Buch lesen: «Исповедь на краю»
Глава 1
Пронзительный вопль расколол тихое прозрачное утро. Кричала женщина в одном из домов в конце проспекта Вернадского. Вздрогнули во дворе мамаши, гуляющие с детьми, собачники и пенсионеры. Все подняли головы, а крик тем временем превратился в непрерывный вой.
Когда на площадку шестого этажа прибыл наряд милиции, там растерянно топтались перепуганные соседи. Дверь в сто семьдесят вторую квартиру была настежь распахнута. Молодой милиционер вошел в прихожую первым, но, заглянув в комнату, заторопился обратно и устроился у окна в пролете лестницы, делая вид, что ищет сигареты. На самом деле он был некурящим, просто прятал дрожащие руки и искаженное потрясением лицо. Оперативника вряд ли посчитали бы опытным. На убийство тот выезжал не первый раз, но видел обычно тела взрослых людей. А там, у кровати, стоя на коленях в луже крови, по-прежнему выла женщина, прижимая к себе тело мертвого ребенка без головы. Белокурая головка лежала рядом.
Кажется, Москва не знала еще столь вызывающе демонстративного преступления: убит ребенок в своей квартире поздним утром, когда в доме полным-полно взрослых людей. Районная милиция, несколько отделов МУРа получили приказ работать по горячим следам без выходных. Преступник оказался настолько наглым, что вытер о простыню окровавленный нож. Но поиски самого ножа затягивались. В квартире осталось множество отпечатков пальцев, следов обуви – семьи, родственников, знакомых. Но ничего такого, за что можно было бы зацепиться. «Горячие следы» остывали…
Федоровы были хорошей семьей. Муж, жена, две очаровательные девочки: Марина – восьми лет и Женечка – пяти. Муж Олег работал охранником на платной автостоянке, жена Вера – закройщицей в ателье. Молодые, сильные, работящие, они не особенно гонялись за заработком – довольствовались зарплатой. Жили в маленькой двухкомнатной квартире с более чем скромной мебелью. Сами годами ходили в одной и той же одежде. Зато много внимания уделяли детям, ничего для них не жалея. Девочки были ухоженными, нарядными, веселыми, приветливыми. Младшая не ходила в садик. Когда отец и мать были на работе, Женечку отводили к родителям Веры, которые жили через два дома. А старшая, Мариночка, всеобщая любимица, в первой половине дня оставалась дома одна на несколько часов. Родители уходили на работу около девяти, а она отправлялась в школу к половине второго. Марина росла разумной и послушной девочкой. Ей строго-настрого велели никому не открывать дверь, когда дома нет взрослых. И все соседи знали, что с девяти до часу Федоровым звонить в квартиру бесполезно: Марина не откроет.
В то утро все шло, как обычно. Только Вера почему-то очень нервничала и в половине десятого отпросилась сбегать на мунутку домой. Дверь в квартиру оказалась открытой. Следов взлома впоследствии не обнаружили. Видимо, Марина сама открыла дверь. Почему?
* * *
Дина с Топазом встали, как всегда, поздно, около одиннадцати. Погуляли в сквере. Топик подлетал на своем павлиньем хвосте к каждой собаке. Если в ответ на его призывный взгляд не раздавалось грозное рычание, он пылко обнимал обалдевшего пса передними лапами за загривок. Затем умиротворенно, любовно и кротко прижимался любящей мордой к понравившейся собаке. Дина заметила, что кобели вызывают у него большую нежность, чем суки. Что ж, любовь многолика!
– Топик, – проникновенно говорила Дина, – давай не будем навязываться. Нас не поймут.
Пес с трудом отрывался от покоренного объекта страсти и тут же устремлялся к другому. Гуляя, они добрели до газетного развала – Дина каждое утро покупала свежие газеты и журналы. Затем вернулись домой, в свою новую чудесную квартиру на двадцать пятом этаже. Дина пока только обживалась в огромном пентхаусе с просторной стеклянной террасой и гостиной над городом, под солнцем.
