Buch lesen: «Город скорби»

Город скорби
Часть 1. Трусово

Кровь омоет всё

Детство – это другой мир. Детство – это ячейка памяти, в которой навсегда останутся приятные (и не очень) воспоминания. Некоторые события того времени послужили толчком для чего-то большего. Это что-то резонирует внутри меня даже сейчас. А я ведь уже совсем не ребёнок.

Детство – это улица Якобинская. Она находится на Трусовской стороне. «Не самый приятный район. Но и не самый плохой». Так про него говорят. Он далеко находится от центра, а потому у людей возникают проблемы с транспортом.

Окружающий мир постоянно меняется вместе с нами. Сейчас есть множество вариантов развлечься. Ежеминутно можно скакать по новым мирам: из книги в телефон, из телефона в телевизор, из телевизора в экран монитора. В моём детстве такого изобилия не было.

Мой арсенал был таков: фантазия, книги, видеомагнитофон. Фантазия всегда играла главную роль.

С помощью воображения мы бороздили невзрачные трусовские улицы, думая о чём-то сказочном. Раньше я не понимал, что всё вокруг маленькое и невзрачное. Другие фильтры на глазах, другие цвета. Даже вкус жизни совсем другой.

Взять, например, Военный городок. Он тоже находится на Трусовской стороне. Недалеко от Кировской больницы. О ней будет сказано чуть позже.

Особых развлечений там почти не было. На отшибе стояла школа, где-то рядом расположилась автостанция, виднелись пустыри да облака пыли. Мне и сейчас кажется, что в этом месте слишком много незаполненного пространства. По нему шуруют дворняги и пешеходы. В детстве там шоркалась наша компания.

Мы умудрялись проводить там уйму времени. А всё потому, что там был он – Замок. Только так, с большой буквы.

Его построили ещё до нашего рождения. И это сыграло свою роль: где-то он обветшал, где-то пожелтел, где-то лишился своих частей.

Все эти мелочи не мешали нам беззаботно играть: в догонялки, в прятки, в хоббитов. Замок идеально ложился на книгу Толкиена – «Туда и обратно». Несколько книжных строк, пара ребят, немного воображения. Готово. Мы штурмуем «логово дракона», надеясь лишить его награбленных богатств.

Буду честен, сейчас бы я не подошёл и на метр к этому замку. Только так, с маленькой буквы. Недавно я видел его: битое стекло, отряд из окурков, слои грязи и мусора. Хорошая иллюстрация водораздела между детством и отрочеством. Вещи видятся в совсем другом свете. Свет стал блеклым и тусклым, не вернуть уже той яркости, что была раньше.

Если лицом посмотреть на замок, а потом пойти направо, то ты наткнёшься на ту самую больницу. Кировскую. Ох, жуткое же место. Даже в детстве она казалась мне старой и потрёпанной. Спустя годы ничего не поменялось. Давеча побывал в её приёмном отделении и ужаснулся – горькие лица людей, очереди, оставленные в коридоре старики. Мне же не одному страшно от таких видов?

Территория больницы и сыграла в детстве со мной злую штуку. Но обо всём по порядку. Я уже распинался про роль воображения и фантазии. Но не только они были нашими инструментами. Мы использовали всё: фишки, комиксы, пистоны, игрушки…

… пенопласт, спички, камни, бутылки.

Гордится тут нечем. Но так оно и было. Иногда мы хулиганили, не задумываясь о многих вещах. Возможно это и есть «приобретение опыта». Хотя может это было всего лишь плохое поведение.

Мы любили жечь разный мусор и не только. Один раз мы подожгли несколько кусков пенопласта, который начал вихлять по округе.

Улицы Трусовского района частично дикие: асфальта нет, дома ушли под землю, где-то растёт сухая трава. И вот горящий кусок пенопласта угодил прямиком в камыш, вызвав моментальное возгорание.

С трудом тогда удалось весь этот праздник жизни потушить. Оплеух нам всыпали конкретных.

