Стекольщик

Посвящается моим родителям

Кейле и Абраму ТАЙЧЕР

Герш Тайчер

© Герш Тайчер, 2021

ISBN 978-5-0055-1561-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СТЕКОЛЬЩИК

ВЕЛИЧИЕ ГОРОДА СТЕКОЛЬЩИКОВ

Наш город, Черновцы, как только не называли. Но никто никогда не отваживался назвать его великим и величественным. Тут есть шарм, красота, неповторимость. Однако нет прямого, непосредственного величия. Как в столицах или больших городах. Черновцы всё-таки небольшой город.

Но эта книга не о Черновцах в привычном понимании. Эта книга о черновицком духе, которым город наполняет податливого человека где-то глубоко внутри.

Эта книга о борьбе, которую порождает этот дух. Именно ею дышат каждая страница книги, каждый абзац и каждая глава. Читая, открываешь для себя цветную и выпуклую исповедь жизни целого поколения горожан, видишь упорный хоровод еврейских фамилий – синонимов побед, триумфов и, конечно, неудач и поражений.

В книге беспрерывно идут ожесточенные бои за право, родившись стекольщиком, через полуподвальное детство, унижения и обиды, стать человеком. Причём, не имеет значения, с большой буквы или с маленькой. Просто хотя бы обычным человеком. А вот когда ты становишься человеком всё-таки с большой буквы, тогда и Черновцы кажутся уже не маленьким городком, а величественным городом.

Черновцы выступают в книге в не совсем привычном амплуа места для начала предстоящих сражений. Эта книга о том, как правильно нужно брать жизненный разгон. Город – только наковаленка, закаляющая людей. Желающих, не всех. Без оглядки на национальность. Важно то, чего они хотят достичь. Человек владеет своей жизнью. Может её пропить, прогулять, а может попробовать чего-либо достичь. В принципе, утверждает автор, все люди одинаковы. Они имеют только некоторые несущественные различия. Как, например, способность или неспособность к борьбе, которые даёт город.

«…Есть у тебя где-то внутри мотор какой-то. Вот этот мотор и поможет тебе преодолеть любые трудности в жизни. Нет преград, нет границ, которые тебя остановят, ты далеко пойдёшь», – так диагностирует автор эти качества у главного героя, сына черновицкого стекольщика, представителя профессии, которая давно тихо скончалась. Как и тот маленький милый стеклянный городишко нашего детства.

И это оказывается ещё одной, неожиданной и незаметной, изюминкой «міста купців і митців», как гордо называют его современные городские экскурсоводы.

Прочитав книгу, мы убеждаемся в наличии достаточно величественной всемирно-исторической миссии Черновиц. В соответствии с ней, великие люди в Черновцах только рождаются. Чтобы потом побеждать и купаться в триумфе в других городах и местах. Так было много раз и так, кажется, есть и в нашем случае.

Триумфаторы не возвращаются в Черновцы в часы своего триумфа. Они наслаждаются этим триумфом где-то там, далеко от города. Потом, через некоторое время, приезжают сюда высказать признательность какому-нибудь дому, подъезду, полуподвалу, просто окну или двери, а также старенькому учителю за то, что те верно направили их на борьбу. Но на самом деле учителем был весь город. Такой маленький, но необычайно умный, образованный, величественный.

Автор, вдоволь насладившись триумфами, пребывает в таком чудесном возрасте, когда может написать книгу, а в ней изложить то, что считает необходимым и важным.

Но это не автобиография. Книга, как охотно признаётся автор, – просто способ ещё раз пережить определённые периоды жизни, не только и не столько в Черновцах. О чём-то пожалеть, что-то напомнить себе и читателю, у кого-то попросить прощения. Но всё это сделать веселее, задорнее, быстрее, не так больно, как было раньше.

С автором мы принадлежим к одному поколению. Поколению, которое уже достигло психологической зрелости. То есть, понимания того, как много вещей в мире не требуют ни твоего мнения, ни твоих комментариев. Взамен этого психологически зрелые люди пишут такие откровенные книги, как эта, и их особенно не беспокоит, что кто-то о них скажет. Поэтому людям нашего поколения автор интересен тем, что пишет правду. Она в скрупулёзных деталях этого жизнеописания. Мы, неевреи, правды тогда не знали, да и сейчас представляем в весьма общем виде.

