– Подождем донесения от Веселова, а после решим, как поступить дальше, – остановил его Сысоев. – Если бы это не был частный случай, то мы бы уже знали. А пока уточним, что нам по этому вопросу известно. Майор Андронидзе, я слушаю вас!

Сысоев всегда и всем офицерам говорил «вы», даже если к нему обращались на «ты». Он был очень ровен в обращении с офицерами и с бойцами. Его выдержке завидовали многие офицеры. И сейчас, несмотря на то, что последние три дня его мысли все время возвращались к семье, он ничем не выдавал своего беспокойства.

Андронидзе раскрыл папку и, просматривая донесения, начал:

– Мы вчера захватили у противника автоматические десяти- зарядные винтовки выпуска этого года. Это раз, как говорит мой друг Вано. Интересно?

– Интересно. Пришлите мне одну с патронами.

– Новых типов танков противника не обнаружено. Саперы действуют, как пехота. Не хватает живой силы. Это два, как сказал бы мой друг Вано. И теперь третье, самое интересное: разведчики перед фронтом армии обнаружили совершенно новые специальные батареи десятиствольных минометов калибра сто пятьдесят восемь. Интересно? Нет, ты скажи, Петер, интересно?

– Очень важно! Продолжай. – Сысоев записывал.

– Наша химразведка это подтверждает, – вставил Пономарев и протер очки.

– Ваши химразведчики узнали об этом от наших. А потом наши привели «языка», и тот это подтвердил. Я продолжаю. В боекомплекте этой батареи есть мины реактивные и со сжатым воздухом, и эти батареи, калибра сто пятьдесят восемь, поступили на вооружение химчастей противника. Я правильно сказал, Вано?

– Противник, – начал Пономарев, – как я уже докладывал, усиливает химподготовку своих войск. Дегазацию прошли все части, находящиеся перед фронтом нашей армии. Это подтверждается.

Пономарев просматривал протоколы допроса пленных.

– Возможно, противник на нашем фронте уже начал пробы ОВ, – сказал Андронидзе.

– Сомневаюсь, – возразил капитан Пономарев. – Применение ОВ может быть эффективным только при внезапном и массированном ударе.

– Согласен с вами, капитан, – отозвался Сысоев.

– Противник хорошо знает, – продолжал Пономарев, – что для нас, после некоторых его попыток, применение ОВ уже не может быть внезапным. Если бы случай с Курилко был не единственным, мы бы давно об этом знали.

– А если это проба? – не сдавался Андронидзе.

Сысоев снова позвонил Веселову. Тот обещал ответить через несколько минут: к ним только что прибыл дивизионный химик, и вместе с корпусным они пошли к начштаба для доклада. Туда же направляется и он, Веселов. Но можно считать установленным, что на фронте противник не применял никаких ОВ.

– Подождем еще немного, – сказал Сысоев офицерам и, чтобы не терять времени, приказал Бекетову впустить ожидающих.

Особое его внимание привлек старший лейтенант в длинной до пят, широченной шинели. В том, как он, десятиклассник по виду, спросил разрешения войти, чувствовался вышколенный строевик. Движения были четки и точны. Сысоев ознакомился с документами, предписанием и взглянул на старшего лейтенанта:

– Так это вы – Николай Сотник! Рад. Сильно вас ранило?

– Пустяки… Вполне здоров. Но все-таки, если б не помог капитан Першин из артуправлення, отдел кадров не вернул бы меня на мою батарею.

– Когда мне капитан Першин как-то сказал, что при организации взаимодействия командиры стрелковых батальонов ссорятся из-за минометной батареи старшего лей тенанта Сотника, настаивают, чтобы именно эта батарея поддерживала их батальон, и даже предпочитают ее двум батареям артиллерии – я, честно говоря, не поверил.

– Правильно сделали. Преувеличивают.

– Не скромничайте. Вы добились снайперской точности и быстроты подавления целей, и все же именно вас, Сотник, я бы воздержался назвать сознательным офицером…

Сотник опешил.

