Buch lesen: «Расплата»

© Самуйлов С.Н., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Посвящается Мьяусе и Пилле

Пролог

Сентябрь 2004 года

Школьное здание бросало стылую тень на пустую спортплощадку. За ним ярко сияло солнце. Входя в тень, редкие прохожие кутались в одежды и ускоряли шаг, спеша к теплому солнечному свету. Там еще был день, но здесь, за школой, ледяной ветер разбудил уснувшие качели в углу площадки, и теперь они медленно покачивались взад-вперед, будто их заняли невидимые дети. Дети, скучавшие так же, как Вака. И все же холод был хуже скуки. Он покусывал щеки и щипал пальцы. Она уже замерзла вся, с головы до ног. Холод добавляли каменные ступеньки, на которых сидела Вака. А все потому, что она надела новую, слишком короткую куртку. Конечно, надо было послушать мать и купить другую, подлиннее, но та была темно-синяя, а эта, короткая, – красная.

Вака поправила школьный ранец на спине. Может, все-таки перейти на солнечную сторону? Там, по крайней мере, не придется мерзнуть, хотя ни от одиночества, ни от скуки – даже посмотреть не на что – это не спасет. Вот только тень от школы простиралась так далеко, что, выбравшись из сумрака, Вака могла снова пропустить папу… Нет, уж лучше потерпеть холод, чем так рисковать.

Мимо проскочила машина такого же цвета, как и та, на которой ездил ее отец, но Вака сразу увидела, что и модель другая, и человек за рулем не похож на отца – и настроение упало еще ниже. Может, он забыл о ней? Этот день был для нее первым днем в новой школе, и, возможно, отец посчитал, что она, как обычно, отправилась домой пешком?

Тоска по старому дому накатила в сотый, наверное, раз. Единственным плюсом на новом месте стала ее комната, более просторная и клевая, чем в старой квартире. Все остальное изменилось в худшую сторону, включая школу. Особенно дети. Здесь Вака не знала никого, а в старой школе – всех, и даже знала, как зовут домашних любимцев других девочек. Теперь в голове толкались и перемешивались десятки новых имен и лиц, а Вака еще даже не начала разбираться в них. Все это напоминало игру на запоминание, победить в которой у нее никогда не получалось, если только мама не поддавалась.

Вака шмыгнула носом. Сколько еще пройдет времени, прежде чем папа поймет, что должен приехать и забрать ее? Она посмотрела на главный корпус школы, но, вопреки надежде, никого не заметила – в темных окнах не было и намека на движение. Очередной порыв ветра ужалил щеки; Вака поежилась, встала и поднялась по ступенькам ко входу. В школе должен быть кто-то взрослый. Кто-то, кто разрешит ей воспользоваться телефоном. Но школа была закрыта, а толстая деревянная дверь приглушала звук. Опустив руку, Вака несколько секунд еще смотрела на нее, словно надеясь, что дверь откроется сама по себе. Но нет, чуда не случилось. Надо снова садиться. Может быть, теперь ступеньки не покажутся такими ледяными…

Мысли о холоде вылетели из головы, когда она повернулась. У подножия ступенек стояла девочка из ее нового класса. Странно, но Вака даже не слышала, как она подошла. Может, на цыпочках? Но зачем? Кусаться она вроде бы не собиралась, ведь они не были врагами. Но, хотя девочки не знали друг дружку, Вака запомнила ее хорошо. Да и как иначе? У девочки недоставало двух пальцев на руке: мизинца и безымянного. Она сидела впереди, одна, и казалась очень тихой. Поначалу Вака подумала, что она тоже новенькая, но учительница не представила ее, как представила Ваку, а значит, этот день не был для нее первым. Когда детям на уроках разрешали разговаривать между собой, девочка молчала, а на переменах сидела в сторонке и смотрела в пустоту, как теперь Вака. Лицо ее не изменилось даже тогда, когда двое мальчишек принялись декламировать детский стишок, который когда-то читала Ваке бабушка: «Пальчик, пальчик, пальчик-мизинчик, где ты, где?» Вака подумала, что это отвратительно, но никто из остальных детей и глазом не моргнул. Закончилось тем, что и она отвернулась и не стала вмешиваться. Новенькая, что с нее взять…

– Закрыто, – сказала девочка с застенчивой улыбкой, исчезнувшей так же быстро, как появилась. Возможно, никакой улыбки и не было, а была только игра света, но в любом случае у Ваки осталось впечатление о милом личике. – Они всегда закрывают школу после уроков.

