Вакуум

С того момента, как я познакомился с Цуриком, он стал для меня единственным другом. Даже не знаю, что нас объединило. Я ведь всегда был интеллектуалом, а Цурик, если можно так сказать, «физиком». Наверное, степень развратности, отвязности. Цурик всегда был лёгок на подъём.

Щупы.

Однажды мы гуляли просто так, как обычно, и я дёрнул масляный щуп из Камаза. Пошли на рынок, предложили продавцам автозапчастей. Где-то пятый или шестой согласился купить. За 10 рублей. Следующий месяц мы не делали ничего, кроме розыска Камазов, кражи щупов и продажи их на рынок этому мужику.

Под «мы» я подразумеваю меня и Цурика.

Дальше: пьяные мужики и их карманы. Нас снова двое.

Ночи. Припаркованные тачки и их чистка. Снова вдвоём.

Всё на рынок, к тому мужику. Автомагнитолы, зеркальца, щётки, даже игрушки, которых клеят на лобовые стёкла изнутри.

Потом откуда-то у Цурика появился пневматический пистолет. Что мы с ним сделали? Конечно, пустили в производство. В конвертацию чужого бабла в своё. В садике, тоже ночью, тётеньки.

Однако эта тема не пошла. Жёсткие челнинские тётки отлично знали, что такое пневматика, и просто слали нахуй. И Цурик придумал охуительный новый способ. Максимально рабочий: пиздить. Просто пиздить и забирать что есть.

Не пацан, а гений.

На самом деле тут нет ничего гениального. Это просто показывает, насколько мы с ним близки. С Цуриком я мог пойти на что угодно. Это был единственный в моём детстве пацан, которому я по-настоящему доверял.

Естественно, когда мама пристроила меня на борьбу, я, чтобы не ходить один, позвал Цурика. И вот он, случай, единичный, но, сука, приятный: я положил его на лопатки на соревнованиях. Цурик быстро стал борцом номер один в секции, и я положил его на лопатки. Правда, не удержал. В итоге победу дали ему с отрывом в одно очко. А мне – второе место.

Потом Цурик стал огонь-борцом, получил мастера и вообще с головой ушёл в тему борьбы. Я тогда учился в Перми. Зато, когда я приезжал, мы водили баб в бассейн, в котором он тогда работал уже тренером. И трахали их на тех самых матах, на одном из которых я ложил его на лопатки. Так что его профессиональная борьба послужила службу нам обоим. И ещё, думаю, послужит. Скучал по Дельфину.

Сейчас Цурик для меня – это уже не друг, это брат. Прямо вот братский брат. Брат, которого у меня никогда не было.

Есть ещё Олег. Я ещё иногда называю его Олень, а Цурик называет Олегодруг. Ещё у меня на лифте в подъезде написано «Вместимость не Олег» вместо «Вместимость не более». Там буква «б» стёрта, а у последней «е» стёрты две чёрточки. Так и получается. Очень хорошо характеризует Олега. Человека, которому нехуй ездить в моём лифте.

Но Цурик с ним активно общается. И это учитывая, что Цурика с Олегом познакомил я, и по идее, раз я не очень активно общаюсь с Олегом, то и Цурик не сильно должен. Но вот хуй там.

Не ценю я Олега потому, что он ёбаный пиздобол, несколько мудак и потрясающе скучный типок.

Олег – тип, который реально перегибает палку своей ординарностью. В нём даже с лупой невозможно найти что-то своё. Он тотально серый.

И если поставить в ряд Олега и девять его клонов, то, даже глядя пристально, ты не заметишь ни одного из них. Потому что пиздец штамповка. Как с конвейера по производству людей, отдел Олегов.

И, как любой максимально стандартизованный чел, он искренне и безостаточно влюблён в собственную задницу. Если бы у него было достаточно денег, он бы, наверное, построил храм своей заднице, в который каждый день приносил бы жертвоприношения и убивал время в молитвах.

