Богиня по крови

Глава 2

Старик обрезал ножом пуповину, которая связывала дочь с матерью, завернул ребенка в домотканое одеяло и отдал его Рианнон. Та заглянула в глаза дочери, и ей показалось, что все вокруг стало другим. Она душой ощутила эту перемену. Еще никогда она не видела ничего настолько удивительного. И никогда ничего подобного не чувствовала. Ни когда впервые услышала голос Эпоны, ни когда впервые испытала силу Избранной, ни когда увидела ужасающе прекрасного Придери.

«Это настоящая магия», – с удивлением подумалось Рианнон, когда она прикоснулась к нежнейшей щечке дочери.

Ее снова стали сотрясать схватки, и Рианнон ахнула. Исторгая плаценту, она прижимала к груди ребенка и старалась больше ни о чем не думать. Где-то рядом старик отдавал приказы, и в его голосе слышалась непреклонность. Но древний барабанный бой все продолжался, а держать дочь на руках было так приятно, так правильно…

Рианнон не могла наглядеться на нее. Малышка смотрела на мать огромными карими глазами, и этот взгляд трогал за душу.

– Я была не права, совсем не права.

– Да, – пробормотал старик. – Да, Рианнон, вы были не правы.

Рианнон подняла на него взгляд и поняла, что он стоит около нее на коленях и прижимает ей между ног в несколько раз сложенную ткань. Но почему-то она этого не ощущала. Собственно, своего тела она вообще почти не чувствовала, только огромное облегчение от того, что больше не испытывает боли. Она сосредоточилась на его словах.

– Вы знаете, как меня зовут.

Старик кивнул:

– Я был здесь, когда Белый шаман пожертвовал своей жизнью, чтобы заточить вас в священное дерево.

Внезапно Рианнон узнала в нем вождя индейского племени, которое одержало победу над демоном Нуаду.

– Почему вы решили мне помочь?

– Для земного человека никогда не поздно изменить выбранный путь. – Он сделал паузу, изучающе посмотрел на нее и продолжил: – Тогда вы были низвергнуты, но я верю, что этот ребенок излечил вашу душу. – Он по-доброму улыбнулся ей. – Ваша дочь, видимо, являет собой великую силу добра, если ее рождение способно столько всего исправить.

Рианнон стала укачивать дочь, прижимая ее к груди.

– Морриган. Ее имя – Морриган, она внучка Маккаллана.

– Морриган, внучка Маккаллана. Я запомню это имя и передам другим. – Старик задержал на ней взгляд, и еще до того, как он снова заговорил, Рианнон вздрогнула от неприятного предчувствия. – У вас слишком сильное кровотечение, и оно не останавливается. Я послал за своей машиной, но пройдет несколько часов, прежде чем мы привезем вас к врачу.

Она встретилась с ним взглядом и прочитала в его глазах правду.

– Я умираю.

Он кивнул:

– Думаю, да. Ваша душа излечилась, но тело слишком сильно разрушено.

Рианнон не ощутила ни страха, ни паники и уж точно не испытала боли. Только огромное чувство потери. Она опустила взгляд на новорожденную дочь, которая так доверчиво на нее смотрела, и провела кончиками пальцев по нежному личику. Она не сможет увидеть, как растет Морриган. Не сможет оберегать ее, присматривать за ней… и…

– О богиня! Что я наделала?!

Старик не попытался ее утешить. Его взгляд был острым и мудрым.

– Скажите мне правду, Рианнон.

– Я обещала себя Придери. Он хотел, чтобы я отдала ему и свою дочь, но ваше появление заставило его исчезнуть, и я не успела этого сделать.

– Придери – это дьявол? Бог тьмы? – быстро спросил старик.

– Да!

– Вы должны отказаться от него. Ради вас самой и ради Морриган.

Рианнон перевела взгляд на дочь. Если она откажется от Придери, то, по всей вероятности, Морриган окажется в этом мире в ловушке. Она не сможет пользоваться даже той небольшой властью, которую в свое время открыла для себя Рианнон. А это значит, что ее дочь никогда не попадет в Партолон.