– А… – протянула Вака, топчась на месте и не зная, что сказать. Подружиться или заговорить с незнакомцем – с этим у нее всегда возникали проблемы. Но вот теперь, впервые за целый день, кто-то попытался вытащить ее из раковины. – Я только хотела позвонить.

– Может, тебе лучше позвонить из магазина? – Девочка махнула в сторону улицы. Она носила варежки, одна из которых маскировала изуродованную руку.

Вака сглотнула и, стыдливо опустив глаза, ответила:

– У меня нет денег.

Предполагалось, что по пятницам карманные деньги ей должна давать мать, но она постоянно об этом забывала. Обычно это проходило незамеченным, но случалось и так – вот как теперь, – что отсутствие денег создавало проблему. Как и то, что папа забыл забрать ее после школы.

Когда нужно что-то запомнить, на взрослых нельзя положиться.

– Жаль. – Девочка как будто погрустнела. – У меня тоже. – Она открыла было рот, словно хотела сказать что-то еще, но передумала и промолчала. В отличие от Ваки, куртку которой купили с некоторым запасом, на вырост, девочка была в анораке, из которого давно выросла и который не могла даже застегнуть как следует, со слишком короткими рукавами. Она не надела ничего на голову, и ветер трепал ее спутанные волосы. На ногах, несмотря на сухую погоду, у нее были старые резиновые сапоги. На фоне всего этого выделялись варежки – новенькие, чистые, яркие.

– Ничего. Я подожду. – Вака попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. Ждать, когда все так неясно и непонятно, нелегко. Холодно и голодно. Если б папа приехал вовремя, она сидела бы сейчас в их новой кухне и жевала горячий тост. Вака представила вкус расплавленного масла и джема – и голод тут же напомнил о себе…

Девочка переступила с ноги на ногу.

– Хочешь, я подожду с тобой? – спросила она, глядя не на Ваку, а в сторону, на пустую спортплощадку. – Могу, если хочешь.

Готового ответа у нее не было. Что лучше, что хуже? Сидеть и мерзнуть в одиночестве или попытаться поговорить о чем-нибудь с девочкой, о которой она ничего не знает? И все же, хотя Ваке едва исполнилось восемь, она знала, что на некоторые вопросы есть только один правильный ответ.

– Да, пожалуйста. Если хочешь. – Девочка повернулась к ней с сияющей улыбкой, и Вака добавила: – Но я уеду, как только за мной приедет папа.

Улыбка померкла, и лицо снова стало пустым.

– Конечно.

Вспомнив, как дразнили девочку мальчишки и какой одинокой она казалась, Вака постаралась исправить допущенную оплошность.

– Может, он и тебя отвезет домой? – Едва выпалив это предложение, она пожалела о своей несдержанности: родители часто жаловались на стоимость бензина. Ей совсем не хотелось просить отца ехать куда-то, за несколько миль, тем более сейчас, когда у них осталось совсем мало денег после покупки новой квартиры. – А твой дом далеко?

– Нет. Я живу вон там. – Девочка показала на школу, вероятно, имея в виду ряд домиков, которые Вака заметила, когда на перемене обходила школу с тыльной стороны.

От школы их отделял высокий забор, за которым скопились груды мусора: картонные упаковки, бумажки, пластиковые пакеты, жухлые листья. Ей не нравился беспорядок, не нравился мусор – такая гадость, – но сюда хотя бы не долетали голоса мальчишек, декламирующих свои противные дразнилки, и поэтому Вака подошла к проволочному ограждению и, стараясь не замечать мусор, уставилась сквозь него.