Туда же водил бы и свою нынешнюю девушку, которая скоро станет его женой. И их детей, которые появятся, как только она станет его женой. То, что он на ней женится, безусловно. Потому что, если нашлась дура, которая ему дала, он её уже не отпустит. С другой стороны, такой дуре и вдувать-то стыдно. Так что пара впаряде.

Олег работает на наиболее ебаной работе из всех возможных – пиломатериалы. И дело не в пиломатериалах, а в том, как Олег относится к этой работе.

Как к самому важному делу на земле.

Иногда вот так думаешь: «Чувак работает на самой ординарной работе из существующих, при этом считает её ниебательски важной. Как, блять, в мире, полном таких людей, мы расщепляем атомы и летаем в космос?»

Олег носит наиболее незаметную одежду. Он любит рыбалку. Свободное время он проводит дома с фильмами про войну. Пьёт не более двух-трёх стопок. Ложится в десять, просыпается в восемь. Ест оливье на Новый год. В субботу выходит на выгул в парк со своей подругой. В это время она держит его под руку, они чинно делают два круга и идут домой. Дома делают секс в миссионерской позиции и ложатся спать.

И всё же есть в Олеге нечто особенное. Даже в этом ёбаном дебиле есть что-то не как у всех. Иначе я бы вообще о нём молчал, верно?

Сказки. Он очень любит рассказывать придуманные истории. И умеет рассказывать их так, как будто они были на самом деле. Отличный рассказчик. В школе у него даже было прозвище – Сказочник.

Помню, попёрлись мы как-то с ним и Цуриком в лес, в какие-то вообще ебеня. Зачем? Искать клад. Олег настолько убедительно рассказал о кладе, сокрытом на дне колодца, что мы повелись и пошли.

Есть у него этот дар убеждения.

Правда, потом он признался, что клада нет, мы надавали ему пинков и пошли обратно. Хотя какого хрена давать пинков? Сами повелись, сами и виноваты.

А в десятом классе Олег рассказал мне, как можно сделать деньги на чудо-антенне, снятой с крыши какой-то организации за городом. Я повёлся, и мы пошли на «дело».

Я охренел, когда увидел эту антенну. Она была огромной. Не представляю, как Олег собирался её снять, унести и продать. Потому что каждый из этих трёх пунктов был нереален. Она была настолько сложной, что её невозможно было снять без инструментов, настолько огромной, что невозможно было унести, и я даже не представляю, куда можно было её предложить на продажу. Когда я увидел антенну, то сразу понял, что затея мёртвая.

Олег не отчаивался:

– Ну хоть кабель давай заберём.

– Вот сам и забирай, дебил ёбаный, – сказал я, закурил сигарету и стоял в сторонке, пока Олег болтался на толстенном кабеле, пытаясь его вырвать.

А потом из-за угла появился какой-то мужик и спросил:

– Вы что здесь делаете?

За десять километров от города, где-то за заводами, вокруг несколько заброшенных дач, я стою курю, Олег висит на кабеле, отпускает его, смотрит виновато на свои руки и говорит:

– Да так, гуляем.

А потом резко, прямо пулей, не договариваясь, мы делаем ноги так быстро, как только можем.

Долго и трудно мы убегали по колено в грязи по заброшенным дачным участкам от группы из трёх хачиков, у одного из которых в руке был пистолет. Мы спотыкались, падали в смешанную со снегом землю, поднимались, опять бежали. Потому что сзади кричали хачики. Им было насрать на сказки Олега, на меня, наших родителей, они защищали свои инвестиции.

И как же это здорово, что они нас не догнали. Не знаю, что они бы с нами сделали в десяти километрах от города на заброшенных дачах.

Бывали и забавные истории.

Классе так в шестом, когда каждый из нас думал только о том, как бы кому-нибудь засадить, Олег рассказал, что у него есть девушка.

Олеся.

Ооооолеееесяяяяяяяяяяя.

И что у этой девушки есть две подруги. Что они взрослые и лично Олег ей уже вдувал.

Мы с Цуриком долго не верили, но вероятность вдува перевесила неверие, и мы пошли знакомиться.