– Где обещанная вами памятка минометчика? – строго продолжал Сысоев.

Сотник облегченно рассмеялся. Но Сысоев даже не улыбнулся:

– Старший лейтенант Сотник, сейчас же отправляйтесь к капитану Першину и доложите ему, что я приказал вам задержаться на сутки и составить памятку командира минометной батареи. Пять-шесть страниц. Схемы. Вместе с Першиным отредактируйте. Начальник отдела боевой подготовки Петрищев издаст ее.

– Товарищ майор, даю слово, что пришлю вам такую памятку из части! Отпустите на батарею!.. Да и о чем писать? Чтобы некоторые командиры дивизионов вели огонь с НП, а не отсиживались в блиндажах? Для этого нужен приказ штаба, а не моя памятка.

– Когда принесете мне памятку со схемами, я верну вам ваше предписание. Срок явки в часть продлю.

– Товарищ майор! Прошу вас…

– Выполняйте, товарищ старший лейтенант.

– Есть выполнять!

Звонил Веселов. Он сообщил, что самолет ПО-2 № 12 врезался в землю винтом, но не сгорел. На месте, где сидел Курилко, обнаружены небольшие картонные цилиндры с маркировкой – желтый крест, синий крест, черный крест… Всего пять штук. Как определили полковой и дивизионный химики, это были корпуса химических гранат с различными ОВ.

Курилко взял их на захваченном нами складе, который гитлеровцы не успели вывезти. При падении самолета в корпусе одной из гранат образовалась трещина, началась утечка ОВ. Противогаза на Курилко не было. Газовые гранаты привезет Сысоеву мотоциклист – он уже выехал. Других случаев отравления ОВ на фронте не отмечено.

Затем с Сысоевым говорил майор Северцев:

– Оба задержанных сознались в том, что служили полицаями, а последние три месяца учились в фашистской школе для полицейских офицеров, но якобы сбежали домой. Рассказывают охотно о многом, стремясь откровенностью смягчить свою вину. Но оба категорически отрицают, что являлись наводчиками. Не был, по их словам, наводчиком и третий, убитый, хотя они его мало знали. Пожалуй, этому можно верить.

– Ваше дело поймать агентов-наводчиков, – сказал Сысоев. Он хотел продолжать, но телефонистка прервала: майора Сысоева срочно вызывали к командующему.

Майор Сысоев шел, стараясь, как положено, держаться у домов, чтобы не привлекать внимания вражеских авиаразведчиков. Он был возмущен: что смотрит комендант? По улице сновали посыльные, офицеры, стояли автомобили, во дворах – незамаскированные штабные автобусы. Многодневное стремительное наступление и частые передислокации штаба ослабили маскировочную бдительность. Чего же тут выискивать наводчиков с фонариками! Кто же не знает, как отчетливо видно все с самолета!

Знакомый шум моторов ПО-2 доносился из-за рощи. Там была база штабных «уточек».

Навстречу Сысоеву, тоже стараясь держаться поближе к домам, шел пожилой, но молодцеватый полковник в пенсне с коротко подстриженными седыми усами – начальник отдела боевой подготовки.

В прошлом поручик царской армии, а потом военспец при красных командирах, вышедший в отставку по инвалидности, он сейчас снова вернулся в строй. Петрищев не только сохранил выправку, но и культивировал особый офицерский лоск. Он был общителен, галантен, подчеркнуто вежлив в обращении с людьми.

По просьбе политотдела полковник Петрищев часто выступал с докладами о стратегии и тактике великих русских полководцев, о суворовском, фрунзенском стиле взаимоотношений командира и солдата. Он был человеком широко образованным и начитанным, его лекции и беседы охотно слушали. Интересно и живо пересказывал он эпизоды из истории войн, вскрывал причины побед и поражений, говорил об офицерских традициях, хороших и плохих. Офицеры часто обращались к Петрищеву с самыми различными вопросами. Он на все умел ответить, всегда давал дельный совет.

