Крысы в сапогах

Пролог – Медная крона

СЕРИЯ КНИГ «ПЕСОК И КОСТИ»

КРЫСЫ В САПОГАХ

***

Глорен принадлежал к той породе людей, которые всем сердцем ненавидели своё ремесло. Рубить головы – так себе занятие! Но делать что-нибудь другое он просто не умел, да и менять что-то в своей жизни было страшно. Конечно, в стезе палача определенно были свои преимущества: звонкие монеты, расположение местной власти, уважение всего ночного сброда и самое главное, – он рубил головы, не рискуя своей! Всё это позволяло ему коротать унылые вечера за бутылкой красного турранского. Терпкие нотки юго-восточных виноградников иногда прогоняли вечную хандру, нередко вызывая на лице скупую улыбку. Ну, а если настроение было совсем паршивым, то на помощь приходили прелестницы из местного борделя, нежные, красивые и очень дорогие.

Иногда Глорену казалось, что именно из-за ремесла, которое ему оставил покойный папаша, он и начал пить. Как тут удержаться от выпивки, когда регулярно рубишь головы несчастным, при этом являясь убежденным пацифистом? О семейном счастье тоже можно было забыть. Это его отцу посчастливилось найти женщину, что полюбила его, но Глорен не считал себя ни красивым, ни красноречивым, ни остроумным… Да и какая нормальная девушка вышла бы за него замуж, за человека, у которого руки постоянно по локоть в крови? Такое не отмывается…

Но всё же временами Глорен мечтал… Он любил размышлять о том, как сложилась бы его судьба, поступи он в Огенд-Баррский университет. Там, наверняка, он мог стать лучше. Топор бы покрылся ржавчиной, а ему на смену пришли бы добрые и уважаемые ремесла – целительство, законотворчество или артефакторика. Часто, наверное, даже слишком часто Глорен представлял себя именитым пастоком1или лекарем… Задатки – то были! Ампутацией он владел безукоризненно! И была у него любимая забава: смотреть в зеркало и мысленно пририсовывать себе густую седую бороду, орлиный взгляд и белый плащ ученого мужа.

Но нет… Очередное утро, Хеврит2знает какого дня и месяца, начиналось также, как и все предыдущие в этой проклятой дыре. Далинградское похмелье – так про себя называл это чувство Глорен. Голова раскалывается, легкое чувство тошноты и холодная одинокая постель, пропитанная ароматом дешевых духов упорхнувшей под утро жрицы любви. Ладно бы только это… К таким симптомам пробуждения Глорен уже привык. Но клиенты… Их кулаки и сапоги, бьющие по входной двери сводили его с ума. Иногда ему снились кошмары, основным сюжетом которых были эти мерзкие стуки в дверь. Когда он впускал незваных гостей, на пороге обязательно появлялся Хеврит в своей страшной маске и дико хохотал, наслаждаясь страхом палача.

– Скоро твой топор покроется ржавчиной, толстяк. – Приговаривал он. – Скоро твоя служба будет окончена.

Этой ночью Глорену ничего не снилось, но он все равно вздрогнул, когда в дверь постучали. Палач не торопился открывать. Ему хотелось спрятаться.

Задолбили так, что дверь натужно заскрипела, грозясь слететь с петель.

– Кого там демоны принесли?! – Пересилив себя, густым басом загремел Палач. – Дверь снесёте, полоумные.

– Открывай, мастер! У нас к тебе дело! – Глухо прозвучало из-за двери.

– А кто спрашивает?! – Раскатисто спросил Глорен, радуясь своему голосу. Иногда, в своих мечтах, он также становился великим бардом, сказителем историй и бродячим лютнистом…Правда, лютней он не владел. Но зато мастерски управлялся с топором. Ему была знакома только одна песня. Песня палача, песня горя и смерти.

– Добрые люди от папы3Эгрона. Сам знаешь, он терпением не отличается, а платит всегда хорошо. Так что выходи.

– Сейчас портки натяну и выйду.

Толстое и волосатое брюхо мешало процессу, так что справился Глорен не сразу. Он был противен самому себе. Иногда ему хотелось взять свой топор и отсечь лишний жир, чтобы вновь стать стройным, как в детстве. Но реальность, как правило, являлась суровой и изменчивой спутницей: Нужно было дальше влачить свое жалкое существование, ибо у Хеврита всегда был спрос на таких слуг, как Глорен.