Эти три «девушки» жили на даче, рядом с дачей родителей Олега. Мы приехали, взяли пива, сигарет и уже довольно сильно настроились на то, что сегодня познакомимся со взрослыми девчонками.

Олег повёл нас в лес.

Мы несколько усомнились сначала, но потом опять же вероятность межполовой связи перевесила.

И вот мы в лесу. Стоим втроём рядом с толстым деревом.

– Ну и где твоя Олеся? – спрашиваю я Олега.

И это просто пиздец, что он ответил!

У меня до сих пор в голове не укладывается, что должно быть у человека с мозгами, чтобы устроить такое:

– Вот она. Лес – моя девушка, – отвечает Олег.

Я просто выпал в прострацию тогда. Как? Почему? Как это можно придумать? Зачем? Как? Как? Как? Как? Как?

Мы тогда даже не расстроились. Нас просто выбило из колеи.

В двадцать, когда я был в армии, Олег предложил Цурику бизнес: купить вертолёт для орошения полей и зарабатывать на этом самом орошении.

Потом эта идея сменилась на: построить вертолёт для орошения полей.

Напомню: мы совершенно простые пацаны, ни разу не мажорные, у наших родителей трёхкомнатные квартиры в многоквартирных домах и по средней паршивости даче.

Где строить вертолёт? Откуда брать детали и инструменты? Где найти того, кто умеет это делать? И главное – на какие деньги?

Разумеется, эта идея не была реализована. Зато другая стала реальностью.

Купить сотовые в кредит, продать дороже, навариться.

Просто охуеть что за идея. Само золото!

Я тогда всё ещё был в армии, а вот Олег с Цуриком реализовали задумку. Не знаю, чем думал Цурик, но он набрал кредитов на себя, на свою маму, на отца и даже на сестрёнку.

То есть пошёл в банк и набрал. На личные паспорта, на прописки, на свою персональную шею.

Первые несколько телефонов разошлись себе: Олегу, Цурику, маме Олега, девушке Олега. Остальные кое-как удалось продать чуть дешевле, чем они были куплены. А когда стало понятно, что идея была глупой, Олег перестал появляться.

Охуительно!

Ведь кредитов на нём нет. Смысл ему их платить?

Так что Цурик расплачивался один. Он звонил Олегу, трубку брала его мать и говорила:

– Хватит вымогать у моего сына. Ты преступник. Я вызову милицию.

Так что Цурик в итоге расплатился один.

У меня же ничего, кроме смеха, эта история не вызывает. Потому что если ты повёлся на такое, то ты сам виноват, что по тебе проехались.

Несмотря на это, Цурик продолжает общаться с Олегом.

Потому что, когда Цурик расплатился, Олег пришёл к нему с опущенной головой и рассказал душещипательную историю о том, что во всём виноваты его родители. О том, что Олег очень хотел расплачиваться вместе, но его родители запретили.

Цурик повёлся.

Олег действительно умеет убеждать.

А я просто не прогоняю его, когда Цурик приходит ко мне с ним. Потому что довольно кайфово иметь в компании чела, которого всегда можно подъебать. Ведь иногда бывает так, что угорнуть не с кого и не с чего. А как без юмора?

Однако познакомился с ним именно я. Было это так:

У меня был друг, Абашин Паша. Классный пацан, близкий по мировоззрению, лёгкий на подъём. Он был местной звездой, умел одеваться, обладал безупречным вкусом и был единственным человеком, у которого я мог чему-то научиться. У него была прекрасная кузина, Катя, с которой я очень хотел иметь какие-то отношения, но очень стеснялся. Потому что она была особенной. Красивой, интеллигентной, умной.

У Паши всё было особенным.

Особенные родители. Они многое разрешали ему, всегда были рады мне, в их доме постоянно была лёгкая, ненапряжённая атмосфера.

Его отец даже проводил меня однажды до дома, когда я задержался у них допоздна.

