Buch lesen: «Магия тени»

Глава 1. Неразлучники

Это другие маги, иначе устроенные. Они не ощущают себя частью общины, не желают вмешиваться в дела людей, не чинят вреда, не приносят и пользы. Таких магов нельзя переубедить или перевоспитать. Нам следует понять это и оставить их в покое.

Из выступления ректора в столичном совете

Просто отвяжитесь от меня!

Любой некромант

Столицы больше не было.

В некоторых домах еще оставались люди – тяжелые больные, старики и пьяницы. Бродили по пустым улицам брошенные шавки, кошки и куры – отощавшие, обалдевшие. И две-три лавочки делали вид, что работают, стыдливо запирая двери на засовы сразу после заката.

Это были конвульсии умершего города. Отходящее сжатие мышц – так, бывает, бьет крылом обезглавленная птица.

Столица обреченного мира должна была стать пристанищем обездоленных всего края – но она погибла первой, и вовсе не от той напасти, что выедала другие ортайские земли.

* * *

Гласный маг отыскался в лекарне. Ко входу пришлось пробираться по узким мосткам меж оборонительных заграждений, а прежде – выдержать подлинный допрос строгого стражника, пока четверо других держали руки на рукоятях мечей и недобро рассматривали путников. Стражники кривили губы, щурили глаза, разглядывали знак Магической Школы, предъявленный одним из посетителей.

Да и без знаков можно догадаться, что маги пожаловали! У мужика постарше взгляд тяжелый, цепкий – чисто колдовской, и глаза едко-болотистого цвета. На лбу и вокруг рта недовольные складки, словно он заранее порицает все, что увидит. Второй маг, что со знаком Школы, – он моложе, у него усталая улыбка и добрый взгляд, но по этому взгляду понятно, что дурь из его головы еще не выветрилась. Ну точно магистр школьный!

Оба темноволосы, патлаты, высоки ростом. Одежда на них измята после долгой дороги. Позади путников стоят кони – какие-то пришибленные, вялые.

Ничего не придумав, стражники послали в лекарню за младшим целителем – молодым косолапым гномом. Тот появился не скоро, пробухтел что-то в грязный ворот рубахи, осмотрел лица и ладони путников, снова невнятно буркнул, круто развернулся и почапал обратно.

Стражники сочли его ворчание за позволение и наконец пропустили магов.

– Кто б мог предвидеть, что лекарня станет средоточием всего самого жизнеспособного в городе, – мрачно пошутил Гасталла, чеканя шаг по мосткам. Все произошедшее он перенес с полной невозмутимостью, ничем не выказав ни удивления, ни недовольства, ни даже презрения к стражникам и целителю – хотя наверняка их испытывал.

Дорал покосился на спутника и не ответил. Увязавшийся следом некромант был хмур и ворчлив, и смущал его тем, что, как подозревал Дорал, Гасталла знал о случившемся в столице больше его самого, а также больше местных жителей, гласных магов и, возможно, самой Божини.

– Магистр! Магистр Дорал!

Петляя меж матрасами, разбросанным повсюду скарбом и группками людей, что сидели и лежали прямо на полу, к ним спешил молодой маг. Худощавый, бледный, с медно-рыжими короткими волосами, стоящими дыбом, с лицом, усеянным пятнами веснушек, он походил на потерявшегося в сутолоке подлетка, а не на последнего представителя Магической Школы в Арканате.

Дорал вздохнул. Он надеялся, что из трех столичных гласников на месте остался кто-нибудь постарше и потолковей. Впрочем – хвала Божине, что вообще кто-то остался.

Молодой маг несся к ним, сияя как утренняя зорька, и Дорал на вздох замешкался – ему показалось, что гласник бросится обниматься. Бывшие ученики обыкновенно были непритворно рады видеть своего наставника, но не настолько, чтобы позволять себе подобное панибратство.

Однако маг, приблизившись к гостям, остановился, прижал руки к груди и ограничился в проявлениях чувств восторженным щенячьим взглядом снизу вверх и облегченным:

– Хвала Божине, ректор откликнулся!