Сысоев, увидев Петрищева, заулыбался: конечно же полковник попытается опередить его, чтобы приветствовать первым. Он помнил правило Петрищева: первым из двух равных по званию здоровается тот, кто вежливее. И с младшими по званию он тоже частенько здоровался первым, подчеркивая этим свое внимание.

– Здравия желаю, Платон Валерианович! – весело сказал Сысоев.

Полковник Петрищев ответил и сразу протянул ему еще не сброшюрованную книгу карманного формата. Этот «Справочник командира» они составляли вместе на основе новых уставов и новейшего военного опыта.

– Только сейчас вручили мне наши газетчики верстку, – сказал Петрищев. – Попрошу еще раз внимательно просмотреть насчет ошибок. Жду вас, Петр Иванович, завтра ко мне, в двадцать два ноль-ноль. Скучная, но все же дата: шестьдесят три года. Надеюсь, вы будете.

– Справочник прокорректирую немедля, – в тон Петрищеву пообещал Сысоев, – и тотчас верну вам. А завтра с удовольствием явлюсь поздравить вас.

Не круглая дата, но весьма почтенная.

Они снова улыбнулись друг другу, и Сысоев быстро зашагал вперед.

Он немного опаздывал. Командующий замечания не сделает, а вот начальник штаба полковник Коломиец осуждающе подожмет свои тонкие губы, и на его подбородке резко обозначится шрам от давнего ранения.

– Товарищ командующий, майор Сысоев по вашему приказанию явился, – доложил адъютант, капитан Орехов.

Дородный командарм кивнул головой. Он сидел в кресле у стола, во всю длину которого была разложена огромная оперативная карта.

Начальник штаба полковник Коломиец ходил по комнате. Увидев Сысоева, он демонстративно вскинул руку с часами к глазам и так сжал свои тонкие губы, что на подбородке резко проступил рубец.

Возле командующего сидел начальник оперативного отдела полковник Орленков, невысокий, смуглый, с пристальным взглядом карих глаз. Опершись на стол локтем левой руки, державшей телефонную трубку, он правой чертил на разложенной карте, что-то сердитое внушая трубке.

– Да что ты его уговариваешь! – выхватил телефонную трубку начальник штаба и сам закричал в нее: – Где Веселов? А почему ты, Белых, не знаешь обстановки? Что? На кой ляд нам такой офицер связи! Что? Да мне какое дело! Передай трубку двадцать девятому! Тихонравов? Отчисляю в твое распоряжение Белых. Что? Помощником. Хоть в оперотделение. Ну, хоть в полк, хоть в роту. Все. И чтоб сведения были мне через десять минут. Оторвались? Спите много… Для этого есть саперы. Нет саперов – научите бойцов, пусть сами разминируют. Я тоже не знаю, почему взрываются… Подрывайте на месте. «Огурцов» подброшу. «Коробок» не дам, нужны в другом месте. Жду сообщения через восемь минут. Что? Действуйте!

– Я тебя вызвал, – сказал командующий, – по делу особой важности… – Он вынул портсигар, раскрыл его и жестом пригласил присутствующих закурить. Сысоев поблагодарил и отказался. Командующий с наслаждением затянулся папиросой.

– Обнаружилось что-нибудь новое? – спросил он после паузы, пытливо взглянув на Сысоева.

– На вале Геринга противник намеревается использовать десятиствольные минометы калибра сто пятьдесят восемь. На складах противника оказались газовые гранаты с различными ОВ. Капитан Курилко взял образцы и от одного из них случайно пострадал при падении самолета. Что же касается войск противника, то его пехотные и танковые дивизии уже вели бои на этом театре фронта в сорок первом году.

– Это что еще за вал Геринга? – недоверчиво взглянул на Сысоева начальник штаба.

– Так пленные назвали долговременные укрепления противника на западном берегу Днепра.

– А почему я впервые слышу о вале Геринга? – сердито спросил Коломиец, поджимая губы.

– Я не успел доложить, – быстро вставил Сысоев.

– А тебя я не спрашиваю, – оборвал его начальник штаба.