Все свои двадцать восемь лет она прожила в крошечной двухкомнатной квартире бабушки в кооперативной пятиэтажке на Профсоюзной улице. Там же умер дедушка. Когда Дина училась в школе, погибли в авиакатастрофе ее родители. В бабушкину квартиру Дина привела мужа, синеглазого красавца, привезла из роддома сына… К двадцати шести годам Дина считалась одной из самых талантливых журналистов России. Она бралась за самые трудные темы, криминальные расследования, и ей даже стало казаться, что всегда побеждать возможно. Все помогало Дине: смелость, талант, настойчивость и редкая красота. Но вскоре после рождения сына возникла проблема с мужем. После нескольких психопатических срывов он ушел к матери, где вскоре покончил с собой. Судьба на этом не успокоилась. Через несколько лет бандиты, разоблачением которых занималась Дина, похитили ее сына из кардиологического санатория. Мальчик умер от сердечной недостаточности. Следом скончалась бабушка, не сумев пережив такое горе.
И осталась Дина в одиночестве погибать в своей квартирке под самой крышей. Она так хотела улететь к своим, что не могла назвать ни одной причины, из-за которой стоило бы жить. Но однажды увидела крошечного пушистого щенка в трясущихся руках алкоголички. И сердце заныло, оживая. С тех пор они вместе. Ради золотистого Топаза Дина и вернулась в страшный мир человеческих отношений, ибо только там можно заработать на хлеб себе и мясо собаке. Но на профессии журналиста был поставлен жирный крест. От бывших знакомых Дина отгородилась крепостной стеной. Она полюбила уединение вдвоем с собакой. И никто не догадывался, что в их аскетичной на первый взгляд жизни было много любви, радости и даже веселья.
А потом случилось чудо. Дину нашел ее единственный родственник, о существовании которого она даже не догадывалась, внук американского эмигранта, выходца из Харькова Исаака Штайнбуха, прадеда Дины по материнской линии. И оказался этот внезапно явившийся дядя не кем иным, как известным финансистом, миллиардером Ричардом Штайном, одиноким человеком, тоже потерявшим своих близких. Жизнь Дины резко переменилась. Ричард купил им с Топиком пентхаус на тот случай, если Дина захочет приезжать в Москву из тех прекрасных стран, где у него были еще более прекрасные дома. Но она решила иначе. В Америку, Францию, Англию, Тунис она приезжала погостить, отдохнуть и поработать. Рекламный совет ювелирной линии концерна Ричарда Штайна единогласно утвердил ее на роль лица фирмы. Ричард подписал с племянницей контракт. В нем она специально оговорила свое постоянное место жительства – Москву. Дина была уверена, что именно здесь и сохранится ее связь с ушедшими близкими и ответственность перед ними. К тому же Топик был московской собакой, вполне довольной средой обитания. Возвращаясь в родной город с фотосессии, со съемок рекламных фильмов, Дина испытывала острую радость. Изменилось ее жилье, одежда, исчезла постоянная обеспокоенность из-за надвигающегося безденежья (оставив журналистику, Дина зарабатывала на жизнь как частная сиделка). Но все же осталась потребность в уединении и покое. В полном контакте с самым дорогим существом, вместе с которым она прошла все муки ада.
До следующего вызова оставалось не меньше трех месяцев. Дина заслужила этот отпуск тяжелейшим трудом – с изнурительными перелетами, съемками в любую погоду, неделями без сна, практически без еды (дело было не столько в диете, сколько в сумасшедшем напряжении, напрочь отбивающем аппетит), с маниакальными требованиями режиссеров и операторов, любой ценой материализующих свои идеи.
Так за работой пролетело лето, ранняя, самая чудесная осень. Москва встретила Дину в октябре почти зимним холодом. Тем уютнее показался ей дом, несмотря на то что большая часть комнат оставалась необставленной. Она не хотела заниматься этим впопыхах или довериться дизайнерам.
Дина с собакой поднялись на двадцать пятый этаж. Топик деловито забрался в свою ванну с теплой водой – черную с позолоченными кранами. Дина вытерла его, и пес с новой энергией стал бегать по стеклянной террасе, забегая в розарий – понюхать розы и украдкой задрать заднюю лапу. Дина покормила его, поговорила по телефону с подругой Тамарой, которая была по совместительству секретарем и переводчицей. Потом Дина занялась переездом в другую спальню. Летом они ночевали в большой, полной воздуха и света комнате на нижнем ярусе, со стеклянной стеной и выходом в бассейн. Она была стильно оформлена – атласными драпировками цвета слоновой кости на стенах, золотистыми шторами, нарядными светильниками и зеркалами в серебряных рамах. В ней по-прежнему было тепло, но в холодное время года хотелось меньше пространства и больше уюта. И спаленку на верхнем этаже Дина обставила совсем иначе. Темно-синие обои в мелкий, «деревенский» цветочек, такие же шерстяные шторы, простой камин, выложенный красными кирпичами, белый пушистый ковер с нехитрым розовым орнаментом и массивная дубовая кровать с яркими подушками и теплым одеялом.
