Zitate aus dem Buch «Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии»

Я утешал себя мыслью о том, что у подростков лобные доли мозга еще не полностью миелинизированы (то есть нервные волокна не полностью покрыты защитной миелиновой оболочкой). Именно этим принято объяснять то, почему молодые люди получают такое удовольствие от рискованных поступков: лобные доли их мозга – место, которое контролирует социальное поведение человека и просчитывает соотношение между потенциальным риском и пользой, – не развились окончательно, в то время как повышенный уровень тестостерона, связанный с половым созреванием, подталкивает юношей к агрессивным поступкам (пускай даже всего-нав

Недаром я всегда твержу младшим врачам: прежде чем совершить нелепую ошибку, тщательно выбирайте пациента.

«Хотите увидеть свой мозг?» – спрашивал я пациентов. Одни охотно соглашались, другие отказывались. Тем, кто соглашался, я говорил: «Вы один из немногих людей за всю историю человечества, которым довелось увидеть собственный мозг!» И пациенты в благоговейном трепете смотрели на монитор, показывающий их мозг. Был у меня даже случай, когда зрительная кора левого полушария (участок мозга, отвечающий за зрительное восприятие с правой стороны) смотрела на саму себя.

Это до боли знакомое действие успокаивало и настраивало на операцию, хотя неизменно сопровождалось чувством легкого напряжения под ложечкой. За годы врачебной практики я проделывал это,

Как и многие опытные следователи, он считал, что мягкость и сила убеждения дают лучшие результаты, чем жестокость.

королевы Анны, построенный в 1713 году, был чудесен: комнаты идеальных пропорций, обшитые деревянными панелями и выкрашенные в мягкий бледно-зеленый цвет; чугунные каминные решетки (сегодня такие обошлись бы в кругленькую сумму) в каждой комнате; высокие подъемные

Генри Марш, всемирно известный нейрохирург, создал предельно откровенную и пронзительную книгу.

Хорошие отношения между хирургом и анестезиологом исключительно важны, особенно если возникают проблемы, так что в сложных случаях без коллеги, с которым ты дружишь, попросту не обойтись.

Однако в последние годы моя любовь к ней начала таять. Я объясняю это тем, что к врачам все чаще стали относиться как к второсортным работникам гигантской корпорации. Я больше не чувствовал, что профессия врача особенная – она перестала отличаться от остальных профессий. Я превратился в заурядного члена огромного коллектива, многих сотрудников которого даже не знал лично. Мои полномочия все сужались и сужались. Ко мне начали относиться так, словно я не заслуживаю доверия. Я был вынужден все больше времени проводить на всевозможных утвержденных правительством обязательных собраниях, которые, на мой взгляд, не приносят пациентам ровным счетом никакой пользы. Мы стали тратить больше времени на разговоры о работе, чем на саму работу. Сегодня мы смотрим на снимки и решаем, стоит ли лечить пациента или нет, даже не удосужившись предварительно с ним встретиться. Происходящее все сильнее раздражало

персоной. И я действительно зачастую воспринимал работу как чудесную возможность заняться чем-то увлекательным, раскрыть себя.