Второго августа 1945 года по одной из проселочных дорог, вдали от магистрального шоссе, медленно шла грузовая автомашина. Тусклый свет фар освещал ровную поверхность дороги, но грузовик то и дело подпрыгивал, заваливался набок и даже задевал «брюхом» землю, выползая из глубоких ухабов. Эту обманчивую гладкость дороги создавал толстый слой лессовой пыли, такой глубокий, что колеса тонули в нем почти до втулок. Даже опытный глаз водителя не всегда мог заметить волчьи ямы на пути, доверху заполненные пылью.

Впрочем, пыль была везде. От нее трава и деревья у дороги казались совсем белыми. Черные буквы адреса на запечатанном фабричном ящике и груда пустых мешков в кузове машины тоже побелели от пыли.

Ощупью, как слепая, машина медленно двигалась на восток от Андижана, а за ней, как дымовая завеса, высоко поднималась пыль и стояла стеной, неподвижно, не колеблемая ни одним дуновением ветра, повторяя в воздухе все изгибы дороги.

Но вот резче выступили на сером небе черные контуры горных вершин. Чаще и звонче закричали перепела на люцерновых полях. Небо поголубело. Из-за гор сверкнуло солнце. Сады, казавшиеся прежде серыми, запестрели и расцвели красными гранатами, розовыми яблоками, ярко-желтым урюком. Темные гроздья винограда стали прозрачными. А вдали, как снежные просторы, засверкали под ярким солнцем хлопковые поля. Стали видны морщины ущелий и темные пятна лесов на склонах гор. Начинался день.

Луч света упал в кузов машины и осветил прядь торчавших из мешка белокурых волос мальчика. Маленький пассажир забрался в мешок еще с вечера, спасаясь от комаров. Ни толчки машины, ни скрип бортов – ничто не могло прервать его крепкий сон.

Вдруг грузовик резко рванул и понесся по дороге напрямик, через ямы и ухабы. Машину кидало из стороны в сторону. Из-под мешков выбрался огромный суровый пес – серая овчарка. На месте правого уха и глаза розовела нежная молодая кожа – след недавней раны. Пес оглядел окрестности своим единственным глазом, подошел, качаясь от толчков, к левому борту грузовика и, не в силах удержаться на ногах, сел, широко расставив передние лапы.

Грузовик помчался еще быстрее. Слева, из-за садов, наперерез ему неслась стена пыли.

Фронтовой пес, привыкший в быстром движении машины чуять опасность, опять вскочил, но его тотчас же отбросило на мешки. Пес поднялся и встревоженно посмотрел на своего хозяина. Мальчик крепко спал. Край мешка сполз и открыл раскрасневшееся круглое лицо, щедро усыпанное веснушками. Светлые брови нахмурились, а тонкие губы были крепко сжаты. Мелкие морщинки в углах рта и две резкие морщины, рассекавшие лоб, говорили, что мальчику пришлось уже повидать многое.

Впереди выросла стена пыли, поднятая машиной, опередившей грузовик, и он с ходу въехал в нее. Завизжали тормоза, яростно закричал шофер. Собака всем телом упала на мальчика. Тот вздрогнул, проснулся и приподнялся на локте, вглядываясь в пыльную мглу. Ему почудилось со сна, что все еще вечер и что машина стоит во дворе гаража.

– Ты что, Барс? – спросил мальчик и громко зевнул.

У него на зубах заскрипела пыль и защекотало в носу. Мальчик чихнул и окончательно проснулся.

Барс не стал ласкаться к хозяину, даже не попытался лизнуть его в нос. Умный, знакомый с тревогами, он смотрел вперед, стараясь понять, где опасность.

Сквозь разбитое заднее окно кабинки слышались жалобы шофера.