Не исключено, что мы могли встречаться, хотя тогдашние социальные лифты и разнесли нас в разные, часто противоположные, углы жизни. Мы были похожими между собой, как все черновицкие. Но была между нами существенная разница. Моя борьба сильно отличалась от борьбы автора. Я не ездил поступать в университет в Новосибирск, я мог поступить и тут, а он – нет. Мои поражения я не запомнил, они не имели для меня решающего значения. А он дотошно разложил свои по полочкам памяти, а со временем – в главах этой книги. Кроме того, он к ним серьёзно готовился, а я – нет. Я готовился к жизни вообще, он – в частности. У нас были разные виды борьбы. Моя – будто тренировочная, не взаправдашняя, а его – настоящая, не на жизнь, а на смерть. Его успех необходимо было завоевать, имея за спиной простое происхождение и, главное – и это нужно признать, – национальность.

И всё же главным репетитором для него был город, а не уважаемый Исаак Исумирович Гольдман.

Теперь автор – вполне реализованный человек «на частичной пенсии», вышедший из конкуренции и живущий в своё удовольствие.

Но писать для него – не блажь. Я видел, как он к этому относится – вполне серьёзно и внимательно. Он делает это органично и естественно. Как дышит, плачет на могиле отца-стекольщика или смеётся на юбилее друга детства. Но пишет, безусловно, талантливо и точно. Совсем не похоже на кого-либо.

Еще раз убедился: у настоящих черновицких врождённый литературный талант прозаиков. Особенно у физиков, химиков, математиков. Не важно, выпускников какого вуза. Тут важна черновицкая основа. Важно быть черновицким по сути. Но если черновицкий взялся за перо, то, о чём он будет писать, обязательно будет вестерном, книгой о борьбе. Черновицким было отведено не много времени, они достигали собственного будущего, ежедневно побеждая настоящее. Ещё живя в Черновцах, напряжённо учились с лучшими репетиторами, занимались спортом, закалялись, так как знали: впереди сражение, которое нужно выиграть. Кто не борется, тот сдаётся сразу и идёт ко дну. Таких было десятки тысяч. А возможно, и сотни. Но несколько сотен победили. Хотя эти расчёты очень приблизительны. Может быть, всё было как раз наоборот.

Совсем случайно эту книгу оформляла и иллюстрировала талантливая черновицкая художница Раиса Рязанова, которая родилась в Новосибирске, а редактировала не менее талантливая черновчанка Лариса Хомич, детство и юность которой прошли рядом с автором. Да и учились они в тех же школах маленького города.

И снова о величии Черновиц. Так вот. Величие маленького города в его людях-победителях. Таких, например, как герой этой книги, сын стекольщика.

Владимир КИЛИНИЧ

ОТ АВТОРА

Какова природа сил, притягивающих нас к нашему прошлому? Почему эта вечная гравитация преследует нас повсюду? У меня нет ответов на эти вопросы, но я знаю, что эти силы притяжения усиливаются с приближением пенсионного возраста.

Вступительные экзамены на физическом факультете Новосибирского государственного университета в 1970 году были кульминационным моментом в жизни многих дерзающих молодых людей. Готовиться к этому нужно всю сознательную жизнь. В предлагаемой книге описаны эти испытания и подготовка к ним.

В бою ничто не решается. Победители идут в бой не воевать, а побеждать. Успех же определяется подготовкой и выбором правильного момента. Не способных же победить втягивают в бой, чтобы нанести им поражение. Существует определённая асимметричность между победой и поражением. Победа достигается и забывается с лёгкостью, а поражение, даже кратковременное, воспринимается мучительно и оставляет болезненные раны надолго. Не только к победе, но и к поражению, даже к минимальной неудаче нужно готовиться заранее, чтобы раны могли заживать быстро и в следующем бою увеличить шансы на успех.

Работа над этой книгой началась, когда в возрасте 67 лет автор вышел на частичную пенсию. До этой книги автор самостоятельно написал только одно, очень короткое, сочинение в седьмом классе, которым очень гордится. Автор приносит глубокую благодарность учительнице украинского языка и классной руководительнице, которая высоко оценила одноразовое творчество автора.

Автор приносит также глубокую благодарность своим учителям математики и физики, без которых эта книга не была бы написана и вообще вся жизнь автора была бы прожита по-другому.

Часто после разговора с кем-то хочется вернуться и сказать что-то очень умное и уместное. У писателя есть такая возможность: можно вернуться и переписать целый кусок по-другому. Однако завтра книга идет в печать – и со всем умным и уместным придётся подождать до следующей книги.

Автор будет искренне рад получить от читателей творческую и острую критику. Похвалы автор уже достаточно наслушался от родных и близких.