Дина разожгла огонь и села перед камином на ковер с кучей купленных изданий. Сначала читала заголовки, решая, с какой газеты начать. Хотелось узнать что-нибудь о театральном сезоне в Москве. Но в глаза сразу бросилось другое. Огромные буквы на первой полосе: «Эта смерть ужаснула всю Москву. Зверское убийство 8-летней Марины потрясает своей жестокостью». И маленькая фотография: прелестный ребенок улыбается нежно и ласково.
* * *
Сергей Кольцов, частный детектив, задумчиво отложил газету. Мир погибает, если такое возможно. Он пятнадцать лет проработал следователем Генеральной прокуратуры, из них пять – «важняком». Видел всякое: люди придумывают для своих врагов самые невероятные, сумасшедшие способы расправы. Взрослые люди для своих взрослых врагов. Но изощренная, продуманная жестокость по отношению к маленькому ребенку, который был у себя дома белым днем?! Убийство произошло в запертой квартире средь бела дня. Это не укладывалось в голове. Сергей по привычке пытался выстраивать стереотипные версии, по которым будет работать следствие, если случай не поможет сразу поймать преступника. Маньяк-педофил, месть родителям, немотивированная агрессия подростков, наркоманов и т. д. и т. п. Вариантов море. Но что-то подсказывало Сергею: убийца действовал не сгоряча и сможет запутать следы.
В кабинет заглянула секретарша Варя.
– Сергей Николаевич, к вам посетитель. – Она сделала круглые глаза и прошептала: – Это по тому делу.
В кабинет вошел и остановился у порога мужчина лет шестидесяти пяти.
– Помогите мне. Я дедушка Марины Федоровой. Вы, наверное, уже слышали.
Он закрыл лицо руками и заплакал.
* * *
Баба Лида вошла в булочную, долго рассматривала витрину, затем стала считать мелочь в своем кошельке, шевеля губами и поглядывая на ценники. Наконец решилась на половину «Бородинского» и четвертинку «Подового». Подумала и попросила еще «Свердловскую сдобу». Продавщица пересчитала деньги, хотела что-то сказать, но махнула рукой и подвинула к бабке булку. У нее всегда не хватает копеек пятьдесят. Восьмидесятилетняя баба Лида и ее сорокалетний сын Степан жили на одну пенсию. Потому что этот ее Степан был с большим приветом.
Старушка аккуратно застегнула свою доисторическую кошелку и заковыляла к дому. Соседи во дворе ей кивали, но никто с ней не заговаривал. Так повелось давно. Баба Лида привыкла. Она вошла в подъезд с дурацким букетом бумажных цветов у стены, на которой были нацарапаны еще более дурацкие надписи. Их содержание меньше всего занимало бабу Лиду. Хотя она и знала, что цепляет букеты и пишет эти слова и непонятные знаки ее непутевый Степка.
Старушка вошла в темную, запущенную квартиру на втором этаже, не замечая, какой в ней тяжелый, спертый воздух. Сын не разрешал открывать форточки и тем более окна. Баба Лида поставила чайник на плиту, достала из сумки хлеб и, приоткрыв дверь в комнату сына, робко позвала:
– Степочка, иди чаю попей, я хлебушек теплый принесла.
Сын сидел за столом и что-то выстукивал на старой печатной машинке. Стол, пол, диван, подоконники – все было завалено какими-то книгами, газетами, плакатами, рисунками. Он даже не поднял головы. Мать повторила приглашение еще раз пять, после чего, вздохнув, взяла со стола «Свердловскую сдобу» и подержала у сына перед носом. Он схватил ее импульсивно, не глядя, стал кусать и глотать большими кусками. Баба Лида с тоской, жалостью и умилением смотрела, как дергается острый кадык на его худой и грязной шее.
Потом побрела на кухню, налила себе чаю, достала из разбитой сахарницы несколько кусочков рафинада и стала пить с ним вприкуску из чашки, осторожно откусывая от тонкого ломтика белого хлеба.
