Buch lesen: «Земля теней»

Посвящается И. Х.

 
Il y a une page effrayante dans le livre
des destinées humaines; on y lit en tête
ces mots: «les désirs accomplis».
 

Georges Sand¹

Иллюстратор Ф.С. Уилсон

© Налепина Д.А., перевод на русский язык, 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

Глава I
Джоанна Хейст

В полном уединении, в бесплодном и пустынном месте, куда доносится лишь грохот волн Северного моря, распростерлись руины аббатства Рамборо. Когда-то у подножия его был город, теперь его нет; от былого величия не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. К востоку отсюда, за дикими пустошами лежит бескрайний океан, а если поглядеть на север, то можно разглядеть красные крыши рыбацкой деревни Брэдмут. Когда Рамборо был городом, Брэдмут по праву считался большим портом; однако беспощадное наступление моря постепенно поглотило гавань и древние постройки, ныне покоящиеся под водой.

С гибелью Рамборо угасла и слава Брэдмута; от монастыря и церквей аббатства остался лишь один храм, прекрасный, но обветшалый, возможно, самый большой на востоке Англии, за исключением, быть может, Ярмута, и по мнению многих – самый красивый.

Позади этого храма, стоящего на холме в некотором отдалении от утеса и потому избежавшего участи всего города, раскинувшегося под ним, простираются заливные луга, окаймленные четкими линиями проезжих дорог. Однако не только они составляют здешний ландшафт, поскольку между Брэдмутом и руинами Рамборо протянулась цепочка маленьких водоемов и болот, повторяющая причудливый изгиб береговой линии. Даже в самый солнечный день эти озерца не блестят, поскольку берега их густо заросли травой и камышами – пристанищем кроншнепов, чаек, лысух и прочей водной дичи. Затем берега становятся все выше; теперь их покрывают дрок и папоротники, между которыми то и дело вспыхивают яркие пятна вереска; наконец, перед нами и гребень берега, несомненно обозначающий границу древнего фьорда. Здесь высятся мрачные шотландские ели, окружающие серый одинокий дом, известный в здешних местах как Мур Фарм – Ферма Мавра.

Обитатели этих уединенных земель – те, что еще остались жить здесь – полагают, что на свете найдется немного мест, которые были бы красивее этих склонов, зарослей и мрачных морских берегов. Действительно, места эти по-своему красивы в любое время года: даже зимой, когда снег лежит на мертвых черных папоротниках, а замерзшие кусты утесника качаются под ударами восточного ветра, дующего с океана. Да, здесь красиво – и все же есть истина в старинном нескладном стишке эпохи правления Елизаветы, сохранившемся в одной из приходских книг Брэдмута:

 
Из Рамборо куда ни глянь,
На север, запад, юг, восток,
Ты не увидишь ничего
И будешь страшно одинок.
При свете солнечного дня,
Иль в сумраке зимы седой
Печальней не найти земель
По нашей Англии родной…²
 

И верно: даже в разгар июня, когда ящерицы бегают по горячим серым камням, а дрок усыпан золотистыми цветами, на этих землях лежит незримая печать меланхолии, какой-то врожденной грусти, которую не могут полностью развеять ни зеленеющие на севере леса, ни серебристый отблеск морских волн, ни зрелище снующих туда-сюда рыбацких лодок. Сама Природа наложила печать скорби на эти места, а печальные руины церквей, у стен которых покоятся поколения тех, кто эти церкви когда-то строил, лишь усиливают это впечатление.

И хотя в тот июньский день, когда началась эта история, море сияло, словно зеркало, отражающее солнце, пчелы неутомимо и бодро жужжали среди цветов, пышно разросшихся на старых могилах, а жаворонки пели сладчайшие свои песни – Джоанна чувствовала, как эта вековечная печаль вымораживает ее сердце, словно вокруг холодная осенняя ночь. Даже сейчас, в момент пышного расцвета жизни все здесь, казалось, говорило о смерти и забвении. Разрушенная церковь, заброшенные могилы, бесплодный пейзаж – все это словно взывало к Джоанне: «Наши беды и скорби уже позади, твои – ожидают впереди. Будь, как мы!»