Рассматривая дома, она радовалась, что родители не купили один из этих. Такие обветшалые, запущенные, с отшелушивающейся краской и похожими на джунгли садиками… На заросшей высокой травой лужайке стояла старая, заржавевшая барбекюшница; казалось, сорняки тянутся вверх из небольшой решетки в крышке. За грязными стеклами окон болтались грязные занавески. Кое-где их заменяли одеяла, кое-где – старые газеты или даже куски картона. Расстроенная увиденным, Вака повернулась и направилась туда, где играли другие дети. Ее они как будто не замечали.

Улица была хороша лишь тем, что проходила вблизи школы. Может быть, у девочки есть телефон? Ей нужно лишь несколько минут, и отец, если приедет, пока ее не будет, не успеет отъехать далеко. Набравшись смелости, Вака спросила:

– А можно мне позвонить из твоего дома?

Девочка испуганно взглянула на нее.

– Из моего дома? – Она с усилием сглотнула, опустила голову и, уставившись на варежки, покрутила изуродованной рукой. – Может, лучше подождем здесь? Твой папа, должно быть, скоро приедет.

– Да, наверное. – Вака снова поправила школьный ранец. Тот все сильнее и сильнее давил на плечи, словно тяжелея с каждой минутой, что она ждала.

– Если б я позвонила из твоего дома, то и ты могла бы потом прийти ко мне и поиграть. – Вака предположила, что девочка, если она и впрямь живет в одном из этих ужасных домов, будет рада любому поводу отлучиться. Может, она потому так плохо отнеслась к просьбе Ваки, что не хотела показывать свою комнату…

Похоже, девочка оказалась в затруднительном положении.

– Ладно. Но только сделай все быстро. И только если потом мы пойдем и поиграем у тебя. И не шуми. Папа, наверное, спит.

Вака довольно кивнула. Все закончилось как нельзя лучше, к тому же она еще и подружилась с кем-то не из их класса. Конечно, ей хотелось бы поближе узнать кого-то из других девочек, особенно шумных, веселых, к которым все тянутся, но те встретили ее холодно, демонстративно показав, что новые подруги им не нужны. Так, может быть, получится сойтись с этой девочкой, пусть даже у нее нет двух пальцев… Она хотя бы не такая задавака.

Но стоило им отойти от школы, как Ваку стали одолевать сомнения. Перед глазами встали те обшарпанные дома, которые она увидела за забором, и ей вдруг расхотелось идти туда. Уж лучше подождать на заледенелых, обмороженных ступеньках. Вот только возвращаться было уже поздно…

Школа осталась позади, и они приближались к домам.

Сияло солнце, но теплее почему-то не становилось. Более того, с каждым шагом холод пробирался все глубже. Вака пыталась придумать какой-нибудь предлог, чтобы повернуть назад, не обидев при этом девочку, но ничего не получалось. Ее новая подруга тоже молчала, очевидно, понимая, что каждый шаг приближает их к тому, что предначертано. Девочки так и не обменялись ни единым словом, пока не остановились на потрескавшемся асфальте возле одного из домов. Вака пробежала взглядом по фасаду, не поворачивая при этом головы, чтобы девочка не заметила, что она делает. Дом показался ей самым жалким и ветхим на целой улице. Двухэтажный, закованный в проржавевшую металлическую конструкцию, уже позабывшую, что такое краска. Запущенный садик под окнами. Трехколесный велосипед, лежащий на боку посреди травы и жухлых кустиков, такой же ржавый, как и сам дом. Потрескавшиеся оконные рамы, замызганные занавески. И, словно всего этого мало, болтающаяся на петлях дверь. Нехорошее место.

Вака еще раз порылась в голове, в спешке отыскивая причину, почему им следует немедленно вернуться к школе, но опоздала. Девочка повернулась, печально посмотрела на нее и сказала:

– Идем. Это мой дом. Не шуми и сделай все быстро. А потом мы сможем пойти к тебе и поиграть. Правда? – В ее бесцветных глазах блестела такая надежда, что Ваке ничего не оставалось, как только кивнуть.

