Buch lesen: «Возвращение Ангела», Seite 2
На столе, кроме блинов, варенья и творога, стоит самодельная на-ливка. Он выпивает рюмку, берет блин, заворачивает в него свежий
огурец, смазывает все это медом и очень аппетитно отправляет
такой бутерброд в рот. С чувством, с расстановкой…
– Ишь, придумал… – добродушно ворчит жена
– А ты попробуй… хочешь? – смеётся. – Ко всему в жизни
надо подходить творчески… с вдохновением…
– …С вдохновением… – добродушно ворчит жена. – И откуда оно
у тебя только берётся? С утра до ночи торчишь на своём «ящике»…
– Вдохновение – от Бога, – смеётся
дед. Женя внимательно смотрит на деда.
– Что ты так на меня смотришь? – заметив его
пристальный взгляд, спрашивает дед.
– А ты… похож на Бога… Я на картинке видел… Только он на об-лаках сидел… И без трубки…
– Видишь, Ангора, – ещё громче смеётся дед, – как народ
меня ценит…
– Тоже мне, народ.., – продолжая ворчать, Ангора собирает
со стола посуду и складывает на поднос перед Женей. – Помоги-ка
мне… внук божий…
Тюрьма. Двор для прогулок.
…Тесный квадрат двора, отгороженный от остальной территории
стеной. Сверху над ним – решётка. Сюда его выводят на прогулку.
– …Шагай, Ангелин! Не стой! Кому говорю? Двигайся! – кричал один из конвойных, когда он останавливался, чтобы глубоко
вдохнуть свежий воздух и, наконец, насмотреться на чистое голу-бое небо над головой. Хоть и в клетку…
…Внимание его привлекли два воробья, сидевшие на решётке.
Отчаянно щебеча, они отбивалась от третьего, который пытался
выхватить у них корочку хлеба…
18
– Не стоять! Ходить! А ну, живо! Ты что, не понял?
И он ходил. Шагал. Думал. Вспоминал…
Воспоминание Жени. Квартира матери.
…Причитала над ним Ангора, во весь голос, по-деревенски:
– …Мой бедный мальчик… Как же так… господи! Ну, сделайте
что-нибудь… Ох, что же ты это… сынок…
Кричала в телефонную трубку мать:
– …Нет, в инфекционное не позволю! Нет, вы слышите? Я сама
врач и за свои слова отвечаю… Может, и нет никакой инфекции…
…А он неподвижно лежал в родительском доме, распластанный на
своей тесной раскладушке, в сильном жару, не имея сил, да и желания произнести хотя бы одно слово.
Молоденький доктор, приехавший с неотложкой, его настойчи- во
выспрашивал, нажимая на живот костлявыми пальцами:
– …Здесь болит? А здесь? А вот так?
Женя молчал, а что говорили вокруг, слышал.
– Вы сильно рискуете, – говорил доктор матери. – Как бы
не опоздать… Аппендикс не прощупывается… значит, скорее всего, инфекция… Скорее всего кишечная… Так что решайте… Время
не терпит… Опять запричитала Ангора.
В прихожей послышался вдруг голос деда: – Что вы тут устроили? Кончайте панику наводить! А ну помолчи! – это он жене.
И потом, очевидно, кому-то другому, с кем пришёл: – Вот сюда…
проходи, полковник…
Пришедший с ним человек – с короткой седой стрижкой, полный, со шрамом через все лицо – сразу подошёл к мальчику
(доктор неотложки с готовностью уступил ему место), приложил
ладонь ко лбу, другую мягко опустил на живот. Потом нащупал
пульс, прислушался к дыханию…
Через минуту поднялся решительно:
– Ко мне в госпиталь… в хирургию. И побыстрее!
Хотел взять на руки больного, но дед не позволил.
– Я сам, – сказал он, осторожно поднимая внука.
На немой вопрос деда, ответил коротко:
– Перфорация… Вскрылся аппендикс, вот и не прощупывается…
Надо спешить.
Мать посмотрела в сторону доктора неотложки. Тот смущённо
19
отвёл взгляд, засобирался.
– Иди домой, жди там… нечего слёзы лить, – сказал дед, проходя мимо жены. – А ты проводи мать… – это уже дочери.
Корот- ко, через плечо.
Двор перед домом матери.
– Я поеду с вами, – сказала дочь, когда они вышли во двор
к дедовской служебной «Волге». И, не дожидаясь согласия, открыла
дверцу машины…
Палата в военном госпитале.