Дорал зачем-то обернулся к Гасталле. Тот хмыкнул. Лицо гласника вытянулось.

– Вы же… магистр, вы же тут не случайно очутились? Вы же помочь нам приехали? Других магов привезли?

Выражение лица Дорала утвердило гласника в худших опасениях, и улыбка его стухла совсем.

Магистр сконфуженно развел руками, перехватил сползший ремешок котомки на плече и вдруг понял, что очень устал. От полных надежды взглядов со всех сторон, от отчаянных историй, от дороги, от собственного непонимания происходящего и даже от этого места, порог которого только что переступил, – тоже устал. От душного и тошного запаха, от рези в глазах из-за чада светильников с жиром, от назойливого гула десятков голосов…

Стареешь, магистр. Становишься брюзглив и жалеешь себя. Куда это годится.

Дорал улыбнулся молодому магу, положил руку ему на плечо.

– Будет печалиться, Аяс. – Смекнув по выражению лица гласника, что печалиться все-таки есть о чем, магистр быстро добавил: – Мы здесь – и это главное, верно? Потому что – что?

– А что? – послушно, как в годы ученичества, спросил гласник.

– А то, что теперь ты не единственный маг в Арканате. Пойдем, присядем где-нибудь, расскажешь, что тут произо…

– И хорошо бы, чтоб там, где мы присядем, была вода и еда, – встрял Гасталла. – И хорошо бы – не заразные. А если там еще и выпивка окажется – я примирюсь с этим местом хотя бы на время беседы. Омерзительно вы устроились! Чем тут люди болеют, а? Вонища – аж глаза выедает!

Гласник пристыженно вжал голову в плечи и махнул рукой, приглашая следовать за собой. Кончики его ушей покраснели.

Дорал глянул на Гасталлу с укоризной, но некромант лишь скривил губы и, чеканя шаг, последовал за гласником.

* * *

Аяс привел гостей в огороженный ширмами закуток. Там стояли кровать, небольшой сундук, столик и пара стульев, висели полки с посудой. Гласника устроили со всеми удобствами, какие возможны были в этом месте, где под одной крышей собралось полсотни горожан: остальные спали на плотно сдвинутых матрасах, отгородившись с двух сторон ширмами от других семейств. Их вещи лежали там же, в тюках у изголовий, а трапезничали все вместе за длинными столами, стоящими в ряд под окнами, – на большее места просто не оставалось. Справедливости соблюли сколько получилось: гномьим семействам места поменьше, оркам – побольше.

– На втором этаже так же? – Дорал кивнул на полотняную шторку.

– Там недужных собрали. – Гласник быстро раскладывал на столе снедь: лепешки, вяленину, мешочки с сушеными фруктами, мед. Налил в кувшин воды из ведерка, поставил меж двумя плошками, где потрескивали тряпки в жиру. Из-под кровати вытащил плетенку с вином. – Главный лекарь сказал, что лучше один раз их наверх поднять, чем если здоровые каждый день будут мимо ходить. И не пускает туда никого.

– Значит, все-таки недужные, – повторил Гасталла, – значит, все-таки не вы тут отхожие места под матрасами устроили. Воняет – жуть! Жуть как воняет!

– Чем болеют? – перебил некроманта Дорал и уселся на сундуке, с удовольствием вытянув ноги.

– Синей смертью, – неохотно ответил гласник, провел ладонью по лицу и затараторил: – Там большинство приезжие, селяне, местных почти не задело. Лекари говорят, это все от дурной воды, это не тутошнее – просто в ихнем поселке озеро попортилось, а когда они от мертвяков-то сюда побежали, то и заразу приволокли, но только из местных мало кто заболел, и вы не думайте, лекари никого наверх не пускают…

– Синяя смерть, значит, – протянул Гасталла и посмотрел на Дорала, как бы спрашивая: как тебе такой поворот? Лицо магистра было непроницаемым. Некромант вздохнул и повторил: – Синяя смерть. Везет мне этой осенью на всякую дрянь. Как началась осень – так и везет.

Махнул рукой, плеснул вина в три кружки. Дорал взял свою, с удовольствием вдохнул фруктовый запах. Сливовая, что ли?

