Фея Сью (которая, на самом деле, не была феей), котёнок Драм, и кое-кто ещё. И мысли о том, как это – быть настоящей Сью?.. А кроме них – ещё много мыслей

Часть 1. Знакомство

Фея Сью

Фею Сью очень многие звали феей. Хотя на самом деле она феей совсем не была. Она была обычной девушкой Сью. Но всё же в мире её частенько называли не Просто Обычная Девушка Сью, а Фея Сью. Возможно – это от того, что когда Сью смеялась, вокруг рассыпались такие серебряные звонкие звуки, какие могут звучать только, наверное, в самой волшебной сказке. Впрочем это совсем не делало Сью феей. Просто когда в книжках рисуют фей, то те, зачастую, окружены на картинке множеством сверкающих лучиков и блестящих звездочек. А Сью, когда смеялась, была окружена, кажется, точно так же, вот этими вот своими серебряными звуками. Совсем, совсем точно так же! Наверное от этого её называли феей листья, которые танцуют в воздухе на ветру, и деревья, на которых они растут. Ведь Сью обычно смеялась так – серебристо – именно тогда, когда дерево аккуратно касалось её щеки своим листиком, или сбрасывало один ей прямо на плечо, или раскидывало ветки прямо перед ней, на дороге и на чуть-чуть останавливало её так, чтобы поздороваться, да разузнать как дела. Так Сью смеялась только тогда, ну или в других случаях – когда, например, какой-нибудь фонтан весело брызгался своими маленькими водяными бриллиантиками, или теплый широкий ветер налетал и обдувал её со всех сторон и будто бы толкал её большой мягкой воздушной подушкой в сторону, ну или какой-нибудь голубь летел так близко к Сью, планируя, очевидно, приземлиться на землю, что чуть ли не задевал её лапками (а иногда и задевал крылом по плечу), ну или какой-нибудь шмель, решив что Сью такой большой рыжий цветочек, начинал кружить вокруг неё и норовил сесть ей на нос (тогда Сью, конечно же немножко пугалась, но всё равно от этого смеялась только больше), ну или снежинки зимой вдруг так и начнут ей сыпаться прямо на щёчки, и нос, и даже в глаза, ну или – то же самое дождь. Как польет иногда, косой, прямо под зонтик! А ведь случается так, что и подсторожит тебя, когда ты совсем без зонта на улице, и ка-аак закапает вдруг тебе на плечи и на макушку!.. Ну и как тут, в таких случаях не рассмеяться? Многие люди, конечно, ворчат и бранятся себе под нос, когда бегут в таких случаях домой. Но Сью бежит и смеётся. И вокруг рассыпаются маленькие хрустальные капельки дождика, и маленькие золотисто-серебряные звуки смеха. Так случается, когда Сью гуляет по миру. Она очень любит это занятие. Она ходит по миру тут и там и, то и дело останавливается – то у одного деревца, то у другой клумбы, а то у третьей речки, чтобы полюбоваться ими, поговорить, поблагодарить Того, кто создал их такими расчудесными и чудными, и порадоваться тому, что они такие есть. Она любит обходить свои владения по утрам, днём или вечером. Ведь в каждое время они по своему прекрасны. Почему же "её владения"? Разве Сью владеет чем-нибудь в мире? Нет, нет. Она не владеет совсем ни землёй, ни собственным жильём (она лишь снимает квартирку на окраине города), ни большим количеством вещей (были какие-то, но Сью решила, что больше радости они принесут в этом мире если их подарить, а не хранить в тёмных комодах, и осталось их совсем чуть-чуть), ни даже большим количеством средств (по сути – она обладала отрицательным количеством средств, ведь у Сью был некоторый долг, который она должна была через несколько месяцев отдать). Но всё же у Сью, да и у всех вокруг (имея в виду деревья и цветы, кусты и травы, облака и ветер, и тому подобную аудиторию), складывалось такое ощущение, что Сью, во время своих прогулок по миру, обходит свои собственные владения. Причём, где бы она ни была – хоть даже и в первый раз в жизни – везде было ощущение, что это её вотчина. Наверное потому, что Сью умела относиться к тому, что видела вокруг с большой любовью. А любовь и делает всё, что в этом мире дано всем и каждому – твоим. Ведь, как говорила Сью: "У всех есть природа. Бог дал её всем и каждому на земле. Но не каждый умеет её ценить. Не каждый умеет ей радоваться… Как и многим хорошим вещам в мире. А пока ты не рад тому, что имеешь, то ты, вроде бы и не имеешь этого – так, по крайней мере, ты себя ощущаешь. Поэтому я и раздарила часть не очень нужных вещей, ведь мне кажется, что я больше владею ими когда они уже не со мной, чем когда они просто лежат у меня дома. Ведь теперь я ощутила от их существования радость – ощутила тогда, когда их дарила. А когда они, забытые, лежат где-нибудь на полке – так что за радость от них? А те вещи, что всем нам даны изначально – такие, как природа… счастье… они все, только ждут того, чтобы мы их взяли. Это как подарки, которые лежат для нас под рождественским деревом. Они ждут, пока мы не придём и не возьмём их. Просто обычную вещь, обычного размера – ты можешь взять руками, а вот такую большую вещь, как природа, как счастье, как целая жизнь – ты не сможешь руками взять. Ты сможешь их взять только чем-нибудь более сильным, чем две руки. Например любовью и верой."