Но если она не откажется от Придери, то ее дочь может попасть в услужение той самой тьме, которая, как сейчас поняла Рианнон, тенью лежала на всей ее жизни. Эта тьма нашептывала слова недовольства, как эхо повторяла ее гнев, эгоизм и ненависть и, что было самым разрушительным, превращала любовь во что-то неузнаваемое.

Для Рианнон была непереносима мысль о том, что кто-то может отравить жизнь ее дочери так же, как отравил ее собственную. Если Морриган придется остаться в этом мире, пусть так и будет. По крайней мере, так она не окажется и в лживых сетях зла.

– Я отказываюсь от Придери, трехликого бога зла, и отвергаю его притязания на меня и мою дочь, Морриган Маккаллан, – произнесла Рианнон. И стала ждать. С самого детства она была жрицей и Избранной могущественной богини. Она знала, насколько серьезен отказ от божественного покровительства. Должен появиться знак – внутренний или внешний – о том, что Судьба изменилась. Боги не прощают, когда их отвергают, особенно темные боги.

– Темный бог знает, что вы умираете и очень близки к царству духов. Он крепко за вас держится. Он вас не отпустит.

Старик произнес это довольно мягко, но Рианнон показалось, что он всадил нож ей в сердце. Несмотря на все усиливающуюся слабость, она сильнее прижала к себе крошечное тельце малышки.

– Я не обещала ему Морриган. Придери не имеет над ней власти.

– Но вы сами все еще связаны с ним, – серьезно сказал старик.

Рианнон было все труднее сражаться со слабостью, картинка перед глазами стала сереть по краям, ее бил озноб. Ей хотелось, чтобы старый шаман дал ей побыть наедине с дочерью, дал насмотреться на нее, пока не…

– Рианнон, послушайте меня! – встряхнул он ее. – Если вы умрете, не разорвав связь с Придери, ваш дух никогда больше не ощутит присутствия вашей богини. Вы больше никогда не познаете ни света, ни радости. Вы навечно останетесь под черным покровом темного бога и отчаяния, которым он заражает все, к чему прикасается.

– Я знаю, – прошептала она. – Но я больше не могу бороться. Мне кажется, что я боролась всю жизнь, сколько себя помню. Я была эгоистична и причинила так много боли. Столько всем навредила. Наверное, пришло время расплаты.

– Вполне возможно, но разве за эти ошибки должна платить и ваша дочь?

Эти слова встряхнули Рианнон, и она посмотрела на него тускнеющим взглядом.

– Конечно, не должна. О чем вы говорите?

– Вы не пообещали Придери свою дочь, но он хочет получить жрицу, в жилах которой течет кровь Избранной Эпоны. Если вы умрете, как думаете, кто станет его следующей жертвой?

– Нет! – вскрикнула Рианнон, понимая, что он прав. Придери признался, что следовал за ней по пятам. Он захочет ее дочь и на меньшее не согласится. Рианнон содрогнулась. Тьма, что нашептывает лживые хитрости и превращает любовь к богине в нечто уродливое, не будет преследовать ее Морриган.

– Нет, – повторила она, – Морриган не станет его следующей жертвой.

– Тогда вы должны призвать свою богиню, чтобы она вынудила Придери отпустить вас.

На Рианнон нахлынуло отчаяние.

– Эпона отвернулась от меня.

– Но разве вы отказались от нее?

– Я делала то, что было ей отвратительно. – Впервые в жизни Рианнон признала, что сама предала доверие богини, прежде чем та перестала говорить с ней. – Она меня больше не слушает.

– Возможно, богиня ждет от вас других слов, правильных.

Рианнон посмотрела шаману в глаза. Если была хоть малейшая вероятность, что он прав, надо было попытаться призвать Эпону. Она умирает – возможно, богиня сжалится над ней. Рианнон чувствовала, как туманная дымка обволакивает и приковывает ее тело к этому миру. Естественно, даже находясь в Партолоне, Эпона знает, что с ней происходит. Рианнон закрыла глаза и сосредоточилась.