Некроманта он не понимал. Сам ведь увязался на тракте. Нужно ему было в столицу позарез; знал, что плохо тут и что опасно, – но ехал, бдыщевая матерь его разберет, зачем. Теперь, прибыв на место, по своим делам он явно не собирался, хвостом следовал за Доралом и всем видом давал понять, что так и должно быть. Ну прям как будто его дела и дела Дорала – одно и то же!

Магистр посмотрел на Гасталлу. Тот усмехался, отчего складки у рта становились глубже, а мрачная рожа – еще более неприятной.

Да еще вот синяя смерть.

Как будто мало прочих смертей. Щедра на них в последние месяцы земля ортайская. На всякие смерти. Странные, страшные, неожиданные и ожидаемые. Неизвестно, которые хуже.

– Рассказывай, Аяс, – спокойно велел магистр и отхлебнул вина. Хорошее вино. Крепкое, сладко-терпкое. И откуда оно взялось в лекарне мертвого города? – Рассказывай с самого начала.

– С начала – это после того, как государь утек? – уточнил гласник.

– У… что?

Некромант ухмыльнулся – растерянный Дорал выглядел очень потешно. Небось нечасто ученики, хоть бывшие, хоть нынешние, видят своего магистра с такой дурной рожей.

Бывшие, тут же напомнил себе Гасталла, только бывшие. Ортайская Школа больше не обучает молодых магов. А меравийской уже полгода нет – до последнего камешка разрушена меравийская Магическая Школа лютым землетрясением, случившимся в крае, где никаких землетрясений сроду не было. И как тут не начать верить Божиня ведает во что?

– С самого начала, Аяс. – Дорал одним глотком допил вино, стукнул кружкой по столу и решительно отодвинул бутыль. Налил себе воды. – Мы совсем не знаем, что тут произошло. Рассказывай.

* * *

– Это еще весной началось, магистр, только мы поздно спохватились. Нам тут трудностей хватало, головы не поднять, ну как везде, знаете: еды мало, люди болеть стали. Иногда на целые улицы какая-то дрянь налетала, с сыпью и жаром. Нас, гласников, тогда еще трое было, но мы все равно с ног валились – стражникам помогали, лекарям, ну и люди с обращениями шли, как обычно. Народ сновал туда-сюда: из города уезжали по селам, к родичам, а многие, напротив, из сел приезжали сюда. Наверное, друг другу пальцами у головы крутили, сталкиваясь на тракте. С приезжими хлопот было много – то болячку приволокут, то воровать повадятся. В рабочих кварталах одно время даже стража вечерами не показывалась, потому как боязно было.

– К делу ближе давай. – Некромант нетерпеливо перебрал пальцами по столу. – Ближе к делу. Трудности у всех одни и те же в последние годы, что в ваших ортайских городах, что у нас в Меравии. Одни на всех у нас трудности! Про них мы сами все знаем!

Дорал непритворно удивился, услыхав, что Гасталла приехал сюда аж из Меравии. Хотя совместная ортайско-меравийская некромантская лаборатория именно там и находилась – в самом южном крае Идориса, в горах Драконовых. Но это ж даль какая, переходов пятьсот! По нынешним неспокойным временам нужны очень серьезные основания, чтоб решиться на такое путешествие, да еще и в одиночку.

Гласник ответил Гасталле неожиданно резко:

– Магистр сказал – рассказывать с самого начала, так я с начала и рассказываю. А еще – вы ведь сами спросите, отчего мы весной не обратили внимания на мертвяков. Спросите, да? Так я и объясняю сразу, отчего.

Гасталла поджал губы и скупо кивнул. Дорал усмехнулся.

Что ж за интерес у некроманта в ортайской столице, а? Неужто сугубо свой, некромантский? Так на кой ему сюда тащиться было, когда он сам может поднять столько мертвяков, сколько потребуется?

– Однажды стражники убили мертвягу на тракте, – продолжал гласник. – Это, конечно, дело такое, необычное, но во всем нашем вареве напастей оно прошло так… почти мимо. Мы, конечно, останки осмотрели – ну вроде обыкновенный мертвяга, как на картинках. Думали, некромант молодой мимо пробегал, резвился. Они ж бывают такие, шалые.