Глава 2
На следующий день Дина поднялась после первого шевеления собаки – в пять утра. Вышли в темный сквер, побродили минут сорок. Около шести вымытый после прогулки пес уже сладко спал, а Дина включила телевизор, чтобы посмотреть первый выпуск новостей. Об убийстве девочки ничего не сказали. Дина легла в постель с книгой и пультом. Включала новости каждый час по разным каналам. Лишь в одиннадцать по РТ сообщили: в ходе расследования убийства опрашивают соседей, родственников, знакомых, есть версии, ищут маньяков-педофилов, проверяют отсидевших за те же преступления психически неуравновешенных людей… Короче, поиск идет во все стороны, но нет ничего конкретного. А время идет. И кто-то уходит, прячется, создает себе алиби. Какая-то сумасшедшая сволочь.
Дина узнала в справочной телефон районного ОВД, но звонить не стала. О чем спрашивать? Да и в качестве кого? Журналисткой она давно перестала представляться. Не говорить же: «Вас беспокоит лицо фирмы «Черный бриллиант». Надо отвлечься. Тут ничего не поделаешь, ничего не изменишь.
Все либо выяснится в ближайшее время, либо останется тайной навсегда. Или до следующего похожего преступления.
Дина бралась за какие-то дела, но настроение было испорчено. Она ходила по стеклянной террасе, и ей казалось, что, если открыть окно, можно дотянуться до темно-серой тучи: так низко она опустилась. Вскоре туча растеклась по стеклу струйками дождя и мелкими комочками мокрого снега.
Вечером позвонил давний друг Сергей Кольцов. Когда Дина работала в газете, Сергей был следователем по особо важным делам. Они успешно сотрудничали. И не только воспоминания о работе их объединяли. Они просто не озвучивали все воспоминания.
– Сережа, ты ведь что-то конкретное хочешь сказать?
– Диночка, прзнайся честно, ты очень занята?
– Да, очень. Я твердо решила три месяца ничего не делать. Ты же знаешь, это и есть мое любимое занятие. А что у тебя?
– Да у меня одно дело…
– Сережа, извини, но даже не пытайся рассказывать.
– Да я, собственно, только спросить хотел, может, ты слышала или читала…
– Убийство ребенка на проспекте Вернадского? А при чем тут ты? Или ты вернулся в прокуратуру?
– Нет. Просто меня нанял дедушка девочки. Понимаешь, он уверен, что официальное следствие не найдет убийцу.
– А ты, как он думает, найдешь?
– Я не брошу поиски, пока он сам не даст отбой.
– Но у следствия есть все возможности – информация, эксперты, люди…
– А я попытаюсь этими возможностями потихоньку пользоваться. Ребята все знакомые.
– Так. А от меня тебе чего надо?
– Дина, ты точно не хочешь мне помочь?
– Как ты это себе представляешь?
– Нет, сначала скажи, где, по-твоему, надо искать?
– Вокруг семьи, наверное. Друзья, родственники, знакомые. И это самое ужасное. Проверять придется даже отца и мать.
– Умница. Вот как раз в этом деле только ты и можешь мне помочь.
– Но как?
– Так, как мы работали по убийству старушки Петровой.
– Ты хочешь, чтобы я поселилась в том доме? Да мне легче повеситься…
* * *
Через пару часов Тамара, подруга и секретарь Дины, ехала на своем бирюзово-серебристом «Пежо» в сторону проспекта Вернадского. Она познакомилась с Диной в то утро, когда ей сделали онкологическую операцию. Тогда никого больше не оказалось рядом с ней, кроме нанятой добрыми людьми сиделки. И с того дня Тамара никогда не была одинокой. Они вместе выкарабкивались из ее беды. И, конечно, не расстались, когда здоровье восстановилось, а Дина перестала работать сиделкой. Тамара сопровождала ее во всех поездках, вела все дела. В свои пятьдесят восемь лет она наконец обрела уверенность в себе, подтверждение своей полезности, финансовую стабильность. Но главное – у нее появился близкий человек. А идеи близких людей нужно разделять, считала Тамара, какими бы глупыми они ни казались на первый взгляд.
– Вроде бы одна жиличка не прочь сдать, – неприветливо проворчала дворничиха. – Но как будто квартиранты отказались, когда узнали, что здесь у нас стряслось.
Тамара поднялась на двенадцатый этаж. Может, и получится. Дине везет с последними этажами. Дверь открыла хрупкая женщина чуть постарше Тамары, с пышными рыжеватыми волосами, уложенными в высокую прическу, и большими голубыми глазами. За ней стоял и беззлобно полаивал большой черный пес. Что тоже нам на руку.