Все персонажи, события, имена, места, даты и количества, описанные в данной книге, – вымышленные, автор не несёт ответственности за совпадения с реальными людьми и событиями.

Черновцы, 1 сентября, 2019 год

ПРОЛОГ

Сингапур

В бой! Я открыл глаза и сразу понял, что не дома, а в больнице. И ещё я понял, что встать не смогу. Ничего не болело, но я чувствовал себя уставшим, хотя, по-видимому, спал долго. За окном светало, но солнца ещё не было видно. С левой стороны кровати стояла капельница, от которой тянулась тонкая пластиковая трубка к моей левой руке.

Вот и первый луч солнца прорвался сквозь окно и узкой полоской осветил белый шкаф. Я закрыл глаза, пытаясь подремать, и почувствовал, как моя кровать стала вращаться вокруг своей оси с ускорением. Через несколько минут вращение кровати стало невыносимым, и я открыл глаза. Полоска луча на шкафу была левее того места, где я её оставил несколько минут тому назад. Это был намёк, что жизнь продолжается своим чередом.

Чувствовалось, что время бежит, а всё остальное остановилось, а если и двигалось, то очень медленно. Даже мои странные и обрывочные мысли неторопливо ковыляли в моей черепной коробке, часто спотыкаясь. В них не было ни хронологического, ни смыслового порядка. Мне показалось, что всё это является частью чего-то из прошлого, чего-то, что однажды уже было со мной. Что было, где было, когда было?..

Над моей головой висел шнур, я дернул его, и через минуту вошла медсестра. Это была немолодая женщина азиатского происхождения.

– Доброе утро, доктор Сол, – сказала она, дружелюбно улыбаясь. – Как вы себя чувствуете? Как вам спалось?

– Я хочу пить, в горле сильно пересохло. Пожалуйста, позовите мою жену.

– Ваша жена звонила несколько раз в течение ночи, в последний раз – не более сорока минут назад. Я сказала ей, что вы ещё спите, а она мне ответила, что в любом случае выезжает из дому и прибудет в больницу к восьми часам.

– Спасибо за информацию, – и когда медсестра уже была в дверях, я добавил: – И ещё, когда я увижу моего врача?

– Он будет делать обход с девяти до одиннадцати, – ответила она и вышла из комнаты. Не успела медсестра закрыть дверь, как мышцы моей шеи расслабились и я уснул.

В бой! Я открыл глаза и увидел свою жену, сидящую на стуле с правой стороны кровати. Она увидела, что я проснулся, взяла мою правую руку в свои руки и сказала:

– Доброе утро, Сол. Я уже говорила с врачом: все результаты анализов хорошие, и мы сможем идти домой через пару дней.

– Как хорошо, Эвита. Мне здесь изрядно надоело. Пить хочу, – проскрипел я, указывая на стакан воды на столике.

– Дети звонили? – спросил я после того, как отпил треть стакана воды.

– Вчера я говорила со всеми. У них всё нормально, только очень заняты, как всегда. Конечно, все спрашивали, как ты себя чувствуешь, и желают тебе быстрой поправки, – она погладила мне руку и продолжила: – Как ты можешь догадываться, все телефоны звонят непрерывно уже три дня.

– Сейчас я не хочу ни с кем разговаривать ни на какие темы, – я соврал маленько, на самом деле я хотел разговаривать, но был не в состоянии. – Всем отвечай, что на следующей неделе я свяжусь с ними. Какой день сегодня?

– Сегодня четверг, 4-е июля. Сегодня День независимости в Америке.

– А для меня 4-е июля – это день, когда сорок девять лет тому назад я впервые покинул своих родителей, свой дом, свой город, – сказал я, сжимая руку жены.

– Как ты просил, я принесла тебе диктофон. Неужели ты не в состоянии подождать несколько дней? – с долей возмущения спросила Эвита и добавила: – Вернёшься домой, и у тебя будут все условия для написания твоей книги.

– Ты же знаешь, что это неправда. Дома я должен заниматься разными домашними делами, а на работе – рабочими. Здесь я уже три дня размышляю над моей книгой и сегодня начну записывать на диктофон.

С одной стороны, мне хотелось говорить с женой о наших детях и на другие темы, которые мы обсуждаем уже более сорока лет. С другой стороны, мне очень хотелось записать на диктофон несколько мыслей, которые с высокой плотностью заполняли мою голову, создавали сильное давление и рвались наружу. Как только жена покинула комнату, я включил диктофон, но ни одного слова сказать вслух не смог. После седьмой попытки слова стали покидать меня, потом стали выстраиваться фразы и предложения, и, наконец, новые мысли стали формироваться.