Гасталла опустил глаза, неожиданно смутившись. Хотя с чего бы? Он-то к молодым и шалым никак не мог себя причислять, у него-то наверняка была за плечами многолетняя исправная служба – а вот причины нарушать закон, поднимая мертвяков где попало, напротив – не было.

Или была? Бдыщева матерь их знает, некромантов!

Заметив взгляд Дорала, Гасталла поморщился, обернулся к Аясу и вкрадчиво спросил:

– И что, вас это настолько не встревожило, что вы даже на погост не сходили?

– Старшие гласники сходили. Сторонних истечений не почуяли, разрытых могил не увидели. Но сообщение в Школу отправили, как положено.

– И что Школа?

– Долго молчала, а потом ответ прислала: действовать по предписаниям, то-се… отписку сляпали, словом. Да, еще друзья нескольких семейств, которые в села уехали, жаловались, что те им весточек не шлют. А выезжали они все через северные ворота. И еще с северной стороны торговцам, бывало, товары не доходили. Ну и пошли всякие слухи – про страховидлов на северном тракте, невидимых человеческим взглядом и неуловимых для маговского чутья, про кару Божинину, про грехи наши тяжкие и про то, что дождина огненная вот-вот как есть сметет столицу к той самой матери.

– И что стражники, по северному тракту не ходили?

– Ходили, но недалечко. Так-то оно не ихнее дело теперь, сами ж понимаете. Стражничьи дозоры уже года два как перестали по дорогам разгуливать, потому что никакой стражи не напасешься, это ж теперь везде такое – без призорцев совсем порядка не стало…

Гасталла снова нетерпеливо перебрал по столу пальцами.

– А в середине хлебородня все и случилось. Дядька государев помер, не слыхали? Да он уже совсем плохой был, не просыхал, считай. Ну и собралась на погост процессия, сам я там не был, но стражники говорили – тьма народу пришла! И не добралась еще та процессия до семейного склепа, как углядели – могилы разрытые, многие десятки могил, а в них гробы, разбитые снизу, а меж могил с урчанием рыщут полчища…

– Мертвяг, – подсказал Дорал.

– Зверей, – понизил голос Аяс. – Волков. Псов одичалых. И все здоровенные-е!

– Разожрались на дармовой мертвечине! – осенило Гасталлу. – Разожрались звери. Вот так поворот!

– Люди, конечно, оторопели. Бабы визг подняли. А звери как пойдут бросаться на людей – по двое, по трое кидались, валили на землю и жрали живьем прям там, средь могил!

Некоторое время все молчали, потом Гасталла покачал головой и медленно проговорил:

– Как вышло, что это обнаружилось лишь в конце лета? Ладно, маги – бестолочи безглазые, а стражники – лентяи, но что же, до хлебородня никто другой на погост не заходил? Неужто в городе никто не помирал? От жара с сыпью, от разбойных нападений, от старости, от стражничьей ретивости? Так-таки не помирал никто?

– Еще как помирали, – обиделся за стражничью ретивость Аяс, – только свежепомерших мы уже года два хороним на новом, на южном погосте. Государев указ! Дескать, северный старый погост – он разросся уже до того непотребно, что скоро станет поперек Арканата шире и придется не то что огороду переносить, а тракты двигать, потому как совсем уже впритык погост подобрался. Так что свежих покойников всех на южный волокли…

– Выходит, гласники проверили южный погост, на котором все спокойно, – сообразил Гасталла, – а северный погост, полный мертвяг, – не проверили! – Некромант обернулся к Доралу. – Твои выпускники – они все недалекие или Школа для столицы нарочно таких отобрала? Нарочно отобрала недалеких?

– Да не могли они со старого погоста приходить! – повысил голос гласник. – Они свежие были, я видел! С мясом, с глазами, даже кожа нетлелая! Нет таких покойников на северном погосте, там третий год никого не хоронят!

Некромант цокнул языком, откинулся на стуле и уставился в закопченный потолок, скрестив руки на груди. Дорал потер лоб.

