и вот я уже стоял посреди алой пустынной равнины, и передо мной проносились картины, полные непередаваемой муки: демон подвергался самым изощрённым пыткам, какие только способно вообразить человеческое сознание.

На миг его глаза встретились с моими:

– Помоги мне! – в этом взгляде была отчаянная мольба.

Я проснулся в холодном поту. Меня била дрожь, а взгляд демона огненным клеймом отпечатался в моём разуме. Я с ужасом осознал, что, прежде чем умереть, я должен его спасти…

– Господин генерал! – слуга робко переступил порог. – Там вас, это… генерал Дель Руто ждёт.

– Проклятье, – процедил я сквозь зубы, с сожалением сбрасывая одеяло. – Выспаться спасителю королевства не дают…

На самом деле я слегка кривил душой – заснуть мне в ту ночь больше не удалось. Просто если бы положение не обязывало, я бы предпочёл ни сейчас, ни впредь не пересекаться с Дель Руто. Во время войны мне приходилось прилагать немало усилий, чтобы не показывать своей неприязни к этому человеку, в условиях боевых действий разлад в командовании – роскошь непозволительная. Но трусоватый карьерист, предпочитающий отсиживаться в надёжно укреплённых штабах, неспособный быстро принимать решения, и при этом каким-то образом ставший первым кандидатом на должность главнокомандующего армией Вэлифара после гибели генерала Дель Барго, не вызывал во мне иных чувств, кроме отвращения. И хотя моё назначение его, должно быть, изрядно разочаровало, сам Дель Руто с тех пор проявлял ко мне повышенное притворно-благожелательное внимание.

Я наскоро умылся и потянулся к парадному мундиру, что примерно за неделю до торжественного марша привёз в мою ставку специальный королевский курьер. С некой мальчишеской гордостью отметил, что вчерашние увеселения прошли для него почти бесследно: на белоснежной материи не было ни пятнышка, лишь китель помялся немного. Думаю, никто не заметит.

Я как раз заканчивал возиться с мудрёной застёжкой, когда дверь в комнату бесцеремонно отворилась.

– Лест, доброе утро! – Дель Руто ввалился внутрь, даже не удосужившись постучать. В безукоризненно выглаженном мундире, как только что из портняжной мастерской, с до блеска начищенными эполетами, низенький толстый генерал выглядел дорого и внушительно. Большинство солдат и офицеров прибыли в столицу только на время празднований и были расквартированы в большой, чистой, но довольно скромной гостинице. В отличие от них, Дель Руто имел собственный особняк в Леондоре и мог себе позволить самую скрупулёзную заботу о выходных нарядах. Готов поспорить, не меньше десятка слуг потрудились.

– Доброе утро, – с холодной вежливостью откликнулся я, лишь мельком взглянув на нежеланного визитёра.

– Архимаг Улунбей приглашает нас разделить с ним завтрак. Надеюсь, вы не откажете? – как ни в чём не бывало продолжил Дель Руто. – Будут несколько наших офицеров и кальшехранские маги.

– Почту за честь, – не меняя тона, кивнул я.

Генерал расплылся в неискренней улыбке, обещал подождать меня возле лестницы и, наконец, закрыл за собой дверь. Но уединение было недолгим – архимаг не относился к тем людям, чьим временем можно злоупотреблять. Наскоро приведя в порядок растрёпанные волосы, я поспешил в таверну на первом этаже гостиницы. Светскую беседу, которую пытался завести Дель Руто, пока мы шагали по ступенькам вниз, я старался игнорировать. Разве что неопределённо хмыкал, когда повествовательные предложения превращались в вопросительные.

Нас уже ждали. Во главе стола расположился сам Улунбей, а рядом с ним – два пустых стула, на один из которых сел Дель Руто. Я раскланялся с архимагом, стараясь соблюсти хотя бы половину премудростей кальшехранского этикета, но потом сделал вид, что не заметил ни стула, ни приглашающего жеста моего спутника, и занял место между пожилым целителем и боевым магом огня, надёжно отгородившись от Дель Руто по крайней мере тремя парами плеч. Само собой, если бы такая выходка могла оскорбить Улунбея, я бы временно смирился с неприятным соседством. Но насколько я успел изучить его за нечастые визиты в мою ставку, архимаг считал приём пищи действием важным и требующим полного внимания, поэтому будет только благодарен, если я избавлю его от застольной болтовни. Мнение же Дель Руто интересовало меня в последнюю очередь.