…Наутро, уже прооперированный, Женя, бледный, как полот-но, лежал в реанимации под капельницей, всё ещё с температурой, не имея сил стонать и двигаться.
К нему никого не пускали.
Но деда это не касалось. Он вошёл вместе со своим другом
– самым главным и уважаемым человеком в военном госпитале —
тоже в белом халате, но небрежно наброшенном на плечи, с не рас-куренной трубкой в руке.
– Ну, что, герой, на поправку? – спросил врач, подходя
к мальчику. И потом, обернувшись к деду: – Температурка небольшая, конечно, есть, но это нормально. Подержим ещё неделю, и
можешь забирать…
Дед подошёл к внуку, коснулся осторожно его руки, помолчал, не зная, что сказать. Потом спросил:
– Больно?
Мальчик слабо улыбнулся:
– Нет…
– Врёт, – по-военному просто сказал врач. – Сейчас самое
время… Должно болеть… – и потише, только деду, добавил: —
Рана-то какая… пришлось… чтоб наверняка…побольше захва-тить. – Потом снова к мальчику: – Значит, не больно, говоришь? Ну, что ж, терпи, солдат…
Они вышли.
Женя закрыл глаза.
Воспоминание Жени. Тюрьма. Двор для прогулок.
…Время от времени приходя в себя, он видел прямо перед собой
20
в окне на водосточной трубе стайку воробьёв, весело вырывающих
друг у друга корочку хлеба…
Кабинет главврача в военном госпитале.
…Забирать его из больницы пришла мать. Дед прислал за ними
машину. Прежде чем спуститься вниз, мать и сын зашли к хирургу
– поблагодарить и попрощаться.
Мать постучала, приоткрыла дверь, на которой была табличка: «Профессор Зуев Н.И.». Увидев их, Зуев помахал рукой, чтобы
заходили.
В кабинете на кушетке лежал больной – худенький, бледный
парень в синем выцветшем халатике.
– Простите, Николай Игнатьевич… Помешали… Мы только
на минутку… Я хотела… мы… В общем, спасибо вам огромное…
за всё… Даже слов нет…
– Да что ты, голубушка, не стоит благодарности. Ты отца благодари, что нашёл меня в воскресный день, – улыбнулся доктор, вставая и идя на встречу. – Всю область прочесали его люди…
На рыбалке нашли… к счастью… Да и себя поблагодари тоже, что
неотложке не поверила… Ну, как у тебя дела? Дай-ка, глянем ещё
разок… – Это он уже мальчику, поднимая ему рубашку и при-спуская штанишки. – Здесь у тебя порядок. А шрам небольшой
останется на память… Видишь, как у меня… Это ничего… нормально для мужчины…
Он наклонился к нему очень близко, и Женя мог ясно видеть
большой шрам через всё лицо.
– Это мы с твоим дедом… на вертолёте падали, – заметив
на себе пристальный взгляд мальчика, сказал врач. – Он хитрый
был… переломами отделался, а я… – засмеялся, махнул рукой.
– Значит, так… солдат… смотри у меня, не очень шали первое
время… не бегать, тяжести не поднимать… ясно?
– А меня дед обещал на охоту взять.., – почему-то решил
сказать Женя, может, для поддержания разговора.
– Да? Но лучше пока подождать… Успеешь ещё… – потрепал
мальчика по волосам. – А ты, голубушка, я вижу, по части диа-гностики сильна, – обернулся он вдруг к матери. – Зачем тебе
в поликлинике… юбку протирать? Хочешь, возьму к себе? Отделение для начала дам… потом – погоны… Ну, как? Согласна?
21
Мать не ожидала предложения. Удивилась, замялась, не зная, что сказать.
– Отец твой всё нахваливал тебя… Про твой талант рассказывал… руками лечить…
– Спасибо, Николай Игнатьевич… – уж вовсе застеснялась она.
– Это я так… просто… получается иногда…
– А это мы сейчас проверим, – вдруг решительно взялся
за дело врач. Подвёл её к больному, лежавшему на кушетке.
– Давай, покажи свои чудеса… Не стесняйся.
Она постояла в нерешительности, но потом, рискнув, протянула вперёд руки, подержала так некоторое время, сосредотачиваясь, и провела ими над послушно вытянувшимся худым телом.
– …Язва… двенадцатиперстной… прооперирована недавно… —
оглянулась на врача, как бы ища подтверждения своим словам. – И
уже потише, только ему: – С кровью у него могут быть проблемы…
Так?
Во все глаза смотрел на мать Женя.