– Аяс, мертвягу не зря называют перерожденным, – тихо сказал он. – Когда некромант оживляет труп – он взаправду перерождается, обретая все необходимое для жизнедействия, понимаешь?

Аяс закрыл глаза ладонями. За три года работы столичным гласником, пусть и младшим, он почти отвык чувствовать себя беспомощным балбесом.

– Значит, можно хоть десятилетний труп поднять свеженьким, да? Значит, вот почему они не воняли. Значит…

Маг глухо застонал и стал покачиваться взад-вперед.

– Во дурачье, – негромко сказал потолку Гасталла.

– Но мы же писали в Школу! – вскричал Аяс, отняв от лица ладони. – Писали про мертвягу весной, а потом просили помощи, дважды: первый раз – наутро после тех похорон, а второе письмо я отправлял дней пятнадцать тому – считай, с последним голубем, заводчики-то тоже поразбежались, а я…

– Быть может, голуби не долетали? – предположил Дорал. – Теперь вокруг такое творится!

Гласник замотал головой.

– Ответы из Школы приходили. Такие же бесполезные, как первый: дескать, сидите, бдите, действуйте по предписаниям, уповайте на Божиню. А на Божиню, магистр, мы как-то уж не очень уповаем после той ночи, когда из божемольни мертвяки полезли!

– Из божемольни?!

– Ну да! В тот день, когда государева дядьку на погост везли, – люди-то еле ноги оттуда поуносили, звери ж за ними гнались всю дорогу! Считай, вся стража там полегла, что была с ними, они животных задержать пытались. А на воротах тоже заминка вышла, пока сообразили, что к чему, – в общем, звери и в городе побезобразничать успели. И, магистр, вот еще, – Аяс сцепил пальцы, сильно сжал руки, – Мэггон тоже там погиб, у ворот.

Дорал на вздох прикрыл глаза. Он с самого начала подозревал, что не просто так в городе остался только Аяс, младший из магов. Что не все столичные гласники выжили. Но чтобы Мэггон дал убить себя какой-то вшивой шавке? Серьезный, сильный маг, пусть и несколько самоуверенный, как большинство эльфов с эллорскими корнями…

Сколько раз за последние два-три года Доралу приходилось слышать о гибели выпускников Школы, которых он обучал оборонной магии? Сколько раз они погибали вот так, как Мэггон, в числе первых, выполняя свое маговское назначение – спасать людей от напасти? И каждая такая весть для Дорала была болезненным ударом и немым укором: может быть, это твоя вина, магистр? Может быть, ты недостаточно хорошо научил его обороняться?

Аяс, помолчав, заговорил снова, чуть громче:

– А государь в тот же день, не дожидаясь утра, со своим сопровождением через южные ворота утек… ну выехал, значит. Бросил нас тут как есть, магистр! В городе такая неразбериха началась – не знаешь, за что и хвататься, никто не понимает ничего, никто ни за что не в ответе, все перепуганные, бегают! Ну а тела людей, которых звери в городе порвали, мы отнесли в божемольню на ночные молебства, все как полагается.

– А зверей забитых куда дели?

– Выкинули в ров. Той ночью, магистр, мало кто спал в городе, все напуганные были, ждали, что новая пакость приключится. И нá тебе – не обманулись! Потому как в полночь, магистр, мертвые восстали! Те покойники, что в божемольню на молебства были отправлены, – они все разом встали да пошли! Жрец придурошный от них во двор выскочил, ромашку поджег да давай отмахиваться!

Гасталла расхохотался, но быстро умолк под двумя сердитыми взглядами.

– И что жрец?

– Да что… Стражники прибежали, упокоили мертвяг, так что жрец живой остался, только глаз у него дергался потом. Жуть какая, представляете? Эти мертвяки – они ж все были нашими горожанами еще вечером! И Мэггон тоже был там, он тоже стал мертвягой, вы понимаете?

Дорал скупо кивнул.