Наверное и от этого тоже Сью была чем-то похожа на фею. Ведь фея, в представлении тех, кто имеет хоть какое-то представление о феях – это такая маленькая девушка, что живёт среди растений и обходит (или облетает) свои лесные владения, ухаживая за ними и поправляя что как-нибудь прохудилось. Но фея Сью мало чего поправляла. Ведь, в общем, не знала – как. Она боялась, что если направится к склонившемуся цветку через газон, чтобы его подвязать, то, пока придёт, так помнет и другие. Если станет пытаться помочь голубю, сломавшему крыло, то только лишь до смерти его напугает. Если начнёт лечить дерево, у которого стал трухлявый ствол, то уж пожалуй оно рухнет, чуть только она его коснётся. Она не была в правильном смысле феей. Она не умела ухаживать за природой и чем-то ей помогать. Хотела бы, но ещё не знала, как. Она говорила так, задумавшись и тяжело вздохнув: "Ну, что ж!.. Хоть я и не умею, пока, помогать чем-нибудь природе и хоть как-нибудь да за нею ухаживать… Но может быть я могу что-то другое. Я не хожу по миру с лейкой и не поливаю цветы, чтобы им не хотелось пить. Я не хожу с лопаткой и граблями, чтобы вскапывать, окучивать или прореживать. Я не хожу по миру и с едой для животных, которых встречаю. Лишь изредка возьму что-нибудь со своего стола для голубей. Конечно же это всё нужно исправлять и становиться куда более добродетельной. Но всё же, пока я ещё не хожу по миру со всеми этими вещами, я хожу только с одной – со своею душой, с помощью которой я могу всё это, что есть вокруг, любить. Конечно это не так действенно, возможно, как поливать, прореживать или кормить. Но раз уж у меня пока нет на это средств… Поливать, прореживать – это наверняка, хоть понемногу, но кто-нибудь делает в мире. А вот любить, возможно многие и забывают. Так отчего же не сделать этого мне? Раз это я могу, так это мне и стоит делать. Вот только и я иногда забываю…" Фея Сью забывала часто – когда у неё было много работы иди ещё каких-то дел, случалось так, что Сью забывала о том, что есть мир вокруг, и о том, как она его сильно любит. По правде говоря – в такие моменты она часто и о себе забывала совсем. Забывала – кто она, что, о чём и зачем. Такое бывает с людьми – даже с теми, кто очень хорошо себя знает. Но всё же она старалась вспоминать и как можно чаще.