«Эпона, Великая богиня Партолона – богиня моей юности – богиня моего сердца. Прошу вас, выслушайте меня в последний раз. Я прошу простить меня за мои эгоистичные поступки. За то, что позволила тьме запятнать ваш свет. За всю боль, что причинила вам и всем остальным. – Рианнон замолчала, стараясь собраться с мыслями и сдержать онемение, расползающееся по телу. – Я знаю, что не заслуживаю вашего благоволения, но, пожалуйста, остановите Придери. Не дайте ему получить право на мою душу и душу моей дочери».

Ветер подхватил ее слова и закрутил их, затряс, пока они не зазвучали шумом дождя по опавшей листве. Рианнон открыла глаза. Под гигантским священным дубом, братом-близнецом ее дуба, зашевелились тени, и ее сердце забилось от ужаса. Неужели это возвращается за ней Придери? Несмотря на присутствие шамана и бой древних барабанов? Но внезапно из небытия возник яркий светящийся шар и прогнал тьму. В центре шара стала вырисовываться фигура. У Рианнон перехватило дыхание, и на глазах показались слезы. Старый шаман уважительно склонил голову.

– Приветствую вас, Великая богиня, – произнес он.

Эпона улыбнулась ему.

– Джон Мирный Орел, ты заслужил мою благодарность и благословение за то, что сделал сегодня.

– Спасибо, богиня, – почтительно ответил он.

Эпона перевела взгляд на Рианнон. Та дрожащей рукой вытерла слезы, чтобы лучше видеть свою богиню. Когда она была ребенком, Эпона несколько раз материализовывалась ради нее, но потом она вступила в бунтарский подростковый возраст и позже превратилась во взрослую капризную эгоистку. Сначала богиня перестала приходить к ней, потом разговаривать с ней и в конце концов слушать ее. Сейчас Рианнон чувствовала, что при виде богини ее душа ожила.

– Эпона, простите меня, прошу вас! – заплакала она.

– Я простила тебя, Рианнон. Простила раньше, чем ты попросила меня об этом. Я тоже была не права. Я видела твою слабость и знала, что твою душу сопровождает тьма. Мне затмила разум любовь к тебе, и я позволила тебе перейти черту, за которой начиналось твое саморазрушение.

Рианнон прикусила язык и удержалась от оправданий, которые, как всегда, крутились у нее на языке.

– Я была не права, – только и сказала она. Потом сделала глубокий вдох, борясь со слабостью, которая уже мешала ей говорить. – Эпона, прошу вас, помогите мне порвать связь, которую Придери имеет со мной. Я отказалась от него, но, как вы знаете, я уже близка к смерти. Он не отпускает мою душу, держит ее слишком сильно.

Эпона внимательно посмотрела на падшую жрицу и спросила:

– Почему ты просишь меня об этом, Рианнон? Ты боишься того, что случится с твоей душой после смерти?

– Сейчас, перед лицом смерти, я многое в своей жизни вижу гораздо яснее, – ответила Рианнон и посмотрела на малышку, которая лежала на ее слабеющих руках. – Или, может быть, рождение дочери сняло с моих глаз пелену. – Она перевела взгляд на богиню. – Да, это правда – я боюсь провести вечность во тьме и отчаянии, но не посмела бы звать вас, чтобы спасти меня от судьбы, которую знаю, что заслуживаю. – Рианнон поперхнулась, закашлялась и несколько раз судорожно вздохнула. – Я призвала вас, потому что для меня непереносима мысль, что мою дочь может потребовать к себе тьма, которая отравляла большую часть моей жизни. Если вы разорвете связь Придери с моей душой, я не стану просить разрешения взойти на ваши луга. Я попрошу позволить мне существовать в Ином Мире, чтобы присматривать за дочерью и стараться нашептывать ей добро, когда темный бог будет нашептывать зло.

– Вечность в Ином Мире не слишком легкая судьба. Там не будет покоя – ни лугов, сотканных из света, ни смеха, поддерживающего усталую душу.

– Мне не нужен покой, пока моя дочь в опасности. Я не хочу, чтобы она пошла моим путем.

– Годы жизни твоей дочери будут лишь небольшой рябью в водоеме вечности. Ты действительно просишь бесконечную судьбу ради чего-то настолько мимолетного?

Рианнон прижалась побледневшей щекой к нежной головке дочери.