Та, к которой взывали эти призрачные голоса, не была благородной дамой, да и беды и скорби ее были вовсе не так уж глубоки и поэтичны. По правде сказать, Джоанна Хейст была обычной деревенской девушкой, или, вернее, девушкой, которая большую часть своей жизни провела в деревне.

Она была по-своему мила, это правда – но об этом чуть позже; благодаря неким обстоятельствам, которые мы вскоре разъясним, ей удалось получить некоторое образование, вполне достаточное для того, чтобы пробудить в ее душе неясную тоску и вызвать к жизни видения, без которых, возможно, она была бы счастливее. Более того, хоть Судьба и приучила Джоанну к смирению и скромности, Природа наградила ее не только миловидным личиком и хорошими формами, но и умом – и пусть он был не слишком развит, но зато не лишен глубины; обладала она и силой воли, и тем врожденным чувством неудовлетворенности и беспокойства, без которого ни одно человеческое существо не может подняться над собой в духовном или мирском смысле – однако, обладая им, не может быть и счастливо.

Ее горести были просты: сварливая и грубая тетка, нежеланный жених, постоянный гул и чад в деревенской пивной, где она жила, и какой-то смутный и непонятный стыд, который постоянно преследовал ее, оплетя ее душу, словно плющ – разрушенную башню. Да, это были невеликие и вполне обычные беды – но для Джоанны они были вполне реальны, и их постоянное и мерзкое давление вынуждало ее разум противиться той жизни, которую она вела. Те несчастья, которые свойственны нашему положению и естественны для нашей судьбы, мы все же можем переносить, если и не с легкостью, то, по крайней мере, с некоторым усилием; те же беды, что обрушиваются на нас из той сферы, где мы не имеем опыта, или же – из-за того, что наш темперамент не соответствует окружению, переносятся нами куда тяжелее. Отличаться от тех, кто тебя окружает, смотреть вверх, когда все вокруг смотрят себе под ноги, быть в душе выше той жизни, которую мы ведем, хотеть недостижимого в нашем положении – все это, вроде бы, мелочи сами по себе, однако они не дают нашей душе покоя, возрождаясь, словно Протей, все в новых ипостасях.

Таково было настроение и состояние Джоанны Хейст. Происхождение ее было загадкой – во всяком случае, в той части, что касалась личности ее отца. Мать Джоанны была младшей сестрой ее тетки, однако Джоанна никогда не знала матери, поскольку жизнь бедной женщины оборвалась, когда девочке было всего два года.

Джоанна Хейст

Единственными вещественными напоминаниями о связи матери и дочери были прядь мягких каштановых волос и выцветшая фотография девушки, довольно красивой, но не похожей на саму Джоанну. Тетка, миссис Джиллингуотер, передала ей эти памятные вещицы несколько лет назад, присовокупив с жестокой откровенностью, свойственной ее классу, что это единственное имущество, которое Джоанне оставила ее мать.

Впрочем, осталось и еще кое-что – небольшой холмик в церковном дворе аббатства Рамборо, где до недавнего времени местные жители находили место последнего упокоения рядом со своими предками. Об этом скромном холмике Джоанна узнала от дяди, мистера Джиллингуотера, который показал ей могилу матери после долгих и горячих уговоров. У могилы не было надгробия, и когда Джоанна спросила об этом дядю, он ответил, что тем, кто ушел из жизни, не будучи ни женой, ни девицей, лучше унести свое имя с собой в могилу.