Менкара, боевого мага, сидевшего справа, я знал очень хорошо. Последние два года он числился главным чародеем штаба. Мы прошли вместе немало битв и сражений, и, что скрывать, успели крепко сдружиться. И именно это обстоятельство позволило Менкару вместо приветствия фамильярно положить руку мне на плечо и заявить:

– Неважно выглядишь, генерал.

– Выпил много, – почти честно признался я. Уверенности, что стоит распространяться о демоне с красными кошачьими глазами, привидевшемся во сне, у меня не было.

– Вам, вэлифарцам, только бы пить, – молодой маг с едва уловимым осуждением покачал головой. – Недаром в просвещённом Кальшехране лишь тот, кто вовсе потерял достоинство, может притронуться к хмелю.

– Или тот, кто стражи не боится, – охотно поддержал я. Знаю я их законы: пойманный на улице пьяница запросто мог на полгода, а то и более, оказаться в тюрьме.

– Да сохранит Сверемир мудрость султанов! У нас, по крайней мере, за выпивкой не скрывают проблем, – патетично закончил Менкар. И хотя со стороны могло показаться, что это просто логическое продолжение беседы о вреде хмельного, я услышал намёк, и намёк прозрачный. Неужели о моих проблемах на лбу большими буквами написано?

– Тебе часто снятся дурные сны? – решился я на осторожный вопрос.

– Нет, – маг как-то очень поспешно покачал головой, – нас на теории сновидчества учат их не допускать. А у тебя что за кошмар?

– Демон, – я выдохнул, отгоняя последние сомнения, и продолжил. – Он закован в цепи, и его бесконечно истязают другие демоны. Выматывающее зрелище.

К моему удивлению, Менкар усмехнулся и пренебрежительно махнул рукой.

– А, это Антинаэль Отступник. Как же он всех достал своими видениями!

– Кто? – недоуменно переспросил я.

На лице чародея появилась та едва уловимая азартная улыбка, что всегда предвещала подробнейшую лекцию про тот или иной предмет, о котором он имел хоть малейшее представление. Была у Менкара такая слабость.

– Если верить древним книгам, что Антинаэль был весьма высокопоставленным демоном, но, в отличие от остальной правящей элиты, охотно откликался на заклятия призыва, часто контактировал с людьми. В тех же текстах говорится, что около тысячи лет назад он поднял мятеж против Императора, переговоры с ангелами, что ли, вёл о возвращении на Небеса, за что и был сослан в Пустоши на вечное заточение. С тех пор, мы, волшебники, часто сталкивались со снами, в которых Антинаэль обращается к смертным с просьбой о помощи. В хрониках описано немало таких случаев. Обычно, насмотревшись подобной жути, сразу бегут жаловаться магам, знаешь ли.

– И никто не попытался ему помочь? – поинтересовался я, как только появилась возможность вставить хоть слово.

– Ещё чего, – фыркнул Менкар. – Может, кто-то даже считает, что цель у Антинаэля была благородная, но кто ж их, демонов, разберёт. Только сумасшедший по доброй воле влезет во внутренние разборки Низвергнутых.

– Вот что я вам скажу, господин Лест, – вмешался пожилой целитель, который, как оказалось, внимательно прислушивался к нашему разговору. – Во хмелю разум наиболее уязвим к нежелательным контактам с соседними измерениями. Я бы посоветовал внимательнее относиться к своему здоровью, тогда и сны ваши ничто не побеспокоит.

Мне ничего не оставалось кроме как поблагодарить старика и смиренно пообещать задуматься над его советом. Как раз в этот момент Дель Руто закончил трапезу и принялся цветисто благодарить Улунбея за оказанную любезность. Я поспешил вмешаться, напомнив словоохотливому генералу, что нам следует без опозданий явиться на дворцовую площадь. Архимаг вздохнул, как мне явственно послышалось – с облегчением, вежливо отказался составить компанию, сославшись на неприятие к публичным казням, обещал обязательно встретить нас на королевском балу и с достоинством опустил взгляд в оставленную без внимания тарелку.