– Прошу, Эпона.

Богиня улыбнулась, и даже сейчас, на смертном одре, Рианнон накрыла волна неописуемой радости.

– Возлюбленная, наконец тебе удалось победить в своей душе эгоизм и следовать своему сердцу. – Богиня вскинула руки над головой. – Придери, бог лжи и тьмы, я не уступлю тебе свое законное право на эту жрицу! Ты не имеешь права требовать ее душу, пока не победил меня!

Богиня легонько хлопнула в ладоши, и тени, что маячили по краям поляны, раскололись. Издав ужасный вопль, потусторонняя тьма рассеялась, оставив вместо себя обыкновенную темноту спускающихся сумерек.

– Моя душа ощущает свет, – прошептала дочери Рианнон.

– Это потому, что впервые за твою взрослую жизнь она свободна от влияния тьмы.

– Я давно должна была выбрать этот путь, – слабым голосом произнесла Рианнон.

И улыбка Эпоны снова наполнила ее безграничной добротой.

– Еще не поздно, Возлюбленная.

Рианнон закрыла глаза от потока эмоций, что отнимал у нее последние силы.

– Эпона, я знаю, что здесь не Партолон, и я больше не ваша Избранная, но не могли бы вы поприветствовать мою дочь? – Ее слова были едва слышны.

– Да, Возлюбленная. Из любви к тебе я приветствую Морриган, внучку Маккаллана, и награждаю ее своим благословением.

Услышав звук хлопающих крыльев, она открыла глаза. Эпона исчезла, но священную рощу заполонили тысячи светлячков, которые парили, падали и снова взмывали вверх вокруг Рианнон и посапывающей у нее на руках малышки. В тусклом вечернем свете они светились словно звезды, временно покинувшие ночное небо, чтобы потанцевать в честь рождения ее маленькой дочки.

– Богиня услышала вашу просьбу, – почтительно произнес старик индеец. – Она не забыла вас. И не забудет вашего ребенка.

Рианнон перевела на него взгляд и поморгала, чтобы четче видеть его лицо.

– Шаман, пожалуйста, отвезите меня домой.

Он встретился с ней глазами.

– Я не имею возможности вернуть вас в другой мир, Рианнон.

– Я знаю, – слабым голосом сказала она. – Отвезите меня в единственный дом, который я знаю в этом мире, – к Ричарду Паркеру. Он – отражение моего отца Маккаллана. – Рианнон поморщилась и, словно наяву, услышала голос Шеннон Паркер, которая говорит, что в Партолоне погиб ее отец. – Отвезите мое тело к нему и скажите, что Морриган его внучка. Передайте ему… – Она запнулась, преодолевая быстро накатывающееся оцепенение. – Передайте ему… что я верю в его любовь и знаю, что он поступит правильно.

Шаман серьезно кивнул.

– Как мне найти Ричарда Паркера?

Рианнон сумела выдавить простые указания, как доехать до маленького ранчо Ричарда Паркера в окрестностях Брокен-Эрроу. К счастью, старику почти не пришлось ее переспрашивать, и он, казалось, хорошо понимал слова, которые она с трудом выговаривала.

– Я сделаю это для вас, Рианнон. И буду молиться о вашей душе в Ином Мире. Может быть, вам удастся приглядеть за своей дочерью и держать ее в безопасности.

– Эпона благословила… мою дочь… Морриган Маккаллан… – прошептала Рианнон. Она поняла, что больше не может бороться с оцепенением. Не выпуская из рук дочь, она позволила своей голове безвольно откинуться на скрюченный корень. Рианнон, жрица богини Эпоны, умерла под древний барабанный бой и подстроившийся под него танец светлячков.

Глава 3

Партолон

– Да, так вот это чертовски абсолютная правда. Будь это забава, ее бы не назвали потугами. – Я скривилась и попыталась поудобнее устроиться на огромном пуховом матрасе, который прозвала «маршмеллоу»^[1]. Но все тело у меня болело, и я была такой усталой, что быстро бросила это занятие и взамен стала потягивать подогретое вино, которое предложила мне услужливая юная нимфа. – Ее назвали бы вечеринкой, – продолжала я. – Женщины бы говорили «Класс! Я иду на вечеринку рожать ребенка. Супер!» Ни черта! Это определенно не званая вечеринка.

