Мелодия нашего детства

© Ирина Заикина, 2019

ISBN 978-5-0050-4155-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ох уж этот австралийский какаду

С самого утра, как только налитое румянцем солнце показалось из-за горизонта, не медля ни секунды, я и Ирис со всего разбега помчались ему навстречу, на бегу закидывая в рот золотистые ватрушки, испечённые мамой для искушённых любителей сладкого нашего семейства.

Вместе с нами на крыльце зарю встречают звонкой пронзительной трелью соловьи, пчёлы и мелкие копошащиеся букашки, а на старушке-веранде узорами прорисовываются капельки утренней росы.

Кроты вот-вот повылезают из своих окопов и начнут играть в догонялки с нашими дворовыми собаками Торой и Ларсом так, что по всей округе Орла будет раскатываться их пронзительный игривый лай.

Орёл – это название нашей деревни. Маме оно совершенно не нравится. Она считает, что это звучит угрожающе.

А мама терпеть не может ничего угрожающего.

Так, упоминания о зверях доводят её до нервного тика.

Мама, похоже, долгое время старалась не раскрывать нам свою неприязнь к животным, но позже стала сдавать позиции.

– Нет, ну это какой-то цирк! Я так больше не могу! – то и дело возмущается она в отчаянии, когда каждое воскресенье, как по намеченному графику, мы приносим домой полные карманы нового вид лягушек-квакш.

Я и Ирис не понимаем, почему она из-за этого так злится.

Просто мы думаем, что наша мама – трусиха, вот и всё! В своё же оправдание она говорит, что её бабушка была прославленной дрессировщицей, и поэтому маме частенько доставалась почётная роль присутствовать на её представлениях.

Как-то раз, будто сообщая одной только ей известную всемирно важную тайну, она шепнула мне и Ирису на ушко:

– На представлении мне приглянулся синеглазый мальчик. Он сидел в первом ряду. Волосы его были гладко уложены, на нём была надета белоснежная рубашка, а на воротничке восседала алая накрахмаленная бабочка.

Такого мальчика я никогда не встречала, – почти что шёпотом рассказывает нам мама. Мне даже показалось, будто у меня в животе что-то стало шевелиться.

И что вы думаете? В этот животрепещущий момент моя бабуля будто величественную корону, посадила мне на голову здорового австралийского какаду. И чем я ему так не приглянулась – не знаю, но он взял и церемонно наделал целую кучу на мои аккуратно уложенные косички.

Люди в зале залились раскатистым хохотом, приняв это за часть представления. Но мне было совсем не до смеха, – будто это случилось совсем недавно, печально закончила свой рассказ мама.

Я и Ирис тоже не удержались от смеха, но, похоже, для мамы это было по-настоящему болезненным воспоминанием, так её лицо стало походить на сморщенную кожуру чернослива.

Мама называет это детской травмой. На вопрос, что это означает, она отвечает:

— Это когда что-то нехорошее случается с тобой, и ты помнишь и боишься этого всю жизнь.

Тогда я поняла, что животные для мамы, как для меня – пенка от молока.

После того как на дне рождении кузина у меня образовались от неё пышные усы, прямо как у моего дедушки, меня прозвали «Арис – молочная пенка». А это, знаете ли, очень обидно.

С тех пор я всегда стараюсь делать так, чтобы она не появлялась. Cовсем-присовсем.

Перчик и карамелька

Я и Ирис – двойняшки. Мы живём в одной комнате, иногда спим на одной кровати, и по секрету скажу – порой тайно чистим зубы одной щёткой.

Нас до ужаса раздражает, что люди называют нас близнецами. Вы только посмотрите на нас! Какие же мы близнецы? Ирис ведь мальчик, а я – Арис, то есть девочка.

У нас отличий выше крыши!

Всё началось девять лет назад, когда мы вместе начали это неизведанное путешествие длиною в жизнь в небольшом мирке: у мамы в животе.

На её долю выпала непростая задача. До нашего рождения маме то и дело приходилось питаться мороженым вприкуску с перчиком чили.