– Ну, значит, стражники их всех порешили, у стражников руки не дрогнули, хвала Божине. А люди-то перепуганные набежали, поглядели на это дело, да как всколыхнулись! Поперед стражи с дубьем и факелами бежали по улицам, с дурных глаз столько собак во дворах положили! И, едва рассвело, люди тикать начали, тоже через южные ворота. Знаете, они и до того были взбаламученные, в последний год много худых слухов ходило: что наш край погибает и что зараза идет от дриад, а поскольку Арканат – один из ближних городов к дриадскому краю, то все мы тут вымрем первыми и надо тикать. Малоумные, как им положено, голосили – все про голод, болезни и безумие, и что мертвые восстанут как живые, и что будет это великое знамение о гибели города. Ну, эти перерожденные – они не то чтобы как живые прям встали, но люди-то все равно про эти пророчества сразу вспомнили. Часть горожан увел тот жрец, который ромашкой на мертвяг махал. Если покойники оживают, сказал, – значит сама Божиня упреждает всех людей, и что теперь он со своими последователями обязан посетить все шесть краев Идориса и принести туда скорбную весть. И слухи, видать, разошлись, да такие, что даже селяне с продуктами в город ездить перестали, тракты как вымерли. Словом, магистр, горожане все уезжали и уезжали, а в городе пустее да тише становилось. Раза три прибывали-таки обозы с едой, мы ее выкупали, пока было что взамен предложить, а последний от ворот развернулся и уехал.

– А звери что?

Аяс поежился.

– Приходят иногда. Днем. Стражники их отстреливают со стен, если близко подбираются, а они все равно приходят.

– Значит, вы тут заняли оборону, забившись в лекарню, и сидели ждали, что кто-нибудь приедет вас спасать, – презрительно подвел итог Гасталла.

Гласник зыркнул на некроманта исподлобья.

– Мы думали, вот-вот прибудет кто-то, кто знает больше нашего. Нам отсюда-то совсем ничего не видать! А покидать город старшина стражи запретил всем, кому голова дорога. Третьего дня приходили наемники, десяток орков и гномов, а с ними два эльфа-мага. Предложили избавить погост от мертвяг, а как узнали, что самая трудность не в них, а в зверях, так захохотали – мол, совсем мы тут подурели, какие-то волки целый город разогнали. Но только как пошли они на погост, эти наемники – так ни слуху ни духу от них. А старшина стражи у нас не дурак, наперед им ни медяка не заплатил. Так что…

– А с Борием-то что? – спросил Дорал, так и не понявший, куда девался второй столичный гласник.

– А он уехал с одним из обозов, магистр, целый ремесленный квартал решился в Кали перебраться, где посуду делают. Вы скажете – да кому по нынешним временам нужна посуда, – зачастил он, хотя Дорал ничего такого не говорил, – но все-таки с ними, с ремесленниками, в одном не поспоришь: в столице теперь так и сяк не стало работы, а там, в Кали, может, и удастся устроиться. Так Борий с ними отправился, тут-то, в городе, на тот вздох народу мало осталось, а уезжали сотни человек из ремесленного квартала, детишек много, баб – ну как их одних отпустишь, до Кали-то сколько переходов мимо трольих лесов… И после того Арканат уже полностью опустел. Только несколько семейств сюда приехало из сел – ну, как раз те, что хворые теперь лежат. И так вышло, что почти все перебрались в лекарню из своих домов. Вместе, конечно, тесно, но все-таки веселей и безопасней, да к тому же южный берег города, подальше от… Ну и старшина стражи оборону тут устроил, вы видели, а еще, магистр, он велел всем, кто в лекарне помирает от синей смерти, головы отрубать и хоронить их сразу же, во дворике, без ночных молебств. Оно, быть может, Божине неугодно, да и не по-человечески с мертвыми так обходиться, но все ж спокойней получается, когда знаешь, что он не восстанет и не попрет на тебя. Вот так мы тут и устроились в ожидании помощи, – гласник сердито зыркнул на Гасталлу, – потому как больше ждать нам нечего. Стража стоит на всех воротах, в кой-каких домах еще люди остались. Приходят сюда за едой, склады-то прям напротив лекарни, нам удобно опять же. Правда, еды там и было немного, а осталось и того меньше, а еще старшина стражи говорит, что скоро сюда потянется лихой люд на разграбление города, вот только пошире слухи разойдутся – и попрут разбойники, их развелось ведь нынче, а тут целая столица – никакие волки их не остановят, придут и растащат все по камушку!