Во дворе гостиницы дожидалась золочёная карета с гербами рода Дель Руто, запряжённая четвёркой поджарых гнедых лошадей. Скучающий кучер при виде хозяина немедленно выпрямился, а лакей предупредительно открыл дверцу. Генерал с деланным радушием манерно махнул рукой в сторону кареты. Здраво рассудив, что, отвергнув этот щедрый жест, я рискую заблудиться среди незнакомых улиц, я забрался внутрь и стал с умеренным любопытством смотреть в окно. Дель Руто плюхнулся на сиденье напротив.

– Вы ведь никогда не бывали в Леондоре прежде, Лест?

– Не имел удовольствия.

Кучер тряхнул поводьями, и карета, ловко развернувшись в небольшом дворе, покатилась по мощёной дороге. Мимо проносились аккуратные, но простые домики, сменившиеся более помпезными особняками, а затем зданиями, скорее напоминающими миниатюрные дворцы.

– Я бы советовал присмотреть что-нибудь недалеко от центра, – вскользь заметил Дель Руто. – Вам, как главнокомандующему, придётся регулярно посещать столицу.

– Я подумаю об этом, благодарю.

Он слегка улыбнулся, странно и как будто даже ехидно. Создавалось впечатление, что генерал надеялся на мой отказ от должности в его пользу, лишь бы увильнуть от уставных разъездов.

Вчерашняя горечь вновь зашевелилась в груди, сердце отозвалось тупой болью. Я ведь действительно больше не приеду в Леондору, чтобы провести очередной военный совет или блеснуть на великосветском приёме. Через смехотворные пару суток меня ожидает вечный каменный дом, тёмный и сырой, а Дель Руто с гордостью нацепит на себя мои регалии. От осознания неизбежности последнего события становилось особенно гадко. И дело здесь не только во мне. Неужели армия, прошедшая сквозь кровь и пепел, заслужила такого командира, который заботится лишь о том, чтобы на кителе висело побольше орденов?

– Мы приехали, – жизнерадостный голос Дель Руто прервал мои размышления. Карета замедлила ход, а потом остановилась у входа в какой-то в меру широкий переулок. Вдоль обеих его сторон в сверкающей парадной броне выстроились городские стражники, чьи скорее внушительные, чем эффективные, алебарды, тем не менее, неплохо охлаждали пыл желающих сунуться в живой коридор. Едва мы выбрались из кареты, к нам тут же подскочил капитан стражи и молодцевато отдал честь:

– Генералы! Разрешите проводить вас на трибуну!

Дождался утвердительного кивка и, лихо развернувшись на пятках, маршевым шагом понёсся вперёд по переулку. В конце которого, перекрывая выход на площадь, находилась грубо сколоченная деревянная лестница, ведущая на высокий помост, с которого открывался отличный обзор на бушующую внизу толпу. Да уж, распорядители постарались: здесь для самых родовитых и уважаемых гостей расставили роскошные кресла и столики. Разве что не хватало официанта, разносящего бокалы с игристыми винами. Я едва заметно поморщился: человек, что с гордо поднятой головой стоял внутри стальной клетки в центре площади, безусловно, заслужил не один, а десяток смертных приговоров. Но зачем превращать казнь в подобие пикника?

Дель Руто, напротив, одобрительно заурчал и с удовольствием плюхнулся на кресло в первом ряду. Я поискал глазами свободные места подальше от него, но намерение так и осталось намерением: капитан стражи с почтением выдвинул мне сидение. Пришлось, поблагодарив его, устроиться за одним столом с генералом. Потерплю.

Я вновь перевёл взгляд на Мастера Некроманта, того, кто долгие шесть лет был моим главным врагом. Уроженец Тарнедора – страны острых шпилей и строгих церемоний – не утратил силы духа, даже будучи обречённым. Толпа бесновалась, готовая растерзать его, не дожидаясь казни, а он стоял, преисполненный чувства собственного достоинства, с безразличием взирая на творящуюся вокруг суету. И лохмотья, в которые превратилась некогда роскошная накидка, смотрелись на некроманте едва ли не королевской мантией. Пускай я и ненавидел его всем сердцем, но не мог не испытывать уважения к тому, как он умел достойно проигрывать.