Наверное, именно поэтому мне было предначертано вырасти и стать загорелой «сладкоежкой-индуской» (папа рассказывал, что сахар впервые изобрели в Индии), а Ирису – прирождённым перчиком-мексиканцем.

Вот только вышло наоборот. По характеру я – как смесь самых острых перчиков чили во всей Мексике, а Ирис скорее напоминает карамельку: ту, что не так просто надкусить, и приходится долго разжёвывать её, чтобы определить истинный вкус.

Наверное, именно поэтому мама говорит, что в нашей семье должен быть только один «перчёный» характер, а не то она уплывёт от нас в кругосветное путешествие.

Но что самое важное – так это то, что помимо ежедневной отработки друг на друге боевых приёмов, без которых не обходится ни одно настоящее детство растущих вместе брата и сестры, нас с Ирисом объединяет большая любовь к приключениям и животным.

***

Всё началось одним безмятежным летним утром, когда я и Ирис, вообразив себя заядлыми гонщиками, заблудились на велосипедах, оказавшись на свалке Орла.

– Арис, давай скорее выбираться отсюда, – пропищал шёпотом Ирис.

– Да, местечко не из приятных, – согласилась я.

Мы развернулись, приготовившись с молниеносной скоростью дать дёру и быть таковыми, как наше внимание приковало тонкое протяжное мяуканье.

– Арис, ты тоже это слышишь? – обернувшись, спросил Ирис.

– Конечно, слышу, – ответила я, заметив, что брата начинает охватывать мелкая дрожь.

И мы, не говоря друг другу ни слова, но думая об одном и том же, как это часто с нами случалось, вооружившись большим коричневым гудком от велосипеда, стали подкрадываться к месту захвата территории.

– Ирис, Ирис, смотри! – завопила я на всю деревню так, что он подпрыгнул в воздух. – Это же котята! Целых шесть! Ура-а-а! – издала я победный клич, от которого Ирис словно рак-отшельник попятился в сторону.

Перед нами предстали крошечные пушистые существа с пятнистой гладкой шёрсткой, неуклюже копошащиеся в груде старых вещей.

– Где же их мама? – удивлённо спросил Ирис, будто бы всерьёз полагая, что именно это нужно спрашивать в момента такого щедрого подарка судьбы.

– И ты ведь не думаешь, что мы заберём их домой? Правда? – робко спросил он, заметив разгорающийся лихой огонёк в моих глазах.

– Что ты как маленький, Ирис! Скорее, понесли их домой! У кошки их будет много, а у меня ни одного нет… – досадливо сказала я.

– С собаками играть не интересно, – объясняла я брату. – У нас их целых две! Они такие здоровые, что не влезают в мой кукольный домик и твою машинку! Так что бери и понесли их! – скомандовала я.

Две собаки – единственное исключение из маминой детской травмы. Одна из них была выдрессирована ещё нашей прабабушкой.

Как говорил мой дедушка: «Cемейные реликвии – это святое.»

Полны котят и решимости

Мы были готовы на всё, чтобы свершить миссию по спасению котят. Двое из них расположились по обе стороны моих и Ириса плеч, ещё один поместился в корзине велосипеда, а последнему досталось привилегированное место почти что с высоты птичьего полёта – прямо у меня на голове.

Пушистые комочки нашего детского счастья в нетерпении протяжно мяукали, гадая, куда же их всё-таки привезут два взъерошенных, пыхтящих от радости девятилетних ребёнка.

В таком непредсказуемом деле, как спасение котят, с мамой, получившей серьёзную детскую травму, нужно быть очень осторожными.

По приезде домой я и Ирис, воображая себя настоящими спецагентами по спасению беззащитных животных, незаметно прокрались на цыпочках в дом.

Котята подали ненавязчивый опознавательный сигнал, и из гаража чумазый как чёрт, показался наш папа. И тут ещё непонятно, кто кого должен был испугаться больше.

– Вот так встреча! – таинственно протянул он, стягивая с глаз паяльные очки, покрытые еле заметными опилками.