"Мне нужно побольше выходить из квартиры, – говорила Сью, – тогда я обретаю дом. Как ни странно я обретаю свой дом именно тогда, когда я нахожусь где-нибудь снаружи. Ведь когда ты внутри – ты совсем не замечаешь свой дом. Да и в нём ничего нового. А вот когда побываешь где-нибудь далеко, так ты свой дом уж и ценишь в три раза больше – ты ценишь его как своё убежище, как то место, в которое можно вернуться, как то место, о котором ты можешь помечтать чего-нибудь такое хорошее и как то место, по которому скучаешь. А ещё, когда ты возвращаешься в дом издалека – так ты в него приносишь столько… Ну столько всего! Столько всего, что ты видел и слышал и чувствовал! Да и потом – мне не стоит забывать о том, что есть мир вокруг, за который я ответственна и за которым должна следить, и для которого должна делать хоть то, что в моих силах. Хотя бы любить его. Тогда – когда я делаю что-то не для себя, я как никогда ощущаю себя собой. Да и любить мир – это, должно быть, тоже важное дело. Хоть и не такое уж дорогостоящее. Ведь, вот – для человека любого хоть кто-нибудь, да что-нибудь делает. Кто-то платит ему зарплату на работе, кто-то готовит ему еду в магазине, кто-то готов подлечить в поликлинике, если ты ногу сломал. А вот любить… Любить человека не многие могут. Мы все что-нибудь друг для друга делаем что-нибудь… постоянно такое… материальное. А вот любви никому никогда не хватает. Так и с природой. Возможно что люди и не задумываются о том, как её важно любить. Вот ребёнка родители кормят и поят, одевают и лечат, водят в школу и дают образование. Но он всё равно будет считать, что у них напряженные отношения, если особо любви он от них не видит такой… Именно не материальной, а просто – любви. Отношения. Можно давать материальное благо, но при этом относиться совсем пренебрежительно. Такое тоже бывает… А человека ещё легко любить. Он умеет говорить. Он имеет взгляд. И по его взгляду, словам можно понять его мысли, увидеть немножечко внутренний мир. И за это его полюбить. Но и людей редко любят. А ведь природа? Природа молчит. Конечно – у неё свой язык. Но деревья и травы не скажут тебе ничего на человеческом. И даже животное или птица будут говорить на своём. Должно быть, что их любят в мире ещё меньше."

И Сью старалась любить мир. Старалась ходить по нему и любить. Кидать, разливать, рассыпать свою эту любовь на все газоны и деревья, что она видела – словно бы эта была вода, которой она могла их полить. Словно бы это было пшено, которое она иногда кидала голубям и очень сильно улыбалась во весь рот, когда они соглашались его покушать. И может быть хотя бы из-за этого старания она иногда походила на фею.

У сказочных фей за спиною обычно рисуют крылышки. У Сью этих крылышек не было. Не было от слова совсем. Но у неё было другое средство передвижения – самокат. Обычный самокат – не сказочный и не волшебный. Самокат даже не такой, как бывают теперь – электрические, а обычный. Простой самокат, на котором едут когда отталкиваются ногой от земли. Простой самокат, что дребезжит как отбойный молоток, если ему случается ехать по каменистой дороге, брусчатке или просто асфальту покрытому трещинами. Но иногда, когда Сью ездила на этом, отнюдь не сказочном средстве передвижения или даже всего лишь шла пешком по своему любимому миру, она имела такой вид, будто она летит над землёй, и будто она легка и невесома и полна сил, как самая сказочная фея. Такое у неё иногда было настроение, если ей удавалось наконец вырваться на прогулку просто так. Да, да, она выглядела как будто бы лёгкая юркая фея. Хотя уж очень лёгкой она не была. Она не была и такой миниатюрной, да стройненькой, какими обычно рисуют фей. Сью была не сильно полной, но всё же и не тростинкой. Ведь покушать она тоже любила. А ещё фей рисуют в красивых и ярких платьицах. Сью ходила в платьицах. Но только летом. И то не всегда. Ведь не всегда удобно ездить на самокате в платье. А осенью и весной, зачастую, и вообще холодно. Поэтому Сью чаще видели в мире в самых не сказочных нарядах. Как например в серых, коричневых теплых пальто – в таких, что носят с капюшоном. Когда фея Сью шла в капюшоне саму фею Сью совсем не было иногда видно. Особенно сбоку. Ведь капюшон закрывал Сью не только от ветра, но и от посторонних взглядов. Сью любила быть незаметной. Она говорила: "Когда тебя кто-нибудь видит – ты волей-неволей сразу же начинаешь стремиться тому соответствовать, какой тебя видеть хотят. А это уже не совсем ты. Поэтому я не всегда одеваюсь ярко. А если уж одеваюсь, то делаю это только лишь для себя – чисто для удовольствия."