Николай же Игнатьевич, не найдя слов, подошёл к больному, откинул полы халата на нём, показав вместо ответа не заживший ещё шов
точно на том месте, где и должно ему быть при такой операции…
НИИ «Гранит». Кабинет деда.
…Табличка с надписью: Новиков Г.В. Заместитель Генерального
директора по кадрам.
Это приёмная. Как и положено – стол, телефоны, секретарша
(немолодая, некрасивая, в очках). Несколько стульев у стены, рядом с
дверью. На одном из них сидит мать Жени, на другом послушно
пристроился сам Женя.
«… Зайди!» – слышится вдруг в динамике мужской голос.
– Сейчас скажу, – бросает на ходу секретарша, —
но он не в духе. Приказал никого не принимать…
Она скрывается за дверью. И почти сразу же появляется голова
Г. В. Новикова – деда Жени.
– Это ещё что за номера? Почему здесь? И с ребёнком? По какому такому случаю?
Увидев, однако, удивлённый взгляд внука, смягчился. Без слов
встал боком в проёме двери, открывая проход.
– Жди здесь. Я сейчас, – сказала мать Жене и вошла одна.
– Сам выгнал из дому… а теперь удивляешься..? Вот я и реши-22
лась проситься на аудиенцию…
– Ладно, ладно… – немного смутившись, сказал он, попыхивая
трубкой. – Ну? В чём дело?
– Только ты не сердись сразу… У меня просьба… И не удивляйся…
– Выкладывай, – выразительно посмотрел на часы.
– …Сегодня… у Саши бой. Он в хорошей форме… но… —
Хотел, чтобы я подкупил судью? Запугал противника? Увеличил денежный приз? Что ещё? Отправил его на чемпионат мира? —
не сдержался отец.
– Нет-нет.., ты и так много для него сделал. Он просил… чтобы
ты просто пришёл посмотреть …а потом…
– А потом дал банкет в честь его великой победы?
– Нет… но… если бы о нём написали в газете.., то …
Дед молча уставился на неё. Даже про трубку забыл.
– Ты что, Тамара, совсем? – спросил он потом глухим голосом.
– Ну, тебе же это ничего не стоит, – добавила она тихо.
– Кончай ерундой заниматься! Слышишь? Ты за кого меня принимаешь? – сорвался он на крик, стал выбивать пепел из трубки.
– Всё! Вставай! И… если ещё такая дурь… придёт тебе в голову, лучше уж дома… Разрешаю. Понятно? А теперь —
ступай… И ребёнка нечего было с собой таскать…
Приоткрылась дверь, и в кабинет заглянула голова Жени.
– А мы не опоздаем, дед?
Глаза деда и внука встречаются…
Спортзал. Ринг.
…Зал во дворце спорта. Ярко освещён ринг, на котором идёт бой.
Среди зрителей в первых рядах – Женя с матерью и дедом.
По всему видно, что отец и в самом деле проводит бой с подъ-ёмом. И в зале его поддерживают. Зрителям нравится его манера
ведения боя – пластика движений, энергия, мужество.
Всё идёт к тому, что поединок вскоре будет прекращён «за явным преимуществом». Но тут происходит непредвиденное…
…Ахнул зал, увидев, как, словно при замедленной съёмке, валится на пол обмякшее тело одного из боксёров, потерявшее сразу
опору под ногами…
Мгновение тишины…
Затем зал разрывается свистом, ревом, аплодисментами…
23
…Женя смотрит на поверженного отца ст рашными, расширенными глазами… Через некоторое время отец в наброшенном
на плечи халате проходит рядом с ними, поддерживаемый тренером и
секундантами…
Дед выразительно смотрит на дочь и берёт её под руку. Они
направляются к выходу…
Женя с опущенной головой идёт за ними…
Квартира матери.
…Дома отец заперся на кухне и никого не впускал. Мать пыталась пару раз заглянуть к нему, но после громкого и короткого
«Во-о-н!» тут же закрывала дверь, отходила.
Женя слонялся по комнатам, не зная, чем заняться. Проходя
мимо груши, висевшей в коридоре, он пару раз пихнул её кулаком.
Потом, видимо, разохотился и стал бить всерьёз…
Он не заметил и не слышал отца, выскочившего из кухни и
схватившего его за ухо.
– …А ну, пошёл отсюда! – крикнул он и потащил его к двери.
– Тоже мне… нашёлся… боксёр…
Теперь уже, не имея возможности вырваться, Женя беспомощно смотрел на мать, бросившуюся к ним.