Люди, с которыми общался Абашин, были интересными и самобытными. Каждый из них имел что-то своё, не похожее на других, и все они были разные. Они разбирались во всём том, в чём очень хотел разбираться я. Были ультрасовременными и продвинутыми. Мажорики они были.

Всё это сильно резонировало с тем, что происходило у меня во дворе, в домах моих одноклассников. Это был совершенно другой мир, открытый, свободный, насыщенный.

Даже не знаю, что было бы сейчас со мной, если бы все они не разъехались и мы не потеряли контакты. Думаю об этом, и грустно становится, что я потерял всё то, что было в той компании. Они разъехались, а прайд есть прайд, в нём нужно быть в стае. Стая из другого прайда не работает в твоём, находишь новую, старая уходит на второй план, на третий, четвёртый и вообще исчезает. Хуёво, что так вышло…

Хуй бы с ним. Олег:

Мы учились тогда где-то в шестом классе.

В моём дворе появился новый пацан. Олег. Он сидел со своим мелким братишкой в песочнице и играл в танчики. Безумец. Он был нормально одет, и мы решили обуть его немного. Потому что, когда в песочнице сидит взрослый, модно одетый пацан, это как бумажник, лежащий ночью на пустой скамейке.

Мы подошли к нему, начали говорить что-то, и вдруг подошёл местный старший.

– Всё нормально? – спрашивает старший у Олега и смотрит на нас.

– Да, нормально, – говорит Олег.

– Смотри, – говорит старший и уходит.

Мы решили не испытывать судьбу, очень удивились такой поддержке и ушли.

А Олег попал в мой класс, жил в соседнем подъезде, после случая у песочницы начал здороваться со мной. Я познакомил его с Цуриком. Потом Олег довольно активно согласился вписаться в наш с Цуриком «бизнес»: вскрывать по ночам машины, припаркованные на улице. Пару лет мы втроём кормились с этого, и вот как-то это всё объединило.

 
                                               ***
 

Я лежу на голом матрасе в зале. Кровать свободна, там есть бельё, а я лежу на голом матрасе. Мои глаза открыты, я смотрю в потолок, голова кружится, я измазан кетчупом.

Звонок в дверь. Мама открывает:

– Мансур! – радуется мама, она любит моих друзей. – Заходи, разувайся, Илья ещё не проснулся. Позавтракаешь?

– Да нет, спасибо, я завтракал. – Цурик заходит на кухню. – Тётя Люба, простите, пожалуйста, мы вчера…

– Ничего, ничего. Я всё понимаю.

Как здорово, что у меня такая мама.

– Как здорово, что у меня такая мама! – говорю я маме и целую её.

Мама разволновалась:

– Вы ешьте, не буду вам мешать.

– Ты не мешаешь, – говорю я, но мама всё равно уходит.

Она слишком самокритична и недооценивает своё общество. Мама, как я тебя люблю!

Я смотрю на Цурика наиболее серьёзным взглядом, он сдавленно смеётся.

– Какого чёрта на мне делает кетчуп? – спрашиваю я его, смотрю в зеркало и обнаруживаю синяки. – Откуда на мне синяки?

Цурик рассиялся в улыбке и обнимает меня обрадованно:

– Здорово, друган-братан.

И как давай ржать, по нарастающей.

У Цурика особенный смех, неостановимый. Если его что-то развеселило, то дальше только больше, и хрен остановишь.

– Вот ты корочный тип. – И всё смеётся. – Ты помятый, в синяках, и на тебе кетчуп. А ты стоишь и строишь из себя серьёзного.

И прямо заливается.

– Я и есть серьёзный, – говорю с максимально серьёзной миной, сажусь за стол, наливаю. – Я самый серьёзный человек на планете. Давай.

Мы выпиваем. Я закуриваю сигарету, люблю начинать день с сигареты.

– Ты вообще поугорать вчера, ха-ха-ха-ха…

И этот бесконечный смех по нарастающей.

– Больше информации, – спрашиваю.

– Вчера ночью куролесил. Помнишь? – говорит Цурик и всё смеётся. Но хавать не забывает. Он хоть и завтракал, но от дубля не откажется.