Глава 1. ГРАВИТАЦИЯ В ПРОШЛОЕ

Черновцы

Секс и эротика должны составлять изрядную долю любой современной книги. Как читатель, я очень требователен к прозе. Однако в моём рассказе, к моему огромному и глубокому сожалению, этому правилу следовать не смогу. В мой школьный период, в СССР в 60-х годах прошлого столетия, и даже позже я никогда и никакого секса не имел.

То, что в моём рассказе не будет никакого секса, я как-то переживу, да и читатель перебьётся. А того, что в школьные годы я не имел никакого секса, не могу простить ни себе, ни девушкам в Черновцах, и особенно той, у которой родители уехали на целый день, оставив ей квартиру. Ну, а насчёт эротики мысли разные, конечно, были, но я их сильно стыдился и считал пороками своего извращенного индивидуального характера.

Я Соломон Абрамович Глейзер, и мой рассказ начинается с города, в котором я родился и который очень люблю. В этом нет и не может быть ничего удивительного. Думаю, что подавляющее большинство людей любит город, в котором они родились, и свои рассказы начинают с этого. Мои родители и бабушки с дедушками родились в Бельцах и очень любили Бельцы. Когда после войны они вернулись в родной город, нашли его сильно разрушенным и были вынуждены переехать в Черновцы.

Город Черновцы имеет свое лицо. В отличие от всех городов, в которых я долго жил или посещал на короткое время в Европе, Америке и в Азии, только Черновцы имеют свое лицо. Даже в сравнении с похожими городами, как Львов и Одесса, у Черновцов есть свое лицо, а у других своего лица нет. Мостовые, выложенные булыжником, кривые улицы с крутыми подъемами и спусками, разнообразные дома и домики, жестяные крыши и разношерстные горожане – всё вместе взятое и составляет лицо города Черновцы. Как удивительно: в какой бы точке города вы ни находились и в какую точку вы ни смотрели бы, всюду были видны прекрасные черты черновицкого лица.

Зимой Черновцы часто укутывались снегом, пахли сыростью и вековой плесенью. Летом клумбы города были усыпаны цветами, пестреющими днём и благоухающими ночью. Осенью в Черновцах все аллеи в парках застилались красно-желтым ковром опавшей листвы, который неповторимо и нежно хрустел под ногами. Весной природа в Черновцах оживала и цвела. Особенно торжественно и многообещающе цвели фруктовые деревья. Многие из них начинали цвести до того, как появятся первые листки. Как будто природа хотела растянуть удовольствие цветения, и в результате разные деревья цвели в разное время.

Месторасположение фруктовых деревьев в Черновцах, по крайней мере, в центральном районе, было мне хорошо известно. Как хороший хозяин в украинской деревне, я знал состояние всех фруктовых деревьев на любом этапе их годового цикла. Самая вкусная и мясистая вишня была на углу, справа от Резиденции.¹ Слева от Резиденции на углу был Поповский сад. Отличался он огромным деревом черешни. Даже в сезон черешня была горьковатой и оставалась нетронутой ни людьми, ни птицами. Был очень короткий промежуток времени, когда ягоды были переспевшими и сладкими, до того, как птицы успевали их съесть. По этой же улице можно было спуститься метров сто до Третьего сада. Там были алыча, слива и вишня.

Напротив Третьего сада был жилой дом, справа от которого было персиковое дерево, а слева – абрикосовое. За всю мою жизнь в Черновцах мне не удалось съесть или даже увидеть на этих деревьях спелый фрукт. С приближением сезона созревания я почти ежедневно пересчитывал фрукты и пробовал их на мягкость. Когда я видел, что приблизительно половина фруктов уже съедена, я тоже начинал есть их, не смотря на степень спелости.

Если от Третьего сада идти ко мне домой кратчайшей дорогой, на полпути был скверик с бассейном без воды. Я живой свидетель того, что однажды вода там была. К сожалению, через несколько дней, даже не недель, все дети в нашем районе стали чесаться – и воду из бассейна выкачали навсегда.