Всё ещё держа его за ухо, отец замахнулся на жену, и, наверное, задел её, потому что она резко откинулась назад, прикрыв лицо руками…
– …А ты не лезь! Говорил тебе – не лезь! Никогда не лезь!
Мальчику удалось вырваться. Он повернулся к отцу и, став
в боксёрскую стойку, занёс руку. Отец, не ожидая этого, на мгновение остановился.
– Ах, вот как? На отца? Ну, что ж, молодец, самое время…
Ну давай, бей! Что же ты не бьёшь? Ну, бей! Запомни, если поднял
руку – бей! А не ударишь, получишь сам… Бей! Я жду!
Рука мальчика опускается. Дёргаются губы. На глазах – слёзы.
Отец отвешивает ему громкую затрещину.
Женя стоит неподвижно.
– Получил? – спрашивает он. – В жизни так будет всегда.
Понял? Всегда! – потом обернулся к жене.
Она молча стояла у стены с безвольно опущенными руками…
Тюрьма. Камера.
Женя лежит без сна, прислушиваясь к мерным шагам охранни-24
ка в коридоре. Потом, стараясь не шуметь, встаёт, садится на койке, обхватывает голову руками… Закрывает глаза…
Квартира матери.
…И из этого мрака медленно, словно на фотобумаге при проявке, начинает проступать лицо матери. Она сидит за журнальным столиком, держа перед собой листок бумаги, рядом – надорванный конверт.
Она беззвучно плачет, не замечая подошедшего к ней сына, а, увидев его, говорит неожиданно спокойным голосом: – «Отец не
вернётся… Он нас бросил»…
«И очень хорошо, – отвечает Женя, – нам так даже лучше»…
Мать наотмашь бьёт его по щеке, но потом, уже не сдерживая
рыданий, обнимает, прижимает к себе. Целует, оставляя на его
лице свои слёзы.
И опять опускается мрак…
Пауза в глубокой тишине. Потом – яркая вспышка света.
Другое время, другой день. И Женя видит себя.
Квартира Жени.
…Это он, уже взрослый, похожий на себя сегодняшнего, откинул
плотные шторы и в комнату ворвался яркий солнечный свет. Но вместе с ним в домашний уют врываются громкие, тревожные звуки
– топот ног на лестничной площадке, стук в дверь и дальше – уже
знакомое ему, но порядком забытое: – «Откройте! Милиция!»
Конец первой серии.
25
26
ВТОРАЯ СЕРИЯ.
Тюрьма. Камера.
…Он отжимается от пола, быстро и коротко вдыхая тяжёлый
тюремный воздух…
…Щелчок кормушки.
– Завтрак!
Встаёт и, тяжело дыша, принимает в окошке поднос с едой.
Увидев содержимое, принюхивается и возвращает обратно.
– Голодовка? – интересуется голос за дверью.
– Диета.
– Ну-ну.., —слышится усмешка.
Он ложится на койку и лежит так с закрытыми глазами.
Видение Жени.
…Из затемнения:
Яркая вспышка.
…Медленно взлетает вверх машина, объятая пламенем… Во все
стороны разлетаются её части и так же медленно, долго опускаются
на землю…
Кричит мужчина:
– Дима-а-а-а! Лё-ё-ёша-а-а! Слышен крик женщины:
– Же-е-е-ня-я-я! Что с тобой,Женя..?!
Тюрьма. Камера.
…Он вздрагивает от скрежета замка.
– Жалобы есть? – слышится традиционный
вопрос. Он умышленно тянет с ответом.
– Есть.
– На что жалуетесь,
Ангелин? Опять пауза.
– На себя, – наконец отвечает он.
– Ангелин, прошу учесть, что за такие шутки у нас тоже
найдётся… наказание.
– Какое? Вышка?
Окошко закрывается.
Громко щёлкает задвижка.
27
Волчонок
Воспоминание Жени. Школа. Кабинет литературы.
Портреты классиков на стенах.
Два гипсовых бюста на высоких подставках – Пушкина
и Маяковского.
…Долговязый парень (это – Диман) важно заложив руки за спи- ну, расхаживает перед строем ребят помладше.
Мальчики стоят молча, опустив головы, а Диман, время от времени останавливаясь перед кем-нибудь, произносит заученную
фразу не своим, неестественным голосом:
– Где партизаны? Вы меня слышаль? Отвечать!
Мальчики молчат.
– Ты! Шаг вперёд! Говори – где партизаны?
– Они везде… – отвечает щуплый белобрысый мальчик, с вызовом глядя на Димана.
– Что?! – орёт Диман дурным голосом и тычет ему кулаком
в лицо.
