Buch lesen: «ЗОЖ-ментор»

Schriftart:

ISBN 978-5-0060-0585-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗОЖ-ментор

Темно, очень темно, сплошной черный бархат, застилающий глаза. Душно, жарко и одновременно знобит. Разве так бывает? Сплю я или нет?

«Да, бывает. Темнота однородна, если это, конечно, настоящая темнота – не полумрак, не сумерки, не звездная ночь, – то она всегда одинаковая. В противном случае это уже разновидность света, который невероятно многообразен. Он белый, желтый, синий, тусклый, яркий, приглушенный, веселый, задумчивый, бодрый, усталый. Да, свет и тьма воистину противоположности».

Я прислушался, где-то очень-очень далеко, на другом конце земли, еле слышно капает вода. Какого чудовищного размера должны быть эти капли, чтобы их звук раздавался по всей земле? И вдруг капли услышали меня, мою слабость, мой жар, мою горячку, мой бред. Капель превратилась в шаги муравья, потом носорога и, наконец, слона. Зачем он идет? Страшно! Он рядом! Я чувствую его дыхание. И вдруг… забрезжил утренний свет, скользнул прохладным полевым туманом по моим векам и лег на лицо мягким дождевым облаком. Я открыл глаза. Это сестра, медсестра, положила мне на лоб холодное полотенце.

Тихие голоса:

– Температура?

– Сорок и два. Кровь уже не сворачивается.

– Что колете?

– Да что только не колем, Федор Георгиевич. Ничего не помогает. – Зашелестели страницы. – Вот Франция, Германия, Израиль. – Опять шелест.

– Так это все одно и то же. Попробуйте другой ряд.

Я пытаюсь повернуть голову, но поворачиваются только глаза в сухих, набитых песком глазницах. Как она прекрасна! Тонкая! Длинная! Как будто продолжение моей вены – капельница. Мои губы шевелятся.

– Что он говорит?

– Просит не выбрасывать капельницу. Он плетет из них цветы, красит зеленкой, йодом и дарит мне.

– Удивительный мальчик. Такой маленький и такой сильный. Непостижимая воля к жизни. Сколько лет работаю – и не перестаю удивляться. Наверное, генетика. Вот увидите, скоро таких случаев станет гораздо больше, а потом и все скатятся к антибиотикорезистентности, тогда неизбежно наступит эра бактериофагов, иначе мы просто все умрем. Кстати, насчет температуры и несвертывания крови: при сорока двух альбумины – транспортные белки в крови – как раз таки свернутся, и человек умрет, потому-то и все градусники только до сорока двух. Учитесь, деточка, учитесь. Медицина – бездонный мир. А мальчику колите кардинально другое, и все будет хорошо. Я очень на это надеюсь.

Я проснулся. Это сон. Всего лишь сон из далекого болезненного детства. Почему-то он снится мне часто после длительных перелетов. Сны – это не хорошо и не плохо, это нормально. Я стараюсь ложиться спать около 22:00 всегда в одно и то же время и, соответственно, встаю в 05:45. Такая привычка многих лет неспроста. Решение спать именно столько и в данном интервале пришло не сразу. Я вставал на заре в тех краях, где быстрый восход, короткий жаркий день и стремительный закат, чтобы продлить свет, чтобы бежать навстречу солнцу, которое через три часа превратит в пекло кокосовый островок в центре кипящего Индийского океана. Спасибо тебе, «Фехендху»!

Правильный комфортный сон невероятно важен. Я закрываю глаза, надеваю очки для сна, вставляю беруши и погружаюсь в темноту и тишину, полностью расслабляю лицо, в особенности это касается бровей и губ. Да, почему-то мы неосознанно хмурим брови, морщим лоб и сжимаем губы, а когда они расслаблены, сон приходит гораздо быстрее. Начинает вырабатываться гормон сна мелатонин, и я засыпаю крепким глубоким сном. В моем случае это продолжается примерно два часа в интервале с 22:00 до 00:00. Затем начинает вырабатываться соматотропин, гормон роста. Он активизирует процессы восстановления всего того, что я сломал за день. Недаром бывает, что ложишься спать больным, а просыпаешься здоровым, – все благодаря соматотропину. Это продолжается еще примерно два часа, с 00:00 до 02:00, затем уровень этих гормонов начинает постепенно падать, уступая место гормону бодрости кортизолу (или гидрокортизону), их баланс постепенно меняется, наступает фаза беспокойного легкого сна, время для сновидений, когда подсознание конструирует некие агломераты из случайных воспоминаний, затем дремота, полудрема, и вот я просыпаюсь.