Аланна и ее муж Каролан (который только что принял у меня роды) обернулись ко мне и засмеялись. Хихикнул кое-кто и из нимф-служанок, которые стайками сновали по комнате и делали обожаемую ими домашнюю работу (и мне, честно говоря, очень нравилась их услужливость).

– Не понимаю, что ты смеешься. Через пару месяцев ты сама узнаешь, что я имею в виду, – напомнила я Аланне.

– Я рассчитываю, что вы будете держать меня за руку с начала и до конца, – радостно сказала мне Аланна и поцеловала мужа в щеку.

– Я не возражаю. С нетерпением жду возможности стать для тебя родильной рукодержалкой.

– Я думал, женщины быстро забывают боль от схваток.

Я подняла взгляд на своего мужа-кентавра, великого шамана Кланфинтана. Его сила и стойкость превосходили человеческую, но сейчас он выглядел непривычно усталым и потрепанным, словно прокладывал себе путь через ад и обратно, а не находился целый день рядом со своей рожающей женой.

– А ты сам скоро это забудешь? – поинтересовалась я с многозначительной улыбкой.

– Вряд ли, – серьезно ответил он и, кажется, уже в тысячный раз за день убрал влажные волосы с моего лица и потом нежно поцеловал в лоб.

– Как и я. По-моему, утверждение, что женщины забывают о боли сразу после родов, большая ложь, придуманная вконец окосевшими от родов мужьями.

По спальне прокатилось басовитое фырканье Каролана.

– Должен согласиться с вашей теорией, Риа, – сказал он.

Я нахмурилась и посмотрела ему в спину.

– Замечательно. И мой доктор не побеспокоился сообщить мне об этом до того, как начнутся роды?

– Нет, госпожа. – В его голосе слышался искусно скрытый юмор. – От этого было бы мало пользы. Если я и должен был об этом упомянуть, то уж точно до того, как вы уложили в постель кентавра.

– Хрумф, – сказала я, копируя своего мужа, и Каролан снова фыркнул от смеха.

– Ах, Риа, но разве это того не стоило? – Улыбающаяся, как Санта-Клаус, Аланна наконец закончила пеленать мою новорожденную дочку и вернула ее в мои нетерпеливые руки. Я приняла малышку от своей лучшей подруги, помощницы на все руки и эксперта по всему, что я еще не знаю о Партолоне, в одном лице.

– Стоило, – выдохнула я, переполненная при виде дочери еще почти незнакомым мне чувством любви и нежности. – Она стоила каждой секунды.

Кланфинтан плавно и грациозно, как все кентавры, опустился на колени около нашего матраца.

– Ради нее можно сделать все, что угодно, – благоговейно произнес он и коснулся прядки рыжих волосиков, покрывавших ее прекрасную головку. – Как нам ее назвать, любовь моя?

Я ответила, ни секунды не сомневаясь. У меня было на раздумья несколько месяцев, и только одно имя снова и снова возникало у меня в голове. Когда это имя впервые отдалось у меня в мозгу, я спросила о нем Аланну, и после того, как она объяснила мне его значение, я уже не сомневалась, что назову дочь именно так.

– Мирна. Давай назовем ее Мирна.

Кланфинтан улыбнулся и обнял нас сильными руками.

– Мирна на старом языке значит «возлюбленная, любимая». А это так и есть, потому что она действительно наша любимая. – Он наклонился ко мне и прошептал слова, предназначенные только для моих ушей: – Я люблю тебя, Шеннон Паркер. Спасибо за преподнесенный тобой дар – нашу дочь.