Это, наверное, и в самом деле больно, но мальчик предпочитает
сдержаться.
– Я не иметь время! Ви молчать – я всех расстрелять..! —
кричит Диман.
– Стоп! Стоп! Кудряшов, будет лучше, если ты до этой фразы
подойдёшь сначала к Олегу Кошевому! – вмешивается кто-то, и только тогда мы видим полноватого парня в очках – режиссёра.
– Подойди и схвати его за ворот рубашки… вот так… – подбегает
и показывает, как это надо сделать.
Олег Кошевой – это Женя Ангелин. Ему на вид лет четырнад-цать-пятнадцать.
– Понял, Кудряшов? И больше страсти, жестокости во взгляде!
– Понял. А ему что сказать? То же самое?
– Нет! Ты роль учил?
– Ну… учил… – Диман достаёт из кармана мятый листок, заглядывает.
– Начали! – говорит режиссёр упавшим голосом.
Диман подходит к Жене, решительно хватает его за рубашку.
Летят на пол пуговицы.
– Вы есть главный ваша организация? Сколько человек ваша
28
группа? Где другие? Отвечать!
Женя, не обращая внимания на порванную сорочку, дерзко смотрит фашисту прямо в глаза:
– Отвечать придётся вам… и очень скоро.., – говорит он громко, выдерживая паузы.
Парень в очках несколько манерно, «по-режиссёрски», хлопает
в ладоши:
– Браво, Ангелин! Хорошо! А ты, Кудряшов… ну совсем, как
деревянный… Ты что, кол проглотил?
Раздаются смешки.
В это время в класс заглядывает полногрудая девушка в пио-нерском галстуке.
– Вадим, разбегаются все..! Я их заперла …
– Ну и что?
– Как что? Тебя ждём…
– Не видишь, Мальцева? Я занят… Начинайте, я подойду.
– Иван Петрович сказал, чтоб без секретаря не начинали.
– Ладно. Иду, – говорит Вадим и оборачиваетсяк актёрам:
– Спасибо. На сегодня всё. Учите текст… А ты, Кудряшов, дома
порепетируй… перед зеркалом…
Дом деда. Кухня.
Женя забросил портфель под письменный стол, прошёл
на кухню,выпил воды из-под крана, на ходу отщипнул кусок хлеба. Ангора, стоявшая у плиты, ударила его по руке, когда он пытался таким же манером закусить сыром.
– Не можешь хоть раз по-человечески поесть? Руки бы помыл.
Не учат тебя что ли? Иди, мойся… покормлю. – Потом всплеснула
руками: – Господи, а это что такое? Опять дрался? – это она
заме- тила порванную сорочку без пуговиц.
– Нет, мы «Молодую гвардию» ставим в школе. Я – Олег Кошевой. А это (показывает на сорочку) – по роли… так надо.
Фашист меня допрашивал… Диман, из восьмого «Б»…
– Какую ещё гвардию? Какой фашист? – не поняла Ангора. —
В школе учиться надо…
– Тёмный ты человек, Ангора. По роману Фадеева. Спектакль
ставим… ко Дню Победы…
– В артисты подался… Только этого нам не хватало… Снимай, 29
зашью. А ты ешь пока, – поставила на стол тарелку с борщом.
Женя скинул рубашку, подошёл к зеркалу, посмотрелся, напряг
бицепсы. Остался собой доволен.
– Кожа да кости, – услышал за собой голос бабки. – Кощей
бессмертный…
Улицы провинциального города.
…Он шёл по улице бодрой походкой. День был пригожий, солнечный, и настроение у него было соответственно весеннее.
…Когда подходил к дому матери, его остановила тоненькая
девочка с косичками.
– Простите, мальчик, – обратилась она к нему совсем как
взрослая, – вы не подскажете, где тут улица Клары Цеткин..?
– А вы на ней… стоите… девочка…
Она прыснула. Посмотрела на него уже внимательней, с улыбкой:
– Знаешь, вообще-то мне нужен переулок… Сказали, где-то здесь… Гончарный, дом 8.
– А это рядом, вон за углом, – Женя показал рукой. – Потом-направо… Мне по пути. Пошли, провожу.
…Он шёл впереди, а она за ним, приотстав шага на два-три.
Он иногда оборачивался, проверяя, здесь она или исчезла так же
неожиданно, как появилась.
Двор перед домом матери.
Когда подошли к дому номер восемь и вошли во двор,девочка
остановилась в нерешительности.
– А тебе кого? – спросил Женя.