«Когда я сплю, я не знаю ни страха, ни надежд, ни трудов, ни блаженств. Спасибо тому, кто придумал сон, эти единые весы, равняющие пастуха и короля, мудреца и дуралея. Одним только плох крепкий сон, говорят, что он сильно похож на смерть…»
Мигель де Сервантес «Дон Кихот»

– Прекрасные слова, Санчо. В одном ты не прав: сон совсем не похож на смерть, он – жизнь, а первые четыре часа – важнейшая его часть. Скорее наши часы бодрствования сильно похожи на медленную смерть: никотин, алкоголь, фастфуд, антибиотики, отвратительный воздух и вода.

Теперь, спустя много лет, я стал беречь свой сон, свои весы, следить за циркадными ритмами (биологическими часами). Я жертвую ради сна многими возможностями, когда-то они казались такими важными, но лишь только казались. Поэтому нет. Теперь уже нет!

Самый лучший день

05:45 Не спеша встаю. Вот кружка. Через бамбуковую трубочку жадно пью прохладную родниковую воду. Открываю ставни. Утренний свет. Солнечный заяц верхом на виноградных ветрах врывается в комнату, скачет по прозрачным занавескам, качает створки окна.

06:00 Вчера был мацони с яблоком, позавчера варенец с персиком, а сегодня я смотрю на бухту Санта-Маргарита с вершины холма и улыбаюсь лету, наслаждаясь хитросплетениями вкуса нежной мягкой ряженки светло-бежевого оттенка и желтого тайского манго, сладкого, запашистого и липкого. Как ты прекрасна, Лигурия!

06:20 Я неспешно бегу вдоль крепостных стен, широким шагом иноходца, мимо древних башен и мостов на высоких полупальцах, по ровной песчаной дороге, которая опоясывает Эуганские холмы вьющейся терракотовой лентой. Бег мой легок, как и воздух, напоенный цветами и травами Тосканы. Каждый вдох наполняет меня радостью, и в груди что-то стучит и трепещет. И это не сердце, это неведомая птица.

06:45 Я ускоряю шаг, все быстрее и быстрее, встаю на носки и несусь что есть силы, невольно представляя себя арабским скакуном. «Почему? – спрашивают меня. – Почему у коня колени назад? Да потому, что это пятки». Вдруг земля пропадает из-под ног. Полет – секунда, две, ухожу глубоко под воду. Тихо. Прохладно. Стальные рыбы метнулись в сторону и скрылись в развалинах затонувшего античного города. Пузыри воздуха устремились вверх, и мне надо за ними. Плыву на спине в одну сторону – провожаю луну, плыву обратно – встречаю солнце. Гляжу мимо скалы, откуда только что прыгнул: терракот и охра, мрамор и бронза, колонны и аркады. Это Портофино.

07:00 Вчера была тренировка на ноги, позавчера на пресс и спину, а сегодня одинокий турник и брусья на бескрайних пляжах Коста-Брава, это все, что необходимо мне в этот утренний час. Десять подтягиваний прямым хватом, десять обратным, двадцать подъемов на брусьях и пятьдесят отжиманий. Мускулы сегодня сильные, послушные, а связки еще тугие, но через десять минут все разогреется. Теплый ветер высушит кожу, и соленые капли Средиземного моря незаметно растают, оставляя лишь маленькие блестящие пятнышки.

Почему я занимаюсь спортом именно в это время? Ответ очень прост – вечером может случиться все что угодно: задержусь на работе, кто-то что-то попросит, позвонит пациент, в конце концов я просто устану. Зато в этот ранний час никто меня не побеспокоит. Это мое время и только мое, сугубо личное, ни с кем не делимое, и я выпью его до дна, до капли.