Я уютно устроилась около него и, прижимая к себе нашу спящую девочку, поцеловала его решительный подбородок. Он очень редко называл меня именем, которое я ношу с рождения, и никогда на людях. Только три человека – Кланфинтан, Аланна и Каролан – знают, что я не Рианнон, дочь Маккаллана. Остальные жители Партолона даже не подозревают, что около года назад я «случайно» поменялась местами с настоящей Рианнон, которая похожа на меня как две капли воды. Но на внешности наше сходство и заканчивалось. Рианнон была эгоистичной, источающей ненависть стервой, которая безответственно сбежала из своего мира. Мне нравится думать, что я умеренно эгоистична и бываю стервой только по абсолютной необходимости. Я точно знаю, что никогда не брошу ни Партолон, ни его жителей, ни богиню, любить которую я сюда приехала. Я боролась за то, чтобы остаться здесь, – и я останусь.

Без сомнения, мое место было в Партолоне. Эпона однозначно сказала, что мне предназначено было стать ее Избранной, и мой «обмен» с Рианнон не был ни ошибкой, ни случайностью. Эпона выбрала именно меня, и я стала принадлежать ее миру.

Безумно счастливая, я уткнулась носом в мягкую макушку дочери.

– Ты моя драгоценная. С днем рождения.

Меня обнимала сильная и теплая рука Кланфинтана. Он нежно прижал меня к себе, и я услышала в его голосе улыбку.

– С днем рождения, мои дорогие девочки.

Я удивленно моргнула и засмеялась.

– А ведь точно! Сегодня же тридцатое апреля. День моего рождения. Я совершенно забыла о нем.

– Ты была очень занята, – напомнил Кланфинтан.

– Это уж точно. – Я с улыбкой посмотрела на удивительного кентавра, которого так люблю. – Наверное, нам стоит благодарить Эпону за то, что наша волшебная дочь родилась в день рождения ее матери.

Он нежно поцеловал меня.

– Я буду вечно благодарен Эпоне за Мирну и за тебя. – Он глубоко вздохнул и выкрикнул тем самым раскатистым голосом, каким раньше призывал древнюю шаманскую магию, чтобы принять человеческую форму и заняться со мной любовью: – Да здравствует Эпона!

– Да здравствует Эпона! – его слова с радостью подхватила Аланна и мои служанки.

Полупрозрачные шторы, прикрывающие огромные – от пола до потолка – окна на противоположной стене спальни, внезапно воспарили к потолку, подобно облаку, и наполненный ароматами ветер принес с собой и закружил по комнате множество лепестков роз. Служанки взвизгнули от восторга и затанцевали среди падающих цветов. А потом комнату наполнил голос, которого я так ждала, – голос моей богини Эпоны.

– Моя Возлюбленная жрица родила свою возлюбленную. С превеликой радостью я приветствую в Партолоне Мирну, дочь моей Избранной. И пусть это приветствие сопровождается радостью, волшебством, смехом и благословениями ее богини!

С хлопком и шипением, которые напомнили мне взрывы петард на четвертое июля^[2], лепестки роз превратились в сверкающие шары, из которых вылетели сотни бабочек. Еще один хлопок, и бабочки превратились в сияющих, как драгоценные камни, колибри, которые быстро спикировали вниз и закружили вокруг моих радостно отплясывающих служанок.

От счастья и облегчения на глаза у меня навернулись слезы. Моя дочь благополучно родилась, и ее навестила моя богиня. Целиком и полностью удовлетворенная, я расслабилась в теплых руках мужа и посмотрела на наше чудо – нашу дочь Мирну…

– Это настоящая магия, – прошептала я.

Материнская любовь – самая священная магия, – услышала я в голове знакомый голос Эпоны. – Запомни это на будущее, Возлюбленная. Материнская любовь может и излечить, и стать искуплением.

Я внезапно дернулась, словно от холода. Что имеет в виду Эпона? Мирне что-то угрожает?

Отдыхай спокойно, Возлюбленная. Твой ребенок в безопасности.

На меня накатило такое облегчение, что я даже вздрогнула. А потом ощутила еще кое-что, что заставило меня уже содрогнуться.

– Риа? С тобой все в порядке? – спросил Кланфинтан. Он мгновенно ощутил перемену в моем настроении.

– Я устала, – уклонилась я от ответа и сама удивилась, каким слабым прозвучал мой голос.

– Тебе надо отдохнуть. – Он поцеловал в лобик нашу дочь, потом меня и затем поймал взгляд Аланны. Она оторвалась от танцующих вместе с колибри служанок и заспешила к нам. – Рие необходим отдых, – сказал он ей.