– Опередит меня Гриша по шоссе! Проспорил я. Конечно, по этой дороге в два раза короче, чем по шоссе… По километрам – да, а по времени? Ну сказал бы чайханщик прямо, что на недостроенном конце дороги совсем трудно ехать, так нет: «Ты бывалый, фронтовой шофер, проедешь…» Ну, что теперь будешь делать? Видимость – как в густом тумане, пять километров в час. Поедешь на первой скорости – мотор перегреешь, станешь перегонять – еще в арык заедешь… Нарисует Гюльнара в стенгазете: едет Садык на черепахе и срочно везет части к хлопкоуборочной машине… Эх, Садык, Садык, потеряешь первое место! – горестно причитал шофер, разговаривая сам с собой.

Мальчик встал на ноги и, опершись грудью на кабинку, пытался рассмотреть, что делается на дороге.

– Ну и пыль! – сказал он удивленно и сочувственно добавил: – Плохие земли!

– Эй, зачем говоришь – плохие! – послышался укоризненный голос шофера из кабинки. – Ну, где ты еще найдешь такие богатые лессовые почвы? Это замечательные колхозные земли!

– Да я так, просто посочувствовал, – смущенно отозвался мальчик.

Шофер принялся было объяснять мальчику о плодородии лессовых почв, но внезапно замолчал и прислушался.

Впереди сквозь пыльную мглу слышались надрывные крики: иа-иа-иа!

– Хоп, якши! – вдруг радостно и громко сказал шофер. – Кто спешит, тот людей смешит!

Сквозь пыль виднелось какое-то черное пятно на дороге. Грузовик немного проехал вперед и остановился. Пыль мгновенно окутала машину, но когда она рассеялась, мальчик увидел обогнавшую их машину «М-1». Перед ней посреди узкой дороги сидел большой черный осел. Невысокая девушка в тюбетейке яростно стегала его прутом.

– Пошел вон, пошел вон! – кричала девушка.

Но осел терпеливо сносил удары и не собирался уходить с дороги. Он равнодушно свесил левое ухо и, оттопырив правое, только изредка кричал: иа-иа!

Тогда девушка схватила осла за уши и попробовала оттащить. Ее тапочки на босых загорелых ногах скользили в пыли, от порывистых движений тюбетейка то и дело соскакивала с головы, и тогда короткие каштановые волосы закрывали ей глаза.

– Так! Так! – весело закричал шофер, высовываясь из кабинки в открытое боковое окно. – Умела обгонять, умей теперь и дорогу очистить! Я хорошо знаю эту породу – легче гору сдвинуть!

Девушка даже не посмотрела на шофера. Красная от усилий и досады, она перестала тянуть осла за уши, обошла его сзади и сердито толкнула ногой. Но осел и ухом не повел.

– Хочешь, я прогоню осла? – предложил шофер. – Только условие: я поеду первый, а ты за мной.

Девушка гневно взглянула на него, подбежала к своей машине, схватила заводную ручку и принялась колотить ею осла по ребрам.

– Я подожду, пока ты устанешь, – сказал шофер, – и если у тебя не такой характер, как у этого длинноухого, ты согласишься, чтобы я ехал впереди. А я скажу одно секретное слово, и осел сразу уйдет с дороги… Хочешь?

Девушка сжала губы, задумалась и, видимо, что-то решив, села в машину, нажала кнопку гудка и, не переставая гудеть, медленно поехала прямо на осла.

– Э, не надо так! – сердито крикнул шофер, сразу переставший шутить. – Осел колхозный, племенной, задавишь – отвечать будешь! Я свидетель.

Машина гудела и теснила осла, он упирался изо всех сил и исступленно вопил, а потом упал на бок, поперек дороги и… вытянув ноги поудобнее, положил голову в горячую пыль.

– Теперь залег на сутки! – угрюмо сказал шофер.

Девушка заглушила мотор, вышла из машины и стала около осла, притворившегося спящим. Она сердито толкнула его ногой. Осел только сильнее зажмурил глаза. Девушка готова была заплакать от досады.

– Больше жизни! Я очень тороплюсь! – вдруг раздался звонкий мальчишеский голос с грузовика.

Девушка смерила мальчика презрительным взглядом.

– Ишь, командир нашелся! Попробуй сам прогнать осла! – крикнула она таким же звонким голосом.