Она последовала за девочкой. Ранец давил на плечи, будто набитый камнями; сердце тяжело ухало в груди. Каждый шаг ощущался как преодоление. Вака чувствовала себя так же, как всегда, когда делала что-то, что, как она знала, не могло закончиться хорошо. Как в тот раз, когда родители устроили вечеринку и она, накрывая на стол, попыталась принести слишком много тарелок за один заход. Едва подняв их, Вака поняла, что взяла груз не по силам, но все равно попыталась донести. Тогда разбились все. Теперь она чувствовала себя так же.

Уже взявшись за дверную ручку, девочка остановилась.

– Давай. Помни, надо все делать быстро. – Она произнесла это почти шепотом, словно где-то внутри таился монстр, который не должен был знать, что они здесь.

Вака нерешительно кивнула и сделала последний шаг к двери. В следующую секунду она уже была внутри. Переступила порог, шагнула из света в тьму. В нос ударил вонючий запах сигарет и чего-то несвежего. Девочка закрыла за собой дверь, и тьма сгустилась. Возможно, оно и к лучшему: тьма скрыла грязь и беспорядок, и девочка не увидела отвращения на лице Ваки.

– Телефон наверху. Идем, – прошептала девочка едва слышно. Глаза немного привыкли к мраку, и Вака заметила, что девочка оглядывается по сторонам.

Вака медлила, и девочка нетерпеливо кивнула. Куртку она сняла. И одну варежку.

Оторвав взгляд от другой варежки, под которой пряталась изуродованная рука, Вака настороженно шагнула в комнату. И тут же наверху скрипнули половицы. Девочка вскинула голову, и лицо ее перекосилось от страха.

Вака замерла на месте. В глазах защипало, будто к ним подступили слезы.

Что она здесь делает?

Вака тихонько всхлипнула, но, несмотря на тишину в доме, почти ничего не расслышала. Ошибка. Ужасная ошибка. Хуже, чем тогда с тарелками. Охваченная паникой, она растерялась. В голове билась только одна мысль: а ведь она даже не знает имени девочки…

Заметка на газетном стенде

Полиция Хапнарфьёрдюра¹ обращается за помощью в поисках пропавшей девочки. Восьмилетнюю Ваку Оррадоттир в последний раз видели около 3 пополудни сегодня, когда она вышла из здания школы, чтобы пойти домой. Невысокая, худенькая, со светло-каштановыми волосами до плеч, она была в красной, до пояса, куртке, красной шерстяной шапочке, джинсах и розовых кроссовках. Полиция считает, что Вака до сих пор находится где-то в этом районе. Просим каждого, кто располагает какой-либо информацией, позвонить в полицию Хапнарфьёрдюра по телефону 525 3300.

Глава 1

2016

Хюльдар бросил на стол стопку фотокопий. Больше на столе не было ничего, если не считать двух или трех недопитых чашек кофе. В последнее время дела ему доставались по большей части те, браться за которые никто больше в Управлении не желал. Такие, как вот этот случай в школе. В участке уже сочиняли анекдоты на тему попавшего в опалу начальника. Теперь он пребывал в ссылке и сидел в самом тылу зала открытой планировки, откуда был едва виден его прежний офис.

Хюльдар взял за правило не смотреть в том направлении. Лично ему было наплевать на падение с карьерной лестницы; что действительно бесило, так это то, как восприняли случившееся бывшие подчиненные; а они таращились на него как на заразного. Хюльдар полагал, что отношения с коллегами вернутся к тем, какими они были до его кратковременного повышения, но просчитался. Они умолкали при его приближении и начинали шептаться, стоило ему пройти мимо. Это было настолько нестерпимо, что временами он даже хотел снова оказаться в кресле босса.

Впрочем, чувство это никогда не задерживалось надолго. Едва оно приходило, как Хюльдар вспоминал, насколько неуютно ему было на высокой должности. Бесконечные отчеты, формуляры, совещания и прочая бюрократическая галиматья сводили с ума. Знай он заранее, что подразумевает должность, никогда не согласился бы принять предложение.