07:20 Да, действительно, хочется пить и уже немного есть. Что может быть в таком случае лучше арбуза? Может, солнечный мандарин, или тропический киви, или кровавый гранат, обтянутый, словно череп, сухой шершавой рубиново-красной кожей? Нет, может быть, завтра, а сегодня добрый кусок сахарного астраханского арбуза.

07:30 Теперь завтрак. Завтракать я буду на южной окраине Рима, на увитой плющом террасе, по адресу: виале Анджели, 12, с видом на рощу из гигантских зонтичных сосен, откуда бежит песчаная дорожка до самой Остии. Можно позавтракать и там, среди руин древнего порта, ведь сегодня такое прекрасное утро, и, закрыв глаза, я могу переместиться в любую точку своих воспоминаний, оказаться там, где я был счастлив. Да, могу, но не буду, сейчас мне и здесь хорошо.

На голубой подставке белоснежное яйцо, сваренное всмятку. На цветной тарелке из муранского стекла пластина молодого сыра, сверху тонким слоем индийское ритуальное масло гхи нежного орехового вкуса и чайная ложка красной камчатской икры. Несколько ломтиков печеной тыквы, щедро присыпанных мелко рубленной зеленью кинзы, укропа, петрушки. Приправы из душистых специй – куркумы, корицы, базилика и кориандра, три столовые ложки оливкового масла и горсть хрустящих сухариков из ржаных отрубей делают блюдо божественным. Аромат и вкус, объединяя силы, проникают в твою душу, делают ее мягче и добрее.

Теперь десерт: в белоснежной фарфоровой вазочке две столовые ложки греческого йогурта, щепотка желатина, семян чиа и мака, кокосовой стружки, горсть малины и две-три капли экстракта стевии. На блюдце четыре ореха: пекан, макадамия, кешью и миндаль, рядом сухофрукты: инжир, курага, чернослив и финик. Медальон какао и кусочек кокосового масла.

Глаза сами собой закрываются, в голове тихо стонет «Энигма Амен». Пятнадцать минут пролетают как одно мгновение в калейдоскопе цветных картин, смазанных образов и туманных пейзажей. Я маленький Дали, мне семь лет, на берегу я разглядываю камни, похожие на дырявый голландский сыр, и кузнечиков на длинных-длинных ногах. Так жарко, что кажется, само время плавится на солнце, становится вязким, тягучим и сладким, как ирис или карамель, и этот день никогда не закончится. Но я знаю, придет срок, и я все это нарисую.

07:30 Серебряная десертная ложка со звоном падает из руки на пол – рецепт моментального сна от Сальвадора. Вот и все, мое утро закончилось, пора на работу.

07:50 В кабинете прохладно и тихо. Сажусь в свое любимое кресло. На стене в черной рамке портрет моего первого учителя.

– Доброе утро, Федор Георгиевич.

Да, это тот самый врач, который спас меня в детстве от неминуемой смерти. Он преподавал на кафедре у моей тетки. Тогда ему было шестьдесят, теперь мне шестьдесят. Это прекрасный физиолог, его интересовало все, что связано с человеческим телом, гениальным и непостижимым механизмом обеспечения жизни, который терпит от нас множество несправедливостей, и кажется, что это будет длиться бесконечно, однако это совсем не так, однажды он поставит нам ультиматум. Технологиями здоровья Федор Георгиевич занялся вплотную после того, как на вскрытиях обнаруживал гнилые куски мяса в закоулках изъеденного червями кишечника, видел черные легкие курильщика, держал в руках чудовищную печень алкоголика, собирал с пола желтые камни, высыпавшиеся из желчного пузыря и т. д.

Отсюда родилось правило первое, закон, стандарт, оно было написано под портретом мелким нервным почерком, сильно похожим на кардиограмму с резкими всплесками хвостиков и закорючек, мантра, которую он повторял всю свою долгую и непростую жизнь, все сто четыре года.