– О системе укреплений противника на западном берегу я уже докладывал, – сказал начальник оперативного отдела, – и схема укрепленной полосы, составленная разведотделом, у вас имеется. Мы ее уточняем.

– А почему не указано, что эти укрепления называются «валом Геринга»?

Полковник Орленков промолчал, и Сысоев мысленно выругал себя за то, что подвел начальника.

– Что же касается десятиствольных минометов, – сказал полковник Орленков, – то я думаю, что противник не посмеет применить химические мины.

Сысоев кивнул головой.

– Новым является то, – продолжал он, – что деревни на восточном берегу Днепра горят не только в результате боевых действий. Серия пожаров вызвана и тем, что противник систематически уничтожает огнем населенные пункты. Кроме того, фашисты угоняют скот и людей и расстреливают всех оставшихся мужчин от десяти до шестидесяти лет и тех женщин, которые их прячут. Они сжигают солому, сено, картошку заливают бензином.

– Я знаю об этом. Твой вывод? – спросил командарм.

– Противник создает тактическую зону пустыни, как предполье перед своим передним краем.

– Зона пустыни! – словно отвечая на какие-то свои мысли, повторил командарм. – Зона пустыни… Ну-ка, Орехов, соедини меня с Бутейко.

Сысоев сразу же представил себе Бутейко. Командир дивизии отличался большими способностями, знаниями, инициативностью. Но порой он несколько увлекался и совершал промахи. О его подвигах говорили много и многое преувеличивали: Бутейко был всеобщим любимцем. В штабе его не оказалось. С командующим разговаривал начальник штаба дивизии; он подтвердил сообщение о зоне пустыни. О положении полков сказал: уточняю.

– Ты что же, Сысоев, не говорил мне о зоне пустыни? – спросил Орленков вполголоса.

– О массовом уничтожении было указано в боевых донесениях и в оперсводке, которую вы носили на подпись.

– Там не было такого названия «Зона пустыни».

– Я его услышал от одного пленного, но тогда не придал значения, а сейчас вырвалось.

Командующий положил трубку.

– Отдайте распоряжения, – заговорил он. – Воспретить, не дать противнику создать зону пустыни! Надо выделить мобильные передовые отряды. Остальные войска свести в колонны. Передовые отряды пусть обеспечат мобилизацию подручных средств на берегу Днепра для переправы.

Недостаточно занимать села! Надо не только преследовать. но и опережать, окружать, уничтожать живую силу противника. Не уничтожим ее на левом берегу – встретимся с нею на правом. Мы обязаны помешать отводу войск и техники врага за Днепр. Никаких передышек противнику! Мы должны ворваться на правый берег на его плечах, закрепить плацдарм, выйти на оперативные просторы. Широко объявить: первые переправившиеся через Днепр будут представлены к награждению Золотой Звездой Героя Советского Союза! Я знаю, солдаты и офицеры очень устали. Но сейчас все дело в темпе наступления. Дайте передовым отрядам рации, зенитчиков, противотанковую артиллерию. Надо создать резерв…

Начальник оперативного отдела торопливо записывал в блокнот распоряжения командующего.

Начальник штаба обратился к Орленкову:

– Кого из офицеров можно сейчас же послать на ПO-2 – уточнить обстановку у Ладонщикова, а потом у Бутейко? Я откомандировал Белых.

– Все офицеры связи в своих хозяйствах, – пояснил начальник оперативного отдела. – Остались лишь мой заместитель Барущак, Степцов из отделения информации и метеоролог. Секретников не пошлешь… Сысоев вторые сутки – оперативным дежурным по штабу. От него требуют данных по изучению опыта передислокации марша и журнал боевых донесений, а он занят. Мы пропустили все сроки.

– Разрешите обратиться, товарищ командарм, – сказал Сысоев.

– Слушаю, – повернулся к нему командующий.

– Разрешите мне, после того как я составлю таблицу соотношения сил, выехать к Ладонщикову, а потом к Бутейко. Это необходимо, в частности, для уточнения некоторых данных по изучению опыта войны.