Там, возле бассейна и вдоль улицы Университетской, были грушевые деревья, а под ними бочка с квасом. В начале 60-х годов лишь несколько семей в нашем районе имели холодильники, и еда покупалась для потребления, а не для хранения. Поэтому квас покупался незадолго до обеда, создавая длинные дообеденные очереди. В другом углу скверика, тоже вдоль улицы Университетской, были два деревца шелковицы. Думаю, что не многим было известно об этом кладе. В сезон плоды шелковицы не поспевали все сразу, и я почти каждый день наведывался туда, съедал спелые и оценивал, когда вернуться за следующей порцией.

Через перекресток от моего дома был Беляевский сад. Это была Мекка для любителей грецких орехов и слив. Весь наш Пятый двор ходил туда, жил там и спал там. Было бы кощунством не вспомнить одно особенное сливовое дерево вблизи баскетбольной площадки. Не многие из нашего двора знали о нём, так как оно давало всего две-три сливы в год. Не помню, в какой год, но мне посчастливилось съесть одну сливу с этого дерева размером с кулак. Я не верю, что человек в состоянии познавать прекрасное, если он ни разу в своей жизни не съел такую сливу.

Все эти «фруктовые походы» были запрещены мне до десятилетнего возраста. До семи лет даже во двор я не ходил, только в скверик физического факультета, который был через дорогу от моего дома. В этом скверике была старая береза с потрескавшимся стволом. Много березового сока было выпито из этого ствола через тоненькие соломинки.

Так же, как я не могу напеть арию «Che gelida manina» из оперы «La Boheme» в исполнении Лучано Паваротти, так же невозможно словами описать пирожки в Черновцах. Но и оставить эту тему, не сказав ни слова, было бы просто несправедливо. Предоставляю минимальную информацию в сжатой форме.

Четыре основных типа пирожков можно определить безошибочно. С мясом по 4 копейки – на пять откусов, если есть среди интеллигентного общества, и на три откуса, если есть в одиночку. Правильная комбинация мяса, теста, специй и прожарки в сочетании с привлекательной ценой делали этот тип пирожков фаворитом у широкой публики. Более изысканными считались пирожки с капустой или повидлом. Они шли по 5 копеек и продавались только в пирожковой, в то время как с мясом «выбрасывали» то тут, то там на разных углах в центре города и у вокзала. Хотя разница в цене была минимальной – одна копейка, люди с математическим уклоном знали, что это составляет 25% по отношению к мясным пирожкам, и это стояло у них поперек горла.

Пирожки с капустой или повидлом были светлее, тесто было сдобным, и, ещё горячие после прожарки, пирожки были покрыты тонкостенными хрустящими пузырьками. Пирожки с горохом были предназначены для избранных гурманов. Тонкие и чувствительные характеристики таких возвышенных предметов выходят за рамки представленного анализа.

Вкусы нынешних жителей Черновцов сильно отличаются от вкусов, бытовавших пятьдесят лет тому назад. Мне не известно, существует ли до сих пор гегемония пирожков в Черновцах. Для тех, кто никогда не был в Черновцах, в ближайшем будущем не планирует там быть и, следовательно, не познает прелестей черновицких пирожков, пропишу следующий, очень эффективный, курс лечения: каждую субботу, после завтрака, на протяжении десяти недель слушать вышеупомянутую арию в исполнении Лучано Паваротти.

В Черновцах жили очень любознательные люди. Конечно, могут возникнуть споры на предмет того, в каком городе люди более и в каком менее любознательные. Для решения этого вопроса необходим объективный тест, желательно с количественной оценкой. У меня есть такой тест, который я применяю во многих городах мира. В центре города, на тротуаре, рядом с высоким зданием, где есть значительный поток пешеходов, я останавливаюсь, задираю голову, и в течение пяти минут смотрю вверх. Почти в любом городе – Черновцы здесь не выделяются – почти все прохожие, за редким исключением, задирают голову, проходя мимо. По истечении пяти минут уже значительная группа стоит и смотрит вверх – со мной или без меня. Теперь все проходящие, без исключения, задирают головы, а некоторые задерживаются на минутку. Как все процессы распада в природе происходят по экспоненте, так проходит и процесс рассасывания толпы, глядящей вверх.

Постоянная рассасывания находится в интервале от четверти часа до нескольких часов. В Черновцах этот эксперимент происходил на углу Центральной площади и улицы Франко, зарождение толпы было в полдень, а распад – к пяти часам вечера. Профессиональный физик или другой ученый мог бы поинтересоваться природой такого длительного рассасывания. В Черновцах это обусловлено нехваткой людей, которые ещё не смотрели вверх на углу Центральной площади и улицы Франко. Любознательность же прямо пропорциональна постоянной рассасывания, βрас.