Buch lesen: «Эккле́сская сага»

В засаде

Лес. Сучья. Ветки. Слышен хруст. Кто-то бежит.

Юный охотник приподнимает голову, высовываясь из укрытия. Он собирался принести домой свежую дичь, запасы которой значительно истощились. Лёжа в засаде уже несколько часов, юноша почувствовал, как начали неметь пальцы, прочно держащие арбалет. Он слегка выдохнул и стал приглядываться. Время было предзакатное, ещё не сумерки, но там, откуда доносился шум, садилось солнце, и охотник с трудом мог разглядеть хоть что-то. Заурчало в животе. Негромко, но достаточно, чтобы подумать о том, как давно он ел в последний раз.

Голод, охвативший всю округу, заставлял всех идти на охоту глубже в лес. Вот только охота у всех разная. Одни идут в лес за дичью, другие – на разбой. Именно поэтому вокруг стало всё больше легионеров. Властитель наводит порядок, увеличивая ряды своей армии. Многие ребята из деревни записались туда. Они стали получать паёк и жалование. И всё бы хорошо, вот только налоги выросли. И никому и дела нет, что для того чтобы прокормить одного вооружённого легионера, приходится голодать пару дней целой семье с малыми детьми и стариками…

Шумная цель приближалась быстро. Это был не зверь. Охотник хорошо отличал это. Притаившись, он стал прислушиваться, не опуская арбалет. Мелькнула небольшая фигура, похожая на ребёнка, и направилась в сторону кабаний тропы. Юноша бросился на перерез. Ребёнок и кабаны – это может плохо закончиться. Охотнику удалось обогнать бегущего и встать перед ним. Это был белокурый мальчишка. На вид ему было лет двенадцать. Изо рта его клубами шёл пар (становилось холоднее) а в голубых глазах застыл ужас, вытянутые вперед руки тряслись, а дыхание было сбивчивым и шумным. Тем не менее никакого вскрика. Охотник понял, что не на шутку испугал ребенка и перевел арбалет в безопасное положение. От его глаз не укрылись синяки и порезы на лице и руках, к тому же одет мальчик был не по погоде, осенью не щеголяют в одной рубахе.

– Ложись в окоп и ни звука! – внушительно прошипел арбалетчик, который уже представлял от кого бежит бедолага, и не замедлил ему помочь.

Мальчишка не смел возражать, только лёг и стал глубже дышать, чтобы успокоиться. Охотник накрыл его ветками, а сам двинулся в ту сторону, откуда бежал подросток.

Он шел ни долго и ни мало как вдруг услышал голоса, подойдя поближе, смог разглядеть вексилля́цию. Этот небольшой отряд легионеров пробирался сквозь чащу и остановился, чтобы получить новые указания и рассредоточиться. В тот момент, когда юноша уже хотел двинуться подальше отсюда, его окрикнули.

– Эй! Ты кто? Стой на месте!

– Стою! – он медленно поворачивался к ним лицом. Сердце билось бешено. Охотник старался не выдавать своего сильного испуга и продолжил говорить:

– Ребята, я просто охочусь тут. У меня и разрешение есть.

– Так ты охотник значит?

– Да, – с полуулыбкой ответил он. Хотелось не отвечать, а бежать, ведь не просто так они сюда явились, но продолжил.

– Я просто живу в деревне неподалёку. У моей семьи только один кормилец и он перед вами. Не возражаете, если я просто пойду и подстрелю зайца, чтобы моей семье было чем отужинать сегодня?

– Ты видел здесь кого-нибудь?

– Никого кроме птиц… хотя…

– Что? Говори всё, что знаешь!

Юноша замялся. Но тут же решил их сбить со следа ребёнка. Они, при всём своём обмундировании и вооружении, не зная леса, шли так медленно, что вряд ли могли надеется догнать этого легконогого.

– Я шёл на шум какого-то зверя, он завёл меня вон туда!

– Зверя говоришь? – засомневался главный.

– Да… Но потом я услышал шум разговоров и пришёл сюда. Извините, наверное, это ваша дичь. Я просто пойду дальше и не буду вам мешать.

Юноша уже стал разворачиваться, чтобы уйти, но главный решил припугнуть его.

– Стой!

У охотника защипало под ложечкой, он был уверен, что всё обошлось, но…

– Ты нас не видел! Понял?

– Понял! – быстро ответил юноша с небольшим облегчением.

Главный, чувствуя его страх, ощущая своё превосходство, прибавил, медленно и оттягивая каждое слово:

– Удачной… тебе… охоты… – и прицыкнув языком, отправил своих людей в указанное охотником направление.

Ещё пол минуты подождав после их ухода, парень обдумывал дальнейшие действия и двинулся к своему окопу.

Ночная тишь

Деревушка неподалёку называлась Ха́мо, что означает «крюк», так как располагалась вдоль реки, повторяя её крюкообразный изгиб. Главный вход в деревню был у основания крюка, против течения реки. На другой стороне стояло жилище охотника, ближе к лесу. По другую сторону деревни был луг, чуть дальше – поля, на которых сейчас мало что росло. Поговаривали, что высшими силами было заключено небо из-за Властителя, чтобы наказать его за гордыню. Но это были лишь слухи. Что на самом деле случилось никто не знал.

Охотник вышел из своей хижины с деревянным ведром. Оглядевшись, он направился к реке. В деревне не было прежнего шума, веселья, разговоров после трудового дня. Огней было мало, и они слегка потрескивали в ночной тиши. Стрекотали кузнечики, и изредка были слышны лягушки. Казалось, что вокруг спокойно, но от этого спокойствия разило могильным холодом.

Юноша наполнил ведро и быстрым шагом пошёл обратно. Закрыв плотнее дверь изнутри, прикрыв маленькие оконца, он стал осматривать раненного мальчика, лежащего на шерстяной подстилке. Он бережно перелил часть воды в крупную чашу, смочил тряпицу в ней и стал отирать раны. Порезы зашипели от воды и стали слегка светиться. Охотник испуганно стал вглядываться в раны и лицо мальчика, от напряжения у него чуть не покатились слёзы. Мальчик лежал без сознания. Придя в себя, целитель взял остальную воду и, слив её в котелок, поставил на огонь. Укрыв ребёнка своей охотничьей курткой, он стал перебирать свои припасы, обшаривая бочку и ящик. Наконец найдя подходящую склянку, он потянулся к сушеным травам, подвешенным сверху, растёр их руками и, подсыпав ещё что-то, стал толочь. Когда вода в котелке вскипела, он, сняв котелок с огня, добавил воду в склянку, продолжая помешивать. Затем накрыв чем-то поставил около огня.

Впервые за всё это время он остановил все свои спасательные работы и, стоя на коленях и глубоко дыша, смотрел как извивались языки пламени. В его голове друг за другом проносились события, и как только назрел главный вопрос «что делать дальше?», послышались тихие стоны. Отвернувшись от огня, юноша увидел, как мальчик стал бредить, на его лбу появилась испарина.

– Ему жарко. То, что надо! – подумал он, подходя с влажной тряпкой. Обтерев лицо мальчика, охотник стал прислушиваться к бредням, которые тот то и дело произносил вслух.

– Нет… не… н… отпустите… сестра… прости меня… – только это с разной очередностью твердил лежащий в горячке.

Когда в какой-то момент мальчишка замолк, парень испугался, думая, что он всё же не выдержал и умер. И когда он взял его за руку, чтобы проверить пульс, белокурый резко сел на месте и ошарашенно посмотрел на него.

– Я думал ты умер, – чуть не захохотал от неожиданности охотник, – Спокойно! Всё хорошо… Ты жив, – уверенно продолжил он.

Мальчик стал выходить из состояния оцепенения и сотрясаясь от горячки с трудом произнёс:

– Пить…

– Вот это другое дело, – охотник взял настой, что с такой тщательностью замешивал ранее и подал его, – осторожно, это ещё горячо, и даже мерзковато на вкус, но тебе нужно выпить это.

Облупившиеся губы едва коснулись питья.

– Пей, я тебе говорю! Я помогу…

Охотнику всё же удалось напоить мальчишку, удерживая от падения.

– Всё будет хорошо, поспи до утра. Я буду рядом. – сказав это, юный охотник наконец выдохнул своё напряжение и, присел рядом, облокотившись о стену.

Огонь медленно догорал. В хижине становилось душновато, но это не мешало двоим уставшим спать спокойно.

Крылья птицы

Препоясав свой выцветший, цвета варёных вишен, халат, и потерев свои вытянутые уши, старуха Зилиа́у принялась осматривать мальчика.

– Та́йго, ты правильно сделал, что дал ему пропотеть. Теперь он справляется с горячкой.

– Да, но меня беспокоят его порезы. Я их обработал, а наутро от них не осталось и следа… Будто…

– Будто что? – резковато спросила старуха.

– Я не знаю, – буркнул в ответ охотник, а затем продолжил, – это похоже на магию.

– Ох, ну теперь мне всё понятно, – уже cменее враждебным настроем прошептала старуха.

Она, закончив осмотр, укрыла паренька, который всё ещё был в лёгкой горячке, и вышла из хижины.

– Зилиа́у! – следуя за ней, произнёс охотник, – он будет жить?

– Мне помниться, что я хорошо тебя учила. Ты́ мне скажи!

– Думаю будет…

– Вот и хорошо.

Старуха сделала пару шагов, а потом развернулась и спросила:

– Ты хороший человек, Та́йго! Я понимаю почему ты спас мальчика… Но что ты теперь будешь делать? Может твоё предназначение наконец послало тебе весточку? – Зилиа́у, посмеиваясь, шаркнула ногой и пошла прочь, оставив Та́йго обдумывать её слова.

Сейчас не мысли роились в голове юноши, а воспоминания. Он видел рядами уложенных больных людей, их измученные лица, себя ещё мальчишкой с ведром воды и маму, которая поила отваром всех по очереди. Она улыбалась каждому и дарила своей улыбкой надежду на следующее утро.

Ее лицо правильной формы, тёмные прямые волос, собранные в пучок, еёзелёный, слегка потёртый халат. Ее руки были такими изящными. Та́йго вспоминал как мама укладывала его перед сном. Она садилась поближе и делала из своих рук разные фигуры. Больше всего сын любил птицу, и она завершала свой ручной театр именно ею. Лёгкие и грациозные крылья парили перед его глазами, погружая его в сладкий сон.

А затем он вспомнил как его отец, сильный и смелый воин, плакал у умирающей от магических ран жены. Та́йго помнил, как светились раны, как мать глядела в пустоту и угасала…

Жалобный стон выдернул охотника из омута памяти. Он повернулся к двери в хижину и зашёл внутрь. Мальчишка лежал на боку по-прежнему укрытый, но взгляд его изменился, стал осознанным. Губы шевелились с трудом, но было ясно, что он просил пить. Та́йго поднёс ему питьё. Выпив всё до последней капли, подросток попытался встать.

– Не торопись, парень! Ты ещё слаб. Присядь хотя бы, -охотник усадил его и стал рассматривать, – ты помнишь, что произошло?

Мальчишка кивнул.

– Кто ты?

Паренёк не хотел говорить, он был еще не в состоянии, но выдавил:

– Я Ве́рмон.

– Уже хорошо. Я Та́йго. Приляг, поговорим позже, когда тебе будет лучше.

Охотник стал укладывать мальчика, тот не смел сопротивляться. Через пару часов ему стало намного лучше. Тем временем арбалет хорошо послужил своему хозяину. Пернатая дичь стала ужином. Ребята поели. Белокурый молчал. А Та́йго не стал расспрашивать, он понимал, что мальчику пришлось нелегко.

– Пусть лучше сам расскажет, когда будет готов, – думал юноша. Оставалось надеяться, что ждать придётся недолго.

Обещание

– Та́йго, нам нужно идти! – сказал Ве́рмон тоном, не терпящим возражений.

Пока охотник разлеплял глаза, мальчишка быстро собрал дорожный мешок, затянул потуже свой пояс и накинул капюшон на голову.

– В чём дело? Ещё даже не рассвет. Ты уже собрался? – все вопросы оставались без ответа.

– Скажи хотя бы куда нам придётся идти? Я не собираюсь идти не зная куда.

Ве́рмон стал так серьёзен, будто ему не двенадцать, а пятьдесят два, казалось, что его глаза видели столько, сколько не уложится ни в одну человеческую жизнь.

– Нам нужно идти, потому что они скоро будут здесь.

Юноша подскочил с места. Надел свою охотничью куртку, закрепил арбалет и мешок. А затем направился к выходу со словами:

– Нужно предупредить остальных.

– Нет времени! – отрезал подросток, вызвав сильное удивление Та́йго.

– Зилиа́у… Она единственный родной мне человек, – растерянно зашептал охотник.

– Она уже знает и готова, – равнодушным тоном произнёс мальчик.

– Как?

– Я разбудил её первой. Идём.

Двое странников быстрым шагом пересекли деревню, которая ещё спала. Без них здесь будет спокойнее, если, конечно, всё не предадут огню.

Эккле́сские вексилля́ции шерстили всю округу в поисках Ве́рмона. Та́йго не удалось выудить у него правду, ведь тот сразу замыкался и долгомолчал. Должно быть воспоминания ранили его и, делая скидку на детский возраст, охотник на парня не наседал. Но через пару дней он рассказал, что есть ещё и сестра, которую вскоре могут найти, так как братишка невольно выдал её местонахождение, и она в серьёзной опасности. Ве́рмону не захотел говорить охотнику всё подробно. Но ему всё же удалось его уговорить помочь ему вызволить сестру. Та́йго всегда помогал нуждающимся, так заповедовал его отец. Но был ещё и веский повод попасть ближе к центру Эккле́сы, куда Тайго уже давно стремился. Там, как ему стало известно из болтовни легионеров, находится тот, кто убил его мать. Ныне это один из военачальников экклесской армии, а тогда он был командиром вексилляции, мясником, жестоким убийцей. Тайго на всю жизнь запомнил, как тот убивал его мать у него на глазах, как это доставляло удовольствие чудовищу. Белые руки матери стали красными от крови, и она успела только закричать из последних сил: «Беги!». Маленький десятилетний мальчик, каким тогда был Тайго, рванул из-под стола и нырнул под край палатки, это был своего рода лазарет, где его мама, старуха Зилиау и некоторые другие лечили людей.

Малец бежал в лес, так как легионеры заняли реку и разбирались с бунтующими охотниками, жгли дома и людей вместе с ними. Зилиау встретила его тогда и спрятала в лесной землянке.

Когда всё закончилось, и деревня полыхала, старуха с мальчиком пошли обратно. Они стали помогать тушить хижины, оказывали раненым помощь. Старуха не делала скидки на возраст, а велела набрать воды в ведро и собрать тряпьё, которое не сгорело, для повязок раненым. Мальчик был в шоке, но делал всё, что ему говорили. Он старался не смотреть в ту сторону, где укладывали погибших, но завидев отца, несущего на руках мать, подскочил и побежал к нему.

Нежное создание умирало на руках крепкого война. Она была ещё жива, но раны были глубокими. Старуха Зилиау подбежала, чтобы оказать помощь, но увидев свечение, поняла, что всё бесполезно.

– Клинок с магической пропиткой…– только и промолвила она. Отец возрыдал, он был в высшей степени отчаяния. Ничего уже нельзя сделать. Если магия коснулась плоти изнутри, считай, что ты обречён на медленную, но неминуемую смерть.

После того как похоронные костры уже полыхали вдоль реки ниже по течению, отец и старуха Зилиау говорили меж собой, а маленький Тайго сидел неподалёку.

– Похоже, что твой сын видел больше, чем говорит. Ему очень больно, как и тебе.

– Я знаю… Просто я никак не могу не думать об этом звере, что убил мою Э́ли. Я знаю, что это был Тэ́рас.

– Командир Тэ́рас?

– Да. Тот самый, который предлагал мне вступить в их армию. Он, как о нём говорят, не принимает отказов. – на глазах воина выступили слёзы, а челюсть сжалась с такой ненавистью, что казалось от напора крови лопнут сосуды на его шее. Но тут подошёл Тайго и взял отца за руку.

– Сынок, ты здесь… Я думал, ты пойдёшь спать. – он опустился на колени и крепко обнял сына. – Мы осиротели сегодня, ты и я…

– Отец, они с нами так, потому что мы помогали людям?

– Да, – выдавил он, а когда ком в горле отпустил его, продолжил, – потому что мы помогали хорошим людям. К нам всегда приходили нуждающиеся.

– Значит помогать – это плохо?

– Нет, сынок, конечно нет… Просто те, что на нас напали желали им зла.

– Почему? – мальчик не унимался, он хотел понять почему убили маму и почему они через это проходят.

– Знаешь, мир очень несправедлив. Есть люди, которые считают, что им всё можно, что все, кроме них самих, не должны быть счастливы. Это неправильно. Создатель не задумывал мир таким.

– Почему же Он не исправит? Он же Создатель!

– Это трудный вопрос… Сын мой, Он хочет, чтобы мы были счастливы, Он хочет, чтобы мы понимали, что такое счастье, поэтому дал нам свободную волю. Решать свою судьбу самостоятельно – большая ответственность, но и великое благо. Есть люди, которые избирают тьму, они становятся несчастными. Они могут не понимать этого и губят себя. Они обманули сами себя… Им нужен тот, кто поможет увидеть свет…

– Я хочу, чтобы тот человек умер.

– Какой человек?

– Который убил маму и всех их, – мальчик указал пальцем на огни костров.

– Я знаю… я знаю. Я тоже этого хочу… Но, если мы выберем путь мщения, не сможем вернуться к свету. – говорил он, а самого трясло от горечи, которая исполняла его всего.

– Отец, мне больно.

Только сейчас воин понял, что слишком сильно сжал руку ребёнка.

– Прости, дружок! Я не хотел, – обняв сына крепче, он продолжил, – пообещай, что не перестанешь помогать людям и избирать свет.

– Отец, я… – мальчик хотел было возразить, но отец перебил его.

– Пообещай! Пообещай, что это чудовище не заберет у меня ещё и тебя!

Мальчик опустил глаза. Слёзы поливали его щёки.

– Пообещай! – не унимался отец.

– Обещаю, если ты обещаешь. – произнёс ребёнок так осознанно, что отец увидел в сыне взрослого мужчину. Это предало ему уверенности.

– Я, Вэ́стлер Ша́у, твой отец, обещаю бороться с тьмою и избирать свет, я обещаю помогать добрым людям, когда они будут нуждаться во мне. Теперь ты! – воин выставил руку, чтобы скрепить обещание.

– Я, Та́йго Ша́у, твой сын, обещаю бороться с тьмою и избирать свет, я обещаю помогать добрым людям, когда они будут нуждаться во мне. – и сын взялся за руку отца.

Они смотрели друг на друга, глаза их блестели. Им было больно. Избирать свет вместо тьмы, когда царит несправедливость во всём мире, нелегко.

Старуха Зилиау стала свидетелем их обетов и, подойдя ближе, обняла обоих.

Память об этих событиях была так свежа в сознании Та́йго, будто это случилось вчера. Он никогда не забывал заветов отца и особенно хорошо помнил «бороться с тьмой». Охотник хотел побороть Тэ́раса, которого считал олицетворением той самой тьмы, средоточием зла.

С установлением правления Властителя ни одному народу не стало легче от его Порядка. Восстания он подавлял кровью, затыкал людей страхом. Эти действенные меры недолговечны. И срок их подходил к концу…

По памятным местам

Отвергнутый

Шестьдесят один год назад, когда юной Зилиау исполнилось семнадцать, деревня Хамо была обложена данью после страшной Резни, но жила относительно спокойно. За каких-то девять лет вся округа была подмята под режим Властителя. Своим пределом он определил панемские земли и берег моря, а остальная часть, оккупированной Экклесы, стала именоваться Запредельными землями, с которых он собирал дань. Власть ненавистного саджи́тта всё крепчала. Слишком много людей были восхищены его силой, не меньше были напуганы. Их было большинство. И так как племена никогда не связывали между собой какие бы то ни было договоры взаимопомощи и жили они изначально очень обособленно, то их состояние было ожидаемым. И как только в чьих-то головах возникала мысль о бунте, её тут же выколачивали соплеменники, которые хорошо помнили, чем это грозит.

Зилиау, воспитанная бабушкой в строгости, мечтала выйти из-под её опеки. Это значило, что нужно доказать всем, что ты уже взрослая, ответственная и можешь жить самостоятельно. Как уже известно, в фуррури был особый обряд инициации. Нужно было спасти друга, подобрав подходящее средство. Проблема была не в том, что Зилиау не умела этого делать, а в том, что у неё не было друзей. Сыграли ли в этом какую-то роль вездесущее занудство бабки, либо слишком требовательное отношение самой девушки было неясно.

Но вот огорчённая таким положением дел Зилиау сидела на опушке леса и собирала травы в свою большую корзину. Её мысли были резки. Она вела внутренний диалог с бабушкой по поводу их утренней стычки. Приводя аргументы в защиту своей точки зрения, девушка яростно срывала травы и связывала их в узлы, применяя силу куда большую, чем требовалось. Она пыхтела так, что не замечала ничего вокруг, пока в шагах трёх от неё не хрустнула сухая ветка. Зилиау со скоростью дикой кошки схватила свой знахарский серп и, подпрыгнув, развернулась, уже приняв боевую стойку.

Секунд семь она стояла в напряжении и молчании громко дыша. Тот, кто её напугал, стоял неподвижно, вытянув венок из луговых цветов. Это был А́стам, охотник из деревни, что севернее, ближе к саго́нийским горам. Он пришёл к ним в деревню вместе с дядей. Войдя в брачный возраст, он не мог никого взять в жёны в своей деревне, так как Резня забрала многих женщин и девочек. Из тех, кто жили в его деревне, были ещё малыми детьми, а не невестами. В Хамо же обратная ситуация: женского населения гораздо больше. Главы деревень договорились, что будут поддерживать друг друга. Так А́стам и оказался здесь.

– Ты чего? – спросил всё ещё застывший в нелепой позе с венком в руках юноша.

– Что ты здесь делаешь?! Я могла ранить тебя! – вся вне себя, но убирая серп, выпалила Зилиау.

– Мне показалось, что я нравлюсь тебе. – постепенно выпрямляясь и слегка улыбаясь, произнёс он, оглядывая её фигуру, облачённую в мужскую охотничью одежду.

– Это не так! И тебе не следует подкрадываться к людям… У тебя это скверно выходит.

– Ты что, – парень, посмеиваясь, подсел напротив гордячки, – хочешь поучить меня?

– Ты ходишь слишком громко, – пыталась оправдаться она, хотя знала, что это неправда, и что наверняка он специально хрустнул веткой, чтобы обратить на себя внимание, – тебе стоит потренироваться.

Ей было очень неловко, что она была настолько занята своими мыслями, что не услышала его раньше. Ещё один промах. Так она никому не докажет, что может быть самостоятельной.

– Может поупражняемся вместе? – не теряя надежду, продолжал юноша, приходя в восторг от того как она забавно морщится.

– Нет! – резко отвесила она.

– Почему?

Зилиау искала подходящее оправдание, но оно никак не находилось. Она видела его интересующийся взгляд. Ей казалось, что он ищет в ней недостатки. Во второй раз проверив свой плотный пучок чёрных волос, она взяла корзину с травами и направилась в деревню:

– Мне нужно подготовиться к Испытаниям. Я еще не изучила всех свойств этих трав.

– Я так не думаю. К тому же даже я знаю, что у тебя нет друга для обряда. Друга, который бы доверил тебе своё исцеление. – надавил намеренно он.

– Ты! – злясь на всё вокруг, почти рыча, шипела она, – отстань от меня! Я знаю для чего вы здесь. Я не одна из них!

– Из кого? – подразнивал её А́стам.

– Из невест! Я не собираюсь замуж! Понял? Ты зря теряешь время со мной!

Парень задумался, хотел что-то сказать, но смолчал. Его лицо перестало иметь шутливый вид. Что-то решая для себя внутри он не заметил, как она уже скрылась за деревьями. Он хотел окрикнуть её, но не стал. Повесив венок на сук, он присел в тени от полуденного солнца. Он был не грустен, а серьёзен. Светло-карие глаза уставились в одну точку, укрытые густыми крыльями бровей. Выгоревшие на солнце короткие темные волосы прилипли ко лбу. Традиционные средней длины, плотно сплетённые косы свисали позади, прикрывая шею. Его охотничья куртка была обтянута портупеей. Мягкие охотничьи сапоги плотно сидели на скрещенных ногах.

Астам был не из тех, кто уничижает женщин. Он охотник и хорошо знал животный мир, что он разнообразен и одно животное не похоже на другое. Например, он очень уважал волков. Они, по его наблюдениям, переходя из одного места пребывания в другое, дают возглавлять стаю более слабым и старым волкам, а вожак идёт позади, чтобы никто не запоздал и не сбился с пути. Они заботятся друг о друге. И охотятся все вместе. Он также видел нечто завораживающее в диких кошках. Зилиау напоминала ему одну из них: быстрая реакция и упрямство, гордость и достоинство, – это те качества, которые выделяют эту девушку среди всех. Может было странно делать такие выводы спустя неделю знакомства, но он положился на своё чутьё охотника, а может и что-то ещё.

Изначально их поездка была намечена сроком на один месяц. Глава деревни устроил большой праздник, на котором много говорилось о дружеских узах между родами фуррури, о значении этих посиделок, на которые должны были приходить все девушки без исключения.

Вот и сейчас, когда Астам сидел под тенью дерева, он вспоминал эти первые посиделки, где Зилиау не могла найти себе место и с угрюмым лицом сверлила гостей взглядом, а когда начались танцы, отправилась на реку, пока никто не видит. Она так думала. Но юный охотник из предгорной деревни весь вечер следил за ней и при первой же возможности отправился туда же.

– Не нравится праздник?

Девушка не ожидала, что встретит здесь хоть кого-то. Особенно когда она хотела разоблачиться и поплавать. Она пристегнула ремень обратно и стала натягивать свои сапоги в полном игнорирующем молчании.

– Ты похоже неразговорчивая… Я А́стам. Хотя ты, наверное, уже знаешь, ведь за столом меня звали по имени все, кому не лень.

– Это точно!

– Ба! Ты не немая! Я очень рад, ведь уже засомневался. – по-доброму посмеиваясь сказал молодой человек.

– Возвращайтесь лучше на праздник, А́стам! – довольно резко ответила на его ухмылку Зилиау.

– Оо… Я так неприятен? – всё ещё не сдавался парень.

– Для тебя есть разница?

– Думаю, да.

– Просто люблю быть одна.

– Значит всё не так плохо. – улыбнулся Астам очень просто, даже перестав флиртовать. – я тоже люблю быть один, но в вашей деревне это трудно устроить… Тяжело быть центром внимания.

– Хочешь сказать, что тебя не воодушевляют эти томные вздохи провожающих тебя девиц?

– Вовсе нет. Это глупо. Они меня даже не знают.

– Что-что? Так ты ещё и умён? Это так неожиданно. – иронизировала с улыбкой девушка.

– Представь себе… – он засмеялся, – а кого ты видишь, глядя на меня?

Зилиау посмотрела юноше в глаза. Она читала в них глубину каких-то тревожных мыслей. Молодой человек пытался быть весёлым, но у него на лице отпечаталась грусть. Она видела умного и крепкого мужчину, но не стала об этом ему сообщать, так как свои же мысли приводили её в смущение.

– У тебя есть секрет. Ты его прячешь, и он печалит тебя.

Парень изумился от этих слов. Она будто внутрь него глядела. Он даже подумал не читает ли она его мыслей. А потом спокойно сказал:

– Ты права. Это даже странно. Не этого ответа я ждал от тебя.

– Зилиа́у.

– Что, прости?

– Моё имя Зилиа́у. Зови меня по имени.

Парень улыбнулся одним уголком губ, а взгляд смягчился, но был такой же грустный.

– Извини, Зилиа́у, гордая жительница Ха́мо, я тебя оставлю. Но мы ещё поговорим.

– Хмм… – только и произнесла она в ответ.

Зилиау в тот вечер осталась в одиночестве. Шум праздника быстро угасал. Сняв свои сапоги и, присев на деревянную пристань, девушка спустила ноги в воду. Река ничуть не нагрелась за весь день, ледяной поцелуй зимы не даёт ей прогреться даже летом. Сейчас это было даже лучше. Нужно было прийти в себя, взбодриться… Но болтая ногами, Зилиау не могла думать не о чем другом кроме юного охотника, у которого был какой-то секрет в придачу к силе и уму. Она не считала его красавцем. Он – мужчина, а значит внимание деревенских девушек ему обеспечено. Она вздохнула от того, что никто из этой толпы не способен разглядеть в мужчине человека. Никто так и не поймет, что парень столько же разумен, сколько силён. Он обречён быть непознанным. Ей стало жаль его… Но малейшая мысль о симпатии к юноше её испугала.

В это время кто-то, негромко смеясь, шёл через кусты к реке. Зилиау резко вынула ноги из воды и взяв сапоги в руки отправилась быстрым шагом к дому, решив больше не позволять себе об этом думать.