– Ты в здравом уме? – зло оборвал его начальник штаба.

Сысоев сам понимал, что не имеет права вступать в пререкания, но сейчас что-то заставило его продолжать, несмотря на поджатые губы Коломийца.

– Курилко не успел выполнить моего задания: не уточнил у раненого пленного из разведгруппы «Олень» систему организации и тактику их глубинной разведки. Оперативным дежурным можно оставить Винникова.

– Сысоев, ты еще не начальник оперотдела, – начал было начальник штаба. Но командующий жестом остановил его.

– Помнится мне, – сказал командующий, – что ты, Сысоев, узнав от пленного о прибытии на передовую офицера из «исторического кабинета» – органа военной разведай абвера, в котором изучается тактика и стратегия советского командования, – просил нас послать разведчиков в тыл врага, чтобы захватить этого офицера. Удалось его захватить?

– Никак нет! – отчеканил Сысоев, – не удалось.

– Почему?

Наступила пауза, после которой Сысоев сказал тихо и сдержанно:

– Все понятно, товарищ командующий.

– Что тебе понятно? – усмехнулся командарм.

– Сысоев наконец понял, – ехидно сказал Коломиец, – что офицер, участвующий в планировании операций, в частности – в составлении плановой таблицы боя, таблицы соотношения сил, графика взаимодействия всех родов наших войск, то есть основ нашей стратегии и тактики, и знающий все то, что мы знаем о противнике… Кто он, Сысоев? – требовательно спросил он.

– Находка для противника, – кивнул Сысоев, думая о своем.

– Именно. Об этом ты и раньше мог бы догадаться…

– В чем дело, Сысоев? – настойчиво, но не повышая голоса, спросил командующий. – Ты чего-то не договариваешь.

– Моя семья осталась перед войной в Очеретяном. В этом селе дивизия Бутейко будет через несколько дней. Хотел я войти в село с передовым отрядом…

– Так бы и сказал! Позвони комдиву от моего имени, пусть командир передового отряда на участке Очеретяное разузнает и сообщит тебе о семье. Георгий Васильевич, – обратился командующий к Коломийцу, – надо сегодня же взять офицеров из резерва. Не только на штатные должности в оперотделе, но и еще человек десять – пятнадцать, чтоб послать их офицерами связи в дивизии и передовые полки.

– Разрешите, товарищ командующий. – Это был снова Сысоев.

– Слушаю.

– Я просил бы не назначать недостающих в моем отделении двух офицеров без моего согласия. Хочу их сначала проверить. Им недостаточно быть просто военно грамотными, им ведь необходимо отлично знать военную науку. Не спросив моего согласия, отдел кадров в свое время назначил ко мне майора Белых. По знаниям – это младший лейтенант. Я отчислил его. Отдел кадров назначил его помощником начальника оперотдела, а сейчас товарищ полковник снова отчислил его… Прошу разрешить мне предварительно знакомиться с кандидатами.

– Как же назначают таких? – спросил командарм, глядя на полковника Орленкова. Тот встал:

– Отдел кадров, в ведении которого находятся офицеры резерва, не может гарантировать должную степень военной грамотности офицеров из резерва, так как знания офицеров крайне пестры. Например, офицер долго пробыл в госпитале, и поэтому плохо знает новые уставные положения; а звание у него достаточно высокое, наград много, храбр. Будет, безусловно, правильнее, если майор Сысоев сам отберет, кто ему нужен. Сейчас офицеры резерва дислоцированы в селе Ефимовка, при штабе запасного полка армии. Некоторые из них проводят занятия с бойцами этого полка.

– Составишь таблицу соотношения сил, – сказал Коломиец, – зайди в отдел кадров. Захватишь там майора Быхалова с характеристиками офицеров и поедешь в Ефимовку. Кроме двоих для своего отделения, подберешь еще троих для оперотдела и двенадцать для направления в передовые части офицерами связи.