В тот момент было решено, что пенопласт мы больше жечь не будем. Будем жечь сигаретные пачки и картон. Где была наша воля к жизни? Где был инстинкт самосохранения? Мы же могли сгореть, получить ожоги, травмироваться. Но нет, в головах таких мыслей не было.

Не было их и тогда, когда мы прыгали с гаража в песок. Когда лазили по деревьям, собирая тутник или вишню. Скорее всего мы казались себе неуязвимыми. Для взрослых и для матери Природы. Один раз мы набрались наглости и утащили чей-то ненужный кусок металла.

Какая же тяжёлая была зараза! Тащили её вчетвером, но она давалась нам непросто. Мы испачкались, вспотели, устали, но были счастливы. Сдали металлический лист в приёмник и купили на полученные деньги разливной квас. Я сам себе удивляюсь. Были же времена…

Некоторые считают, что только мысль о собственной смертности делает человека человеком. Как я уже говорил – таких мыслей у нас не появлялось. Некоторые мои знакомые курили, кто-то пил энергетики, хотя взрослые и говорили об их безмерном вреде для сердца. Кто-то нюхал клей.

Я же носился по улицам и не смотрел себе под ноги. Один раз упал спиной на бетонные блоки, чудом себе ничего не повредив. Только подумайте – я мог остаться инвалидом. Мне было хоть бы хны. Встал, как-то криво размялся, а потом побежал дальше.

Один раз мы исследовали заброшенные деревянные дома. В одном из таких нам довелось найти пачку спрессованного пороха.

Что может прийти детям в голову? Правильно. Мои друзья решили взорвать дворовой туалет.

Хорошо, что нам ничего не удалось тогда сделать. Думаю, что в случае успеха взорвались бы мы, а не деревянная постройка.

И ещё мы били бутылки. Особенно любили делать это в мутных лужах, представляя себе, что мы топим корабли. Недалеко от моего дома была глубокая яма, которая заросла сорняком и всяким мусором. Вода была зелёная и густая, мне даже и вспоминать об этом жутковато.

В этой луже я периодически топил бутылки, наслаждаясь тем, как треснувшее стекло идёт ко дну. Есть в этом какой-то шарм. Как и в том моменте, когда петарда разрывает стекло изнутри. Но это уже другая история.

Солнечным днём я снова решил устроить «морской бой», набрав бутылок и камней. Всё шло хорошо, я получал удовольствие и резвился. А потом одна из бутылок приблизилась к скользкому берегу и нарушила все мои планы. Пришлось нагнуться и отталкивать её ладонью, стараясь хоть как-то удержаться на краю ямы.

Мне не удалось. Головой вниз я погрузился в холодную жижу (как ещё это назвать), камнем уйдя на дно. В момент падения я успел выставить вперёд себя руки, именно они позволили мне оттолкнуться от дна и встать на ноги. Судьба сыграла со мной злую шутку: я был весь в тине и с порезами на руках. Не забыли? Всё дно было в битом стекле.

Можно сказать, что я тогда доигрался. «За что боролся, на то и напоролся». Но и это не навело меня на определённые мысли.

Осознание всей бренности жизни пришло потом. Выше я уже отмечал, что недалеко от замка стояла больница. На её территории мы часто играли в прятки, так как место казалось довольно зловещим. Брэм Стокер черпал отсюда вдохновение – примерно так мы говорили.

Мы знали всю местность наизусть, знали тайные тропы и проходы.

Слагали легенды о том, что когда-то на территории больницы было заброшено бомбоубежище. Но это была лишь большая яма с мусором. Хотя кто его знает?

И как-то раз я провожал друга домой, обходя с ним все закутки. Было там такое место сзади, где врачи организовали курилку.

В такую подворотню никто бы не пошёл по доброй воле. А мы ходили… Раз за разом. Зимой нас там поджидали самые большие сосульки.

Идём мы с другом, о чём-то говорим. Потом встаём в ступоре и смотрим на большую красную лужу. Все слова в тот момент у нас закончились, мы могли только стоять и смотреть. «Что это?».

Минут через пять вышел санитар и сказал:

– Чего встали? Кыш отсюда! Тут человека убили, разве не видите?