– Хоакин Эммануэль… – перекрикивая толпу своим зычным голосом, начал герольд. Некромант полным презрения движением поднял вверх правую ладонь.

– Лорд Хоакин Эммануэль, если позволите, – его мягкий, гипнотический голос заполнил площадь, справляясь с установлением тишины куда лучше громогласного герольда.

– Лорд Хоакин Эммануэль Кроссель Барбатес де ла Манорот, – покорно поправился последний. В конце облегчённо выдохнул: что поделать – чем знатнее тарнедорец, тем длиннее у него имя. Некромант наградил его страдания насмешливым оскалом. – Ты обвиняешься в преступлениях против жизни, многочисленных и тяжких. За деяния свои ты приговорён к смерти. Да смилостивятся боги над твоей душой!

Четверо магов, стоящих вокруг клетки, вскинули руки, готовя огненные заклятия. Тело некроманта следовало уничтожить, иначе он после смерти поднимался безмозглой, но ужасающе сильной тварью, жаждущей мести.

– Торопитесь же вы от меня избавиться, – с наигранной досадой произнёс Хоакин Эммануэль. – Я, кажется, имею право на последнее слово.

Герольд беспомощно взглянул сначала на приговорённого, а затем – на устланную парчовыми покрывалами ложу, где в массивном кресле, больше похожем на трон, величественно восседала женщина в открытом золотом платье, перечёркнутом на груди синей атласной лентой – Гвендолейн, королева Вэлифара. Её величество милостиво махнула рукой:

– Пусть говорит.

– Благодарю, – некромант учтиво склонил голову. – Я хотел сказать, что не жалею о том, что я сделал. И если бы у меня была возможность вновь прожить эту жизнь, я бы поступил точно так же.

На площади началось нечто невообразимое: гневные крики, в единый миг раздавшиеся в толпе, слились в нарастающий гул, по силе подобный девятому валу. С огромным трудом стражникам удалось оттеснить напирающую людскую волну древками алебард.

– Тихо! – повысила голос королева.

Люди как будто послушались. Ворча, как подбитый зверь, толпа отступила. Невозмутимо переждав поднявшийся шум, некромант продолжил:

– Я знаю, историю пишут победители, и летописи заклеймят меня как злодея, человеконенавистника, возможно, безумца, помешанного на собственном могуществе. Но я хочу, чтобы вы знали: я сделал это не для себя. Я сделал это для вас. Скажите мне, люди, до каких пор мы будем вынуждены влачить эту короткую, ограниченную всякими потребностями тел, жизнь? Восемь десятков – почти потолок, чуть больше протянет тот, кто может платить магам за их непомерно дорогие услуги. Хорошо же позаботились о нас боги, когда создавали! При этом своим приспешникам – ангелам – они отмерили многие тысячелетия.

– Богохульник! – вскричали несколько истово верующих. Впрочем, основная масса их не поддержала – обстановка не слишком располагала к теологически диспутам.

– Я лишь хотел преобразовать нас, нас всех, в иную, совершенную форму существования. Соединив воедино кость, плоть и кровь, я создал новую магию, новый путь к бессмертию. К сожалению, некоторые из вас были слишком упрямы, а некоторые слишком слабы, чтобы принять это…

Взгляд де ла Манорота остановился на нашей трибуне. Краем глаза я заметил, что Дель Руто чуть вздрогнул от этого взгляда и спешно отвернулся.

– А теперь зажигайте свой костёр. Я, признаться, рад, что приговор именно такой. Самая яркая кончина – это аутодафе.

Он улыбнулся и, насколько позволяла клетка, вскинул руки. Струи живого огня сорвались с пальцев магов и окутали тело некроманта, превратив его в пылающий факел. Но даже испытывая невыносимую боль, он продолжал улыбаться…

Я посмотрел на своего попутчика. Дель Руто неловко спрятал в карман клетчатый платок, которым украдкой вытирал пот со лба.

– Что вас так взволновало, генерал? – не удержался я от колкости. – Я понимаю, если бы взгляд мог убивать, мы бы тут не сидели. Но, к счастью, это невозможно.

– Нет, нет, просто жарко, – пробормотал Дель Руто. – Пожалуй, перед вечерним балом мне не помешает небольшой отдых.

Он скомкано попрощался и с неожиданным для его комплекции проворством сбежал с помоста.