Но, к сожалению, как раз информации в то время не хватило. Весь процесс в сжатом виде свелся к одному предложению: «Вы хотите получить повышение?» Руководство оказалось под серьезным давлением: требовалось срочно назначить кого-то, кто возглавил бы расследование громкого убийства, а поскольку многим старшим детективам пришлось отойти в сторонку после серии скандалов, выбор – почти случайно – пал на Хюльдара². В отличие от университетов, где во внимание принимаются ученые степени, рекомендации или показатели, используемые в других секторах, в полиции вопрос о соответствии офицера руководящей должности решается на основе двух факторов: возраста и срока службы. И то, и другое выражалось в легко сравнимых числах. После недавних передряг начальство, похоже, взяло за ориентир очередной удобный маркер: рост. Хюльдар почти не сомневался, что сильные мира сего просто заприметили его возвышающуюся над толпой голову. Надо было сесть или хотя бы пригнуться. Тогда он остался бы на прежнем месте, где-то в середине пищевой цепочки, а не сидел бы на нижней ступеньке.

И все же Хюльдар не таил обиды на тех, кто предложил ему шанс. Мог бы и отказаться. Не держал он зла и на тех, кто был ответственен за его понижение. Так показательно запороть расследование убийства – это надо постараться. Объясняя случившееся одной из своих сестер, Хюльдар привел такое сравнение: в операционную со скальпелем в руке врывается хирург, но спотыкается и, вместо того, чтобы оказать пациенту неотложную помощь, отрезает ему голову.

Что хуже всего, полетев с должности, он увлек за собой Фрейю, директора Дома ребенка. Комитет защиты детей не простил ей выстрел в человека на рабочем месте и понизил до уровня обычного детского психолога. В общем, обоим следовало благодарить судьбу за то, что их не отправили топтать улицу в поисках работы.

Вот только благодарность определенно не значилась в списке приоритетов Фрейи. В тех редких случаях, когда их дорожки пересекались в связи со зловещими событиями в Доме ребенка, она едва удостаивала его взглядом. Ее переполняли гнев, злость и раздражение, направленные, в чем не приходилось сомневаться, в его сторону.

Хюльдар состроил гримасу. Он еще питал надежду, что все может сладиться, несмотря на неловкое начало, неровную середину и катастрофический финал. Виноват был только он один; тон всему задала первая встреча, и оставалось только удивляться, что у него получилось вернуть ее доброе расположение, хотя перемирие оказалось недолгим.

Наученный горьким опытом предыдущих попыток общения с женским полом, Хюльдар при первой встрече с Фрейей представился плотником и провел с ней ночь. Лишь очень немногих женщин, как оказалось, привлекают полицейские. Обманув ее с профессией, Хюльдар вдобавок еще и назвался Йоунасом, хотя это было его второе имя. Позднее, когда их свело расследование убийства – то самое, которое в клочья порвало профессиональную репутацию каждого из них, – обман вскрылся, и плотнику Йоунасу не осталось ничего иного, как представиться Хюльдаром из комиссариата полиции.

И все же – что случилось раз, может случиться снова. Не исключено, что ему выпадет еще один шанс… Эта мысль его приободрила.

Хюльдар улыбнулся сидящему напротив молодому коллеге. Парнишка ответил смущенной улыбкой и тут же перевел взгляд на экран компьютера. Ничего такого уж интересного на экране быть не могло, поскольку парень пришел в полицию лишь недавно и в иерархии стоял под Хюльдаром – ниже некуда. Но поскольку новичок был единственным, кто пользовался в Управлении еще меньшим, чем Хюльдар, уважением, рассчитывать на то, что такое положение продлится сколь-либо долго, не приходилось.

– Завалили работой? – поинтересовался Хюльдар, изо всех сил стараясь не допустить, чтобы это прозвучало насмешкой.

Парень был на редкость восприимчив. Ему определенно не помешало бы немного закалиться, но об этом, решил Хюльдар, пусть позаботится кто-нибудь другой. У него и своих забот выше крыши.

– Да. Нет. – Выступающий над монитором лоб заметно покраснел.

– Так да или нет?

– Нет, не завалили. Но работы много.

– Знаешь, когда нам особо нечем заняться, это не так уж плохо. По крайней мере, с точки зрения общества.

