Сказка о студенте-медике Харитоне и его трагической истории любви, ипохондрикам лучше не читать

1

Удивительный город Москва, но и люди живущие в нём не менее удивительны. Порой поражаешься тому колориту и неоднозначности, какие можно найти в обитателях столичных жилищ, парков, улиц, скверов, площадей, и даже подворотен. Столько всего неординарного встречается в самых прозаичных, и привычных для москвичей местах. Где-нибудь на лавочке вдруг увидишь молодого индивида вычурно одетого с татуажем на лице, но при этом увлечённо, взахлёб читающего томик Чехова. И как только такое сочетается: татуировка с драконами и МХАТовская драматургия.

Впрочем, есть и другая реальность, противоположная предыдущему примеру. Допустим, пожилой степенный профессор с кафедры физики, и его озорные покатушки по Лужнецкой набережной на электросамокате, ну прямо водевиль какой-то. А я такое лично видел, уверяю вас, ибо сам неоднократно катался на роликах в подобных местах. При этом, знаете ли, картинка тоже водевильная, и даже смешная: катится по мостовой на колёсиках этакий старикашка-сказочник с бородкой и усиками, ну как тут не засмеяться. Хотя конечно пешие прогулки я также обожаю. Особенно в районе Новодевичьего монастыря и Большой Пироговской улицы.

И вот как раз там-то, на Пироговке, я как-то однажды и встретил одиноко бредущего дремучего старца, а вернее сказать очень пожилого человека, лет этак девяносто восьми, или девяносто девяти, в общем, человека под столетний юбилей, а может и больше, это мне так представилось. Ну а почему мне так представилось, сейчас я даже не скажу, хотя может потому, что это прямо у него на лице было написано: такого дряхлого, старческого лица, с глубокими чертами прожитых лет, я ещё никогда не видел, даже в самых страшных фильмах ужасов. Одним словом старик скорее походил на высохший, мумифицированный, музейный экспонат, чем на живого человека.

Но как раз это-то обстоятельство и заставило меня сконцентрировать своё внимание именно на нём. Я пристально посмотрел на старичка: на его неуверенную походку, на его лоснящийся, поношенный костюм вкупе с профессорской шапочкой на голове вместо классической шляпы, присущей такому возрасту, и в этот момент что-то внутри меня ёкнуло. Мне показалось, что старичок потерялся в этом огромном мегаполисе, оттого и идёт-то он так неказисто, как-то неловко, бочком, словно опасаясь неизвестности за углом. И, разумеется, я по своей привычной сердобольности позволил себе этак мягко к нему обратиться.

– Простите, сударь… – начал я, сочтя, что такая слегка старорежимная форма обращения будет самая подходящая. – Мне хотелось бы у вас спросить,… всё ли у вас в порядке?… Уж не заблудились ли вы?… Может, вам нужна помощь?… – участливо спросил я, памятуя о том, что многим старикам свойственна забывчивость. И неожиданно получил вразумительный ответ.

– О, ну что вы сударь!… – немедля парировал старичок. – Я в полном порядке и даже изрядно подвижен, а потому могу идти хоть целую вечность!… Так что помощь мне вовсе не надобна!… Впрочем, вот пытливый собеседник мне пригодился бы,… я, знаете ли, в одиночестве скучаю по общению,… все мои друзья-сотоварищи уж давно покинули сей мир,… да и жена уж лет десять как почила,… а дети с внуками разъехались по всему свету!… Хотели и меня увлечь за собой, но я им не поддался,… не терплю бессмысленных путешествий и праздных поездок!… Да и вообще я привык к этому месту,… к нашей Пироговке, к Хамовникам, ко всему, что тут есть, к медицинскому университету, к клинической больнице, и даже к анатомическому театру в Хальзунах, бывшей усадьбе Трубецких!… В юности я здесь учился, рос, мужал, набирался знаний и мудрости,… а моим первым наставником был знаменитый в своё время академик, последователь великих Пирогова и Сеченова, он их знал лично,… вот так-то!… Однако всё это в прошлом,… а вот поговорить об этом прошлом, иной раз страсть как хочется,… но, увы, не с кем!… Ну, так что, молодой человек, вы станете моим собеседником?… Ну, хотя бы на час… – изумив меня своей разговорчивостью и ясностью ума, мягко улыбаясь, спросил старичок. И естественно я согласился.

– Ну да, конечно!… А почему бы и нет, не вижу причин отказаться,… ведь у меня полно свободного времени, я тоже гуляю!… И поговорить с, несомненно, образованным человеком, будет для меня только честью!… – радостно протараторил я, и старичок, тут же подхватив меня под руку, увлёк за собой.

– Идёмте-идёмте,… я сегодня как раз вспомнил одну весьма занятную историю, и мне определённо надо вам её рассказать!… Хотя, честно говоря, эту историю я уже много раз рассказывал на своих лекциях студентам,… так что вполне вероятно она уже где-то и когда-то была подвергнута иному публичному оглашению, а то и изложению на страницах какого-нибудь старого издания!… Впрочем, это никак не умоляет её актуальности в текущий момент,… по-моему, она и сейчас затронет умы подрастающего поколения!… Мне бы только чтоб слушатель был любознателен, и заинтересован в сюжете,… надеюсь, вы именно такой!?… – уводя меня с улицы, вглубь небольшого дворового скверика, бодро осведомился старичок.

– О да, разумеется, я такой,… и с превеликим удовольствием выслушаю вас!… Более того, я даже запишу всё вами сказанное, дабы это осталось в назидание потомкам… – мигом переняв стиль старичка, кивнул я, и полностью подчинился его воле. Чувствовалось старик властная натура, он определённо какой-то академик, или как минимум профессор кафедры, привыкший командовать студентами, либо аспирантами, а то и пациентами собственной практики. Ну а то, что он именно медицинский светила, это сомнений уже не вызывало, ведь он учился у последователя самих Пирогова и Сеченова, этих двух гигантов мировой медицины.

2

Меж тем старичок-профессор подвёл меня к уютной лавочке в приятном уголке сквера, аккуратно усадил меня на неё, устроился рядом и неспешно начал свой воистину чудесный рассказ. Всё его красноречие, весь его лексикон были наполнены едкими медицинскими терминами и мудрёными деепричастными оборотами начала XX века. Иначе говоря, его речь для восприятия современного человека была несколько сложна, а потому я взял на себя смелость некоторым образом упростить её, и передать в наиболее понятной манере. Также хотелось бы предупредить и указать на тот факт, что история эта крайне специфическая и весьма неординарная, хотя и интересная до изнеможения.

При этом вполне возможно, что о ней уже где-нибудь упоминалось или она была уже изложена на бумаге, но только в несколько другом контексте, ведь, по словам первоисточника, то есть самого старичка-профессора, он и до этого дня делился ей на публичных собраниях. Так что кто-нибудь из читателей наверняка найдёт ряд сходств с каким-либо иным произведением. Но как бы там ни было, и кто бы что ни говорил, а история начинается.

Итак, шла первая половина XX века, а вернее сказать его самое начало. И, как уже известно, все события происходили в Хамовниках, в районе нынешней Пироговки, недалеко от Новодевичьего монастыря, с его прекрасными прудами и великолепным парком. В те непростые для державы времена молодёжь была взбудоражена духом новизны, идеями всего неизведанного, непочатого. Юность грезила открытиями и свершениями. Впрочем, молодёжь всегда одинакова, она неудержимо рвётся вперёд по пути прогресса. И тут возникает вопрос, что же главное на этом пути? Кто-то, конечно, скажет, что главное это знания, напор в решении задач и стремлений, и будет прав. Да, это очень важно, но всё же самое главное, это здоровье, ведь согласитесь, если его нет, то уже ничего не хочется.

А потому множество рьяных и горячих молодых людей, полных благородства и ясности ума бросились с головой в медицину. И кстати, одним из таких рьяных молодых людей был наш рассказчик старичок-профессор, по крайне мере, это он так меня заверял. Но таким же горячим поклонником медицины был и герой этой истории, а звали его Харитон Глумов. Весьма занятный молодой человек: ростом выше среднего, статен, силён, широк в плечах, внешне приятен, лицом обаятелен, шатен с зелёными глазами, узким носом и такими же губами, что говорит о его слишком темпераментном характере, но это уже скорей физиогномика. Хотя тут, пожалуй, главное, это его стремление быть во всём первым: в науке, в быту, в учении. Иначе говоря, во всех жизненных сферах, что опять-таки указывает на его чрезмерное себялюбие и лёгкую нотку эгоизма.

Однако довольно описаний, стоит лишь добавить, что Харитон приехал в Москву с периферии, а оттого учился он крайне прилежно, при этом полностью соблюдая дисциплину, и всё только для того, чтоб не возвращаться обратно в глушь, в Саратов, как писал великий классик, к тому же тоже медик. Но вот прошёл первый год обучения. Харитон обрёл хватку, получил задатки способного студента, отличился особым рвением и усвоением предмета, что давало ему право на некоторую практику в стороннем заведении. Проще говоря, он нарабатывал стаж где-то ещё помимо института: в общественной больнице, в воинском лазарете, и даже в анатомическом театре в Хальзунах. Правда платили там за смену немного, но Харитон и этим был доволен.

Разумеется, в его жизни появились и амурные приключения, а как же без них-то, ведь молодость, она, знаете ли, подвержена любви. Ну, так и вот, как-то однажды, в момент досуга, гулял наш Харитон по набережной большого Новодевичьего пруда. При этом думал о вечном и прекрасном, о важном и незыблемом, о красоте природы и сущности жизни, о медицине и превратностях судьбы. И так сильно он задумался, что отстранился от всего лишнего; вознёс к небу взор, задрал нос выше положенного, а в результате сбился с пути, неосознанно вышел на мостик через протоку меж прудами, тут же упёрся низом живота в перила мостика, да со всего маха перекувыркнулся через эти самые перила. И так уж вышло, что падая, он попал прямо в лодку, проплывающую в этот момент как раз под мостиком.

В общем, ситуация наисквернейшая. Если описать в пару фраз, то, гулял, задумался, спотыкнулся, свалился с моста и угодил в лодку. Уж такая незадача. А в той лодке, между прочим, каталась молодая компания, состоящая из юноши и двух девушек-гимназисток. Так вот на одну из этих гимназисток, ту, что сидела на корме, и свалился наш Харитон, увесистый здоровяк. Естественно это повлекло за собой куртуазные последствия, ведь любой физик скажет, что падение с высоты, тела массой свыше трёх пудов, без повреждений и травм не обходится. Хотя в данном случае повреждения и увечья получила статичная сторона, а точнее сказать, девушка, находившаяся на корме.

Ну а так как лодка двигалась с малой скоростью, то и сила удара от падения, пришедшая на девицу, превзошла все возможные пределы. Харитон рухнул на гимназистку, словно снег на голову, хотя в этой ситуации скорее как сугроб или лавина с гор. Девушка же послужила для него смягчающим фактором, иначе бы Харитон грохнулся прямо на деревянные уступы лодки. А тут он попал на вполне миловидное юное существо лет этак семнадцати, прилежную ученицу, отличницу, и, несомненно, скромную девицу с чистой, непорочной душой. Сам же Харитон абсолютно не пострадал, даже синяка иль какого мелкого ущерба не получил. Зато у девушки, у этой чудесной голубоглазой и русоволосой обворожительницы, случился вывих плечевого сустава и трещина в ребре. Уж это Харитон сразу установил.