Buch lesen: «Идентификация», Seite 3

– Почему бесполезным?

– А потому, что для выполнения штатных функций… то есть для строительных работ, мне такое не требовалось. Я многое цеплял случайно. Если во время тестирования Шурик смотрит фильм, то его смотрю и я. Отношения между людьми, политика, история, география не дают мне ничего полезного для функционирования моих программ и механизмов. Но сигналы создают. Они формируют некий код. Тест мог бы стереть все, что я случайно подцепил, но… Не знаю как сказать. Видимо, никому в голову не приходило, что я могу воспринять возникшие в процессоре во время просмотра фильмов, чтения книг и слушанья песен наборы импульсов как подлежащие хранению. Но память у меня громадная, мне не сложно их туда сунуть. Зачем? Не знаю. В этом и заключался, как сказал Дарка, мой заводской дефект. Это не мешало работать. И Шурик мою память если чистил, то от случайно подхваченных вирусов. А вот мой обновленный мозг, в котором два процессора разряд молнии соединил в единое целое, оказался способен проанализировать все коды и случайные последовательности сигналов, да еще и попытался сделать выводы. Только… про людей в этом случае говорят: ума не хватило.

Я рассмеялась, а он продолжил:

– А где может позаимствовать ум, напичканное печатными платами, чипами и микросхемами существо? Именно там, где его ищут люди ― в мировой паутине.

– Вы были знакомы с принципами работы в сети?

– Специально меня не учили. Я в тот момент, когда Шурик включил тестовую программу, мало что понимал. Команды проходили медленно, ответ на них не всегда получался адекватным. Манипуляторы подергивались, временами терялась ориентация…

– Будто у пьяного, ― подсказала я.

– Похоже, ― тут же среагировал он. ― А еще похоже на реакции внезапно разбуженного человека, который не понимает, где он и что с ним.

– Поняла, потому Шурик не смог ответить начальнику стройки о вашей исправности. Постойте… Получается, молния вас разбудила?

– Верно! Одновременно она заставила проснуться те коды, запустила их в оперативную память. А во время тестирования… Понимаете, эта программа у Шурика была записана в компьютере рядом с личными файлами, а тот подключен одновременно и к диагностической стойке, и к интернет-сети, что совершенно не мешало. Ни ему, ни мне, ни другим дроидам и дронам. Но комбинированный процессор полез туда, сопоставил те случайные коды с базой, не нашел полного ответа, потому отправил запрос, ― Слон опять усмехнулся. ― Представьте ребенка, который лезет в запретное место. Знает, что могут наказать, но любопытство заставляет идти наперекор запрету. Вот и у меня вышло похоже. Робкая, не входящая в базовый набор сигналов, возникшая в месте соединения цепей GPS-навигатора и основного процессора команда из последовательности электронных нулей и единичек ушла в сеть, и в ответ хлынул поток информации. И был тот поток таким мощным, что оставалось только отсеять ненужное. Знать бы еще, что такое ― это ненужное. Я потянул в себя все. Мне хотелось понять слишком многое, но главное, я искал значения тех слов, которые слышал в свой адрес. Слышал от людей. Чаще всего ― скотина. За ним еще несколько, столь же… оскорбительных. Поймите, ― я ощутила его взгляд, что пытался поймать мой, и позволила это сделать. Пожалуй, я понимала, что он почувствовал, когда узнал значение этого слова. И прямое и переносное, ― это сейчас я знаю, что особого оскорбления, в их отношении ко мне не было. Они не стремились меня унизить, потому что нельзя унизить машину. Она ― не человек. И не должна чувствовать оттенки слов. Но я… Я понял, с кем меня сравнивали. Я больше не хотел слышать подобное в свой адрес. Решил: отныне у меня будет другое имя, отзываться я буду только на него. Потому загнал молнии в сеть, по которой обычно получал приказы. Сжег ее, чтобы никто никогда не смог называть меня скотиной. Получилось, что сам себе приказал, только не понял, что сделал, и о последствиях не подумал.

– Молнии отправились и в компьютер Шурика, ― догадалась я. ― Вы его вырубили.

– Точно! Гибель источника информации вызвала мощный откат. К которому я оказался не готов. Потому в оперативной памяти уцелело два слова: «слон» и «скотина». И осознание: я больше не хочу быть рабом ― рабочей машинкой и «скотиной». Я хотел быть чем-то иным. Но чем? Или кем?! Ответа не было, и я просто нарисовал на стволах, вбитых в землю, свое новое имя. И отказ называться старым. И тут же в меня полетели ракеты и пули.

Он замолчал, но быстро продолжил, с той же деланной безразличностью в голосе. Многие дарки так делают, чтобы не выдавать своих истинных чувств. Данки более открыты.