Так отчего же Сью всё-таки звали феей?

Возможно – это ещё от того, что она часто носила в руках одуванчик, или колосок, или веточку, сорванные при дороге во время её прогулки по миру, и выглядело это совсем так, как будто бы Сью идёт с волшебною палочкой в руках.

"Да так и есть! – говорила она, когда кто-нибудь замечал это забавное сходство, – Ведь если волшебная палочка – это такая вещь… Ну, такая штуковина, знаете, полная чего-то… Ну, чудесного!.. Так все эти вещи, что я ношу в руках – и есть средоточие чудного, прекрасного и удивительного! Ведь разве это не удивительно – то, как так вырастает такая веточка, а на ней листья?.. И как вырос такой одуванчик, с мохнатой такою головкой?.. И такой колосок?.. Ведь это же потрясающе чудно и прекрасно! Так что же это ещё, если не волшебная палочка?!."

Возможно потому фею Сью называли феей Сью, что она была очень даже похожа на какое-то такое существо, что к земному миру имеет совсем небольшое отношение. Она многим казалась какой-то странной и необычной – как будто свалилась с другой планеты, как говорят иногда в народе. Но Сью ниоткуда не сваливалась. Просто, как говорила она: "Можно так жить в этом мире, чтобы немножечко, хоть какой-то частью ощущать себя в том лучшем мире, что ждёт нас впереди." И Сью так жить старалась. Разумеется – когда не забывала. И часто, от того, казалось что она не очень-то из этого мира. Вот например: Сью идёт, (или даже, вернее, бежит) под дождём и при этом во всю улыбается. Или даже смеётся. А при встрече, случайной, с кем-нибудь из прохожих, ещё замечает радостно: "Какая чудесная погода! Не правда ли?" Ну разве это нормальный человек? Конечно из-за этого многие, как раз-таки и не называли девушку Сью феей Сью. Некоторые не называли её и девушкой Сью, да и просто Сью, и вообще никак не называли, а просто смотрели на неё искоса и недоумевали – отчего же это она такая странная?.. "Возможно, – думали они, – что это какая-нибудь такая болезнь. От которой по улицам ходят и улыбаются. Наверное что-то с мышцами лица. А может быть, что и просто это такая особенность характера, при которой у людей наблюдается повышенная радость и детскость, которой у взрослых людей обычно нету."

Но многие (те, что молчат и не умеют говорить по человечески) называли Сью феей как раз немножечко и из-за того. Смотрели на неё и говорили: "Вот! Фея Сью идёт!"

Но это, конечно, было не очень верно. Ещё раз стоить напомнить, что феей никакой Сью не была. Да и волшебством она никаким, по правде, не занималась от слова совсем. Ведь волшебством заниматься, вообще-то, плохо. Ведь это что-то вроде магии – когда ты пытаешься какими-то силами, не совсем-то хорошими, не совсем-то понятными и не совсем-то правильными изменить что-то в мире.

"Зачем?.. – иногда говорила Сью, – Когда в мире можно менять столько всего абсолютно хорошими методами! Улыбкой, словом, хорошим поступком, правильной жизнью и, что самое главное – молитвой! А всё остальное… Зачем мне менять что-нибудь в мире без воли Бога на то? Если что-то мне кажется верным и даже прекрасным, но воли Бога на то нет, так я уже знаю, что ничего, ровным счётом, хорошего, из того не получится. Ведь только Бог знает – что и к чему в мире приведёт. Прекрасная вещь может привести к ужасным последствиям, если сделана будет не в том месте и не в то время. А если на что-то, что мне изменить в мире хочется, есть Божья воля – так для чего же мне этого добиваться каким-то волшебством? Я могу попросить об этом Его и он мне поможет это сделать совсем обычными методами. Или сам это сделает, совсем без моего вмешательства. Наверное для того люди хотят заниматься волшебством, что с волшебством, как они думают, им под силу провернуть всё то, что только они захотят, и пр том – без спросу. Но так в этой жизни ничто не работает, это во первых, а во вторых – для чего вам?.. Разве вам принесёт пользу то, что сделано без одобрения того, кто создал всё вокруг, да и вас самих? Уж Он-то продумал всё заранее и знает – что лучше для вас, а что – хуже. Попросите Бога, и Он может сделать всё то, что для вас лучше – самым-самым чудесным образом! Вот вам и чудеса. Но в эти чудеса люди, почему-то, не верят зачастую. В простые и понятные. Чудеса – сотворенные тем, кто творил все, все, все чудеса на этом свете! Гораздо охотнее людям верится в то, что они, только что пришедшие на этот свет, смогут сотворить что-то лучше, и при том, каким-то невероятным образом. Всё это – просто от непослушания. Всё просто от желания не послушаться кого-то, кто прав. Как будто все люди – маленькие, глупенькие дети, что знают, как сильно они зависят от родителей – ведь без родителей ребёнок никуда – ни поесть, ни попить, ни в игрушки поиграть, ни крышу иметь у себя над головой… А всё же хотят они сделать по своему всё и не слушаться. Мол, они лучше знают, чем знают родители."