– А подвезешь меня до Джелал-Буйнака? – деловито осведомился мальчик.

– Подвезу! Еще и яблоками угощу – у меня их полная машина… Ну-ка, больше жизни! – передразнивая мальчика, крикнула девушка и, не глядя на него, устало села на подножку машины.

– Барс, возьми его! Фасс, фасс! – скомандовал мальчик, соскакивая на землю.

Пес метнулся из кузова, и в тот же миг осел взвился, как пружина, сделал огромный скачок в сторону от собаки, перепрыгнул арык и с ревом умчался.

Девушка весело рассмеялась, села в машину и, высунув в открытое окно руку, насмешливо помахала шоферу.

– А я? А Барс? – возмутился мальчик. – Ведь уговор был! – И подбежал к «эмке».

– Ты?! – усмехнулась девушка. – Ну хорошо, уговор так уговор, садись.

– Я сейчас!

Мальчик торопливо вернулся к кузову грузовика, влез на колесо и быстро схватил свой рюкзак. Он поспешил к «эмке», боясь, как бы девушка не уехала, но вдруг остановился, вернулся к грузовику и подал шоферу руку:

– Фронтовое тебе спасибо, друг, выручил!

– Изменяешь мне! – ласково сказал шофер, не выпуская руки мальчика. – Едем со мной. Помощником сделаю, шофером будешь. Как бог, ездить будешь.

– Не могу, очень тороплюсь, спасибо. А мотор я знаю, сам езжу на мотоцикле. Заболей ты в пути, я бы и машину повел… Будь здоров, спешу!

– Ну, счастливо тебе найти своего полковника, – со вздохом отозвался шофер, нехотя выпуская руку мальчика. – А ты, девушка, если другой раз будет такой случай, бери два провода, присоединяй к аккумулятору в машине, а концами тронь осла – сразу убежит.

Мальчик с собакой влезли в машину, и она тронулась.

Вскоре на дороге остались лишь густая стена пыли да запах бензинного перегара. А шофер смотрел им вслед и вытирал слезившиеся от пыли глаза.

II

Уже через километр легковая машина объехала дорожные машины и, миновав большой плакат «Пути нет!!!», быстро помчалась по новому шоссе. Юный пассажир зажал пилотку в левой руке и высунулся по грудь в открытое окно.

Было чудесное летнее утро. В садах уже перекликались звонкие молодые голоса.

Все поражало мальчика: и впервые увиденные виноградные кусты с настоящими гроздьями винограда, и незнакомые плоды, и снег на полях. Девушка удивлялась наивности вопросов своего юного пассажира. Ей пришлось объяснять общеизвестные вещи: на полях не снег, а вата, вернее – обильный урожай раскрывающихся коробочек хлопка; а виденные машины – тракторы для междурядной прополки; плоды – айва и гранаты. И совсем не поняла восклицания мальчика: «Ну и жизнь!» Девушка переспросила и, получив не слишком вразумительный ответ, все же поняла радость мальчика, восторгавшегося величием гражданской, мирной, созидательной работы в тылу.

– Да откуда ты взялся такой? – спросила удивленная девушка.

– Я? – переспросил мальчик и не без удовольствия откинулся на мягкую, пружинную спинку сиденья. – Из армии демобилизовался, – с достоинством сказал он.

– Ну?! – удивилась девушка и бросила на него косой взгляд.

Мальчик был одет в военную гимнастерку, сшитую по росту, и в такие же брюки, заправленные в хромовые сапоги. Пилотку он держал в левой руке. Светловолосая голова его была острижена по-военному, и только на лбу торчал чуб. Голубые глаза светились умом и задором.

– Кем же ты был? Героем, конечно? – Насмешливый тон девушки заставил мальчика насторожиться. Он внимательно посмотрел на свою спутницу.

– У нас в санбате была сестра, очень похожая на вас, – сказал мальчик: – такая же «заводиловка», и глаза, как у вас, и нос такой же курносый. Ее так и называли: «курносая».