– В чём это выражалось? И как это связано с кетчупом? – Моё лицо непроницаемо. Я ультрасерьёзен. С этим самым лицом я сижу мятый, в синяках, кетчупе, наливаю, пью, закусываю и курю сигарету. Думаю, да, это выглядит забавно.

А Цурика несёт. Прямо как на скоростном экспрессе в деревню Лимонию, страну Петросянию.

Пока он смеётся, я ем и пополняю кровь алкоголем.

– Заебал ржать, – говорю, когда его вроде уже отпускает. Потому что раньше нет смысла.

– Короче, – Цурик давится остатками смешинок, застрявших в углах рта, – помнишь, ты пошёл бухать в «Оскар»?

– Ну.

– Я ещё тебе звонил туда, и ты сказал, чтоб мы с Олегом сидели у тебя дома и ждали?

Вот это уже корка. Этого я не помню, но могу представить:

Стою у ресепшена, как сука Сталин в Смольном, бухой в стельку и отпускаю приказ: «Ждите меня дома». Ну а эти двое послушно садятся на диван в чинной позе и ждут. При этом я совершенно чётко понимаю, что смысла меня ждать нет, потому что я бухаю, и хуй знает, когда вернусь.

– Слушай, я короче не помню этого, но прости, я нажрался и забыл, что вы меня ждёте. То есть Олег мог бы хоть хуй сосать, но ты извини.

– Хуйня, не гони. Мы нормально посидели с твоими родителями.

Да уж вершина чёткости, наверное.

– Короче, мы тебя ждали до часа ночи где-то, потом тебя принесли. Кристина и какой-то хуй. Он тоже работает в «Оскаре».

– Это Паша, нормальный чел.

– Да похуй. Короче, мы с Олегом положили тебя на кровать и раздели.

Братааааан, обожаю тебя.

– Ты в трусах давай цепляться за Кристину. Не уходи, типа, останься. Говоришь ей: «Мне одиноко». Вот дурак, она всё равно ушла.

Мне было одиноко? Возможно. Без бабы мне всегда одиноко. Кристина, сестричка, прости, мне стыдно.

– Потом зашла твоя мама и спросила, может ли она чем-нибудь тебе помочь, – продолжает Цурик. – Ты был очень расстроен. Весь вечер говорил про какую-то бабу, которой разбил голову…

– Бля-я-я.

Вот ведь в натуре. Я ведь уже благополучно забыл об этом. Мне не нужно такое воспоминание. Пусть оно будет у кого-то другого.

– Зачем ты напомнил? Я же в натуре разбил башку одной тёлке. Совершенно, сука, случайно. Просто, блять, не удержал. Дерьмо…

– Да ладно ты, забей, Кристина сказала, что она дура. И что её там все ненавидят, так что они тебе благодарны.

– Я хотел ей вдуть.

– Простительно.

– Почему?

– Ты же был бухой. И после армии. Хорош отвлекать. Ты, короче, говоришь своей маме: «Мама, я хочу секса, вызови мне проститутку». Долбоёб, разве можно матери такое говорить, дебил ёбаный? – Цурик опять зашёлся в смехе.

Мама, моя любимая, прости. И пришло же в голову. Маме такое сказать… Вот это в натуре зря.

– Да хорош переться, даун, ну сморозил, да. Облажался. Ты даже не представляешь, как мне сейчас стыдно.

А мне действительно стыдно. Но не проваливаться же сквозь землю к соседям с третьего этажа. Они, может, вообще размачивают глотки бухлом перед караоке в этот самый момент.

– Твоя мама хотела уже звонить в агентство. Но мы ей помешали, сказали, что сами всё уладим.

Братан. В натуре братан. Спас. Мама бы вызвала.

– Уложили тебя спать, но ты всё не унимался. Сказал, что хочешь есть манты и смотреть порнуху. Короче, ты сидел в зале на полу, корочный ты тип, жрал манты и смотрел порнуху. Я до сих пор в себя прийти не могу, это пиздец коры.