– Мне к врачу… к Тамаре Новиковой. Где тут второй подъезд, не пойму.
– Номера слева направо… Значит, вот это и есть второй… А Новиковой нет дома. Но она скоро подойдёт, подожди… – и указал
на скамейку во дворе под деревом.
Девочка удивлённо посмотрела на него.
– Откуда ты всё знаешь?
– В школе хорошо учусь. А ты пойди, посиди пока…
– Спасибо, – сказала она, опять превратившись в маленькую
даму, и неспешно пошла к скамейке.
В это время с ревом влетел во двор мотоцикл. Заложив крутой
30
вираж и подняв клубы пыли, мотоцикл остановился рядом с Женей.
– С глушителем что-то, – сказал, откашливаясь,водитель. Слез, шагнул к Жене, потрепалего по плечу. – Куда это ты пропал? Мать
соскучилась. – Потом нагнулся к мотоциклу. – Сейчас
разберёмся. Поможешь?
Женя сел в седло.
– Давай, газуй! – сказал мотоциклист. – Помалу!A я посмотрю, что тут у нас… Ну, давай!
Женя крутил ручку, искоса поглядывая на девочку.
– Опять он с этим драндулетом! – послышался сзади женский
голос. – Андрей! Ну,сколько можно?
Мотоциклист поднялся с колен, отряхиваясь. Женя
обернулся.
Мать стояла за ними с двумя тяжёлыми сумками в руках.
– Вспомнил о матери? – улыбнулась она. – А я уже беспокоилась… – подошла, чмокнула в щёку.
Женя перехватил у неё сумку. Андрей взял другую.
– Тебя ждут, – сказал Женя матери, кивнув в сторону скамейки.
А девочка с косичками уже шла навстречу.
– Здравствуйте, Тамара Григорьевна!
– Здравствуй, Женечка! Заждалась? А я в очереди стояла…
Этих вот… кормить…
– Дармоедов.., – подсказал
Андрей. Девочка улыбнулась.
– Как себя чувствуешь? – спросила мать.
Девочка смущённо пожала плечами.
– Ничего… Всё будет хорошо, вот увидишь… начнём сегодня, —
и, приобняв, повела её к дому.
«Дармоеды» послушно поплелись за
ними. У подъезда она обернулась:
– Хозяйством сами займётесь… у меня больной…
Девочка с косичками, тоже, стало быть, Женя, смутилась, ко- ротко
обернулась, заметив на себе взгляд тёзки…
Дом деда. Кабинет.
Дед с внуком чистили коллекционное оружие.
Это был своего рода ритуал. Дед сидел за столом, Жене доверя-лось снимать со стены пистолеты и ружья, подавать ему. Это он делал
31
с удовольствием. Потом, усевшись рядом,внимательно смотрел, как
дед разбирает оружие, чистит специальными тряпочками, смазывает…
– …А это правда, Х1Х век? – спросилЖеня, передавая деду
пистолет с длинным дулом и изогнутой рукояткой.
– Ну конечно, можешь не сомневаться.
– Из такого был убит Пушкин?
– Ну… да.
– Можно?
Женя поднимает тяжёлый пистолет, с трудом удерживая его
на вытянутой руке. Целится. Дед осторожно отводит от себя его руку.
– Никогда не направляй на людей.
– Так он не заряжен.
– Я же тебе говорил, раз в год стреляет даже незаряженное
ружьё. Запомни это…
– Странно… что из него вообще можно в кого-то попасть… —
зажмурив глаз, целится Женя в портрет на стене.
– Как видишь, можно. Дантес ведь попал…
– Попался бы он мне… – говорит Женя и щёлкает курком.
Потом дед достаёт из ящика письменного стола свой именной
«Вальтер» и протягивает его внуку.
– Ну, давай на время… И не подглядывать…
– Соберу – постреляем? Обещаешь?
– Ты сначала собери.
Женя, закрыв глаза, ловко разбирает пистолет и также на ощупь
начинает собирать. Дед незаметно прячет от него боёк.
Женя долго шарит рукой по поверхности стола.
– Время вышло, – говорит дед и так же незаметно возвращает
боёк на место.
Женя открывает глаза.
– Дед, ты мухлевал! Это
нечестно! Дед смеётся.
Мальчик, уже не спеша, собирает оставшиеся части, вставляет
магазин, щелкает затвором.
– Молодец! – хвалит его дед. – Возьму тебя на охоту…
постреляешь… Раз обещал…
Двор перед домом матери.