– Я по поводу аренды квартиры. Дворничиха сказала, вы собираетесь сдавать…
– Ой, уже не собираюсь. Я сдала. Сегодня меня сын должен был перевезти в загородный дом. А квартиранты отказались в последний момент. В газете прочитали… Говорят, если бы хоть подъезд другой… Странные люди. Как будто преступления совершаются по одним и тем же адресам.
Хозяйка предложила Тамаре войти, представилась:
– Меня зовут Лариса. Этот тип – Дик. А под диваном шипит Чудик. Такая у нас компания. И мы буквально сидим на чемоданах. Даже корм упакован.
– А я Тамара. Снимаю жилье для своей племянницы Дины. У нее муж – подводник, сейчас он в плавании, а квартиру залили соседи сверху. Нужен срочный ремонт. У нее тоже пес, только рыжий. Потому я не могу взять их к себе. Мой кот собак не переносит.
– А она знает… про события в нашем доме?
– Знает. Что поделаешь. Я искала в других местах, но за один день трудно что-то снять, да еще чтоб на собаку согласились. Так что у вас – то, что нам нужно. И вы мне нравитесь.
– Вы мне тоже. Мы можем сразу договориться? Мне не отменять переезд?
– Нет, конечно. Зачем? У вашего сына, наверное, свои планы.
– Это точно. Он очень занят. Он президент небольшой фирмы. С таким трудом освободил день… Я прошу двести долларов… Не дорого?
– Ну что вы! Меньше, чем в других местах. Вы и с теми квартирантами на эту сумму договаривались?
– С теми немного дороже: триста. Но сейчас ситуация изменилась…
– Но вы же в этом не виноваты… Знаете, я позвоню племяннице, спрошу у нее.
Голос Дины по телефону звучал взволнованно.
– Сегодня уже можно переезжать? – переспросила она почти с ужасом. – О господи! Я надеялась, что мы хоть переночуем дома. Но ты права. Если уж решили, лучше сразу… Ты что, Тамара! Заплати столько, сколько она рассчитывала получить с прежних квартирантов. Мало того, что мы обманываем человека, так еще на ее проблемах будем наживаться… Нет. Заплати за три месяца… Я умираю, так не хочу туда ехать. Ну, в общем, пока. Возьми у нее ключи.
Тамара протянула Ларисе девятьсот долларов:
– Пока за три месяца. Но мы, конечно, не знаем, как дела с ремонтом пойдут.
– Вы можете не торопиться. Я как минимум на год перееду. Честно говоря, вы сильно меня выручили.
– Ну и хорошо. Посмотрите наши документы, обменяемся координатами. Если нам придется продлить аренду, могу к вам на дачу подъехать. Я за рулем. Правда, за городом редко бываю. К сожалению.
– Я вас приглашаю. Просто так, без дела. В гости. Знаете, я недавно овдовела. Тоскливо одной.
– Спасибо. Буду рада. Да, раз уж мы об этом заговорили… Я имею в виду несчастье, которое произошло в вашем доме. Что вы о нем думаете?
– Я думаю, это просто кошмар. Что такое невероятно и не может быть. Если б я здесь не жила, не поверила бы. Подумала бы, что журналисты придумали страшилку. Но это случилось. Я чувствую себя просто больной.
– А что за семья?
– Семья нормальная. То есть близко я их не знаю. Но не алкоголики, не хулиганы, не бандиты. Сейчас ведь такие сплошь и рядом, правда? А девочки просто очаровательные. Мариночка… Нет, не могу.
Лариса вытерла глаза платочком.
– Простите. Я не хотела вас расстраивать. Пойду, раз мы обо всем договорились. Вероятно, Дина вечером и переберется. Ее двоюродный брат перевезет, – сказала Тамара.
Она дружески дотронулась до руки Ларисы, попрощалась, вышла из дома и почти пробежала расстояние до своей машины. Бр-р-р-р! Жуткое место, жуткая история, противный дом и омерзительная погода. Она вспомнила жаркий камин в гостиной Дины, белый пушистый ковер, розарий и впервые подумала о том, что надо бы ее отговорить от переезда. Разве нельзя как-то иначе? Подробностей плана Сергея и Дины она не знала. Но ясно, что они совершенно свихнулись со своими расследованиями.
* * *
Сергей привез в нехороший дом Дину, Топика и большой чемодан, когда уже стемнело.
– Наш – двенадцатый. Твоя любимая верхотура.
Они поднялись. Сергей открыл дверь ключом, который им передала Тамара, включил свет в прихожей. Дина вошла и принюхалась.
– Знаешь, Сереж, самое важное – запах чужого жилья. Бывает, ничего страшного, но вынести невозможно. А здесь пахнет хорошо. Чистотой и уютом.
– Да, вполне. Топаз тоже так считает и в данный момент метит территорию на кухне.
– Это он формально лапу поднимает. В знак уважения к хозяевам. Тем более что здесь собака живет. Ладно. Раз кухня обжита, давай чаю выпьем. Я привезла заварку, сахар, конфеты, пирожные.
– Лучше бы ты колбасу привезла.
– Есть хочешь? Давай печенку тебе поджарю?
– Чтоб я отобрал еду у собаки? У комиссара Рекса? Ни за что! Мне и пирожные сойдут.
На кухне стояла тщательно вычищенная посуда, плита и раковина сверкали белизной. Они выпили чаю, и Сергей стал рассказывать, что удалось узнать в МУРе.
– Версия с маньяком-педофилом, похоже, отпадает. Девочка не изнасилована. Никаких следов сексуальных приставаний. Вероятно, все произошло сразу. Она открыла дверь кому-то, кого знала, во всяком случае, не боялась этого человека. Потому что сразу повернулась к нему спиной и пошла в комнату. Убийца сзади ударил ее ножом, затем бросил на кровать – на спину, и нанес пятнадцать ударов в грудь и живот. Затем один в висок. Хотя она в это время скорее всего уже была мертва. Затем он пытается отрезать у мертвого ребенка ухо, но бросает это. И отчленяет скальпелем (!) голову. Затем эта мразь берет головку и кладет ее на порог комнаты, чтобы было видно из прихожей. Возможно, в этом тоже есть какой-то вызов. Если бы дверь была заперта, а мать не прибежала случайно с работы, то до вечера никто бы ничего не заметил.
– Ты не знаешь, какой по счету удар был смертельным?
– Я спрашивал. Пока точно не сказали. Я понимаю, о чем ты. Возможно, первый. И она не успела испугаться или почувствовать боль.
– Я могла бы убить этого мерзавца.
– А я хотел бы. Очень.
– В квартире что-нибудь пропало?
– Ничего. Деньги лежали – небольшая сумма – в той же комнате в шкатулке. Найти их было элементарно. Золота, дорогих вещей, шуб у них нет. Но на днях Верины родители подарили ей дубленку, подкопив деньги к зиме. Девочкам новые теплые курточки купили, Олегу – кожаную куртку на меху. Все на месте. Что, кстати, исключает еще одну версию: будто наркоман во время ломки ворвался в случайную квартиру.
– Ясно. С чего начинать, Сережа?
– С чего? Смотри. Знакомься. Разговаривай. Пока за что-нибудь не зацепимся. Мне сказали: Федоровы до похорон будут жить у родителей. Так что их мы увидим только на кладбище. Крепись, дорогая.
– Все в порядке. Точнее, в поряде, как говорят братки. Ты иди. Мы распакуемся, отдохнем и приступим к делу.
Сергей встал, на секунду прижал Дину к себе и быстро пошел к выходу, но на пороге остановился.
– Да, забыл сказать. К тебе зайдет участковый. Иван Николаевич. Познакомитесь. Договорись с ним во дворе вместе посветиться. А то здесь все боятся чужих людей. Пусть видят, что ты не с улицы, о тебе знают в милиции, и все такое. Он будет распространять легенду насчет мужа-подводника и ремонта в твоей квартире. Пока. До созвона.
Погрузившись в раздумья, Дина помыла чашки, прошлась по комнатам. Одна совсем крохотная – с двумя деревянными полутораспальными кроватями и трельяжем. Место оставалось лишь для проползания по стене вдоль спинок к окну. Но собачий матрас у окна поместится. Для приличия. Спать-то Топик, конечно, будет на кровати. В другой комнате размещались стенка, диван, письменный стол и телевизор на тумбочке. На полу лежал красный ковер. Что еще нужно для жизни? Точнее, для дела. Наша служба и опасна, и трудна. А уж насколько она не видна… Дина открыла один из шкафчиков и обнаружила чистое постельное белье. Одеяла ватные, стеганые. Прекрасно, тепло мы любим. Выглянула в окно: льет, проклятый. Дождь начался неделю назад – все, как и обещал Гидрометцентр: «Возможны кратковременные осадки».