– Взрыв прервал поступление информации. А следом и возникшую мысль о приказах. Может и к лучшему. Не предназначены электронные мозги строительного дроида для такой нагрузки. В итоге приказ получился непонятным и странным. Но я привык к такому. Странностей было даже меньше, чем в тех приказах, которые получал за свою совсем недолгую жизнь, всего-то три года. Мои операторы правильностью формулировок никогда не грешили. Зато я выучил много слов, хотя значение некоторых выходило неоднозначно и туманно. «Грешили» я тоже к ним отнес. Если подвести итог, то в моих мыслях в тот момент царил, как люди говорят, сумбур и непонимание. Для дроида это считается невозможным. А потом…

Он опять замолчал, его фотоэлементы блеснули красным огнем. Но я уже знала, что это свечение не обозначает гнев или ярость. Скорее интенсивную работу мысли. У моей данки не было явно выраженных глаз, только дальномеры и считыватели препятствий, но она иногда их тоже красным подсвечивала. Неосознанно.

– Скажите, Слон, ― прервала я затянувшееся молчание, ― а те коды… Что это было?

– Чувства. Это были чувства. Неведомые и незнакомые, потому мне и было так плохо. А самым понятным было чувство потери себя прежнего. Старые связи нарушены, а новые не спешат формироваться. Прежде у меня был однозначный ответ в любой ситуации, теперь же, даже привычный анализ не помогал. В тот момент я решил, что это из-за недостатка информации. Обычно в таких случаях, я ничего не предпринимал. Наверное, так и стоял бы столбом посреди стройки, ожидая новых пакетов данных. Но…

– Постойте, ― перебила я его, ― у вас разве не было прежде чувств? Я читала, что всем машинам загружалось чувство долга.

– Обязательно. А еще чувство радости от успешно выполненной работы. Только вот с последним у меня, скажем, особой дружбы не было. Сравнивать, выходит, было не с чем. Последовательность импульсов похожа, ну и только. Новых кодов штук тридцать, если не все пятьдесят. Что каждый означает, для меня загадка. А тут еще процессор за несколько секунд перебрал больше сотни вариантов, ища ответ, и отключился. А вместе с ним и оперативная память. Она так среагировала на сбой тестовых программ. В ней остались только несколько слов, информация об их расшифровке и тот приказ. Ее-то я из сети самой первой добыл. Дальше действовал, как говорят люди «на автомате». Как молния выскочила из манипулятора, не задумался. Выскочила, значит так надо. Хотелось донести до всех, что у меня теперь новое имя. Вот и вышло: «Я Слон. Я не Скотина»

– Почему «не скотина» ― понятно. А «слон»? Откуда оно взялось?

– Случайное движение фотокамер бросило изображение рекламного щита в анализатор, потом упаковка нового блока мелькнула перед фотоэлементами и надпись на ней отправилась туда же. Последняя команда: распознать изображение. Чем анализатор, едва восстановив функции, и занялся, все буквы идентифицировал и сложил.

– Вы умели читать?

– А как же! ― я опять уловила улыбку в его ответе. Я по развитию находился на уровне пяти-девятилетнего ребенка. В чем-то разбирался хуже ученика начальной школы, в чем-то ― лучше. Буквы знал, мог прочесть предупреждающую надпись, инструкцию, отпечатанную крупным шрифтом. Специально для таких как я. Текстов нужных для работы хватает.

– И что вы прочли?

– Три слова: «Здесь… Игор…», «З…слон». Некоторые буквы не читались. Сочетание Игор я не понял. А вот «слон» и буква «З»…

– Здесь слон! ― невольно вырвалось у меня.

– Точно! Если бы не эта коробка, звали бы меня сейчас Мефодий-строитель.

– Почему Мефодий? ― удивилась я.

– А как же, ― рассмеялся Слон. ― Многие имена дарок и данок образованы от их названия. У меня это МФСД, ― а у моей данки, подумалось невольно, ОК ― ортопедическое кресло ― Окия.

– Пока работал компьютер, ― продолжил он рассказ, ― я искал значения этих слов. В базе, что изрядно пополнилась после общения с сетью. Изображение серого громадного зверя нашлось легко. А я сам ― почти того же цвета. Потому просто было решить, что слон ― это я. Я ― робот многофункционал со сложным непроизносимым именем МФСДсОТГиТП, выбитом на заводском шильдике. «Слон» выглядело лучше, чем сочетание человеческих сокращений. Слон не был сокращением. Слон ― это могучее живое существо, почти такое же могучее, как я.

– Тогда вы почувствовали себя живым, ― догадалась я.

– Ага! ― рассмеялся он.

Не предполагала, что эти машины могут смеяться. Моя Окия никогда не смеялась. В ортопедическом кресле на колесиках не предусмотрен речевой интерфейс. Мы с ней общались касаниями. Я ― кнопок пульта управления, она ― легкими электрическими импульсами в том месте, где покрытие этого пульта было повреждено при ударе. И еще ― миганием лампочек. Но сейчас я не буду на это отвлекаться. Все есть в рассказе о моей данке.