Бедная девушка отшатнулась в смущении, услышав этот грубый ответ, и более никогда не возвращалась к этой теме. Однако теперь она знала наверняка, что ей не повезло при рождении, и хотя подобные несчастные случаи – отнюдь не редкость и не диковина в деревнях, чувство это обескуражило Джоанну, значительно понизив ее самооценку. Тем не менее, она ничуть не обижалась на свою покойную заблудшую мать, а, скорее, любила ее странной и удивительной любовью, немного жалкой и трогательной. Женщина, которая родила ее, и которую она совсем не помнила, часто занимала мысли девушки; однажды, когда какая-то болезнь несколько повлияла на ее душевное равновесие, Джоанна вообразила, что мать явилась к ней во сне и поцеловала ее в лоб – воспоминание об этом видении было сладким, хотя девушка и знала, что это всего лишь сон. Возможно, именно из-за того, что ей больше нечего и некого было любить, она так цеплялась за этот призрак бедной заблудшей матери, чья кровь текла в ее жилах, превратив ее в незримую спутницу всей своей жизни. Во всяком случае, когда Джоанну охватывало беспокойство, или когда жизненные неурядицы слишком одолевали ее, она неизменно искала утешения рядом с этим скромным холмиком; сидя рядом с ним, не обращая внимания на погоду, она смотрела на море и утешала себя тем, что грусть матери наверняка была сильнее ее собственной тоски.

Да, у нее имелась родная тетка, но в этом отношении Джоанна мало что выиграла. Из множества незначительных инцидентов и слов – незначительны они были сами по себе, но вкупе создавали вполне определенное отношение – Джоанна поняла, что ее мать и миссис Джиллингуотер вряд ли испытывали симпатию друг к другу… по правде сказать, их отношения вернее было бы назвать взаимной неприязнью. Эта неприязнь, видимо, передалась по наследству, поскольку Джоанне было очень трудно испытывать к тетке хоть сколько-нибудь теплые чувства; скорее, они терпели друг друга, при этом тетка иногда была не в силах справиться с отвращением, которое смягчалось лишь гордостью, которую миссис Джиллингуотер испытывала в отношении миловидности Джоанны, относя это в заслугу, почему-то, себе.

В этих обстоятельствах Джоанна часто задавалась вопросом, почему ее не отправили на заработки или в услужение. Много раз после ссоры или стычки Джоанна пыталась уйти из дома, но тут же обнаруживала, что нет более верного пути к примирению, чем сказать об этом вслух; миссис Джиллингуотер немедленно осыпала ее извинениями, которые, как прекрасно знала Джоанна, отнюдь не были вызваны каким-либо смягчением теткиного нрава или искренним сожалением о своих словах.

Но что же, в таком случае, было их причиной? На разрешение этой загадки Джоанне потребовалось несколько лет. Ее совершенно очевидно не любили, от нее не желали принимать услуги – Джоанна просто занимала комнату в доме, ее никогда не просили прислуживать посетителям пивной «Корона и Митра» и не спрашивали, не хочет ли она поработать.

Постепенно смутная догадка зародилась и окрепла в мозгу Джоанны: каким-то таинственным образом выходило, что это дядя и тетя жили за ее счет, а не она – за их. Иначе трудно было понять, на что они вообще существовали – учитывая, что мистер Джиллингуотер, в основном, потреблял содержимое бочек в собственной пивной, а других видимых средств к существованию у них не было. Тем не менее в деньгах они, кажется, никогда не нуждались; если Джоанне требовалось новое платье или любая обновка, она получала их без всяких возражений. Более того, когда через несколько лет она выразила внезапное и спонтанное желание получить образование, дядя с теткой молчали несколько дней (вероятно, они использовали это время, чтобы посовещаться и предпринять какие-то действия), после чего сообщили, что отправляют Джоанну в школу-интернат в столице графства.

Она отправилась туда, но быстро выяснила, что в этой школе учились, в основном, дочери лавочников и зажиточных фермеров, вследствие чего те, кто обучался в аналогичных, но более привилегированных учебных заведениях города, смотрели на них сверху вниз. Джоанна была чувствительна и самолюбива, ее обидело подобное отношение, и по возвращении домой она объявила тетке, что хочет учиться в более подходящей школе. Ее слова были восприняты совершенно спокойно; снова возникла пауза, как будто бы для того, чтобы разрешить этот вопрос с кем-то другим. По прошествии нескольких дней Джоанне было объявлено, что она может покинуть школу, если она ей не по нраву, но получать образование она должна, согласно своему положению.