– Ну ты, потише, а то вот высажу тебя прямо на дороге!

– Не высадите!

– А вот и высажу!

– А я не вылезу. Ведь вы не настоящий шофер – настоящий так не газует на выбоинах.

– Тоже мне критик! Ничего ты не понимаешь! Больше газу – меньше ям, – весело сказала девушка.

Мальчик снисходительно посмотрел на развеселившуюся собеседницу.

– Я бы мог наврать тебе целую кучу всяких историй, – сказал он, сразу переходя на «ты». – Другие и на фронте не были, а наденут военный костюм, перешитый из отцовского, и врут: мы, мол, по тысяче фашистов брали за раз… Только я не такой… Меня и так все уважают…

– Подумаешь, военный! На лбу у тебя ничего не написано. А военный костюм, сам сказал, из отцовского сшить можно.

– А это? – И мальчик указал на две колодки медалей, висевшие у него на груди.

Он поспешно вынул из кармана аккуратно сложенные потертые бумаги и с привычной готовностью протянул их девушке.

– А ну, разверни сам, а то у меня руки заняты, – сказала девушка.

Она стала читать поднесенные к ее глазам документы, и удивление ее было так искренне, что она даже забыла о машине, и «эмка» заехала бы в арык, но мальчик вовремя перехватил руль и выправил ход машины.

Девушка спохватилась и вывела машину на дорогу.

– А я думала, ты хвастаешь, – просто призналась она.

– Я никогда не вру! Вот разве для соблюдения военной тайны. Мы так договорились с полковником Сапегиным. Ох, он и не любит врунов!

Мальчик вынул из кармана помятую фотографию и протянул. Девушка ожидала увидеть пожилого, солидного полковника и была очень удивлена, увидев возле разбитого каменного фашистского орла юного фронтовика, вооруженного автоматом, а рядом с ним не по званию молодого, стройного полковника.

Узкое лицо командира с короткими черными усами было строго и красиво. Из-под серой кубанки выбивалась непокорная прядь черных волос. Чуть прищуренные серые глаза смотрели слишком пристально и чуть-чуть насмешливо. Во всей фигуре полковника заметны были фронтовое щегольство и безудержная удаль.

– Славный! – сказала девушка.

– Еще бы! – с гордостью ответил мальчик. – В беде не оставит, а соврешь – убить готов. На фронте обман может стоить жизни или сорвать победу, – нравоучительно сказал мальчик, видимо, повторяя чужие слова, и, помолчав, продолжал с воодушевлением: – Даже в пустяках за ложь не спускал.

– Ты что же, из семьи на фронт убежал?

– Нет. Я ленинградец… родители погибли, я остался один… Голодал. Чуть не умер. Как объявят воздушную тревогу, все бегут в убежище, а я с ребятами – на Неву, на лед. Смотрим, где самолеты бомбы кинули. Попадет бомба в реку, оглушенная рыба в полынье вверх животами всплывет, ну, мы ловим… А потом, в 1942 году, меня ранило на льду осколком в ногу и в руку. Вот зенитчики и отнесли меня в госпиталь.

Девушка сочувственно кивнула головой. Насмешливая улыбка исчезла с ее лица.

– Попал в ленинградский военный госпиталь, – продолжал мальчик, – а там лежал раненый Сапегин, он тогда еще капитаном был. Он и сапер и авиадесантник. Его все любили, и я полюбил… Скажи он мне: «Умри», я умер бы… Ну, я и упросил его взять меня к себе в часть и стал воспитанником капитана Сапегина. Очень он любил песни петь, а у меня тоже голос, дискант…

Иногда с собой брал в наступление. Только редко. Мина летит, он упадет в ямку, а я сверху, чтобы не поранило его осколком. Он, бывало, сердится! А бойцы мне говорят: «Молодец, так и надо!» Да я и сам, без них, знаю… А в сорок пятом возле Эльбы перед самой Победой полковника тяжело ранило. Я хотел с ним ехать, а он говорит: «Жди, обязательно вернусь из госпиталя в часть». А тут война окончилась, и его демобилизовали по инвалидности. Он мне тогда письмо написал, чтобы я к нему домой в Джелал-Буйнак ехал… А мы в Германии были, около Бунцлау… Там могила и памятник Кутузову… Знаете об этом?