Начальник штаба подошел к карте, перед которой сидел командующий, и молча провел пальцами по правому берегу Днепра – «от» и «до». О правофланговом населенном пункте он сказал «включительно», о левофланговом – «исключительно». Стукнув средним пальцем по яркому кружку на высоком правом берегу Днепра, он произнес раздельно: «Ключевой». Так отныне будет закодирован этот большой промышленный город.

Правофланговый отрезок высокого берега Днепра он назвал, по имени деревни Ровеньки, «Ровеньковскими высотами». Главные точки закодировал так: 284,3 – «Помидор», центральную 258,4 – «Яблоко», а левую, что у села Станиславовки, – «Груша».

Указав на синие линии километрах в двадцати на запад от «Ключевого», у опушки лесного массива, где протекала речка и значилось болото, командующий спросил:

– Есть ли у вас данные о намерениях противника, о численности, техническом оснащении, характеристике частей? И кто командует в этой второй полосе обороны?

– Я подготовил справку, – сказал Орленков. – В лесном массиве имеются партизаны.

– Удалось связаться?

– Все три попытки успеха не имели.

– А теперь о том, зачем я тебя вызвал, – повернулся командарм к Сысоеву и машинально потянулся к портсигару.

Адъютант Орехов молча взял портсигар из-под его руки, и на мгновенье встретились их взгляды: недовольный – командующего и напоминающий о чем-то, известном только им двоим, – Орехова.

– Шифровка, полученная сверху, сообщает, – продолжал командующий, – что Гитлер обещал своим генералам в самом скором времени применить новое сверхмощное оружие, способное якобы в корне изменить всю стратегическую обстановку в пользу Германии. Цену гитлеровским клятвам мы знаем. Но в данном случае есть ряд серьезных оснований для форсирования поиска и расшифровки этого секретного оружия врага. Гитлер выразился так, – командующий взял со стола красный листок шифровки и прочел: – «Да простит меня Бог за то, что, вынужденный к тому обстоятельствами», я применю такую адскую силу, когда один взрыв будет уничтожать сотни тысяч людей. Это поможет нам поскорее закончить войну и спасти от смерти миллионы арийцев…» – Командующий положил шифровку на стол. – Эту шифровку, кроме присутствующих, читали члены военного совета, знает ее полковник Гуров и начальник артуправления Поляков.

– Распишись, Сысоев, – приказал Коломиец.

Сысоев прочел шифровку, поставил свою подпись.

– В войсках я уже слышал разговоры о каком-то новом сверхмощном немецком оружии, – задумчиво произнес он. – Якобы при поражении им у человека все «лопается в груди» и глаза вытекают.

– Это из немецкой листовки, – проговорил Орленков.

– Мне кажется, это посерьезнее и опаснее самого оружия, – сказал Сысоев.

– Строго между нами, – начал командарм, затем, помолчав, сказал: – Впрочем… – опять замолчал, встал, подошел к майору вплотную. – Мой тебе приказ – сделай все, чтобы своевременно разузнать об этом новом оружии, которое собираются использовать или уже испытывают фашисты на нашем участке фронта. Разрешаю тебе знакомиться со всеми шифровками сверху.

– Будет выполнено! – обещал Сысоев и, подождав, не добавит ли командующий еще чего-нибудь, сказал:

– Я слышал, что на нашем участке спецгруппа, прибывшая из тыла, удачно испытывала новейшие образцы нашего оружия. В дальнейшем, если эти испытания будут проводиться на фронте нашей армии, разрешите мне принимать в них участие, товарищ командующий!

– Доложи Северцеву, от кого ты это слышал, – зло сказал начштаба.

Командарм поморщился.

– Я слышал от бойцов, на участке которых проходило испытание, – спокойно парировал Сысоев. – Ведь толком они ничего не знают, говорят: «Ну и дали фрицам жизни!» Об этом доложить?

– Можешь не докладывать, – сказал командарм. – Но поверь: нельзя тебе, Сысоев, участвовать в испытании новейшего оружия. Когда его примут на вооружение и мы его получим, обещаю тебе: ты первый будешь изучать опыт его применения. А сейчас занимайся делом, которое тебе поручено: старайся побольше узнать об оружии врага.