Хюльдар сел и пододвинул к себе документы. Чем скорее он разберется с этой ерундой, тем лучше. И все же ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вздохнуть, когда глаза пробежали сделанную детским почерком запись на первой странице. «В 2016 году машины будут не нужны. Люди станут пользоваться маленькими вертолетами, работающими на солнечных батареях. Ученые найдут лекарство от рака и других серьезных болезней. Все будут жить до ста тридцати лет. А Исландия станет самой лучшей страной в мире! Эллин, 9-С». Подпись сопровождалась двумя сердечками и двумя улыбающимися личиками. За все время службы улыбающееся лицо встречалось ему впервые.

– Ты поменял бы свою кошку на работающую от солнечной батареи «вертушку»? – Хюльдар раздвинул ламели в жалюзи и выглянул из окна. Энергии серого зимнего света вряд ли хватило бы на то, чтобы вертолетик оторвался от земли, а уж о том, чтобы удержать его в воздухе, не могло быть и речи.

– Что? – Судя по тону, парень счел вопрос каким-то тестом.

– Ничего. – Объяснять, что он имел в виду, не было ни сил, ни желания. Накануне Хюльдар провел вечер в баре с компанией приятелей и, как водится, перебрал и пересидел. Юнец то ли не слышал, какое дело всучили Хюльдару, то ли не отличался сообразительностью.

– У нас есть допуск к вертолету?

– Да. – Хюльдар тут же пожалел, что поспешил с ответом, и поправился. – То есть нет. У нас нет вертолета. Просто я читаю предсказания о будущем, написанные школьниками десять лет назад. В одном из них сказано, что мы будем перемещаться на вертолетах, работающих на солнечных батареях. Вполне возможно, что идея далеко не самая глупая…

Новичок развернул кресло так, чтобы видеть Хюльдара. Полное имя парня было Гвюдлёйгюр, но в участке, невзирая ни на какие протесты, все звали его просто Гюлли. Гюлли ему и суждено было остаться, если только он не станет своим в команде.

До конца этот курс проходили не все.

– А почему вы это делаете?

– Среди сочинений нашли некое странное послание, и директор школы связался с полицией. – Хюльдар протянул Гюлли фотокопию письма, в котором упоминался вертолет. – Одно время их школа тесно общалась с партнерской школой в Штатах, и среди совместных инициатив была такая: закопать на игровой площадке капсулу времени. Достать капсулы и сравнить детские предсказания о будущем планировалось через десять лет. Весь год девять учеников писали, какой, по их мнению, будет Исландия в две тысячи шестнадцатом году, а потом их письма положили в капсулу времени. И все бы ладно, да только кому-то из ребят вздумалось предсказать убийства. Мне нужно постараться отыскать автора письма, чтобы психиатры определили, не представляет ли он опасности. Лично у меня на этот счет большие сомнения, но проверить в любом случае нужно.

– И кого же он собирается убить?

– Там целый список. Упомянуты шесть человек. Полных имен нет, только инициалы. И в двух случаях лишь одна буква. – Хюльдар пролистал страницы в поисках письма. В школе ему выдали фотокопии всех остальных писем, кроме этого. Передавая оригинал, секретарь скорчила гримасу, а потом с облегчением выдохнула, довольная тем, что избавилась от проблемы.

Гвюдлёйгюр с любопытством наблюдал за ним. Интерес коллеги был приятен Хюльдару. Он уже забыл, когда такое случалось в последний раз. Жаль только, что само дело – пустая трата времени…

– А почему бы не поговорить с тем самым учащимся? Думаю, найти его не так уж трудно.

– Письмо не подписано.

– Тогда что вы станете делать? Попытаетесь выяснить, кто положил письмо в капсулу времени? Или, может быть, сравнить почерк?

– Да, что-то вроде этого. Писем оказалось на одно больше, чем учеников, а значит, кто-то положил не одно, а два. Так что мне нужно сравнить письмо с предсказаниями убийств с остальными. У детей такой безобразный почерк… По крайней мере, у мальчишек.

– Письмо писал мальчик?