Да, Сью верила в Бога. И даже больше чем верила. Она точно знала, что Он есть. Ещё более твердо, чем то, что есть она сама. А в наше время такую веру считают часто чем-то на столь удивительным, что даже вера в волшебство, кажется многим чуть более обыденным делом. Ведь если какой-нибудь человек скажет допустим: "Я верю, что можно приготовить такое зелье, от которого человек превратится в жабу.", или: "я бы хотел найти такую волшебную палочку, что творила бы чудеса", то все просто улыбнутся и подумают, что это конечно наивно… Но может быть и такое в природе бывает. А вот если ты скажешь что ты веришь в Бога и в то, что жизнь в согласии с Ним может сделать из простого человека счастливого, и что ты веришь в то, что Бог способен творить чудеса и уже сотворил так много чудес вокруг нас и в нас самих, то… То вряд ли кто-нибудь просто так улыбнётся и легко отнесется к этому. Все вдруг нахмурятся и замнутся и не будут знать что сказать. Так, как будто бы это – что-то гораздо более странное. И будто бы ты даже имеешь какие-то заболевания, за которые тебя можно пожалеть. Так было и со Сью. Возможно что от этого она тоже казалась чем-то странным и удивительным. Но предположения строить можно достаточно долго. А верны они могут быть все сразу или даже ни одно не верно по отдельности. Во всяком случае с первой героиней нашего рассказа мы кое-как уже познакомились. И даже подумали над тем, отчего же её так называли в мире. Пора познакомиться так же и со вторым героем рассказа. И так же узнать – отчего его так зовут, как зовут.

Котёнок Драм

Отчего Драма звали котёнком? Всё просто – это от того, что с рождения он имел хвост (пушистый и длинный), глазки бусинки, мягкие лапки с остренькими коготками, усы, ушки на макушке и маленький розовый носик. А ещё он умел говорить "мяу". Всё это значило, что он кот. А то что он был ещё маленький, и хвост у него был ещё не очень длинный, и коготки не очень острыми, и усики не сильно развесистыми, и от того ещё, что "мяу" он пока что мог говорить совсем, совсем не громко – всё это доказывало, что он, пока что ещё не взрослый кот, а котёнок.

А вот почему же его при этом звали ещё и Драм?.. А это уже сложнее. Так решила его мама. Она сказала, что, так как он часто делает лапками тыгыдык и ему это очень нравится, то это ужасно напоминает ей такого человека – барабанщика. Она однажды видела такого у метро – он там стучал по барабанам и все прохожие вокруг его слушали очень внимательно. Пока зачем-то не приехала милиция. И мама решила назвать своего котёнка в честь этого, первого же его, умения. Но так как назвать его Барабанщик было нельзя, ведь это не имя, а профессия, то мама решила назвать его барабан. А так как мама кошка была очень образованной кошкой, она знала, что в английском языке барабан называется Drum и так решила его назвать. Чтобы у её сына было красивое иностранное имя. А ещё она с удивлением обнаружила, через некоторое время после того как дала ему это имя, что оно очень даже ему подходит, так же и совсем по иной причине. Оказывается – он очень любил драматизировать. Мама кошка смеялась по доброму с того, как котёнок, всякий раз, когда что-нибудь случалось не совсем уж удачно, расстраивался так, словно всё на свете теперь идёт наперекосяк. Она говорила тогда: "Драм – звучит как начало слова "драма", и тебе оно очень подходит!.. Чуть легче относись ко всему, сынок. Есть много плохих вещей, что происходят в мире. Но если ты начинаешь к ним относиться так, словно они более значимы, чем они есть на самом деле, то ты, этим, лишь только усугубляешь такие вещи. Они много больше всего портят, чем портили бы, если б ты к ним отнёсся чуть легче. Вот я – не найду на улице голубя или крысу, придется мне день пережить без обеда – так это не очень, конечно, приятно. Но если я стану думать об этом, что от этого мне теперь и вообще нечего будет всю жизнь мою есть, то много больше потрачу я нервов и сил, и есть хотеть стану ещё больше. А вот когда ты считаешь, что это ничего – сегодня нет, а завтра будет, так ты весел и полон сил. И даже приятно тебе чувствовать легкость в желудке, пока ты не поел. И куда больше у тебя сил будет на то, чтобы всё же ещё поискать, да поохотиться, да и найти себе что-нибудь на пропитание… Так что вот так оно, сынок."