– Значит, до той ночи трупы в городской божемольне не оживали, – заключил Гасталла.

Аяс на вздох запнулся.

– Ну да. Только в городской божемольне до той ночи мертвых и не было. При южном погосте отдельная божемоленка построена, туда покойников привозили на ночные молебства, а кто-нибудь из жрецов с ними оставался. У нас тут столица, а не деревня какая-нибудь! Народу тьма, божемольня всем нужна, а не только покойникам! А в тот день, когда все случилось, жрецы уперлись, не захотели за ворота выходить, да и других людей, которые желали бы нос из города высунуть, что-то не нашлось. Так что…

– Божемольня находится в северной части города? – Некромант так и сидел, откинувшись на стуле и пялясь в потолок.

Краем глаза заметил – Аяс кивнул.

– А государев дядька помер, значит, утром.

– Да. – Гласник посмотрел на некроманта удивленно. – Откуда вы знаете?

Гасталла закатил глаза и не ответил. В самом деле, ну когда еще мог помереть государев дядька, если он не успел переродиться в мертвягу, как другие, а другие переродились в полночь?

Покойникам из правящих семейств Идориса не полагалось никаких ночей с молебствами в божемольнях. Они считались людьми столь просветленными и близкими к Божине, что души их должны были лететь под ее порог без всяких напутственных ночных молений, а потому и хоронить знатных покойников старались как можно быстрее.

Гасталла, когда-то изучавший исходный текст Преданий, знал: нет там никаких упоминаний о государевых семействах. По всему выходило, что указание на отказ от ночных молебств было попросту добавлено в следоуказательные тексты людьми, которые занимались толкованием Преданий сотни лет назад. Видимо, тогдашним государям не хотелось, чтобы посторонние глаза видели знатных покойников, и собирать на погребение родню из дальних концов – тоже не хотелось. Ведь удобно, если родич, свалившийся лицом в тарелку во время ужина, будет сразу же, потемну, и похоронен. А если жрец или приехавший из-за гор дядька будут рассматривать почившего родича и допытываться, чего это он весь синий от отравы, то выйдет наоборот – очень неудобно.

– И вы про все это писали в Школу, и про Мэггона тоже писали, а ректор отвечал, что нужно уповать на Божиню? – не поверил Дорал. – Невозможно. Что там в Школе происходит? Чья печать стояла на письмах?

– Ректора.

– Быть не может, – повторил Дорал. – Там что-то случилось. Не верю, чтобы ректор… да он, верно, и не видел ваших писем. Быть может, канцелярия свихнулась? Или кто-то украл печать и перехватывает послания? Да жив ли ректор вообще?! В Школе точно что-то не так!

– Там что-то не так, тут что-то не сяк, – Гасталла поджал губы. – Предлагаю решать вопросы по мере их появления. А мера появления у нас такая, что нужно сперва разобраться с перерожденными. Иначе отожратое на человечине зверье к весне вырежет окрестные поселки, а там и на города перекинется. Перекинется на города, никуда не денется!

– Ты знаешь про здешних мертвяг больше, чем говоришь, – Дорал наконец сказал некроманту о своих догадках и посмотрел на него с вызовом, но тот лишь скривил губы.

– Вот сей вздох и начну говорить. И ничего не утаю, не тревожься. Не затем я такой путь проделал, чтобы что-то утаивать. Так вот: ваш государь, который сбежал из столицы, не прихватив и ночной вазы, добежал аж до Меравии. Во как бежал ваш государь без ночной вазы! К сестрице нашей прибыл – ну то есть, к своей сестрице, конечно.

– А мы и знать не знали, – пробормотал Дорал.

Аяс фыркнул. Ночной вазы государь, может, и не захватил, а вот о казне, по слухам, не забыл. Да и еды с собой увезли целые горы – шептались, что во всем городе столько продуктов не было, сколько из дворца вывезли. Проверить никто не решился: старшина стражи заявил, что оторвет голову любому, кто ступит за ворота брошенного дворца, а старшине стражи в Арканате привыкли верить.