Во дворе матери Женя сидит на скамейке, на которой не-32
давно сидела девочка с косичками – его тёзка. По всему видно, что он ждёт её. Но вместо неё во дворе неожиданно появляется
незнакомый парень, ведущий за руль мотоцикл Андрея. Самого
Андрея тоже ведут, а точнее, чуть ли не несут, двое мужчин. Вся
компания пьяна в дым.
– Это… из вашего… двора? – спрашивает заплетающимся
языком один из провожатых. – Ваш..? – приподнимает за
волосы голову Андрея, чтобы он получше его рассмотрел.
– Да, – отвечает Женя.
– И машина? – спрашивает другой, показываяна мотоцикл.
Женя кивает.
– Как его звать?
– Андрей, – отвечает Женя.
Мужчины переглядываются.
– Смотри… Отвечаешь за нашего друга… за Андрея… – с угро-зой говорит парень. – И за машину… ты меня понял..?
– Понял…
Они уходят, усадив кое-как Андрея на скамейку.
Женя решает отвести его домой…
Дом матери. Лестничные пролёты.
… Шаг за шагом…
… Подъезд…
… Лестница за лестницей…
Андрей понемногу приходит в себя.
«Тамара! – громким басом вдруг нараспев кричит он. —Тама-а-а-р-р-а-а!»
– Сейчас, сейчас… навесит тебе твоя Тамара, – открывается
соседская дверь. Выглядывает, качая головой,старуха.
– Это… из оперы, – с трудом ворочая языком, говоритАндрей.
– Эх, вы…это – Ария Демона из… одноимённой оперы композитора
Антона Рубинштейна… О, Тамар-р-р-а!
Квартира матери.
Мать, увидев мужа, только всплеснула руками и подала Жене знак, чтобы вёл его в спальню. Сама же поспешно скрылась в столовой.
Уложив сопротивляющегося Андрея на кровать, Женя заглянул в
столовую. Там, на покрытом белой простынёй диване, лежал по-33
жилой человек в майке и в военных брюках с широкими лампасами.
Генерал. Мать сидела рядом, вытянув над ним руки…
…Тамара-а-а! – крикнул истошным голосом Андрей.
Что-то упало в спальне, разбилось…
Женя вышел, не прощаясь.
Улицы провинциального города.
Он шёл по улице, засунув руки в карманы, опустив голову.
Оглядывался несколько раз, надеясь всё ещё увидеть Женю.
Но её в этот день не было.
Лесополоса. Натура. Режим.
…Догорал костёр. Близилось утро…
Они сидели рядом, прижавшись друг к другу. Дед время от времени вздрагивал от дрёмы, открывал глаза и говорил внуку:
– Ты не спи…
Женя смотрел на низкие, мигающие звёзды и, казалось, совсем
забыл об охоте.
– Я не сплю. Это ты храпишь, и всех зверей распугал…
– Зато я всё слышу, а ты – нет…
– Что слышишь?
– Валежник хрустит… Птица взлетела… Вот… опять ветка
хрустнула…
Женя прислушался.
– Смотри! – вдруг крикнул дед, легко вскочил на ноги и мягко, по-кошачьи,сделал несколько шагов с поднятым уже ружьём.
Подскочил и Женя.
… Волк бежал прямо на них. Дед не стрелял, хоть и держал
ружьё наготове. Женя понял – стрелять надо ему. Прицелился.
Дрожала рука. Прыгала мушка прицела…
Волк остановился. Потом резко, одним прыжком бросился
в сторону.
– Уйдёт! – крикнул дед, вскидывая ружьё.
Женя выстрелил.
Волка подбросило вверх. Потом он тяжело, как подкошенный, упал на жухлую уже, осеннюю траву…
Они с дедом подошли к нему.
…Не волк – скорее, волчонок. Он был жив ещё. Кровавая пена
34
исходила пузырями из оскаленной пасти, судорожно вздрагивали
худые бока, покрытые линялой местами шерстью.
Дед посмотрел на внука.
Женя опустил ружьё. Было видно, как дрожат у него руки.
Дед сделал шаг вперёд.
Женя понял, что будет сейчас, отошёл в сторону, отвернулся и
зажал уши…
Раздался выстрел.
…Потом Женя бежал, не разбирая дороги, и плакал, и деду пришлось догонять его…
Наконец он остановился, и дед подошёл к нему.
– …Он не хотел умирать… – сказал Женя.
– Но он не мог жить, – сказал дед. – Так надо. – Вздохнул, задумавшись о чём-то. – Как на войне....Да и в жизни тоже… – обнял внука за плечи. – Пошли, сынок… Надо идти…
Двор перед домом матери.