Оказалось, что эта лужи крови не так давно была человеком. Учительницей. Её здесь подкараулили и зарезали непутёвые ученики, которых она решила перевоспитать.

«Никакого уважения». Так я тогда подумал. Был человек и нет его. Только лужа крови и осталась на шершавом асфальте. Среди окурков, человеческой боли и бесконечного безразличия живых. Весь тот вечер я промучился в постели, осознавая простую истину – детство закончилось. Кровь смыла с глаз пелену. В луже крови я увидел отражение нашего мира.

Осознал в полной мере свою смертность. И не только свою. Но собственная смертность напугала больше всего, пару недель мне было страшно оставаться в темноте.

И вот я вырос. Многое переосмыслил. Но смерти боюсь и по сей день. Что это? Как это? Можно ли её победить?

***

Похоже, что моя борьба бессмысленна. Победителей в ней не будет. И однажды проиграю я сам.

О том, как всё разлагается

На улицах города гниёт всё: мусор, животные, люди. Астрахань походит на большую выгребную яму. Живое и неживое играет тут роль перегноя. Но мы сами сделали город таким. Сами довели себя до подобного уровня жизни. Сделаем шаг вперёд, увидим всё своими глазами.

Мы идём по проезду Воробьёва. Что вы замечаете краем глаза? Косые урны, провалившийся асфальт, неприветливых собак. И мусор. Мусор лежит на асфальте, плавает на поверхности мутных луж, летает в воздухе. Человек – источник этого мусора. Человек, а не город.

У 4 подъезда стоят они – безмолвные стражи. Штук десять мешков со строительным мусором. Один из них венчает бутылка из-под дешёвого шампанского. Они стоят не только здесь, видите? На Звёздной тоже кто-то выставил их у подъезда. И везде срабатывал один принцип – другие уберут.

Другие уберут, подметут, облагородят город. Да? ЖЭКу нет дела до строительного мусора, по закону его должны убирать непутёвые производители. Человек – производитель мусора. Каждое утро я здороваюсь с дворниками, каждое утро желаю им хорошего дня. Именно эти люди делают так, чтобы мы не погрязли в грязи и отходах.

А люди мусорят на Звёздной, кидают мусор на улице Николая Островского, ведут себя хуже свиней (прошу прощения у свиней) на улице Кирова 7 – а это центр города. Центр мусорного города. Тут всё вокруг разлагается.

Был я студентом бакалавром. Лето. Отдых. Нужно заработать деньги. Я устроился в компанию «Зелёный город» и вместе с ней колесил по Астрахани. Мы убирали мешки с мусором, ветки, прочий хлам. И однажды повезли всё это на ближайшую свалку.

Ближайшая – мягко сказано. На стареньком грузовичке мы ехали по всем кочкам в сторону Красных Баррикад. Это очень далеко, так что не обольщайтесь.

И вот почему – мусорный гнойник на теле планеты открылся моим глазам. Горы мусора, огромные мухи, гнилостный запах оседает на каждом предмете окружения. Мусорная тьма моментально поглотила нас. Мы выгружали мусор и чертыхались. «Как же так?». Это же всё ещё Астрахань. Рядом тоже живут люди. А тут такое…

Мусор разлагается и отравляет почву. Отравляет людей – их сердца и помыслы.

Гниёт не только он. Гниёт всё вокруг. Мне очень жаль уличных животных. Для них многое в диковинку: машины, велосипеды, скутеры. Тощие и плешивые они не знают, куда податься. Спешащие люди сбивают их, раздавливают их. Тела остаются на дороге, на асфальте.

Я иду и сожалею о каждом погибшем брате малом. Чувствую трупный запах, вижу скопления трупных червей. Гниёт мусор, гниют мёртвые божьи твари. Но вокруг только безразличие и тоска. Никому нет дела до того, что их потомки застанут отравленную землю и мёртвые небеса.