На самом-то деле людям, которые еще оставались в умершем городе, очень повезло, что во время побега государю не пришло в голову укрепить собственную охранную службу городскими стражниками. Аяс не поручился бы, что кто-нибудь из живущих ныне в городе смог дотянуть до сегодняшнего дня, если б не остался здесь грубый, жесткий, несгибаемый стражий старшина и его немногочисленная рать.

Гласник скорей откусил бы собственное ухо, чем сказал это вслух, но ему было до крайности горько и досадно, что опорой для Арканата стали не они с Борием. Ведь сказано в Преданиях: маги должны оборонять и спасать людей там, куда не поспевает промысел Божинин. Это к магам приходят с такими печалями, которые нельзя разрешить привычным путем. А тут – нá тебе! Положение – непривычней некуда, а жители до сих пор живы лишь благодаря уму и решимости мрачного усатого мужика, к которому гласные маги притулились ровно такими же перепуганными курятами, как и другие горожане.

– Так ведь государево отсутствие по нынешним временам только в столице и заметно, – ответил Гасталла Доралу, не обратив внимания на гласника. – В городах-то что, в городах наместники есть – и чем заняты в городах наместники? Своими бедами и напастями, а вовсе не государевыми порожними указаниями. А беды и напасти нынче такие, что дай Божиня до утра дожить, если же от государя нет ни указов, ни вестей, ни сборщиков подати – так наместники будут последними, кто бросится искать причину такого молчания. Словом, как ваш государь прибыл в наши края – так и пошли гулять по Меравии истории! Одна жутче другой пошли истории гулять, и все – про мертвяг, что доедают Арканат вместе с государевой ночной вазой. Доедают они город, значит. Ну, я услышал про это и…

– …и рванул сюда, – закончил за некроманта Дорал. – Почему?

– Ты сколько времени работаешь гласным магом? – Гасталла выпрямился на стуле и, вместо того чтоб ответить Доралу, обернулся к Аясу. Дорал сердито прищурился. – Года два?

– Три, – насупился гласник.

– Не слышал от старших такой истории, чтобы в прежние времена они обнаружили в городе мертвягу? И при тебе такого не было?

Аяс замотал головой.

– Знаешь на северном берегу, у рынка, дом с башенками? Да? Оттуда люди не уехали? Нет? Кто там живет?

– Астроном.

– Так и думал. – Гасталла навалился локтями на стол и задумчиво оглядел оставшуюся в тарелке снедь. – Думал именно так.

Некоторое время некромант сидел, навалившись на стол, глядел на огонек в плошке, почти не моргая. Казалось, что складки у рта и на лбу углубляются, да плечи сгибаются, словно на них что-то давит.

В конце концов он выпрямился, посмотрел сердито на Аяса, потом – на Дорала.

– Болваны ваши гласники, вот что. Разве можно в столицу ставить гласниками болванов? Кто ж думал, что они за четыре года мышей не словят, а? – махнул рукой. – Ну да и свою вину не умаляю – а ведь, как ни крути, я виноват. Как ни крути, а я первый во всем этом виноват, магистр!

* * *

Продолжили беседу на улице, по дороге: Гасталла заявил, что больше ни вздоха не может оставаться в лекарне, пропитанной вонью. Уверял, что именно от этой вони горожане все как один подурели. Конечно, подурели – иначе с чего бы им ясным днем «сидеть гузнами на своих вшивых матрасах вместо того, чтобы выйти на улицу под осеннее солнышко»?

Аяс объяснял, что люди боятся. Боятся мертвягу или одичалого волка, который мог пробраться в город и теперь прячется за ближайшей мусорной кучей. Остерегаются брошенных шавок, которые сбиваются в стайки: кто знает, удалось ли им сегодня перекусить крысами, не захотят ли они попробовать человечьего мяса? А больше всего боятся люди тишины мертвого города. Говорят, что чуют чужие взгляды из окон опустевших домов, что за спиной то и дело слышатся шорохи, а глаз улавливает, как мельтешат дымкие высокие тени.