…Андрей с Женей возятся во дворе с мотоциклом. Разбирают
мотор, смазывают, чистят… Детали аккуратно разложены на газете.
Андрей, бодрый, абсолютно трезвый, напевает под нос арии
из опер.
– Не люблю я эту современную трескотню, – словно оправдываясь, говорит он. – Души никакой, а слова… ужас… – и
снова продолжает: «… Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга»… Чув- ствуешь? Или вот это: «Что день грядущий мне
готовит… Его мой взор напрасно ловит»…
Андрей смотрит, как ловко Женя управляется с мотоциклом, улыбается.
– Что это? – спрашивает он потом, поднимая с земли деталь.
– Звёздочка, – уверенно отвечает Женя.
– Точно, она. А какая?
– Ведущая.
– Молодец. Шурупишь здорово. Ставь её на место.
– Хотите, вслепую? – спрашивает Женя.
– Попижонить? Ну, давай…
Женя продолжает работу с закрытыми глазами.
– Вот это да… ученик… ну ты даёшь…
– Опять разборка-сборка? – интересуется, проходя мимо, 35
сосед. – Когда же вы на нём ездить-то будете?
– А это интереснее. Ездить каждый дурак может…
– отвечает Андрей.
И всё же, когда ремонт закончен, они заводят мотор и лихо
выезжают со двора. За рулём Андрей, Женя – за ним…
Шоссе за городом.
Мотоцикл мчится на приличной скорости.
Но теперь за рулём – Женя…
Андрей сидит сзади, крепко обняв Женю, и поёт во всё горло:
«…О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить»…
Женя улыбается…
Школа. Актовый зал.
Школа. Идёт репетиция спектакля. На этот раз, видимо, гене-ральная. Это заметно по одежде актёров. Диман – в чёрном костюме (явно с чужого плеча), на рукаве – свастика, в глазу монокль, который он удерживает с трудом. Лица молодогвардейцев в крови
(вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.
– …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.
Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это
только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной
форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).
Двое ребят из младших классов закрывают занавес. Один
из них при этом падает, сорвав с колец часть материи.
Несмотря на это, Иван Петрович, директор школы (человек
с большим животом и привычкой дёргать себя при разговоре
за мочку уха, в то же время громко причмокивая) аплодирует
и хлопает по плечу Вадима – режиссёра спектакля.
– Браво, Дунаев, у тебя талант… Получилось лучше, чем
в кино… Есть, конечно, шероховатости (смотрит на мальчика, 36
порвавшего занавес), но это ничего… Готовьтесь… – и уже тише, одному только Вадиму: – Всех наградим грамотами…
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
Женя сидит за уроками. Звонит телефон. Долгие гудки. Бабушки нет дома, и Женя идёт в холл, поднимает трубку.
– Женечка! – кричит мать. – Я одна… не знаю, что делать…
– Что случилось?
– Тут такой ужас! Я в шоке!
– Мама! Что с тобой? Что случилось, скажи?
– Это не по телефону… У меня беда… с Андреем… Беги сюда…
Если можешь…
Квартира матери.
…Андрей сидел на холодильнике с топором в руках.
Ещё с порога Женя слышал его крик:
– Всё! Конец твоему генералу! Узнает он у меня, как чужих жён..!
– Андрюша… ну отдай топор… я тебя прошу… Зачем тебе топор?
– без всякой надежды повторяла мать.
Увидев Женю, Андрей немного поутих, на что мать и рассчи-тывала. Кричать перестал и решил объяснить ему суть ситуации
спокойно, на его взгляд убедительно. Но топор по-прежнему из рук
не выпускал…
– …Ты пойми… Я прихожу – а он у нас на диване… Я опять
прихожу… а он опять на диване… Сколько можно? Он думает, что
если генерал, то всё ему разрешено?! Пусть только покажется
сегод- ня… – замахивается топором. – Пока он достанет свой
пистолет,
я его отсюда… раз..! и зарублю… Что мне стоит? Как ты думаешь, успею? А у тебя есть пистолет? Я видел у вас дома… Ты говорил, что из него Пушкина убили… Ты его принёс? – и после небольшой
паузы: – Как я понимаю теперь Пушкина… Бедный Пушкин..! – и
неожиданно заплакал, обнимая топор.
– Что мне делать, скорую вызвать? Горячка у него… Ты же видишь… А тебя он слушается… Сделай что-нибудь… – всхлипнула, подавляя рыдания, мать.