Делать нечего, Джоанна вернулась в школу и оставалась там до 19 лет. В целом это было счастливое время; она чувствовала, что получает полезные знания, которые были бы недоступны ей, останься она дома. Кроме того, среди ее соучениц нашлось несколько дочерей бедных священников и вдов; они были леди по рождению, и Джоанна инстинктивно тянулась к ним, а они нисколько не завидовали ее успехам.

Когда Джоанне исполнилось 19 лет, ей внезапно сообщили, что она должна покинуть школу, хотя никаких намеков на это ранее не делалось. Всего лишь за день или два до этого тетка разговаривала с ней о возвращении в школу, даже не заикнувшись ни о чем. Расстроенная Джоанна принялась размышлять, что же могло произойти – и не связано ли это с визитом мистера Левинджера, их лендлорда, приходившего посмотреть, как ведется ремонт в доме.

Сама Джоанна за всю жизнь разговаривала с мистером Левинджером всего лишь несколько раз, и все же ей казалось, что всякий раз, когда они встречаются, он смотрит на нее с большим интересом. В этот раз Джоанна случайно проходила мимо бара, где беседовали тетка и мистер Левинджер, и потому расслышала его последние слова: «…слишком много для леди». Девушка не могла не отнести эти слова к себе. Потом мистер Левинджер вышел, увидел Джоанну и остановил ее; в течение нескольких минут они беседовали, а затем он резко повернулся на каблуках и вышел из дома с видом человека, исполненного решимости не проговориться о чем-то важном.

С той поры жизнь Джоанны стала невыносима. За год в школе она привыкла к более утонченному общению, и теперь ее безжалостно вырвали из привычного круга. «Корона и Митра», а также большинство связанных с ней людей стали ненавистны девушке. Борясь с отвращением, она ломала голову, пытаясь найти хоть какой-то способ спастись, бежать отсюда – и не могла придумать ничего, кроме проверенного временем средства: «пойти в гувернантки». Джоанна спросила разрешения – и оно было получено, после привычной уже паузы в пару дней. Впрочем, и на этом пути девушку ждало разочарование. И ее окружение, и ее собственные достижения были слишком скромны, чтобы преуспеть на этой плодородной ниве. Более того, как дружески сказала ей одна знакомая дама, для этой работы Джоанна была слишком хорошенькой. В конце концов, с большим трудом ей удалось найти место, весьма скромное – в качестве гувернантки детей ректора³ Брэдмута, мистера Биггена. Она продержалась 9 месяцев – пока мистер Бигген, добродушный ученый муж, не заметил ее красоту и ум и не начал проявлять к ней гораздо больше интереса, что никоим образом не обрадовало миссис Бигген. Последнее обстоятельство и привело к внезапному увольнению Джоанны, случившемуся за день до начала этой истории.

Перейдем к последней и самой серьезной беде, постигшей Джоанну: совершенно очевидно, что такая девушка не испытывала недостатка в поклонниках.

У Джоанны их было несколько, и все они ей не нравились, но более всего отвратителен ей был любимчик ее тетки, навязчивый и наглый Сэмюэл Рок.

Сэмюэл Рок был членом общины диссентеров⁴ и лучшим фермером в округе. Он обрабатывал около 500 акров земли, большая часть которой приходилась на богатые и плодородные торфяники. 300 акров были его собственностью, унаследованной и приобретенной. Разумеется, в связи с этими обстоятельствами, он считался прекрасной партией для такой девушки, как Джоанна Хейст, а если добавить к этому, что он был ей искренне очарован и больше всего на свете мечтал на ней жениться, то становилось очевидным, что и с ее стороны, вне всякого сомнения, – по мнению окружающих – следовало проявить полную взаимность.

К сожалению, никакой взаимности Джоанна не испытывала. У нее были вполне обоснованные причины – даже если они не казались таковыми окружающим – не желать иметь никакого дела с Сэмюэлом Роком. Именно от него она и сбежала сегодня сюда, в аббатство Рамборо, понадеявшись, что уж сюда Рок за ней не последует. Именно мысли о Роке делали невыносимым даже этот золотой полдень; ужас, который Джоанна испытывала перед этим человеком, заставил ее снова и снова искать возможные способы бегства из Брэдмута.