– Ну, уж это вы, ребята, перебарщиваете! Вчера лягушки, позавчера палочники, и я уж не знаю, где вы только умудрились их достать, а на прошлой неделе – окуни! Так и посидеть недалеко, а мне всего лишь сорок лет, – обиженно сказал он. Постойте, – нахмурился папа. – И уж не думаете ли вы, что мама позволит вам оставить их?

– Ну что ты, папочка, мы только покормим их. То-то и всего! – с протяжным тоскливым взглядом бездомной собаки пролепетал Ирис.

– Что значит, только покормим? – вступилась я за котят. – А дальше на улицу их, что ли? Ну уж нетушки! Только через мой труп! – подобно Статуе Свободы загородила я сбившихся в один большой комок беззащитных животных.

– Кто-нибудь в этом доме может объяснить мне, что здесь происходит? – донёсся до нас сонный голос мамы.

– Настоящие спецагенты ни под каким предлогом не должны раскрывать своего дела, – не медля не секунды, шепнула я Ирису на ухо.

И, оставив мамин вопрос на растерзание безмолвной тишине, мы принялись поскорее прятать котят. Кого-то стремительно засунули в мешок из под картошки, кого-то в папин ботинок сорок четвёртого размера, а одному счастливчику и вовсе досталось коронное место в тёплой, пропахшей ароматным персиковым маслом, бане.

Но, как только на лестнице показалась мама, шустрые мяукающие прохвосты стремительно выбрались из своих укрытий, и наша операция окончательно пошла коту под хвост, когда они предстали во всей своей взъерошенной красе перед ней.

И стоило только маме в один неподходящий момент встретить на себе двенадцать сверкающих и неопытных в прикрытии, кошачьих глаз, как она, пошатнувшись, стала терять сознание и со стремительностью лёгкого пёрышка опускаться на пол так, что папа еле-еле успел её подхватить.

Ох уж эти детские травмы…

Мамино «пробуждение» было не самым приятным. Когда она окончательно пришла в себя, то и слышать ничего не желала о котятах.

– Либо я, либо эти… – бедная, она вздрагивала и словно несмышлёный ребёнок не могла произнести столько несложное слово, которое знает каждый ребёнок.

– Слушай, Ирис, – тихонько подозвала я брата. – Никакой уважающий себя спецагент не заканчивает операцию, не договорившись о выгодном для него положении. Мама просто хочет оставить нас в дураках! Понимаешь? – серьёзно спросила я брата.

– Кажется, понимаю, – кивнул Ириc.

После напряжённый получасовых переговоров нам с Ирисом удалось заключить с мамой вот какую сделку: мы не оставляем себе котят и ни при каких чрезвычайных условиях не попытаемся вернуть их, а взамен этого папа построит им укромное однокомнатное жилище – будку на колёсиках.

Пока папа подбирал подходящее для неё дерево и мастерил котятам их будущий дом, мы решили на время спрятать их в гараже, а именно в старых дедушкиных сапогах, чтобы лишний раз не тревожить мамину детскую травму. Это хорошая маскировка. И там им будет тепло и хорошо.

Дедушка всегда говорит всё, что нужно живому существу – ласка. А ещё он говорит, что так он женился на нашей бабушке. Но это уже совсем другая история…

Спустя неделю тщательных маскировок и папиного усердия будка на колёсиках была готова. Мы постелили в неё мягкое сено, оставшееся после покоса, посадили туда котят и отправились в путь. Сначала папа на велосипеде, за ним прицепом сосновая будка, а в ней тёплые и пушистые виновники нашего колонного шествия, которое торжественно замыкали – Ирис и я.

– Вот всегда так. Хочешь как лучше, доброе дело сделать, а на твоём пути откуда ни возьмись мама с детской травмой, – пожаловалась я папе.

– Да-а-а, – загадочно протянул папа. Мы что-нибудь придумаем, – добавил он, нежно потрепывая меня по голове.

Первый раз за всё это время папа понял, что так мы жить больше не можем.