Девушка отрицательно покачала головой. Мальчик охотно объяснил:

– Кутузов, когда преследовал Наполеона, умер за городом Бунцлау. Это между Бреслау и Дрезденом. Его набальзамированное тело отправили в Россию, а внутренности похоронили. Там, на холме, возле дороги, есть роща, и в ней усеченная колонна стоит, памятник. Ему и в Бунцлау огромный памятник немцы в старину поставили в благодарность за освобождение Германии от Наполеона. А теперь возле Бунцлау, около могилы Кутузова, устроено кладбище для погибших советских бойцов. Каждому – памятник отдельный, цветы кругом…

Мальчик помолчал.

– Я и в Берлине был, и в Вене, и в Будапеште. А теперь еду к полковнику Сапегину и Барса с собой везу.

– Кого?

– Овчарку, Барса.

Пес, услышав свое имя, спрыгнул с заднего сиденья и просунул огромную голову между седоками.

– Это Барс полковника Сапегина. Нас обоих демобилизовали. Я из-за него и задержался – его долго не отпускали. У него пять серебряных медалей.

– У собаки медали? Что-то я об этом не слышала.

– Ему наши саперы сами выбили за бесстрашие. Только эти медали я теперь не показываю, а то одну у меня взяли посмотреть и не отдали.

– А ну покажи!

– А ты сразу вернешь? Дай честное слово.

– Вот еще! – И девушка засмеялась. – Конечно, верну!

Мальчик достал из кармана гимнастерки медали. Девушка уменьшила ход машины и хотела взять их в руки, но мальчик не дал:

– Смотри так.

– Это за что же ему дали? – спросила она.

– Ого! Ты слышала, что были собаки – миноносители, разведчики, связисты, санитары?

– Кое-что слышала.

– Так он все умеет делать. – Мальчик ласково обнял собаку за шею, и пес уткнулся ему носом в плечо. – У него семнадцать ран.

– А где вы его взяли?

– Барс из Ленинграда. Его вырастил и сдал в армию пионер Борис Ладыгин. Этому пионеру полковник Сапегин письма писал о Барсе, а потом перестал: отец у Бориса был на фронте, а сам Борис уехал куда-то. Теперь пес принадлежит полковнику Сапегину.

Барс посмотрел в глаза мальчику и сморщил верхнюю губу, как будто улыбаясь. Девушка хотела погладить собаку, но юный фронтовик вовремя остановил ее:

– Нельзя! Барс не любит, когда его чужие гладят, и может укусить… Барс, на место!

Пес послушно убрал голову.

– А ты откуда? – спросил мальчик.

– Я из Джелал-Буйнака.

– Вот здорово! Ты, наверное, знаешь полковника Сапегина?

– Сапегина? – Девушка задумалась. – Что-то не слыхала, – ответила она нерешительно.

– Как же ты полковника Сапегина не знаешь? – огорчился мальчик. – Он в Джелал-Буйнаке…

– Ну, знаешь, за эти годы в Среднюю Азию приехало много новых людей, всех не упомнишь. А ты что делать хочешь?

– Я? Буду пока охотиться за обезьянами.

– Что? Что?

– Буду обезьян в лесах ловить для зоологических садов, а потом осенью учиться.

– Здесь никаких обезьян нет, – уверенно сказала девушка.