Она могла бы не тратить столько усилий на попытку скрыться. Джоанна вздохнула, оглянулась… и в этот момент на нее упала чья-то тень. Вскинув глаза, девушка увидела, что перед ней стоит Сэмюэл Рок собственной персоной, сжимая в руках шляпу и ухмыляясь самым непристойным образом.

Глава II
Сэмюэл Рок заявляет о себе

Мистер Сэмюэл Рок был не то чтобы молод – скорее, молодо выглядел. На самом деле ему было лет тридцать пять, и его вряд ли можно было назвать привлекательным. Он был довольно строен для своего роста, глаза были голубыми и чересчур подвижными, черты лица – правильными и резкими, за исключением подбородка, который был слишком массивен, что выглядело почти уродливо. Возможно, именно для того, чтобы скрыть этот недостаток, Рок носил бороду – каштанового цвета, очень длинную, но не слишком густую.

Сэмюэл Рок

Однако самой заметной чертой внешности были его руки – маленькие, почти женские, белые и изящные – на это не повлияла даже работа на свежем воздухе. Ногти у него были ухоженные, миндалевидной формы – любая женщина позавидовала бы таким.

Эти руки никогда не оставались в покое, постоянно двигались, и скрыто было в этих движениях что-то темное, неприятное, наводящее на мысли о странных извращениях. Одежда мистера Рока являла собой некий компромисс между строгим одеянием диссентеров – именно они являлись столпами и законодателями мод местной общины – и костюмом обычного фермера, состоящим из черного плаща, черной войлочной шляпы, бриджей и сапог для верховой езды.

– Как поживаете, мисс Хейст? – произнес Сэмюэл Рок своим мягким мелодичным голосом, однако руку не протянул, ибо нервно перебирал края шляпы.

– Благодарю вас! – довольно нервно отвечала Джоанна. – Как вы… (меня разыскали, собиралась она добавить, однако сообразила, что такой вопрос выдаст ее осведомленность в том, что мистер Рок ее искал) оказались здесь?

– Я… я гулял, мисс Хейст! – отвечал Рок, глядя на свои сапоги и покраснев, будто в прогулках было что-то неподобающее, а затем добавил: – Здесь ведь недалеко до моего дома, Мур Фарм, вы же знаете, и мне сказали… я решил, что вы можете быть здесь.

– Полагаю, вы имеете в виду, что спросили об этом мою тетю, и она послала вас за мной? – прямо спросила Джоанна.

Сэмюэл уклончиво улыбнулся, однако ничего не ответил.

Наступила пауза, во время которой Джоанна с растущим раздражением наблюдала, как длинные белые пальцы Рока теребят поля фетровой шляпы.

– Вам лучше надеть ее, вы простудитесь.

– Благодарю вас, мисс Хейст… очень мило, что вы заботитесь о моем здоровье.

С этими словами он осторожно нахлобучил шляпу на голову, и теперь его длинные каштановые волосы неряшливо торчали со всех сторон из-под полей.

– О, пожалуйста, не благодарите! – резко ответила Джоанна, боясь, что ее слова будут истолкованы Роком как знак некоего поощрения.

Снова наступила пауза; теперь Рок устремил взор своих бегающих голубых глаз к небесам, словно ища там вдохновения.

– Вам нравятся старые могилы, мисс Хейст! – наконец произнес он.

– Да, мистер Рок, возле них очень удобно сидеть, а когда придет время – не сомневаюсь, что и спать в них будет удобно! – отвечала девушка с мрачной иронией.

Сэмюэл вздрогнул – легонько, но заметно. Он был по натуре довольно нервным человеком и, несмотря на все свое благочестие, не любил подобные намеки. Если вы влюблены в молодую женщину, вам будет, мягко говоря, неприятно слышать, как она говорит о том месте, куда не достигает никакая земная любовь.