– Судя по почерку, полагаю, что да. Или, может быть, девочка… левой рукой.

– Отпечатки пальцев?

Хюльдар рассмеялся.

– Ну да, конечно. Как будто кто-то даст разрешение снять отпечатки с шестидесяти пяти писем, написанных группой подростков, и сверить их с базой данных… Для этого мне нужен по меньшей мере один труп. А предпочтительнее – все шесть.

Хюльдар нашел нужное письмо и прочитал еще раз про себя. «В 2016 умрут следующие люди: К, С, БТ, ЙЙ, ПВ и Э. Скорбеть по ним никто не станет. А уж я – меньше всех. Жду не дождусь». И никаких сердечек или улыбающихся рожиц.

– Так вы считаете, что все эти люди еще живы?

– Уверен, и на то есть основания. Хотя, поскольку в моем распоряжении только инициалы, уверен не на все сто процентов. – Хюльдар протянул письмо младшему коллеге. – Школьная секретарша говорит, что среди убитых за последние десять лет никого с такими инициалами нет. По ее словам, в тринадцатом убили мужчину, чье имя начиналось на К, но преступника осудили и он не был бывшим учеником и не подходил по возрасту. Я, конечно, проверю сам, но даже школьная секретарша в состоянии проверить короткий список убитых в этой стране.

Гвюдлёйгюр не ответил и, только прочитав письмо до конца, поднял голову и посмотрел на Хюльдара без всякого выражения. Лицо его еще оставалось по-юношески мягким, нос и щеки были усыпаны веснушками, и на подбородке отсутствовал даже намек на то, что называют пятичасовой тенью. Было ему, наверное, ближе к тридцати, то есть примерно столько же, сколько сейчас и анонимному автору письма.

– В «Википедии» есть страничка. – Гвюдлёйгюр снова покраснел, отчего словно стал еще моложе. – По убийствам в Исландии.

Хюльдар вскинул брови.

– Создал ты? – с чуть насмешливой ноткой поинтересовался он.

– Нет. Я лишь хотел привлечь к ней ваше внимание. Вы могли бы проверить имена жертв и сэкономить на этом время.

Хюльдар уже успел пожалеть о собственной невыдержанности. Ему не помешало бы подружиться с молодым коллегой – союзник на работе лишним не будет. Вот только заглаживать вину уже поздно. Краем глаза он заметил направляющуюся в их сторону Эртлу. Только бы ей не вздумалось вытаскивать его из офиса… Хюльдар поспешно вознес в небо соответствующую пылкую молитву. Не успел прийти, а предсказанная прогнозами буря уже показывала коготки. День определенно не задался, и удача повернулась спиной.

* * *

В ту зиму Исландию терзали области низкого давления. Циклоны непрерывно сменяли друг друга, и каждый последующий оказывался хуже предыдущего. Казалось, погодные боги вступили с островом в абьюзивные отношения и получали удовольствие, устраивая ему регулярную трепку. Словно в подтверждение этой догадки, порыв ветра швырнул в лицо мокрый лист. Холодный и склизкий, он прилепился к щеке, а когда Хюльдар поднес руку к лицу, приклеился к окоченевшим пальцам. Хюльдар с омерзением стряхнул лист; ветер подхватил его и понес через сад.

– Нашел что-нибудь? – Эртла изо всех сил старалась сохранить равновесие. Длинная черная полицейская парка превратилась в парус, и Эртла повернулась боком к ветру, по понятным причинам не желая шлепнуться лицом вниз на глазах у коллеги. Отношения между ними обострились после того, как его понизили в должности, а она заняла его место. Неуютно чувствовала себя именно Эртла – Хюльдар никаких претензий к ней не имел. Кто-то должен делать работу, а раз так, то почему бы не она? На его взгляд, Эртла была излишне грубовата и бестактна для новой роли, но, возможно, в том числе и эти ее качества принимались во внимание при назначении. От полиции давно требовали продвигать больше женщин, и в случае с Эртлой высокое начальство убивало двух зайцев: оно получило женщину, которая вела себя так же бесцеремонно, как ее коллеги-мужчины.