У Цурика открылось второе дыхание, и он вновь разразился зычным смехом. А потом:

– Всех своим кетчупом перемазал, всю кровать, стены, сам весь в кетчупе. Хочешь выдавить на мант и не попадаешь, всё мимо. – Цурик руками воспроизводит описываемый процесс. – И так стараешься. Всё стараешься попасть на мант. – Смеётся опять. – Олег сидит такой, порнуху смотрит. Внимательно, как научный фильм. А ты ему манты суёшь в руку, он отказывается – ты опять суёшь. Олег нервничает, не хочет отвлекаться от порно, а тебе всё равно. Ты ему мант суёшь, уговариваешь, корожар, сука. Порно, кетчуп, твои родители спят, тебе всё похуй. Тебе надо сунуть ему мант в руку. Прямо как цель. Олег сломался, взял мант, начал хавать. Ты сидишь, смотришь на него, и лицо у тебя тупое-тупое, типа, ты вообще ничего не понимаешь.

– А ты где был?

– Рядом сидел. Ты потом говоришь Олегу: «А ты чё без кетчупа ешь? На, так вкуснее». И, блять, давай ему кетчуп на руку наливать. Олег отворачивается, руку убирает, тебя отталкивает, ты за ним, никак угомониться не можешь: «Олег, я же тебе лучше делаю, как ты не понимаешь? Ешь с кетчупом». И льёшь ему кетчуп на свитер, на голову. Бухой, сука, еле двигаешься, падаешь. Я угораю сижу.

В натуре дебил. Как можно есть манты без кетчупа? Олег в натуре долбоёб.

– А ты в этом не участвовал, всё сидел рядом?

– Ну да. Да это вообще коры же, я там умирал от смеха. У меня чуть живот не разорвался. Потом Олег распсиховался, хотел уходить, но я его остановил. Ты сидишь, свои манты хаваешь, порно смотришь, всё в кетчупе. Олег зашёл попрощаться, руку тебе тянет, такой серьёзный весь, расстроенный, а ты ему: «Да катись ты нахуй, пидрила!»

Бля, ну и коры!

– Он совсем занервничал, я его еле как успокоил. Ты тоже вроде успокоился. Потом вы сели с ним на пол и давай трещать про армейку.

– Да о чём с ним можно трещать? Он же всю дорогу провалялся в больничных, – говорю. – Хоть и служил в погранвойсках, но всё равно никакой не пограничник.

– Не знаю, вчера вы базарили об армии. Сначала нормально, спокойно, вспоминали что-то, обнимались. Потом ты резко начал гнать на Олега: «Да ты чёрт, службы не видел. Пидарас, в госпитале всю службу провалялся, понтуешься теперь». И драться полез. Ваще никакой на Олега накинулся. Сам на ногах не держишься, а драться лезешь. Ты вообще там как на шарнирах весь, замахнулся – упал. А всё равно лезешь. Ну, Олег вообще обиделся и ушёл.

Безвольный чёрт.

Цурик выдохнул и давай хавать. Миссия выполнена, данные переданы, можно приступить к личной жизни. Воооольно! Пооо распорядку.

Да уж, корки. Олег-то похуй. Как я уже сказал, он смело может отсосать у каждого коня на этой планете, мне будет плевать. Но маме такое сказал!

Вот мудааак.

– А ты что, пёс, не мог меня успокоить? Знаешь, как мне перед мамой стыдно?

Мама из комнаты:

– Сынок! Всё хорошо!

Мама всё слышит. Бля, а мы материмся. Ну конечно, она всё слышит, это же советская трёшка.

– Ты давай не матерись, короче, – говорю я Цурику, понимая, что говорю в пустоту.

– Ладно, не буду. Скажи ещё, что ничего не помнишь.

– Прикинь! Вот в натуре, как вышибло.

Я ничего не могу вспомнить. В моей голове фрагментами проносятся обрывки событий, но они никак не хотят складываться в общую картину. Может, со мной происходило что-то особенное? Впрочем, какая разница? Главное чтобы в процессе всё было огонь.