– Вы не должны думать о таких вещах в вашем возрасте… не нужно, мисс Хейст! – сказал он. – Есть много других вещей, о которых стоит думать прежде, чем об этом.

– Каких же? – опрометчиво поинтересовалась Джоанна.

Сэмюэл снова покраснел.

– Ну, скажем, о мужьях… колыбелях и всяком таком… – неопределенно ответил он.

– Спасибо, но я предпочитаю могилы! – довольно едко отозвалась Джоанна.

К этому времени до Сэмюэла дошло, что он оказался в тупике. На мгновение он подумал об отступлении, затем ему на помощь пришла обычная его решимость, скрывавшаяся за мягким голосом и робкими манерами.

– Мисс Хейст… Джоанна! – хрипло сказал он. – Я хочу поговорить с вами.

Джоанна почувствовала, что настал момент самого сурового испытания, однако попыталась найти убежище в легкомысленном тоне.

– Вы именно этим занимались последние пять минут, мистер Рок, а теперь мне пора домой.

– Нет-нет, не сейчас – вы не уйдете, пока не выслушаете то, что я должен вам сказать!

С этими словами Рок сделал такое движение, будто хотел преградить ей путь.

– Что ж, в таком случае поторопитесь! – отвечала она голосом, в котором боролись досада и страх.

Дважды пытался Сэмюэл заговорить – и дважды слова подводили его, поскольку он и в самом деле сильно волновался. Наконец, нужные слова нашлись.

– Я люблю вас! – выпалил он хриплым шепотом. – Клянусь Богом перед вами и перед лежащими здесь мертвецами, я люблю вас, Джоанна, люблю так, как никто никого не любил раньше и не будет любить впредь!

Девушка отшатнулась, напуганная его страстью, и посмотрела Року в лицо. Зрелище напугало ее больше, чем слова. Худощавое лицо Рока ожесточилось, его губы вздрагивали, длинные гибкие пальцы правой руки бессознательно теребили бороду, словно пытаясь заплести ее в косу. Джоанна перепугалась не на шутку. Она никогда в жизни не видела Сэмюэла Рока в таком состоянии.

– Простите… Мне жаль… – пролепетала она.

– Не извиняйтесь! – взорвался он. – Чего вам жаль? Ведь это же прекрасно, когда женщину любят, Джоанна! Уверяю вас, любовь не часто встречается на жизненном пути женщины, со временем вы это узнаете. Послушайте! Вы думаете, я не боролся с этим чувством? Думаете, я сам хотел подпасть под власть девицы, у которой за душой едва ли найдется шестипенсовик, и нет даже честного имени? Говорю вам, я боролся с этой любовью и молился, чтобы Господь избавил меня от нее. Я делал это с тех пор, как вам исполнилось шестнадцать лет! Я упускал шанс за шансом – ради любви к вам. Миссис Мортон – красивое тело, все, что нужно мужчине в жене, да еще и шесть тысяч фунтов и собственный дом – отличная сделка. Она была столь добра, что собиралась выйти за меня, но я отверг ее ради вас. Потом была вдова министра, истинная леди, святая женщина – и она была рада стать моей женой, но я отверг ее ради вас! Я люблю тебя, Джоанна, я люблю тебя больше, чем землю или деньги, чем все богатства мира, чем собственную душу! Я весь день напролет думаю о тебе, я мечтаю о тебе ночами. Я люблю тебя, я хочу тебя, и если я тебя не получу, то умру, потому что без тебя этот мир ничего для меня не значит!

Тут он сник, весь дрожа от страсти и изнеможения.

Если вначале Джоанна была встревожена, то теперь ее охватил ужас. Серьезность тона мужчины даже произвела впечатление на ее чувствительную натуру – было что-то завораживающее и в этой грубой вспышке страсти – однако слова Рока не вызвали в ее душе ответного чувства. Его страсть оттолкнула ее; он всегда не нравился ей, теперь же она его ненавидела. Ум Джоанны судорожно метался в поисках выхода из ситуации. Она понимала, что Рок не хотел ее оскорбить упоминаниями о бедности и незаконном происхождении – эти слова вырвались у него в порыве чувств, которыми он жил. Тем не менее она избрала чисто женскую тактику, решив сделать акцент именно на этой части его признания – и обратить его слова против него самого.