– Нет. Ничего. По крайней мере, ничего из того, что нам нужно. Самый обычный сад с самым обычным хламом. – Хюльдар кивнул в сторону изрядно потрепанного батута, надежно прикрепленного к ограде в конце лужайки. Пользовались им давно; ткань истрепалась, обнажив металлический каркас и несколько оставшихся пружин. Хюльдар постучал по ржавому барбекю, но привлекать внимание Эртлы к горячей ванне не стал – пропустить ее она не могла. Обыденность, заурядность сада бросались в глаза. – Похоже, чей-то дурацкий розыгрыш, ты не думаешь?

– Розыгрыш? – Избегая зрительного контакта с Хюльдаром, Эртла обвела взглядом сад и секунду-другую наблюдала из-под капюшона за Гвюдлёйгюром, который в поисках неведомо чего тыкал багром в голый, безжизненный куст. Подхваченные ветром несколько сморщенных листьев, вроде того, что распластался на щеке Хюльдара, закружились в воздухе. Эрла повернулась к нему, но взгляд нацелила на подбородок. – Не вижу здесь ничего смешного.

Хюльдар пожал плечами.

– И я. – Он тоже не понимал, зачем кому-то понадобилось выманивать их из офиса в такую погоду. Шутка определенно не была рассчитана на то, чтобы пробудить в полицейских теплые чувства к озорнику. По пути сюда Эртла рассказала, что сообщение, адресованное ей лично, пришло сразу после полудня, и в нем говорилось, что в этом саду есть нечто, могущее представлять интерес для полиции. Письмо было анонимное, и никакой дополнительной информации не содержало.

– Ну что, на сегодня хватит?

Эрла наконец посмотрела ему в глаза, и Хюльдар подумал, что ему стоило бы держать язык за зубами.

– Нет, черт возьми. Пройдемся еще раз.

– О’кей. Без проблем. – Хюльдар растянул губы в подобие улыбки, которая свернулась почти мгновенно; не так-то просто делать вид, что тебе приятно оставаться в продуваемом ветром саду.

Он посмотрел на Эртлу, отчаянно и стойко сражавшуюся с ветром, потом повернул к декингу и огляделся. Где здесь можно что-то спрятать? Было бы, конечно, легче, если б они знали, что искать. Что-то звякнуло, и Хюльдар, обернувшись, увидел, как крышка ванны слегка приподнялась и снова с грохотом упала. За воем ветра едва слышно скрипнули крепления. В корпусе имелась маленькая дверца. Вспомнив, что в ванну он еще не заглядывал, Хюльдар решительно направился к ней, чувствуя на себе пристальные взгляды хозяев дома. Мужчина – его звали Бенедикт – визиту полиции не обрадовался и долго не мог понять, в чем, собственно, дело. Представить его в роли автора анонимного письма не получалось – очень уж убедительным и неподдельным было проступившее на его лице изумление. Судя по всему, он лишь недавно ушел на пенсию, поскольку манерой держаться напоминал одного из мерзавцев, которые привыкли всеми распоряжаться и еще не вполне смирились с тем фактом, что их время кончилось.

Хюльдар снова помахал рукой и улыбнулся. Ответом ему был хмурый взгляд и жест, означавший должно быть, что ванну лучше оставить в покое. Вряд ли Бенедикт ожидал, что полицейский запрыгнет в пустое корыто; вероятно, он опасался, что крепления могут не выдержать, и ветер просто сорвет крышку. Трогать ее Хюльдар не собирался, а потому успокаивающе кивнул наблюдавшему за ним со второго этажа хозяину.

За дверцей не обнаружилось ничего стоящего, кроме насоса и каких-то труб. Хюльдар просунул голову глубже – убедиться, что за трубами никто не скрывается – и больно ударился головой о деревянный корпус, отозвавшийся глухим протестующим стоном. Поиски все больше напоминали пресловутую погоню за диким гусем. Попадись ему под руку автор анонимки, Хюльдар наверняка бы посчитался с ним за шишку, которая уже вырастала на макушке. Пара тумаков уже ничего не значила бы. Его репутация и без того втоптана в грязь.