Командарм прошелся по комнате, вплотную подошел к Сысоеву и тихо спросил:

– Ты понял меня?

– Так точно! – отозвался Сысоев так же тихо и, оценив обстановку как благоприятную для «наступления», еще тише попросил, в связи с важностью задачи, выделить «виллис» и два мотоцикла в распоряжение своего отделения по изучению опыта войны.

– А не выделить ли в твое личное распоряжение и тройку самолетов? – саркастически спросил Коломиец, опасаясь, как бы командующий не расщедрился за счет других отделов и управлений штаба.

– Тройку не надо, но хоть бы один ПО-2! – подхватил Сысоев, игнорируя сарказм Коломийца.

– Будет вам! – сказал командующий. – Дадим тебе «виллис» и два мотоцикла, на большее не надейся. Выделишь из резерва, – это было сказано начальнику штаба. – Отбирая офицеров резерва, – повернулся командующий снова к Сысоеву, – ты будешь знакомиться с их знаниями. Погоняй их как следует, а мне потом доложишь, что они знают и на что годятся. Военный совет армии получил тревожные сигналы об упрощенчестве в боевой подготовке войск. Я понимаю, что несколько часов – срок невелик. Но прежде чем посылать комиссию для проверки, хотел бы я иметь представление, хоть в общих чертах, понимаешь?

– Будет исполнено!

– У тебя есть еще что-нибудь ко мне?

Сысоев кратко доложил о двух полицаях, задержанных в расположении штаба, о недостаточной маскировке наших людей и техники в селе.

Наконец его отпустили.

На обратном пути он старался догадаться, о чем же это умолчал командарм, но так и не догадался.

В дежурке Сысоева ждал мотоциклист, доставивший офицерскую сумку Курилко. В ней оказались не только взятые Курилко немецкие материалы, но и странички, исписанные его карандашом. Это были показания раненого гитлеровского офицера. Курилко выполнил задание и уточнил глубинную тактику гитлеровской поисковой группы «Олень». Сысоев подумал: не из этой ли группы появился наводчик бомбардировщика? Но сразу же отбросил эту мысль.

Он послал «виллис» в отдел кадров за майором Быхаловым и вызвал Винникова, чтобы передать ему дежурство.

Командир запасного полка принял Сысоева в кабинете. Это был тучный человек с багровыми прожилками на лице и до того багровым носом, что Сысоев невольно понюхал, не пахнет ли в воздухе спиртным. Здесь же находился невысокий молодой майор с розовым лицом и очень хорошенькая девушка – младший лейтенант.

Сысоев назвал себя. Оказывается, его ждали.

– Все офицеры резерва собраны, – сказал комполка, – но вот младший лейтенант Дорохова предупреждает, что горячее остывает и теряет вкус. Впрочем, для вкуса у нас найдется кое-что, после чего, говорят, легче работается. Да и после дороги не мешает…

– Не мешает! – как эхо подтвердил майор из отдела кадров, раскладывая папки на столе.

Сысоев заявил, что плотно поел перед поездкой, не рассчитывая на угощение. Личные дела рекомендованных отделом кадров офицеров резерва он просмотрит потом. А сейчас он просит представить его офицерам резерва, раз уж их собрали, как прибывшего для проведения командирских учений.

Вышли во двор.

Раздалась команда «смирно», и старший по званию, подполковник, доложил комполка, что по его приказанию офицеры резерва построены.

– Сейчас, – сказал Сысоев после церемониала приветствий и представления, – мы проведем часовые занятия на местности и с картами. Командиром сводного отряда назначаю вас, товарищ подполковник. Как ваша фамилия?

– Подполковник Овсюгов. Веду занятия с офицерами.

В списке кандидатов отдела кадров Овсюгов значился первым.

Выше среднего роста, худощавый, скуластый, с обветренными впалыми щеками, приподнятыми, как бы слегка вывернутыми ноздрями и недобрым взглядом, он производил впечатление решительного, но своевольного человека.