Но Драм, всё равно, всё воспринимал слишком серьёзно. Он ещё не умел не переживать из-за чего-то, что происходило не так. Один раз он случайно помял тот цветок, что до этого нашёл в траве, и который ему очень нравился. А теперь от цветка не осталось почти ничего, кроме пары, едва держащихся лепестков, что были, и то, очень смяты и погнуты. И Драм так расстроился, что совсем не хотел улыбаться весь день. А ведь день, между тем, был прекрасный и солнечный. И вокруг него, к тому же, росло ещё много, много, таких же прекрасных цветков…

Когда Драм встретился с Сью, он был котенком сорока трёх дней от рождения. За эти сорок три дня он увидел уже многое в жизни, но многого ещё и не успел. Так, впринципе, бывает и в любом возрасте – сколько бы ты не прожил на этом свете – ты всегда можешь сказать про себя, что многое видел и знаешь, но многое ещё не успел повидать. Так было и с Драмом. Он видел в жизни уже многое. Он видел зелёные, качающиеся на ветру листики кустов, в которых он родился, он видел золотистое солнышко, что светило сквозь них, он видел и мягкую свежую весеннюю травку на земле, которую он не только видел, но и ощущал всеми четырьмя лапками и животиком, и даже своим длинным хвостом, которым очень любил водить по длинной мягкой траве, совсем как по пушистому ковру, ведь это было очень приятно. Ещё он видел стену кирпичного пятиэтажного дома, которая высилась над ним. Он видел много стены, но ещё не всю. Ведь часть стены была спрятана за высокими ветвями куста. Он даже видел кусочек чьего-то окна, что находилось на этой стене. А в этом окне он видел какой-то цветок и какую-то странную газету, которая зачем-то была прилеплена к окну. Мама кошка говорила, что это – от солнца. А ещё она говорила, что газеты нужны для того, чтобы их читать и становиться грустнее от того, что прочитал – так, говорила она, обычно делают люди, либо класть её на стол, а потом чистить на ней рыбу, либо – клеить на окно и не пускать в дом солнце. Одним словом, как говорила мама кошка – о газетах у неё противоречивое впечатление. Ведь с одной стороны они ассоциируются с рыбой, что очень хорошо, а с другой – с грустными лицами и домами без солнца. Конечно же котёнок видел уже и саму маму кошку – и она была первым, что он видел на свете. Он видел её, и её мягкие вдумчивые глаза, её нежные лапки, её длинный хвост, и длинные белые усы, и, как ни странно – ему так казалось, что видел он ещё и её большую, пребольшую к нему любовь. Он не знал, как он её видел. Но так казалось, что видел почему-то. Он видел свою маму кошку не долго. Он видел её всего несколько дней. А потом, когда мама в очередной раз отправилась на поиски пищи для котёнка, и больше не вернулась, он перестал её видеть совсем. И это было странно. Он не знал что делать, ведь целых пол дня тогда он провёл в одиночестве. А выходить из укромного места немножко боялся. Он ждал свою маму, но когда наконец среди листвы появилась кошачья хвостатая фигурка, так оказалось, что это тоже не мама. Так оказалось – что это кошка, которую он однажды уже тоже видел. Она приходила до того и немного вздорила с мамой кошкой по каким-то своим, кошачьих вопросам, и мама кошка чуть даже не подралась с той, другой кошкой. Но всё обошлось, ведь мама была слишком культурной, чтобы драться. И теперь котёнок очень испугался, когда увидал эту, чужую кошку среди кустов. Та кошка была совсем не такою, как мама. Она была худой, а в глазах было куда больше гордости, обиды, неизвестно на кого и ещё чего-то странного – чего, котёнок точно не знал. И от того ему было немножко страшно. Ведь кошка имела довольно жёсткий нрав и может быть хотела причинить ему зло? Но так оказалось, что кошка совсем не хотела ему зла. Она только так говорила с ним – жёстко и пренебрежительно немного, что было такое чувство, будто она его недолюбливает за что-то. Но говорила она вполне нужные вещи. Она так сказала котёнку, когда пришла:

– В общем так, молодой человек. Так уж случилось, что маму твою в соседнем переулке унес на тот свет один большущий джип. В котором сидел один очень богатый человек… И не вздумать мне только тут нюни сейчас разводить!.. Терпеть этого не могу… Сейчас посиди здесь пока, не высовывайся. Мал ещё, можешь влезть в неприятности. А потом потихоньку станешь сам охотиться. Пока что тебе буду приносить иногда голубей и крыс, если, конечно, таковых удастся найти… Тоже – лишняя мне обуза. И самой не прокормиться, а тут… Ну да ладно. Сиди, главное, тихо. Будем что-нибудь думать пока…

И та кошка ушла, а маленький котёнок начал думать – отчего это тот богатый человек забрал на какой-то тот свет его маму? Наверное – это от того, что он тоже увидел его мамы большую пребольшую любовь, и от того захотел сделать для неё что-нибудь хорошее. И забрал с собой в его богатое какое-то место, чтобы там жила мама кошка счастливо и хорошо, и больше не бегала по улицам и не пыталась тщетно ловить голубей, чтобы прокормиться. Ведь и сам маленький котёнок, когда видел свою маму кошку и видел её огромную любовь, сам не зная как, очень-очень хотел бы сделать для мамы что-нибудь прекрасное и хорошее. И подарить ей какую-то лучшую жизнь. Хотя лучшей жизни котёнок не видел ещё и сам, но почему-то он чувствовал, что такая есть. Где-то наверняка есть. Не видел Драм долгое время и людей. Но наконец однажды увидел. Он ждал этого момента долго. Он знал что люди, должно быть, хорошие, ведь один из них маму забрал в лучший мир (так та чужая кошка, что приносила теперь ему поесть голубей и крыс, когда ей удавалось их раздобыть, тоже говорила о маме – что его мама, мол, теперь в лучшем мире). Он знал о людях только то, что они вешают на окна газеты и чистят на них рыбу и смотрят совсем грустно, когда их читают. И больше ничего. Мама кошка ему не успела о них многого рассказать. Он ждал встречи с людьми, чтобы узнать – как так они именно чистят рыбу на газете – как мама (зубами сдирают шкурку, придерживая, при этом, саму рыбину лапкой), или как-то по своему? Ведь всё-таки это люди. Возможно что и как-то по другому. Когда он впервые увидел людей, а вернее что одного человека – так тот был без рыбы. То был монтер в служебной одежде и с каким-то инструментом в руках. (Для рыбы в них просто не оставалось места).Он шёл по-над домом и немножко напевал что-то. А изо рта у него торчала, при этом, какая-то белая палочка с красной яркой точкой на конце. И маленький котёнок просто увидел его, но никак с ним не общался, ведь тот монтер его вовсе не заметил. Драм был ещё маленьким котёнком и совсем незаметным. К тому же он сидел в кустах очень тихо, следуя совету взрослой кошки. А сам монтер напевал песенку, за которой и не очень-то тихого котенка было бы слышно едва ли. Вторым человеком, с которым встретился Драм была добрая бабушка, которая шла по-над домом с палочкой и продуктовым пакетом в руках. Она шла очень медленно, потому что была уже очень и очень старенькой. И поэтому, как Драм ни старался сидеть тихо и не двигаться – но уж такое долгое время, в течение которого бабушка проходила мимо, он выдержать без движения не смог. Тем более что ему прямо на нос в это время сел шмель. А это Драма очень испугало и заставило резко смахнуть его лапкой. А шмель совершенно не понял что маленький Драм испугался и начал пытаться усесться обратно. Конечно он наверняка просто не понял. Иначе бы он, конечно же, как приличный шмель оставил бы ребёнка в покое. Но так уж случилось из-за этого небольшого недопонимания, что Драм начал усиленно отмахиваться от шмеля и совершил даже парочку размашистых прыжков, чтобы спастись от мохнатого преследователя. Поэтому вышло в кустах довольно сильное и громкое движение. И бабушка, что проходила мимо заметила Драма и повернулась к нему и даже надела очки, которые висели у неё на шее на тоненькой цепочке. Драм оцепенел, едва только увидел, что человек обратил на него внимание. Но всё обошлось. Потому что проходившая мимо бабушка не стала ругаться на котёнка за то что он тут сидит или делать чего-нибудь плохого, а наоборот – разулыбалась совсем радостно и по доброму, а потом сказала такие слова:

– А это кто тут такой сидит?.. А?.. Кто тут такой хорошенький?

Это были первые слова, которые Драм услышал в своей жизни от человека. И ему очень понравились эти слова, ведь, хоть он уже многое в жизни видел, но всё же ещё не видел самого себя. А вот теперь-то он знал, что наверное он хорошенький. И от этого ему стало очень приятно. Драм был счастливым существом, которое и от мамы кошки, на кошачьем языке, сразу же услышал первые приятные слова, и от человеческого существа, на человеческом – тоже услышал хорошие. Поэтому он решил, что все люди, наверное очень добры, и чужая кошка только зря его пугает. Ведь, вот же – они ходят и напевают песенки сами себе под нос, и хорошо к нему относятся, если замечают, и умеют, должно быть, сами чистить рыбу. Конечно же стал котёнок сразу смелее, чуть только он это решил и этому обрадовался. И тут же он вышел из кустов. Потихонечку, конечно, и не быстро. Во первых – от того, что кусты эти были такие густые, что через них сразу так просто и не пройдёшь, даже если ты очень маленький котёнок, а во вторых – из-за того, что Драм очень медленно двигался и даже, то и дело, на чуть-чуть замирал, в предвкушении своей новой, прекрасной встречи с людьми. Какою она теперь казалась прекрасной! Но перед Драмом, увы, оказалась пустая улица, залитая утренним солнышком. Наверное это только бабушка шла мимо дома так рано, а все другие люди ещё не проснулись или были в таком своём месте – работе. Мама кошка про это тоже говорила – что бабушки часто встают ни свет ни заря и ходят по делам, а многие другие люди в это время с утра либо спят, либо уходят в своё это место "работа". Тогда Драм присел возле куста и стал ждать, почесывая задней лапкой свое левое ухо и разглядывая тот мир, что теперь открылся перед ним. Он был интересный – с красивой яркой вывеской прямо впереди над стеклянной красивой дверью, с большими блестящими на солнце машинами и с высоким домом, на котором и помещалась красивая вывеска. Здесь было очень много чего интересного, что Драму хотелось рассмотреть, но всё же, пока он рассматривал мир перед ним, он продолжал в нетерпении ждать людей. Ведь это было самое интересное. И наконец из-за угла вдали появился мужчина. Он шёл довольно быстро и наверное куда-то спешил. Смотрел этот мужчина себе под ноги и немножечко хмурился. Драм тут же встал, отряхнулся немножко для вида и спешно направился к человеку – знакомиться. Драм, в общем-то, не знал, что бы первое сказать, но решил, что, должно быть нужно сперва сказать "здравствуйте", что он и сделал, подбегая к мужчине и останавливаясь перед ним на дороге. На человеческом, правда, это прозвучало как "мяу", а совсем не как "здравствуйте". Поэтому, наверное, человек и не понял. Он поднял глаза и озабоченно взглянув на котёнка ответил: "Кыш! Под ногами вертится…" Но тут уже не понял и сам котёнок. Ведь он ещё не знал такого слова "кыш" – возможно это что-то приятное? "Наверное, – решил Драм, – так пишется аббревиатура Красивый Ы Шикарный!"