«– Только ему я и нужен. Пока.» – Мрачно подумал палач, выходя на улицу.

Во дворе «терлись» типичные представители «Романтиков» – местной банды папы Эгрона.

– Ну?! – Глорен грозно уставился на двух типов.

– Не серчай, мастер. Вот тебе «мёд», чтобы сладко жилось. – Один из визитеров протянул толстяку туго набитый кошель, который тут же исчез в огромной волосатой лапе.

– А вот и нектар, чтобы не мучило похмелье. – Другой всучил Глорену бутылку красного Турранского.

– За кого дары? – Хмуро спросил палач, уже догадываясь, о чем его попросят.

– За Вшивого Грена. Ты его знаешь. Неделю назад попался страже с поличным. Сделай так, чтобы бедолага ушел в чертоги Тирениса4безболезненно и быстро. Идет?

– Тот, который на днях купца порешил в лавке?

– Да.

– Так ему тогда прямая дорога к Хевриту, а не к Тиренису. Мокрушник! – С презрением сплюнул под ноги гостям Глорен.

– К Хевриту, к Тиренису… Какая разница? Человек уходит за грань. Нам лишь нужно, чтобы он умер быстро и красиво. Папа Эгрон не скупится! Открой кошелек и пересчитай монеты. Идет?

– Идет. – Задумчиво взвешивая кошелек в ладони, буркнул палач. – А теперь проваливайте. Нужно наточить топор, да помолиться Хевриту. – Глорен хлопнул дверью перед носами неприятных типов и открыл бутылку. – Как же я ненавижу свою жизнь! – думал палач, делая большие глотки, проливая вино на бороду и толстое волосатое брюхо.

***

Эти двое явно принадлежали к тому числу людей, которые вечно жалуются и сетуют на свою судьбу, даже когда у них все хорошо. Они стояли на площади Нижнего города перед эшафотом и предавались унылой и неторопливой беседе. Примечательно то, что никого из них казнь не ждала, их близкие находились дома, в тепле и уюте, дышали здоровьем и имели более светлые взгляды на жизнь. С угрюмой миной Толстяк жевал пирожок с вишней. С не менее угрюмым лицом покуривал трубку Тощий.

– Скверный день. Слышал последние новости? – Спросил Толстяк, неуклюже испачкав ладонь в липкой начинке.

– А то! Конечно! Великий князь опять решил поднять налоги. Все газеты только об этом и судачат.

– Мой караван из Огенд-Барра так и не вернулся.

– Мой – тоже. – Печально вздохнул Тощий.

– Дочка влюбилась в местного голодранца. А жена спелась с моей мамой, и теперь они каждый вечер полощут мне кости. Как только у меня успех, она покладиста и добра. Как только неудача, так я – бездельник и слабак!

– Женщины…Ты бы поколотил её. Говорят, бабы этого никогда не забывают и становятся кроткими и смиренными. – Заржал Тощий и хлопнул компаньона по спине. – Моя вон, каждый вечер мне ноги мнёт, ванну набирает, да спинку гладит.

– Брешешь… Все в городе знают, кто у вас в доме хозяин. – Нахмурился Толстяк.

– Ничего я не брешу!

– Брешешь – брешешь…

– Эх…Даже помечтать не дашь, дружище. – Обреченно вздохнул Тощий. – Не у тебя одного проблемы в браке. Твоя хоть ограничивается тем, что просто использует тебя, да кости тебе полощет. А вот у моей женушки более крутой нрав. Случись чего, так и взгреть может. Где такое видано-то? А? Чтобы на мужика баба руку смела поднять?!

– Ясно где… В Царстве Джеенат. Там бабы мужиков каждый день колотят. Они, говорят, до того их забили, что те даже стирают, жрать готовят, да с детьми сидят. Твоя случайно не оттуда?

– Иногда мне так кажется… Но все равно, получается, мы еще хорошо живем? – С довольным видом улыбнулся Тощий, выпуская очередное колечко дыма. – Это немного утешает. Есть места, где живут хуже, чем мы с тобой.

– Да уж… – Толстяк нервно дернул плечом, толпа на площади стала сгущаться, а он не любил многолюдные собрания.