– Прежде чем начать занятия, – сказал Сысоев, – пусть те, кто недавно прибыл из госпиталя и не успел как следует усвоить новый устав, выйдут из строя. Из первой шеренги – три шага вперед, из второй – три назад, шагом марш!

Никто не вышел.

Удивленно и недоверчиво улыбаясь, Сысоев поднял брови и покачал головой.

– Обстрелянные! – донеслось из рядов.

– Отправляйте скорее на передовую! Отбирайте!

– Кто ж это вам доложил, что я буду отбирать?

Офицеры засмеялись. Сысоев тоже засмеялся, хоть ему и не слишком понравилась такая сверхосведомленность «Солдатское радио» – результат наблюдательности бывалых. А тут? Дорохова? Или из отдела кадров?

– Так на какие же должности, товарищ майор, будете отбирать? – В голосе Овсюгова звучала тревога. – Надеюсь, не в тыловики? Я лично симпатий к тылу и тыловикам не питаю, за исключением тех, кто носит локоны. Я боевой командир, прошу учесть это при назначении.

Сысоев окинул взглядом собравшихся.

– Мне поручили провести с вами занятия, – начал он, – и выяснить, как вы умеете организовывать, планировать бой, управлять в бою в соответствии с новыми уставами. Знаю: среди вас много опытных людей, прошедших большую школу войны…

Сысоев пошел перед строем офицеров, всматриваясь в лица, встречая смелые и требовательные взгляды, но видел и опущенные глаза.

– Вот я и попрошу вас, товарищ подполковник, – обратился он к Овсюгову, – объяснить товарищам офицерам, сколько, например, нужно боеприпасов и где их нужно разместить, чтобы оборонять рубеж в течение одних суток, прикрывая отход своих войск. Подход противника – к утру завтрашнего дня. У вас в запасе двадцать четыре часа. Изложите свое решение, диктуемое задачами тыла и боевых факторов.

Все ждали. Подполковник сопел, раздувая ноздри.

– А что мне решать? Я прикажу помощнику по тылу подготовить данные, – подполковник неловко хохотнул.

– Прошу, товарищ лейтенант, ответить на заданный подполковнику вопрос, – обратился Сысоев к левофланговому.

Лейтенант басовито, стараясь говорить громко и лаконично, начал:

– Лейтенант Баженов! Полагая, что за день придется отбить до шести атак противника, и считая на отражение каждой атаки по половине боекомплекта, с тем чтобы на поражаемый метр падало не менее пяти пуль и осколков, необходимо иметь два с половиной – три боекомплекта. Решаю – на переднем крае иметь на единицу оружия один БК, на ротном патронном пункте – пол-БК, на батальонном – один БК.

– Совершенно правильно, – похвалил Сысоев, разглядывая этого лейтенанта, человека не первой молодости, с небольшими усами, и не умея определить – новичок ли он или давно воюет. – Почему вы, товарищ лейтенант, были разжалованы?

– Разжалован не был.

– Недавно призваны?

– Пошел добровольцем в сорок первом. Так аттестован. – Лейтенант не стал продолжать и улыбнулся Сысоеву, будто старому знакомому. Сысоеву показалось, что этот басовитый голос и эту фамилию он где-то слышал. Думая об этом, он продолжал ходить вдоль шеренги офицеров и задавать вопросы.

Около двух часов занимался он с офицерами. Были среди них и знающие, но были и невежды; их он вычеркивал из списка – они не годились для работы в штабе армии.

Подошел майор – начштаба полка и напомнил Сысоеву, что время обеда на исходе. Сысоев прекратил занятия и попросил Овсюгова после обеда привести офицеров в рощу, видневшуюся в трех километрах западнее села.

Когда офицеры ушли, начальник штаба щелчком сбил пушинку с плеча Сысоева и пригласил его отобедать.

– Спасибо. Не хочется, – ответил тот, ощутив острую неприязнь к этому не в меру услужливому майору.

– Учтем! – многозначительно бросил майор. – Начальник отдела кадров сказал мне: