Buch lesen: «Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945»

Предисловие

Чтобы в полной мере оценить эту книгу, читатель должен иметь представление о командной структуре подразделений истребителей германского люфтваффе, а также понимать значения некоторых слов, которые необходимо оставить в тексте в их оригинальном виде на немецком языке, поскольку в русском равных им по значению не существует.

Так, самое мелкое тактическое формирование, состоящее, как правило, из двух или трех самолетов, называлось Rotte, а командир этого формирования – Rottenführer (роттенфюрер). Самое мелкое тыловое подразделение люфтваффе, которое использовалось так же, как тактическое, носило название Schwarm. Оно состояло из четырех или пяти самолетов. В полете им командовал Schwarmführer (швармфюрер). Несколько таких подразделений, обычно от трех до пяти, формировали Staffel, которым командовал офицер, именуемый в этой книге Staffelkapitän (штаффелькапитан) или иногда просто Kapitän, независимо от его настоящего воинского чина. Как правило, командующий этим подразделением носил звание Hauptmann (гауптман), или майор, и называли его просто командиром. В полете, когда он вел в воздухе свой Staffel, офицера именовали Staffelführer (штаффельфюрер). Три подразделения Staffel формировали Gruppe, чей командующий офицер был известен как Kommandeur, независимо от его настоящего чина в люфтваффе. Три Gruppen составляли Geschwader, самое крупное тыловое подразделение, о котором упоминается в этой книге. Командующий Geschwader офицер назывался Kommodore.

Fähnrich – квалифицированный пилот со статусом офицера, но еще не получивший воинское звание. Название этой категории можно перевести как пилот-курсант или просто курсант. В германских эскадрильях истребителей обычно был интендант. В порядке исключения он тоже носил звание Hauptmann, или капитан.

Friend Hein – немецкое разговорное выражение, означающее смерть.

Слово Flugzeugführer означает пилот.

Глава 1

Вот что сказал мне много лет назад мой отец:

– Ты хочешь быть летчиком? Теперь подумай, мой мальчик. Внизу под нами живет такая же семья, как наша: папа, мама и их ребенок. Они, так же как и мы, усердно молятся перед ужином. А ты хочешь полететь и сбросить бомбу на этих мирных людей!

– Нет, – ответил я. – Нет, папа. Я хочу быть пилотом истребителя. Тем, кто сбивает бомбардировщики.

После этих слов я протянул родителям в окно вагона поезда руки. Мама тихо плакала, а отец едва слышно произнес:

– Возвращайся невредимым, мой…

Первый полет над полями и широкими лесами, над красными черепичными крышами небольшого городка, тяжелые чемоданы, с которыми я прибыл на фронт. Ох, они были действительно тяжелыми! Я поставил их на пол и вошел в казарму с сухим и пыльным полом. Это было в Аббевилле… Неподалеку от этого городка проходила линия фронта. Стоявший передо мной худощавый человек в простой льняной летной форме – Kommandeur – был командиром аббевилльских ребят. Ярко-желтый спасательный жилет свободно висел на его плечах, а из-под воротника виднелась трехцветная полоска из черной, белой и красной частей.

– Сколько лет?

– Девятнадцать, герр майор.

Офицер выпятил нижнюю губу и несколько мгновений молча смотрел на меня.

– Есть какие-нибудь пожелания?

Эти слова прозвучали как издевательство, но у меня на самом деле было желание оказаться рядом с друзьями. Вернер и Ульрих напоминали мне о родном доме.

Раскаленный солнцем воздух дрожал над бетонными взлетно-посадочными полосами и большими участками, поросшими травой. Мне пришлось почти полчаса тащить тяжеленные чемоданы на другой конец аэродрома. Над самым горизонтом вдруг что-то сверкнуло: двенадцать истребителей должны были через несколько секунд оказаться у меня над головой. Вскоре можно было уже различить кабины, крылья и орудия – самолеты летели низко над землей, но глухого гула моторов я по-прежнему не слышал. Вскоре за стеклами кабин стали видны лица в очках. Тупые носы истребителей неслись в мою сторону. Тонкий поющий звук в одно мгновение стал громким, затем самолеты, словно гром, проревели у меня над головой и скрылись.

Я обернулся им вслед. Двенадцать хвостов с оперением единым фронтом снова взмыли высоко в небо. Так вот они какие! Томми¹ называли этих летчиков «аббевилльскими ребятами», боялись и уважали их.

– Стрелковое звено! – сказал я себе.

Самолеты вернулись. Сделав крутой вираж, они облетели поле аэродрома по кругу и стали дружно снижаться. Свист, рев и резкие хлопки сопровождали аккомпанементом вращавшиеся по инерции винты двигателей. На какую-то долю секунды машины сверкнули своими плоскими, серебристо-голубоватыми брюхами, приблизились к своим теням на траве и аккуратно приземлились на широко расставленные колеса шасси. «Может, это моя эскадрилья? – подумал я. – А может быть, Ульрих с Вернером тоже служат здесь? А вдруг они уже погибли?» Я протащил свои чемоданы немного дальше, подгоняемый радостным предвкушением встречи с друзьями.

В этот момент из расположения эскадрильи в небо медленно и неловко поднялась «железная птица». Мотор машины ревел, она направилась в мою сторону, расставив тонкие, похожие на ноги аиста, стойки шасси, собираясь снова сесть на землю. Самолет приземлился чуть не в тридцати шагах от полоски дерна. Пилот выпрыгнул из кабины, словно клоун на представлении в дешевом шапито.

– Привет, старик! Что за зрелище предстало моему бедному, утомленному взору! Ты тоже приволок свои кости на этот рынок?

Передо мной стоял Ульрих, темноглазый резервист из запаса, с длинными, почти черными волосами. Ульрих – мой приятель с первых дней службы, носивший свою форменную майку с огромным почтением и забиравшийся каждый вечер в казарме на самую верхнюю койку.

– Ульрих, старина, как ты узнал, что я здесь? – пробормотал я.

– Каким ты был тугодумом, таким и остался! Как я узнал о твоем приезде? Увидел, как ты ковылял по полю, и сразу узнал твою круглую физиономию. У меня соколиный глаз, старик, соколиный! Покурим?

От Ульриха, как всегда, пахло французской туалетной водой.

– Кстати, у тебя вид заправского швейцара, – насмешливо продолжил мой приятель. – В нашей эскадрилье машины для тебя нет, но эта вполне подойдет. Простецкая, правда? Ну что, пошли?

Мы засмеялись и направились к самолету. Ульрих шел своей обычной походкой, наклонившись вперед, отчего казалось, что он упадет и уткнется носом в землю. В уголках его губ и глаз появились заметные морщинки.

– Да, сильно потрепало аббевилльских ребят, – усмехнулся Ульрих. – Сегодня вечером мы собираемся утопить нашу тоску.

– А где Вернер? – спросил я с внутренним содроганием.

– Час назад прыгнул с парашютом над Сент-Омером. Досталось ему прилично. Зенитки все брюхо пропороли. Бедняга только что вышел на связь. Возвращается с другим самолетом. Бросай свою сигарету!

Мы забрались в кабину самолета, и началось мое самое короткое в жизни воздушное путешествие. Несколько секунд спустя мы вылезли из машины и спрыгнули на землю между двумя ангарами.

– Тот, который впереди, – Kapitän, – тихо пробормотал Ульрих.

Офицер вполне мог сойти за курсанта. Его молодое загорелое лицо было как у восемнадцатилетнего мальчишки. Пилоты лежали в шезлонгах между самолетами и ждали следующего вылета. Kapitän познакомил меня с каждым из них, затем Ульрих усадил меня в шезлонг рядом с собой.

Двух пилотов, сидевших справа от меня, звали Фогель и Майер 2-й. Странная парочка. Казалось, они существовали исключительно друг для друга.

– Лучшие в эскадрилье, – прошептал мой приятель, кивнув в их сторону.

Внимание летчиков вдруг привлек громкоговоритель. Ульрих напряженно вслушивался, крепко сжав губы. Сначала можно было различить только глухой гул, какой обычно бывает, когда включается электропитание. Затем голос объявил:

«Ахтунг, ахтунг!² Вражеские самолеты над Лондоном. Похоже, четырехмоторные бомбардировщики!»

Ульрих едва слышно выругался:

– Нам опять лететь.

Нервно бросив сигарету, он повернулся и направился к своей машине. Другие пилоты уже забирались в кабины.

«Готовность номер один!» – донеслось из громкоговорителя.

Задержавшиеся летчики тоже садились в кабины самолетов. Я стоял на крыле рядом с Ульрихом, который, сжавшись в узком кресле, пристегивал ремни.

– Покажи им! – Рассмеявшись, приятель толкнул меня в грудь.

– Покажу, – кивнул он, затем взволнованно повторил: – Покажу, покажу…

Кулаки Ульриха сжались, и я увидел, каким серьезным сделалось его лицо. Взгляд стал отсутствующим. В глазах отражалось нечто странное: не страх, а какая-то фигура с косой, направлявшаяся к нему по широкому полю. Поскольку мы с Ульрихом были давно знакомы, из-за непривычного выражения его глаз он вдруг показался мне пришельцем с другой планеты, стремившимся изучить землю и жившим среди людей с целью узнать их привычки, радости, горести, чтобы тоже стать способным любить, сражаться и погибать, как каждый смертный.

«Ахтунг, ахтунг! Эскадрилья, на взлет! Вражеские самолеты с десантом над устьем Темзы. Продувка».