– Ах, ты ничего не знаешь! Полковник Сапегин рассказывал в госпитале, как один охотник-киргиз ловил обезьян. – Мальчик даже засмеялся. – Обезьяны такие глупые!.. Охотник взял самый клейкий клей, смазал им воловью кожу, спрятал ее в мешок, сел на осла и приехал в лес, туда, где обезьяны водятся. Видит – высоко на дереве обезьянка прыгает. Охотник, чтобы ее не спугнуть, на нее и не смотрит, потому что всякий зверь человеческого глаза боится. А только он остановил своего осла под этим самым деревом и давай на седле подпрыгивать. А обезьянка сверху смотрит, как он подпрыгивает. Потом охотник слез и на седло незаметно прикрепил кожу с клеем, ушел в лес и спрятался за кусты. А мартышка увидела, что никого нет, слезла с дерева, села верхом на седло и ну подпрыгивать! Ведь обезьяны очень любят передразнивать. Это всем известно… Ну, ее шерсть и прилипла к клею… Обезьянка испугалась, хотела соскочить с седла и убежать, а не может… Так ее охотник и поймал.

Девушка от души расхохоталась. Мальчик нахмурился. Девушка продолжала смеяться, и даже слезы выступили у нее на глазах. Наконец она перестала смеяться и смахнула слезы рукавом. Они въехали в город, и надо было внимательно вести машину.

– Чего ты? – резко спросил обиженный мальчик.

– Сколько тебе лет?

– Мне? Четырнадцать.

– А как тебя зовут?

– Смоленский Егор Иванович, – серьезно ответил мальчик.

– Ну и чудак же ты, Егор Иванович, – поверил охотничьим сказкам! – И девушка опять засмеялась.

При всей своей выдержке юный фронтовик не мог допустить, чтобы кто-либо посмел смеяться над его полковником или подвергать сомнению его слова. Мысль о том, что Сапегин в госпитале просто хотел позабавить раненого мальчика веселыми охотничьими рассказами, не приходила Егору на ум. Мальчик не на шутку обиделся.

– Стой… Выпусти меня! – сердито сказал он. – Полковник Сапегин терпеть не мог зубоскальства… Знал бы – не садился!

– Сиди, сиди, скоро приедем. Я тебя куда надо подвезу, в леспромхоз.

Машина въехала на широкую улицу.

– Не хочу с тобой ехать! Ничего в охоте не понимаешь, а смеешься… Сама и в лесу-то, наверно, не была!

– Это я не понимаю в лесах? Да я хозяйка всех ореховых, яблочных и фисташковых лесов на этих горах! А знаешь, сколько всего в Киргизии одних только ореховых лесов? Сорок три тысячи гектаров!

– А почему вы не знаете полковника Сапегина? Ведь он тоже занимался лесами, – укоризненно сказал мальчик, почувствовав уважение к хозяйке лесов и снова переходя на «вы».

– Чего не знаю, того не знаю, а врать не стану. Даже не слышала. Впрочем, нет: слышала, что где-то на бывшем опорном пункте научно-исследовательского института, в районе ущелья Чак, Сапегин работал.

– Он в Джелал-Буйнаке должен быть. Мне бы его мать найти, – сказал Егор. И, озабоченно нахмурившись, спросил: – Так, говорите, обезьян в лесах нет?

– Чего нет, того нет. Это так же верно, как то, что меня зовут Лена Чукмасова. А обижаться не надо. Ишь, какой порох!

– А зачем ты смеялась?

– Потому что ты веришь сказкам для маленьких.

– Я не маленький. Если бы я был в армии еще месяц, меня бы в комсомол приняли как четырнадцатилетнего. Я уже все документы оформил, но не успел.

– Ну конечно, вы, Егор Иванович, бывалый фронтовик. А все-таки, Егорка, запомни: мое имя Лена Чукмасова. Как знать, может, друзьями будем… Ну, вот и город. Вылезайте, товарищ Смоленский, приехали!

Егор вылез не спеша, стараясь держаться как можно солиднее.

– Какой ты еще маленький! – воскликнула Лена Чукмасова, увидев его небольшую, подтянутую фигурку рядом с огромным Барсом.

– Не беда! – небрежно пробасил Егор. – Кто захочет, тот и в четырнадцать лет мужчина, бездельник же и в сорок лет дитя… А за обезьянами я все-таки буду охотиться! – крикнул он задорно, потрясая кулаком вслед машине, исчезнувшей в облаке пыли.