– Ох, сейчас и набежит народу – то. – Тощий презрительно поморщился. – Из-за одного-то голодранца.

– Люди судачат, что этот голодранец ходит под одним из пап города.

– Ходил. Свое он уже отбегал.

– И слава девятерым! Как же достал этот сброд! Честный труд для них не в почете! Работники ножа и топора! Тьфу! – Не доев последний кусок пирожка, Толстяк смачно сплюнул вишневой начинкой себе под ноги.

Возле его сапога зашуршала крыса и хищно бросилась на объедки. Тощий от испуга подпрыгнул, брезгливо скривился и, стараясь сохранить остатки мужества, попытался пнуть писклявую, но та ловко увернулась и бросилась наутёк с добычей в жёлтой пасти. Толстяк самозабвенно наблюдал за удирающей крысой, пока её не припечатал лапой охотящийся черный кот. Мохнатый издал победное не то ли урчание, не то ли мяукание и принялся душить жертву. Мимо спешил грузный мужчина и случайно наступил на кота с крысой… Дальше зрелище для купцов скрылось за толпой и руганью. Но судя по жалобному стону кота, тому досталось знатно.

– Да уж… Какая метафора… – Задумчиво прогудел Толстый.

– Ты о чём?

– Да задумался просто… Мы, люди, такие же. Видим какой-нибудь вкусный кусок в жизни, стараемся его урвать, пока другие считают ворон, а потом приходит какой-нибудь папа или Великий князь… Они – то и дают нам по заднице, отбивают руки и выкидывают на обочину истории. Власть у сильных, жестоких и бесчестных…

– Эк, тебя пробило на философию… – Восхищенно посмотрел на приятеля Тощий.

– Да чего уж там… Я…

Договорить Толстому не дали. На помост вышел капитан стражи Нижнего города. Толпа приветственно загудела.

– Верноподданные Великого Княжества Миринии! Дорогие Далинградцы! – Пропитым, но звонким голосом проорал Капитан. – Наша стража неустанно бдит, чтобы закон в этом городе исполнялся. Сегодня казнят отпетого головореза, который учинил погром в лавке ценностей семьи Гиров. Жаль, ювелир не увидит казни своего обидчика. Он ушел за грань вчера ночью от жестоких ран, нанесенных ему этим мерзавцем. Наши соболезнования семье почившего.

Капитан по театральному склонил голову, повернувшись к заплаканной вдове, стоявшей в первом ряду. Но было видно, как он получает удовольствие от внимания толпы.

– Все мы знаем Толстяка Глорена. – Капитан поманил кого-то из публики, одновременно поправляя ножны с мечом на поясе. – Его руки сильны, а сердце не знает пощады. Лучшего палача не сыскать во всем княжестве! Как жаль, что такому светлому человеку приходится рубить такие грязные головы!

На помост вышел Глорен. Лезвие топора контрастно блестело на фоне его черного одеяния.

– Капитан. – В знак приветствия кивнул он.

– Пожалуйста, явите городу злодея!

Двое стражников пинками и зуботычинами под одобрительные крики толпы вывели на помост худого, но жилистого мужчину неопределенного возраста. Да и как тут определить, сколько лет человеку, когда вместо лица у него кровавое месиво.

– Паршивец Грен, наш закон милосерден. – Капитан обнял за плечи виновного, а потом брезгливо вытер об него руки. – У тебя есть последнее слово!

– Какой актер пропадает! – Заулыбался Тощий, глядя на все это представление.

–Ага. – Сказал Толстяк, больше обращая внимание на то, какой нынче дорогой стала форма у стражи. Капитан так вообще щеголял в белой шёлковой рубашке с серебряными пластинками у воротника.

Узник выглядел гораздо менее помпезно… Он шатался на помосте, словно пьяный матрос на скользкой палубе. Было видно, как он старается сохранять самообладание. Его голос хрипло задрожал.

– Неуважаемые уродцы…

***

Утро для Лейта выдалось немного хлопотным, но для него это было привычно. Каждый день приносил с собой что-то новое. Иногда новизна была болезненной, иногда – радостной. Во всяком случае, солнце сегодня светило ярко, небо было чистым, а Далинград не шибко вонял. Возможно, на этот факт повлияло то, что большая часть народа хлынула полюбоваться на казнь, а, может, хорошее настроение Лейта притупило его обоняние.