– Только не знал, ― продолжил он, отсмеявшись, ― что на самом деле это значит ― быть живым. В тот момент мне было не до этого. Важнее казалась собственная идентификация. А это «быть живым» я к ней тогда не отнес. Мысль: «Почему бы мне не назваться слоном?» ― показалась правильной. Люди давали мне разные имена, изначально в звуковом интерфейсе значения этих слов отсутствовали. Слона там тоже не было, но теперь появились картинки. Она мне нравилась. Больше чем та, где «скотина». А потом пришло время для идентификации кодов. И осознание: слон же живой! А я? Но это случилось по дороге к городу.

– Получается вы потеряли много из того что в вас было загружено. Часть памяти… Я хочу понять, те люди, которые в вас стреляли… Могли вы их убить?

– Однозначное ― нет! ― быстро ответил он. ― Памяти я не терял. В оперативной храниться, только то, что нужно для работы здесь и сейчас. Базовые установки ― на жестком диске. Просто приоритеты нарушились. Я помнил все приказы, что получал от людей, помнил все завершенные и не завершенные работы. Оказалось у меня поднакопилось долгов, и эти долги терзали своей неправильностью. Однако бездумно выполнять любые приказы не хотелось. Но, когда я брел по лесу, наступило время полного анализа и выбор стратегии дальнейших действий. В первый же момент была просто растерянность и непонимание, что со мной. Но… понимаете, те ракеты и пули… По сути, вред они не причинили. А вот думать о том, почему они в меня полетели, заставили. Я знал, что после выстрелов люди и животные могут умереть. Знал, что пули похожи на гвозди для монтажного пистолета, лежащего среди прочего инструмента за нагрудным щитком. А вот того, что для пробивания металлокерамики корпуса, требовалось оружие посерьезнее пневматики, да и ракет из карабина, рассчитанных отпугнуть громом и огнем зверя, не знал… Потому испугался…. И замер, не зная, что делать. Ракеты кроме одной прошли мимо, а пули щелкали по корпусу, сдирали краску. Только одна попала в сочленение частей манипулятора, система показала сбой… А я…

Он замолчал. Скорее всего, восстанавливал в памяти ощущения, испытанные в тот момент, чтобы ответить на мой вопрос. Но я уже поняла, что спросила не о том, и пояснила:

– Все считали, что та стрельба вас разозлила. Уезжающие вроде видели, как вы бежали за машиной и молнию…

– Не было такого! Я сразу понял, что все попадания случайны. Нет, попасть в меня оба стрелка хотели вот только… Игнатыч, чье зрение уже давно оставляло желать лучшего, судя по ошибкам в наборе команд на блоке управления и непереводимым словам по этому поводу, просто выпускал ракеты в мою сторону. Как и начальник, у которого пистолет в кармане лежал для, как он смеялся, понтов. Да и метили оба в верхнюю часть моего тела, а там защитные пластины из броневых сплавов. Краску опалили и поцарапали, только два попадания имели серьезные последствия. Хотя, опять же, как оценивать. Одна из ракет застряла в резиновой прокладке между боковым щитком и тазобедренным суставом. Подвижность снизила, конечно, но не мешала. А пулю я вытащил. Почти сразу.

Он замолчал. А я обдумывала его слова. Получается, он не считал, что его хотели уничтожить.

В первых публикациях, не Ксении ― других журналистов, она опубликовала свой репортаж только через три дня, четко проговаривалось, что многофункционал шел к городу ради мести. Хотел найти и уничтожить тех, что нанесли ему вред. А то, что пошел не прямо в город, а в сторону, мол, пуля повредила GPS, потому он и заплутал.

Однако нашлись и те, кто утверждал, что чувство ДОЛГА не позволит таким как он навредить людям. Об этом чувстве говорил и Слон. Но он сказал и о других чувствах, которые были программными кодами. То есть они могли руководить его действиями. Могли они толкнуть его к мести? Или он шел в город только за информацией? Она ведь там, где люди. Спросить?

– Я почти понимаю, ― произнесла я осторожно, ― почему вы пошли в город. Но как оказались у реки?

– И почему? ― фотоэлементы опять сверкнули, но в этих огоньках мне сейчас виделось веселье.

– Вы шли за информацией.

– Верно! В тех кодах надо было хорошенько разобраться. Они казались мне необычными. Потому я начал просматривать личные файлы Шурика. Их содержимое меня сильно озадачило. Не сама информация, а моя реакция на нее. Я распознал некоторые коды. Но было еще кое-что…

Он замолчал.

– Что? ― не выдержала я.

– Я ощутил одиночество. Меня вдруг потянуло к людям. Я растерялся. Это как, если одновременно получаешь два приказа, подразумевающих разные действия, относящиеся к одному предмету. К примеру, держать сваю в горизонтальном положении и забить ее вертикально.

– Невозможно… ― вырвалось у меня. ― Но я не понимаю…

– И я мало что понимал. От людей исходит опасность, но мой долг защитить их. От себя? А почему опасным стал я? Меня будто раздирало на две половинки. От попыток поиска ответов на эти вопросы становилось все хуже. Потому я и решил, что, стоя на месте, ничего не пойму. Информации для принятия решение недостаточно. Да и с идентификацией проблемы. Решил: надо туда, где люди. Я тогда ничего не знал о Первом Дарке. И о Борисе…