– Конечно, необходим, – подтвердила слегка запыхавшаяся Аланна, гладя свой выпирающий живот.

Она хлопнула в ладоши, и веселящиеся служанки обернулись к ней. Но не успела она объявить, что им уже пора, как вся стайка колибри собралась кольцом над моим лежбищем. Переливаясь разноцветьем и хлопая крыльями, птички снова одним хлопком превратились в лепестки роз и осыпали розовым дождем мою комнату. Роскошный мраморный пол теперь был густо усыпан магией Эпоны.

– Богиня знает, что ее Возлюбленной пора погрузиться в сон, – улыбнулась Аланна, радуясь оказанному Эпоной благоволению.

– Я благодарю вас за ваше присутствие. Спасибо, что с радостью встречали вхождение моей дочери в этот мир. – Я старалась, чтобы мой голос звучал как обычно, но мои чувства были далеки от спокойного состояния.

– Это была честь для нас, Любимица богини! – хором ответили служанки и со смехом, шумом и благословениями радостно выпорхнули из комнаты.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Кланфинтана и понимала, что лучше не пытаться скрыть от него случившееся. Я посмотрела в его темные, миндалевидные глаза.

– Рианнон умерла, – произнесла я.

Аланна охнула, но Кланфинтан не шевельнулся. Только стиснул зубы, а его классической красоты лицо словно окаменело. Постороннему его голос показался бы вполне спокойным, даже почти нежным. Но я-то знала, что это значило – таким образом он освобождал свой разум и готовился к битве.

– Как ты узнала об этом, Риа? – спросил он.

Я покрепче прижала к себе маленькое тельце своей прекрасной дочери.

– Я почувствовала ее смерть.

– Но я думал, она погибла несколько месяцев назад, когда шаман из вашего старого мира заточил ее в священном дереве, – заметил Каролан.

Я сглотнула. Мои губы стали словно чужими, онемевшими.

– Я тоже так думала. Она должна была умереть, но осталась жива. Все это время она находилась внутри дерева… живой. – Я содрогнулась. Рианнон была злобной стервой и бесчисленное количество раз устраивала мне проблемы. Черт, она даже пыталась убить меня. Но сейчас я уже понимала, что она была лишь моим зеркальным воплощением, и не могла не пожалеть ее. При мысли о том, что она оказалась заживо похоронена в дереве, мне стало тошно и грустно.

В дверь дважды громко постучали.

– Войдите! – приказал Кланфинтан.

В спальню вошел один из храмовых стражников и быстро отдал мне честь.

– В чем дело… – Я замолчала, пытаясь вспомнить, что это за стражник. Они все так походили друг на друга – мускулистые, высокие, полуодетые. Да, мускулистые. Но что-то в его ярко-синих глазах подтолкнуло мою память. – Джилеан? – Я думала, что он хочет отдать дань уважения Мирне, но от мрачного выражения его лица у меня тревожно забилось сердце.

– Я насчет дерева в Священной роще, госпожа. Того самого, возле которого вы каждое полнолуние проводите ритуал возлияния^[3]. Оно разрушено.

В животе у меня все перевернулось от боли, которая не имела никакого отношения к родам.

– Что ты имеешь в виду под «разрушено»? Каким образом?

– Похоже, в него ударила молния, хотя вечер был ясным. Никаких признаков, что была небесная буря.

Страх и горечь застыли у меня в горле, и оттого голос прозвучал хрипло.

– Из дерева что-нибудь выпало?

Охранник даже не моргнул, услышав мой странный вопрос. Здесь был Партолон, где магия так же реальна, как и правящая богиня. Всякие странности для этого мира были в порядке вещей.

– Нет, из дерева ничего не выпадало, госпожа.

– И никакого тела? – заставила я себя спросить, отгоняя вставшую перед глазами картину разложившегося трупа Клинта.

– Нет, госпожа. Никакого.

– Ты в этом уверен? Ты сам проверял? – засыпал его вопросами Кланфинтан.