Двигатели мощностью в две тысячи лошадиных сил мгновенно ожили. Поток воздуха от винтов оттолкнул меня назад, как будто восемьдесят тысяч лошадей проскакали мимо меня. Сорок маленьких, компактных одноместных машин промчались по летному полю, тяжело оторвались от земли и с нарастающей скоростью помчались навстречу врагу.

В тот же день один из пилотов нашей эскадрильи победил в своем двадцать пятом по счету воздушном бою. Вечером толпа ребят ввалилась к нам, чтобы в компании поздравить удачливого товарища. Kommandeur со своим штабом, капитаны из соседних подразделений, пилоты – все были здесь. По сравнению с утром их внешний вид сильно изменился. Вместо промасленных летных комбинезонов они надели белую или темно-синюю форму, белоснежные рубашки и согласно особому обычаю эскадрильи белые носки. Даже в Версале вы не увидите такого старательного соблюдения этикета, как здесь. Хотя, несмотря на это, беседы велись весьма вольные.

Интендант нашей эскадрильи тоже пришел. Это был майор-резервист, который всегда носил форму английского покроя. Его частенько называли «папой», и он действительно мог сойти за отца каждому из нас. Сейчас он начал рассказывать историю о «вечернем приеме», устроенном чужеземному гостю в маленьком замке неподалеку от Сент-Омера, о легендарном англичанине, который когда-то лишился обеих ног, а теперь был сбит в бою. Отважный летчик приземлился целым и невредимым, но его протезы сломались. Попавший в плен знаменитый командир авиационного крыла Бэйдер оказался среди немецких летчиков. Командир эскадрильи истребителей лично пригласил его на вечеринку.

Оба аса сидели в глубоких креслах возле камина, не сводя глаз с потрескивающих углей. Атмосфера была несколько напряженной. Все понимали чувства гостя. Неподвижные лица летчиков в тусклом свете от пылающих поленьев выглядели спокойными. Никто не проронил ни слова. Время от времени пилоты понемногу потягивали из своих бокалов, ни на минуту не забывая о соблюдении маленьких формальностей. Немцы не могут вести себя по-другому. Они оказывали честь гостю, который пренебрег тем, что у него не было обеих ног, и сражался за свою страну.

Странность ситуации и размышления о сбитом противнике вызывали у всех одинаковые мысли. Летчики проклинали войну и судьбу, которая бросает человека после его рождения в общество и заставляет приспосабливаться к нему. Почему каждый из них не родился в Англии? Тогда эта страна получила бы еще много классных пилотов. Почему англичанин, сидевший у камина, не был немцем? Вероятно, он мог бы стать нашим командиром. Разве до войны мы часто не сидели за одним столом с теми, убить которых теперь являлось нашей высочайшей обязанностью? Вдруг стало совершенно непонятно, как люди с одинаковыми чувствами, желаниями и нуждами могли уничтожать друг друга.

И англичанин, вероятно, размышлял об этом, но тоже оказался не способен решить проблему и перестал думать о ней. Когда он отвел глаза от камина, летчики подняли в его честь бокалы. Затем между пленным и немецким генералом завязалась, выражаясь общим языком истребителей, дискуссия об опыте ведения воздушных боев. Такие беседы могут вести только большие друзья.

В тот же вечер гость спросил, нельзя ли доставить сюда из Англии его запасные протезы, и несколько часов спустя британский радист держал в руках радиограмму: немцы предлагали в оговоренное время организовать их самолету эскорт до места, куда следовало сбросить протезы на парашюте. Но англичане, кажется, не очень доверяли противнику, поскольку на следующий день прислали сообщение, что протезы будут сброшены в другое время и в другом районе.

Наградой нашему майору за его рассказ было внимание летчиков. Совсем недавно я слышал об этом замечательном офицере Военно-воздушных сил Великобритании, который постоянно призывал своих товарищей бежать из лагеря военнопленных. В конце концов он бежал, и некоторые даже предполагали, что наш генерал побудил его к этому. Во всяком случае, генерал от души выругался, услышав, что группу беглецов-англичан поймали.

Когда рассказчик умолк, вокруг воцарилась тишина. Немногие из моих товарищей-пилотов знали о памятном месте перед камином в замке Сент-Омера: иных уж не было на этом свете. Неудивительно, что мы молчали.

Kommandeur поднялся:

– Друзья! Аббевилльские ребята приходят, выполняют свой долг и уходят. Они следуют примеру своих павших собратьев. Наши братья завещали нам свой рыцарский дух. Каждый из нас может пронести этот дух в себе и передать его следующим поколениям, даже когда неприятель празднует победу. За всех настоящих рыцарей!

Из соседней комнаты донеслись приглушенные звуки джаза. «Рыцари всегда будут существовать, в любую эпоху», – подумал я.