Он шел быстрым и уверенным шагом в сторону площади Нижнего города. Попрошайки, местные вышибалы и прочий криминальный контингент, что попадались ему на пути, молча кивали в знак признания и тут же исчезали с его дороги. Липли к нему лишь немногочисленные щипачи Нижнего города. Сегодня они были его свитой, а он их королем. Каждый был в курсе предстоящего дела.

Отчасти настроение Лейту делали его новые сапоги из «кармерной»5кожи, да кипа новых книг с альбомом, что болтались у него в рюкзаке за плечом. Мифы, хроники жизни героев, и древние знания были его страстью. Папа Эгрон не особо уважал его увлечения, но и не препятствовал, ведь это не мешало делу.

Продолжая свой путь, Лейт тайными знаками отдавал приказы своим щипачам: «Двое за мной, двое спереди, ускоряем шаг, не подаем виду.»

Многие прохожие, когда пересекались с глазами юноши, старались убраться как можно дальше. Они выводили руками перед собой защитные символы и спешно отводили взгляды, но Лейт уже давно привык к страху и презрению. «Гетерохромия» – так пастоки называли врожденное заболевание Лейта. Менее образованные люди выражались более простыми словами: «Демон, Двоедушник, Выродок».

Не смотря на окружающую ненависть, оба глаза лучились радостью и юношеской заносчивостью. Один – голубой, как обработанный топаз, упавший в горное озеро. Другой – янтарный, словно древесная смола, сверкающая в лучах солнца.

Оказавшись на площади, Лейт глубоко вдохнул запах собравшейся толпы. Пахло потом, возбуждением и звериным удовлетворением, что казнят кого-то другого, а не их. Люди!

Лейт давно слыл профессионалом своего темного ремесла, а потому уже много лет не полагался на удачу. Все было спланировано заранее.

План был не нов, но эффективен. Во – первых, нужно было отправить ранним утром парней договориться с палачом о легкой казни коллеги по цеху, который нарушил главное правило Романтиков. Мокруха никогда не была профилем Эгрона.

Во-вторых, следовало дать взятку Капитану стражи, чтобы тот какое-то время не прерывал последнюю речь Вшивого Грена. Толпу нужно было завести и отвлечь.

А третье являлось самым сложным. Лейт сам пошел в тюрьму к Грену, пообещал передать долю от награбленного его отцу и положить два золотых на алтарь Тирениса за его душу. Грен долго торговался и травил анекдоты, как будто его вовсе не ждала казнь. Несчастный… Но в итоге они договорились.

– Неуважаемые Уродцы! Добропорядочные мерзавцы! – Начал скандировать Грен. – Будь моя воля, я бы поимел вас всех! Но Тиренис смотрит на меня и улыбается! Меня ждут божественные чертоги с прекрасными женщинами и несметными богатствами. Лучше я поимею их! И богатства – тоже!

Кто-то на площади засмеялся, кто-то громко выругался. Лейт хищно улыбнулся. Его план заработал.

Окинув зевак внимательным взглядом, он сразу выделил двух типов. Судя по одеянию, те являлись купцами. Один из них был таким тощим, что казалось, его кожа вот-вот порвется от легкого бриза. Другой же, наоборот, когда смеялся, тряс огромным брюхом, словно у него под одеждой находился добрый пуд желе.

Лейт громко свистнул. Со стороны это звучало, как будто он не доволен выходками Грена. На самом деле это был сигнал к работе. Мелкие карманники и щипачи из банды "романтиков" слились с толпой и начали чес. Кого-то из них ловили на краже, кто-то терял свои кошельки, так и не заметив пропажи. Дело шло полным ходом.

Сам же Лейт с легкой непринужденностью и грацией кошки направился в сторону купцов. Оба были неосторожны и увлечены речью Вшивого Грена. Пробираясь сквозь толпу Лейт игрался с медной, но заточенной кроной, перекатывая ее на пальцах. Иногда он сталкивался со случайными зеваками, чтобы подрезать монеткой чей-то кошелек или дамскую сумочку. Иногда останавливался, чтобы обсудить тот или иной речевой оборот из тирады заключенного. Он слился с толпой, был одним из ее органов. Он подчинялся ее воле, и сам управлял ею, когда было нужно.