Гниют люди. Люди существа необычные. Они гниют по-разному. Пьяницы гниют по своей глупости. Идёшь зимой по улицам и видишь их чёрные ноги или руки. Заходишь в травмпункт и видишь пациентов с ампутированными конечностями. Алкоголь забирает остатки разума, не оставляет даже животных инстинктов. Люди перестают думать о сохранности своих конечностей. Но холод никогда не прекращает стискивать людские тела.

Холод больно кусает людей за конечности, а те начинают гнить. И к мусору с животными начинают примешиваться люди.

Гниют, к сожалению, бездомные люди. Один такой жил на Звёздной. С каждым днём плешивел и покрывался болячками.

Прохожие старались не смотреть в его сторону, беспокоясь о своей сохранности. А я вот посмотрел. Посмотрел и пожалел. На Трусовской стороне есть приют для таких вот бродяг – там можно поест, там можно помыться.

Я позвонил в приют, всё узнал, а потом вызвал такси. Не зря я брал с собой газеты. Таксист долго ругался со мной, не хотел сажать «бомжару». Я выстелил заднюю часть машины газетами и отправил бродягу в добрый путь. Может он и сказал мне что-то, я не помню. Да мне и разницы нет. Это была жалкая попытка остановить всеобщее гниение. Почему жалкая? Потому что разложение преследует меня с самого детства.

Мы жили на улице Якобинская, а это Трусово. Там порой преобладают частные дома – большие и не очень. Улица тянется вдаль, открывая простор для игр и фантазии. Недалеко от нашего дома жил мой тёска – дядя Ваня, хороший был мужик. Жила рядом и приветливая баба Ася, всегда улыбалась и давала сладости. Почти идиллия. Почти.

В деревянном доме с выбитыми окнами жил потерянный человек. Я не помню его имени, да и сам он мог его не помнить. Семья оставила его. Причина? Ал-ко-голь. Устали, да? Но моей вины в этом нет, не я придумал спирт, не я его продаю направо и налево. Спирт выжигает мозги. Спирт постепенно выключает гомеостаз.

На моих детских глазах этот Джон Доу (так в Европе называли анонимов) постепенно гнил. Заживо разлагался. Он пил и гнил. Гнил и пил. Отказывали глаза, руки начинали трястись, из носа шла кровь. Соседи пытались помочь ему: предлагали услуги врача, баба Ася носила еду, дядя Ваня хотел спасти его из лап смерти. Но чудеса случаются далеко не всегда. Джон Доу заживо сгнил в своей конуре, оставив после себя только серое тело, в глазах которого копошились черве. Гниль и разложение. Повсюду.

Не только тленная оболочка может разлагаться. Схоласты говорили, что человек ещё и существу с душой. Значит, что у человека есть и духовный аспект. Так? И этот духовный аспект тоже прекрасно разлагается.

Может показаться, что я играю в морализаторство, но это не так. На Трусово жила моя подруга (сейчас она замужем и у неё всё хорошо, дай бог). Отец был неплохой мужик, с которым даже я любил прогуляться по району. И опять царство прекрасного разрушается.

Только факты: выпивка утром, выпивка вечером, скандалы, побои, крики, истерики, разрушенная семья. Есть тут морализаторство? Странное хобби развалило хорошенькую семью. До сих пор помню слёзы Вики. Надеюсь, что больше она не будет плакать так сильно. В детстве на моих глазах она потеряла сознание. Её пробуждали с помощью шланга и холодной воды – жёстко, но эффективно.

Я путешествую по городу и ищу новых товарищей. Сама идея разложения пугает меня. Мне выпал шанс жить, от этого я чувствую бремя ответственности. Столько всего можно сделать: прочитать, увидеть, осмыслить, реализовать. Целое поле вариантов и возможностей.

Порой товарищи находятся и делятся со мной своими увлечениями. В тот момент моё сердце сжимается. Они жалуются на то, что им тяжело искать друзей, что они мало общаются. Сидят дома, смотрят сериалы, фильмы, пропадают на просторах Ютуба.

Иду с девушкой, которая похожа на серую мышку. Надя. Она что-то говорит и смотрит в ноги. А воображение рисует её жизнь: неубранная квартира, фантики и этикетки валяются на полу, кровать мятая, незаправленная.

Горит приглушённый свет, а Надя смотрит очередное украинское шоу. Лицо осунулось, угольки души в глазах погасли. Какие у неё планы на жизнь?

Разлагаться?

История астраханского крика

Россия. Город Астрахань. Шумы. Шумы? Да-да, шумы. Если идти по центру города, мимо ЦУМа, мимо Кремля, то можно оглохнуть. От ужасного и мерзкого писка машин: маршруток, автобусов, легковушек. Даже наушники тут не спасают. Шумовое загрязнение уже взяло нас в свои цепкие лапы. Взяло и не отпустит.

Слушаете? Окрестности звучат по-разному: где-то звуки тише, где-то их тональность выше. Утром слышен крик петухов, слышна возня ежей ночью. Порой можно услышать сигнальное предупреждение и смазанный голос, доносящийся из мегафона машины ДПС. Но мы здесь не за этим. Мы пытаемся найти звук, который всех объединяет.

«Мы пытаемся проследить историю крика».

Кричат женщины в роддоме, кричат появившиеся на свет дети. «Представь такую картину: ты умираешь, думаешь о сладкой нирване, а потом начинаешь всё заново». А!

Вот почему младенцы кричат. От понимания абсурдности бытия. От бесконечных перерождений.

Кричат врачи, кричат родственники. Кто-то кричит от злости, кто-то кричит от боли. Возьмём вон ту старушку. Санитары обращались с ней крайне неосторожно. У неё сломана какая-то кость. Но для них это не помеха. А-А!

Старушка с трудом прошла рентген, лежала и чертыхалась. А теперь кричала от бессилия – её оставили в холодном коридоре, даже не сказав пару слов о дальнейшей больничной судьбе.

Кричат дети, они капризничают и пытаются привлечь к себе внимание. Кричат их родители, пытаются заниматься воспитанием.

Мама, крёстная и маленькое чадо направляются в сторону Трусовского храма. Готовится процедура крещения. Пора бы крестить малыша, пора бы приобщить его к Богу. А-А-А!

Малыша не очень радует купель с прохладной водой. Младенцу не очень хочется креститься. Со стороны ему кажется, что его хотят утопить. Вот он и кричит, пытается позвать маму на помощь. Но никто не приходит.

И будущий христианин цепляется за колючую бороду священника. Не забывая вопить на весь храм. А ангелы и святые улыбаются, отражают звук от своих изображений в обратную сторону. Не простое эхо, а святое…

А-А-А-А!

Кричит мать, уныло смотрит на неё отец. Очередная домашняя ссора. Ребёнок слышит крики и оры, ему тоже достаётся на орехи. Мать в ярости разрывает его любимую раскраску с Геркулесом. Мать вымещает злобу на отце и на ребёнке тоже. Кричит мать, сидит отец, кричит ребёнок. Крики окружают нас со всех сторон.

На улице Якобинская покосился соседский дом. Удивительно, что никто не пострадал. Физически. Морально сейчас пострадают все. Жена кричит на мужа, муж кричит на отца, отец кричит на мать. А-А-А-А!

Крик заглушает все выклики разума. Людей обуревают эмоции, людей опоясывают чувства. Тяжёлые чувства, громкие истерики, бессмысленные споры и ссоры.

Таким же макаром на соседней улице отец кричал на свою дочь. Обвинял её в том, что она украла деньги из семейной копилки. Дочь не имела к этому отношения и из-за этого постепенно покрывалась красными пятнами. На её лбу проступили вены, из глаз лились слёзы.

«Я не виноватая!».

Но отец не слушает. Он кричит и кричит, обвиняет дочь, шлёт дочь куда подальше. Не заботится об её чувствах и душевной конструкции. От громкого крика вовсе не слышно Вику. А-А-А-А!

Вика падает в обморок, ей вызывают скорую.

Но врачи могут помочь на всем. Тут, на улице Якобинская, всё ещё продолжается искромётное светопреставление.