– Я уверен, господин. Да, я сам осматривал дерево. Я только сменился из караула, который охраняет северные земли храма. На обратном пути услышал громкий треск, доносившийся из рощи. Я оказался поблизости и знал, что Священная роща очень важна для леди Рианнон, поэтому сразу направился туда. Когда я приблизился к дереву, оно еще дымилось.

– Ты должен поехать посмотреть, – сказала я Кланфинтану.

Тот напряженно кивнул.

– Найди Дугала, – приказал он стражнику. – Скажи ему, чтобы ждал меня у северных ворот.

– Да, господин. Мое почтение, госпожа. – Стражник церемонно поклонился мне и заторопился из комнаты.

– Я поеду с вами, – мрачно произнес Каролан. Они с Аланной отошли в противоположный угол комнаты, желая дать нам с Кланфинтаном поговорить без лишних ушей.

– Если Рианнон здесь, то она мертва, – сказала я гораздо спокойнее, чем было на самом деле.

– Да, но я хочу убедиться, что мертва не только она. На случай, если она вернулась в Партолон не одна.

Я кивнула и перевела взгляд на личико спящей Мирны. Беззащитность. Я чувствовала себя такой непривычно беззащитной, понимая, что не перенесу, если что-то случится с моей дочерью…

– Я никому не позволю вам навредить. Вам обеим. – Голос Кланфинтана звучал хрипло и опасно.

Я встретилась глазами с его решительным взглядом.

– Знаю. – Но и мои глаза, и его выдавали, что мы оба вспоминаем случившееся несколько месяцев назад. Меня тогда вытянули обратно в Оклахому через это самое дерево вместе с возродившимся злом, которое, как нам казалось, мы победили навсегда. И Кланфинтан мог только смотреть на происходящее, не в силах меня спасти. Я сумела вернуться в Партолон только с помощью принесшего себя в жертву Клинта Фримена, зеркального воплощения Кланфинтана, и силы древних деревьев. – Будь осторожен, – попросила я мужа.

– Как всегда, – ответил он. И поцеловал меня, а затем Мирну. – Отдыхай. Я ненадолго.

Они с Кароланом быстро вышли из комнаты. Я слышала, как муж отдает приказы удвоить мою личную стражу и стражу, охраняющую дворец. Но вместо защищенности я ощутила, как по телу прошла ледяная волна страха. Мирна беспокойно захныкала, и я стала шепотом ее успокаивать.

– Риа, она, наверное, голодна.

К счастью, Аланна была рядом. Она помогла мне поднять тонкую ночную рубашку, чтобы Мирне было удобнее искать грудь. Я попыталась расслабиться и сосредоточиться на интимнейшем акте кормления дочери. Но мысли не желали успокаиваться. Я точно знала, когда именно умерла Рианнон. Священное дерево, бывшее ее тюрьмой, теперь разрушено. И еще эти загадочные слова богини о том, что материнская любовь может стать излечением и искуплением.

В момент заточения в дерево Рианнон была беременна.

– Все будет хорошо, Риа. – Аланна взяла у меня из рук сытую и сонную Мирну и положила ее в маленькую колыбельку, что стояла рядом с кроватью.

– Мне страшно, Аланна.

Аланна вынула из моей косметички большую щетку с мягкой щетиной и опустилась на колени за моей спиной. Медленными и осторожными движениями она стала расчесывать мои длинные волосы.

– Эпона не позволит причинить вред ни Мирне, ни вам. Вы ее Избранная, ее Любимица. Богиня защищает своих приближенных. А теперь отдыхайте. Здесь, в сердце Партолона, вы в полной безопасности, вы под защитой тех, кто вас любит. Вам нечего бояться, дорогая… нечего бояться…

Аланна все продолжала и продолжала бормотать слова утешения. Ее нежный голос и заботливые движения щетки по волосам вкупе с усталостью после суток родовых схваток подействовали на меня как снотворное. Мое тело жаждало, наконец, расслабиться. Но прежде чем я скользнула в приятную темноту сна, у меня мелькнула мысль: если в Священной роще в Партолоне не нашли никаких тел, значит, они должны быть в зеркальном отображении этой рощи в Оклахоме. Что же, черт возьми, там происходит?..