– Вы думаете, вы правы!? Жалкие притворщики! Лживые лицемеры! Законопослушные граждане, у которых грехов не меньше, чем у Хеврита за пазухой! Я вам так скажу, моя жизнь… – Грен продолжал подогревать интерес толпы, в то время как Лейт пытался установить свой новый рекорд по карманной краже.

Он уже был на расстоянии вытянутой руки от Толстяка и Тощего, те улыбались и гневались в унисон, как два близнеца, как два брата, что жили в одном доме на протяжении долгих лет, но питались по-разному.

Лейт легко коснулся плеча Тощего. – Извините, вас звала вон та барышня. Сказала, что недавно в городе, и ей хотелось бы узнать его получше.

Тощий чуть не подавился дымом от неожиданности. Обернувшись, он увидел перед собой странного юношу, который щерил один глаз, будто бы его прятал. Но сказанное его заинтересовало.

– Где? – Она из купеческих? – Тоже заинтересовался Толстяк.

– Не знаю, сказала, что из Огенд-Барра и, что ей требуется консультация местной купеческой гильдии, а по вам сразу видно, что вы люди – деловые и серьезные. Кстати, вон она. – Лейт указал в сторону богато одетой женщины в толпе. Явно не местная. Одеяние по Огенд-Баррской моде. По счастливой случайности их взгляды встретились, и купцам показалось, что она смотрит в их сторону.

– Что ж, она обратилась по адресу. – Самодовльно хмыкнул Тощий и направился к женщине, не замечая того, как полегчал его пояс. Туго набитый кошелек оказался за пазухой у Лейта.

Толстяк тоже засеменил следом, но Лейт Сделал вид, что его потеснила толпа и беспомощно рухнул под ноги грузному купцу.

– Что ж, это делается – то! Ненавижу такие скопища! Вставайте юноша! – Толстяк помог Лейту подняться на ноги, так же не подозревая, что и его кошелек был срезан заточенной кроной.

– Большое спасибо! – Юноша улыбнулся и широко поднял веки. Толстяк увидел глаза разной расцветки: один – голубой, другой – янтарный. Он испугался и кинулся бежать за Тощим компаньоном, на ходу молясь всем девяти ликам.

Лейт ухмыльнулся. Иногда его особенность была полезна. Под эти мысли он уже покидал площадь Нижнего города, когда услышал женскую брань со столичным акцентом и полные раскаяния голоса купцов. Это было забавно.

Но также он услышал звук, который трудно с чем-либо спутать. Звук удара топора по человеческой шее. И это был горький звук. Звук во славу Тирениса – бога удачи и покровителя воров.

1Пасток – первый ранг среди ученных мужей. Пастоки могут немного оперировать инклюсной энергией, много знают о природе веществ и строении человеческого тела. Пастоки часто становятся лекарями, инженерами и придворными советниками.

2Хеврит – Бог хаоса и смерти. Первый лик многоликого Творца.

3Папа – Титул главы криминальной группировки в Далинграде.

4Тиренис – Бог удачи, торговли и богатства. Покровительствует ворам и торговцам. Шестой лик многоликого Творца.

5Кармер – небольшой хищный зверь, обитающий на севере Никкеры. Ценится из-за прочной и долговечной кожи.

Глава 1 – Кошка

Уже вечерело, и над Далинградом повис серебряный месяц, окутывая улицы бледным светом. Редкие фонари в нижнем городе мерцали тускло и пугливо, будто бы сами боялись прихода ночи. Та городская вонь, что днем не чувствовалась, с приходом сумерек стала отчетливее и резче. А, может быть, это плохое настроение Лейта усилило его обоняние.

Юноша совсем по-стариковски курил трубку, двигаясь вдоль ветхих улочек и мрачных домов. Аромат яблочного табака немного приглушал запахи мочи, гнилого мусора и невидимого напряжения. Вшивый Грен ушел за Грань, а Лейт использовал его уход, собрав на этом немалые деньги. Совесть теребила душу, дергая за молодые струны мальчишеского сердца.

Затянувшись глубже, парень хлопнул себя по лбу. – Соберись, размазня! Не время горевать. Грен сам выбрал свою судьбу. Моей вины в его гибели нет! – Утешал себя юноша, подходя к ветхому, полуразвалившемуся дому на окраине города.

– Теперь его отец сможет открыть мастерскую или торговую лавку. Вырученных денег хватит и на переезд в другую страну. – Думал Лейт, покачивая в ладони туго набитый кошелек с золотыми кронами. В этот кошелек он положил и свою долю – так ему было спокойнее.

– В нашем ремесле… – Говаривал папа Эгрон. – Совесть – плохой советчик. Чем раньше твое сердце очерствеет, тем будет лучше для тебя и для дела. Именно поэтому тебе необходимы жестокие уроки жизни. Книги Агеры тебя делают мягким, словно тесто. Тяжелая и непростая жизнь. Вот что закаляет истинного Романтика. Вот что дает вору истинный взгляд на вещи.

Вспоминая слова наставника и опекуна, Лейт неожиданно понял, почему именно ему досталась роль посыльного к отцу Грена. Папа снова испытывал его. Давал ему очередной жестокий урок.

– Долго на крыльце топтаться будешь? – Дверь развалины открылась и на пороге появился отец Вшивого.

Лейт и не заметил, как уже давно пришел на условленное место и задумчиво курил трубку, нервно царапая ногтем деревянные перила крыльца.

– Ох, прошу прощения. Меня зовут Лейтерри, для друзей и удобства – просто Лейт. – Спохватился Юноша, протягивая руку хозяину дома.

Старик проигнорировал приветствие парня, лишь жутко ухмыльнулся показав желтые редкие зубы.

– Ты уж прости, но руки ночному сброду я не жму. То, что мой сын уже мертв – я в курсе. Он не был паинькой. Говори, зачем пришел.

Лейт опустил взгляд, аккуратно вытряхнул прогоревший табак из трубки и проглотил оскорбление.

– «Романтики» шлют вам привет. Грен пользовался определенным авторитетом в нашей шайке. Поэтому его доля – ваша. В общаг она не пойдет. – Юноша протянул кошелек хозяину дома. – Здесь сполна хватит на новую жизнь.

– Пользовался авторитетом, говоришь?! – Взвешивая в руке кошелек, мрачно буркнул мужчина. – Новая жизнь, говоришь?! А ты хоть знаешь, каким он был, покуда не попал в вашу банду?!

Старик гневно схватил рукой Лейта за подбородок и посмотрел ему в глаза. – Проклятый двоедушник! Вы – зараза на теле этого города! Сколько матерей и отцов не дождались своих чад из-за вашего поганного ремесла!

Лейт не ожидал такого поворота событий, поэтому лишь ощутил тяжелый хлопок по переносице и полетел кубарем с крыльца… Монеты покатились по ступеням, глухо стукаясь о деревянный настил. Старик врезал ему от души. В глазах все плыло и двоилось.

– Не нужны мне ваши кровавые деньги! Вы забрали у меня сына! А теперь он мертв! Моя жена ушла за Грань пару дней назад, как узнала, что наш Гренушка убил человека! Сердце не выдержало…Что б вас всех! – Хозяин дома медленно спускался по ступеням к Лейту, не сдерживая слез. – Знаешь, что меня утешит сейчас, проклятый выродок?! Кровь кого-то из вас будет лучшим подношением богам, чем грязные деньги!

Лейт пытался встать, но в глазах по-прежнему рябило. Мир превратился в хаотичную карусель.

– Я не убивал вашего сына. Он сам сделал свой выбор! – Задиристо буркнул Лейт и тут же получил сапогом в лицо. А затем еще. И еще!

– Мы насильно его не забирали у вас! – Прохрипел юноша, сплевывая на землю сгусток крови. – Я – непричём!

Сам Лейт в своих словах не чувствовал истины. Он почему-то продолжал себя считать причастным к гибели Грена.

– А ты сам-то в этом уверен, малец?! Сколько тебе весен? Шестнадцать? Семнадцать? Неужели в твоем сердце нет ни капли жалости? Неужели, тебя по жизни ведет только алчность?

Старик тяжело поднял Лейта за воротник и уперся взглядом в пустоту. Лицо его было испещрено глубокими морщинами, а в зеленных глазах таилось такое отчаяние, что долго смотреть в них было невыносимо.

– Я сочувствую вам…Насколько могу. Бейте меня, сколько хотите. Я не дам сдачи. Грен сам выбрал свою жизнь, а я вот такого выбора не имел. – Оправдываясь, затараторил юноша.

Безутешный отец с невероятной силой сжал плечи нерадивого гостя. По его морщинистым щекам катились слезы, от него пахло старостью, алкоголем и отчаянием.

– Сам выбрал, говоришь!? – Безумно вопрошал несчастный старик, трясся за грудки Лейта, как безвольную куклу. – А ты, якобы не выбирал этот путь, щенок?!

– Нет. У меня не было отца и матери, чтобы наставили на путь истинный. Я – сирота. А вот у Грена был ты!!! – С вызовом прорычал юноша.

Старик уже хотел снова ударить незваного гостя, как вдруг замер и бессильно повис на груди у Лейта…

– Сир-рр-оотааа…Нет. Это я в-виноват… Это я в-виноват… – Навзрыд хрипел старик, повторяя одну и ту же фразу…

Еще несколько минут Лейт не осмеливался его прерывать. В этот миг его непослушные руки невольно поглаживали спину несчастного.

– Простите, если сможете. – Лейт отстранился от старика, ощутив, как к горлу подступает болезненный комок. – Простите…Меня.

– Проваливай, малец! Оставь меня в покое. И никогда, слышишь, никогда здесь больше не появляйся! – Мертвым голосом человека, потерявшего всё в этой жизни, прокричал старик и оттолкнул Лейта в ночь.

Юноша тоже заплакал и кинулся бежать подальше от полуразвалившегося дома, безумного старика и от самого себя. По лицу у него расплывался пунцовый синяк, но единственное, что его беспокоило, так это звучащие позади безумные слова: «Это я виноват… Это я виноват…».

***

– Лейтерри… Мальчик мой. И кто тебя так отделал? – Взволновано спросила Агера, прикладывая колотый лед к скуле юноши.

– Один несчастный старик, учитель. – Угрюмо щурясь от холода, ответил Лейт, с ужасом вспоминая недавние события.

Они находились на чердаке борделя в маленькой комнате Лейта. Тут не было ничего лишнего. Узкая кровать, полусгнивший сундук из березы, да одинокая вешалка для плащей, притаившаяся за дверью. Старый книжный шкаф, словно бездомный калека, перекошенный и грязный, был единственным украшением посреди этого царства аскетизма. Книги в цветастых обложках уже не помещались в нем, поэтому Лейт клал их поверх шкафа, а тот стоически выдерживал эту ношу. Книги – вот единственное сокровище, что украшало дом Лейта.

– Ты дрался со стариком? Да еще и с несчастным? Это низко, Лейт.

– Не совсем так. Я не давал сдачи. Старался все уладить… Кхм… Дипломатично. Как ты меня и учила.

Агера беззлобно усмехнулась.

– Вижу, ты преуспел, мальчик, раз отделался только синяком на пол лица.

– Дипломатия – сложная наука. – Отстранено бросил Лейт, надеясь, что этот разговор скоро закончится. Думать о Вшивом Грене и его несчастном отце совсем не хотелось.

– Кстати, о науках… – Агера лениво поправила очки на переносице. – Завтра утром очередное занятие. Не проспи.

– Зачем вору вроде меня науки? – Строптиво вскинулся Лейт. – Я уже смирился со своим ремеслом, и у меня неплохо получается. Разве ты не рада за меня?

Агера ехидно засмеялась.

– Так неплохо, что я вынуждена прикладывать лед к твоей скуле?

Лейт выхватил из рук у наставницы кусок льда и насупился.

– Я и сам могу о себе позаботиться. Мне не десять лет!

– Не твое это, Лейт. – Агера обезоруживающе улыбнулась и обняла ученика за плечи. – Ты слишком милый и добрый, чтобы обманывать людей.

От Агеры всегда приятно пахло корицей, можжевельником и цитрусом. Этот запах напоминал Лейту летнее тепло речного бриза. В детстве он пару раз бывал на Линте – гигантской реке, чье русло растянулось недалеко от Далинграда. И те впечатления, и тот запах он до сих пор хранил в своем сердце. От наставницы пахло заботой и семьей, которой он был лишен с рождения.

Поддавшись неожиданному порыву, он в ответ обнял наставницу и ощутил прикосновение ее огненных волос на своей щеке.

– Это неправда… Тот старик, что врезал мне сегодня, сильно страдал из-за меня. Не такой уж я и добрый.

Агера ласково поцеловала юношу в лоб и посмотрела ему в глаза.

– Разве у тебя были злые мотивы?

– Нет.

– Ты действовал по своей воле? Без приказа Эгрона?

– Нет.

– Значит, добрый.

– Все равно, не стать мне пастоком, Агера. Я люблю истории о прошлом, сказания о героях древности, но алхимические талмуды не для меня. Мне это не интересно. К тому же долю от сегодняшнего чёса я должен отнести дяде Эгрону, иначе он рассвирепеет и пошлёт меня на какое-нибудь дурацкое задание… Ты его знаешь.

– Об этом не переживай. Он заходил сегодня днем и сказал, что деньги ты можешь оставить мне. Завтра вечером он зайдет и заберет их.

– Правда?

– Разве я тебе врала когда-нибудь?

– Тогда деньги в фойе, в моей ячейке.

– Хорошо.

– Девчонки тоже будут? – Лейт немного засмущался. – Завтра, на занятии?

– Ох, юноша. Конечно же нет. Я знаю, как они тебя отвлекают. Поэтому урок будет индивидуальным.

– Тогда ладно… Не просплю.

– Вот и славненько. – Агера игриво улыбнулась.

– Из сегодняшних событий я узнал нечто новое и неприятное.

– Я очень рада, что мой талантливый ученик, даже из навозной кучи сможет извлечь новые знания. – Агера ласково провела ладонью по влажной щеке Лейта. – Увы, но многие знания приходят к нам с болью и разочарованием, мой мальчик. Главное, вовремя делать выводы и не повторять ошибок.

Агера решительно встала с кровати, на которой они сидели, и направилась к самодельному рюкзаку Лейта. Из него выглядывали новые книги.

– Так, посмотрим… Что тут у нас. – Наставница заговорщески подмигнула ученику и принялась копаться в рюкзаке. – О, «Бестиарий Никеррийских демонов» – очень подробное описание жителей с другой стороны. Неплохой выбор. А это что тут у нас? «Баллады Керрака Гамбарсского о героях и воителях древности» – занятное чтиво, но ничего боле. Ух ты! «История добычи инклюсной руды от Манека из Никкеры» – а вот это полезно. Советую ознакомиться в первую очередь! Завтра об этом кое-что расскажу.

Лейт напрягся, когда стали рыться в его вещах, но быстро успокоился, глядя на то, как Агера с ребяческим азартом изучает в руках его новые книги.

– Выбор в книжной лавке был невелик. Поэтому я и скупил все, что осталось. В последнее время караваны редко приходят в город. Всему виной мои собратья по ремеслу.

– Ты об этих мордоворотах, что зовутся разбойниками? Не смеши меня, Лейт. Ты в высшей лиге. Пусть дядя Эгрон не разделяет твоих убеждений и ему не нравятся твои методы, но, по рассказам очевидцев, действуешь ты изящно и без крови. А он всегда ценит в людях тонкий подход к делу.

– Однако, сегодня кровь пролилась, Агера. Казнили Вшивого Грена и после чеса я ходил к его отцу…

– Так вот какой старик тебя отделал…Бедный мой мальчик… Не ты опускал топор на его шею. Не кори себя. – Агера склонила голову набок и бросила участливый взгляд на Лейта. – В мире каждый день происходит множество несчастий, но ты же в этом не виноват. Вшивый Грен – душегубец, а ты льешь по нему слезы. Ты меня пугаешь.

– Не по нему я сегодня плакал. Ты бы видела его отца. Старик был просто убит горем. – Лейт тяжело вздохнул, встал с кровати и подошел к сундуку. – Мне нужно порисовать, забыться.

– Что ж, я оставлю тебя, но перед уходом скажи мне, какой урок ты усвоил сегодня?

На миг Лейт задумался. Но лишь на миг.

– Ничто не утешит отца, потерявшего своё дитя. – Копаясь в сундуке буркнул Лейт. – Лишь уйдя за Грань такой человек способен обрести покой.

– Верно. – С грустью в голосе подтвердила Агера. – Никогда не утешай людей, которые всё потеряли в жизни. Это бессмысленно. Теперь ты это знаешь лучше меня.