– Вот как, мистер Рок! – сказала она, поднимаясь с земли и выпрямляясь прямо перед Сэмюэлом Роком. – Как же вы просите меня стать вашей женой – а я полагаю, вы имеете в виду именно это – если в то же время попрекаете меня бедностью и моим происхождением? Мне кажется, вам лучше вернуться к миссис Мортон или к вдове министра, к этим истинным леди, а меня оставить в покое!

– О, не сердитесь на меня! – почти простонал Рок. – Вы же знаете, я не хотел вас обижать. Да и как я могу вас обидеть, если я так люблю вас и хочу, чтобы вы были моей? Лучше бы мне вырвать мой язык прежде, чем те слова сорвались с него. Вы будете моей, Джоанна? Послушайте же: вы первая и единственная, кому я когда-либо говорил слова любви, и я стану вам хорошим мужем. Вы получите все, что захотите, если выйдете за меня, Джоанна. Если бы кто-нибудь сказал мне в юности, что я буду так жаждать и так умолять женщину, я бы обвинил его во лжи; но вы поработили меня, вы вышибли землю у меня из-под ног, вы оттолкнули и отвергли меня – а я все равно не могу жить без вас… Я не могу без вас жить, это чистая правда!

– Боюсь… вам придется, мистер Рок! – сказала Джоанна чуть мягче, поскольку слезы, дрожавшие в глазах Сэмюэла Рока, отчасти растрогали ее, да и какой женщине не будет лестно, что мужчина любит ее с такой страстью. – Я… Я не люблю вас, мистер Рок.

Тяжелый подбородок Рока опустился на грудь. Потом он с усилием поднял голову и снова заговорил.

– Я и не ждал иного. Для несчастного грешника это было бы слишком большой удачей. Но будьте честны со мной, Джоанна – если женщина вообще способна на честность – скажите, любите ли вы кого-то другого?

– Никого! – карие глаза Джоанны изумленно распахнулись. – Кого же мне любить здесь?

– Ах, этого довольно! – воскликнул он со вздохом облегчения. – В здешних краях нет никого, кто был достоин вас. Вы ведь леди, каковы бы ни были обстоятельства вашего рождения, и вы стремитесь к тем, кто вам ровня. Глупо отрицать это: я наблюдал за вами, я видел, как вы смотрите на всех нас – свысока – и все, что я могу на это сказать – будьте осторожны, чтобы это не доставило вам неприятностей. Но все же, все же… пока вы не любите никого другого – а такому человеку будет лучше держаться от меня подальше, будь он проклят! – для меня все еще остается надежда. Послушайте, я не хочу давить на вас, но… просто обдумайте мои слова. Я не спешу. Я ждал бы и пять лет, если б был уверен, что в итоге вы станете моей. Простите, я напугал вас своей грубостью: я был дураком, я должен был учесть, что для вас это все ново и неожиданно – в отличие от меня. Послушайте, Джоанна, скажите же мне, что я могу надеяться… и ждать, и вернуться к этому разговору снова – хотя я и так буду ждать, и приду к вам снова, и буду приходить до тех пор, пока дыхание и жизнь теплятся во мне, и пока я смогу надеяться…

– Зачем, какой в этом смысл? – спросила Джоанна. – Я не люблю вас, а любовь не вырастает на пустом месте от одного лишь ожидания. Не любя же вас – как я могу за вас выйти? Лучше покончить со всем этим сразу и навсегда. Мне очень жаль, мистер Рок, но вины моей в этом нет.

– Какой смысл, вы спрашиваете? Да Боже всемогущий! Со временем вы изменитесь, станете думать иначе; со временем вы узнаете, что любовь истинного христианина и все, что с ней связано, нельзя просто отбросить прочь, выплеснуть, словно обмылки. Со временем ваши дядя и тетя, возможно, научат вас всему этому, хоть вы и презираете меня с тех самых пор, как уехали в эту свою школу…

– О, не говорите им ничего! – воскликнула Джоанна умоляюще.