Искры летают в воздухе, искры готовы поджечь людей, искры готовы поджарить всё вокруг. Алкоголь проливается на голосовые связки. Связки хмелеют, им хорошо. Теперь можно и покричать на своих пьяных друзей. А-А-А-А!

«Не стоило, друг». Не стоило кричать на пьяных, они же не всё понимают. Да и семья у вас неблагополучная. Сколько раз уже соседи вызывали стражей порядка? Им даже наскучили эти рутинные наряды. А ваш дом? Он же тоже признак вашей нестабильности.

Деревянный, гнилой, ушедший под землю. И вот вы докричались… На утро нашли лишь одного живого. Он ползал в крови и что-то кричал. А остальные были мертвы, их зарезали. Остриё слова стало остриём ножа. А-А-А-А!

***

Всё на этой же улице, на Якобинской, ребёнок собирал вишню в ведёрко. Лето же. Плоды поспели, созрели, надо бы их собрать. Помыть, съесть, может и в банку закатать? Зря он так неаккуратно собирал вишню… Порвал свои ботиночки, это было лишним. Не нужно было так усердно стараться. Мать ответила ему так.

А-А-А-А!

И сказала в слезах, что он обуза, горе, дурак. Попробуйте, покричите на ребёнка семи лет… Я его знаю, он уже вырос, но покоя всё ещё нет. Крик матери он помнит и по сей день, в ту ночь он не мог спать, мучился, ворочался, а потом заснул и обмочился. Всего один крик сломал психику человека. А сколько таких криков вокруг?

Я стою в магазине и вижу, как тощий и длинный мужчина (лицо покрывает слой из щетины) кричит на свою старую мать. А мать просто пошла с ним за компанию, старая же, как ей остаться без внимания? Она сказала детям «привет», посмотрела на прилавок, отошла в сторону. В магазине ведь всё яркое и привлекательное.

А-А-А-А!

И этот звук повсюду. Я ночевал на Звёздной 33, а сверху люди ссорились. Я пытался спать, а люди швыряли посуду, и вместо слов любви говорили одно.

А-А-А-А!

Пару раз шлёпнули по пианино. Ну и ночка! И тут мне позвонили. В домофон звонил какой-то пьяный человек.

– Пустите? Пожалуйста? – сказал он сонному мне.

Я отключил домофон, укрылся плотным одеялом и вставил беруши. Решил побыть с собой наедине. Но этот звук повсюду, даже во сне. Крики соседей наслаивались на мой сон, я плохо спал в итоге.

***

Крик был и у подъезда, кричала утром женщина у школы, кричал проклятия один водитель другому. Казалось, что вся Звёздная состоит из крика.

Лаяли собаки, кричали дворники. Гудели машины, кричали непутёвые любовники. Был только обед, а мать какого-то ребёнка заливалась криком.

– Домой сказала! Не слушаешься? Всего тебя лишу! – вот так она кричала. А-А-А-А!

И не было нигде никакого покоя. Кричал физрук на поле, ему не нравились успехи детей. Они стояли понурые, серые, непонимающие. Не думаю, что крик самый эффективный инструмент воздействия на людей. Но всё же…

На Звёздной 12 грустил парень у подъезда. Рассказывал другу про то, как его бросила невеста. Как она накричала напоследок. Он смотрел жалобными глазами куда-то вдаль и спрашивал товарища – как тут не забухать?

А ночью я его снова услышал. Он поздно вернулся домой. Его бабушка устроила настоящую истерику. А-А-А-А!

Она била посуду, била внука веником, не хотела оставлять его у себя на ночь. Уж и не знаю, что там произошло у них, но крик стоял знатный. Я так и заснул с историей крика у себя в голове.

Крик объединяет всех людей в нашем городе. Кажется, что больше мы ничего не умеем.

Я не слышу радости, счастья, удовлетворённости. Я слышу только крик.

Я не вижу радости, счастья, удовлетворённости. Я вижу только скорбь.

Крик скорби – вот что вы услышите, если прислушаетесь к обманчивой астраханской тишине. Он повсюду.