– Почему? Я уже сказал им все. Я говорил с вашей тетей сегодня, и она всем сердцем пожелала мне удачи и благословила. Уверен, она очень рассердится, если узнает, как обстоят дела на самом деле.

При этих словах лицо девушки омрачилось. Когда тетка узнает, что Джоанна отвергла Сэмюэла Рока, ее ярость трудно будет передать словами.

Рок наблюдал за девушкой, словно читая ее мысли. Отчаяние породило хитрость – и он решил использовать смятение девушки в своих интересах.

– Послушайте, Джоанна, пообещайте сейчас, чтобы обдумаете мои слова – и я помогу вам с миссис Джиллингуотер. Я знаю, как с ней справиться, и обещаю, что вы не услышите от нее ни единого грубого слова. Джоанна, Джоанна, я ведь не так много прошу. Позвольте мне прийти за ответом через полгода. Вас это ни к чему не обязывает, а для меня означает надежду.

Джоанна колебалась. Осторожность подсказывала, что с этим человеком лучше не иметь дела вовсе, покончить раз и навсегда, но тогда на нее обрушится то, чего она действительно боялась больше всего – ярость ее тетки. С другой стороны, если она уступит, то Сэмюэл защитит ее – она почти не сомневалась в этом – хотя бы ради самого себя, если не ради нее. Что может измениться за полгода? Возможно, за это время она сможет сбежать из Брэдмута и от Сэмюэла Рока – и таким образом избавиться от необходимости давать какие-либо ответы.

– Если я сделаю так, как вы хотите – пообещаете не беспокоить меня, не искать лишний раз встречи и не разговаривать со мной обо всех этих вещах в течение шести месяцев?

– Да, клянусь! Не стану!

– Хорошо. Будь по-вашему, мистер Рок. Только прошу вас понять правильно: я вовсе не хочу вас обнадеживать и не думаю, что через полгода мой ответ будет отличаться от сегодняшнего.

– Я понимаю, Джоанна.

– Очень хорошо. Тогда – до свидания! – и она протянула ему руку.

Он осторожно взял ее и, повинуясь внезапному порыву, прижал пальчики Джоанны к губам и несколько раз поцеловал их. Девушка вырвала руку и отступила.

– Уходите! Так-то вы держите свое слово!

– Простите меня! – смиренно отвечал Рок. – Я не мог с собой справиться. Небеса знают, нет у меня на это сил. Я больше не нарушу свое слово.

Он повернулся и зашагал прочь по траве среди могил – медленным и каким-то кошачьим шагом.

Наконец, Рок скрылся из виду, и Джоанна с облегчением опустилась на траву. Первым ее чувством было ликование от расставания с мистером Роком, но длилось оно недолго. Интересно, сдержит ли он свое обещание и скроет ли от тетки то, что его предложение было отвергнуто? Если нет, то ей останется одно: бежать из Брэдмута, поскольку все здесь ожидают от нее только одного – что она выйдет замуж за Сэмюэла Рока. Социальные условности в их маленьком городе были не столь строги, чтобы считать это чудом, но гордость Джоанны восставала при одной только мысли об этом.

– После всего этого, – сказала она вслух, – как можно считать его выше меня по положению? Почему тетя всегда говорит о нем так, будто он король, почтивший вниманием девушку-нищенку? Моя кровь ничем не хуже его, а то и лучше!

Тут взгляд Джоанны обратился к древним надгробиям, чьи верхушки виднелись среди травы, желтых цветов гусиных лапок и белых шапочек овечьей петрушки. Эти белые цветы отмечали места стоянок лаконов – йоменов-фермеров прежних времен. Последним из лаконов был дед Джоанны – пока не пошел по кривой дорожке и не растратил свое наследство и имущество, большая часть которого теперь принадлежала Сэмюэлу Року.