Исключить категорически:

1) жирное мясо;

2) чистый сахар и все сахаросодержащие продукты (пирожные, мороженое, конфеты, сгущенное молоко, варенье и т. п.), скрытый сахар (хлеб и любую выпечку из муки пшеничной высшего сорта, макаронные изделия, манную крупу, кускус, рис круглый шлифованный, картофель, виноград, изюм, бананы), а также любые искусственные продукты: соусы, чипсы, овсяные хлопья, мюсли и всевозможное «полезное» – спортивное или фитнес-питание в гранулах, муссах, топингах и т. п.;

3) крепкие алкогольные напитки, пиво, сладкую газированную воду, свежевыжатые фруктовые соки.

На пороге миниатюрная девушка лет тридцати, восточной наружности: смуглая кожа, тяжелые черные волосы, влажные, несоизмеримо грустные глаза, черные и бездонные, взгляд словно мимо тебя или даже насквозь.

– Здравствуйте, я Аиша. Мне сказали, что вы помогаете людям.

– Да, по возможности.

– Рак. Химию пока не делала. Но уже три операции. Каждый раз надежда, и снова разочарование, все напрасно, все временно.

– Я догадался. И вы абсолютно правы, действительно все временно, только мы с вами растянем это время так далеко, что лопнет оно через много лет и зим, когда мы закончим все дела на этом свете и нам всем придет пора уходить.

– Что я должна сделать?

– Сделать вы должны очень и очень много, а именно – полностью изменить свою жизнь, то есть начать все заново, почти с нуля. В ближайшие три недели ваше питание будет состоять из зелени: петрушки, укропа, кинзы – и огурцов, авокадо, оливкового масла, косточек абрикоса, тыквенных семечек и куркумы.

– И все?

– В смысле?

– Я к тому, что наша национальная еда – мясо и хлеб…

– Ну вот об этом я и говорю: все с нуля. Затем три дня голода – ничего, кроме воды, а потом я скажу, что делать дальше.

– Да-а, – протянула она как-то задумчиво. – Я понимаю. Мне надо что-то подписать или куда-то вступить?

– Нет, просто присоединяйтесь к нашему сообществу. Мы в шутку называем его сектой, так как помогаем друг другу выжить, делимся важной и полезной информацией, которая позволит нам быть лучше.

– Хорошо. – Аиша кивнула и впервые посмотрела прямо на меня.

Лекция первая. Пищеварение

Пищеварение начинается сразу во рту, так как во время пережевывания происходят целых четыре процесса. Первое: механическое перемалывание пищи для облегчения работы желудка, то, что мы все прекрасно знаем, но почему-то не делаем, глотая куски словно голодные волки. Второе: обработка щелочью, находящейся в слюне, которая уже начинает расщеплять пищу на пару с углеводным пищеварительным ферментом амилазой. Третье: кроме расщепления, щелочь достаточно неплохо борется со всевозможными вирусами и бактериями, растворяя их жировые оболочки, точно так же как это делает хозяйственное или туалетное мыло, иначе говоря, сдирает с них кожу, а без нее микроорганизмы жить не могут, внутренности вываливаются из них наружу, словно кишки. Но щелочь не единственный борец со всевозможной заразой, попадающей к нам в рот с пищей. Оказывается, в полноценной слюне здорового человека содержится еще один совершенно термоядерный белок под названием лизоцим, который за тридцать секунд может убить практически всех паразитов: бактерии, вирусы, грибки – одним словом, все, что представляет для нас опасность. Четвертое: анализ состава пищи рецепторами с последующей передачей информации для подготовки к дальнейшему перевариванию. Только на этом этапе человек может контролировать процесс пищеварения, а дальше уже нет. Одним словом, пока я жую тщательно и долго, не менее тридцати раз, организм на основе полученной информации готовит нужный объем кислот и состав ферментов, необходимый для переваривания данного вида пищи.

«Жевать надо столько раз, сколько зубов во рту».
Народный фольклор

– У меня нет времени, – возражает Анжелика, – чтобы жевать по тридцать раз, это можно так два часа просидеть.

– Ну два часа действительно не стоит, а для того чтобы почувствовать сытость, достаточно уделять еде двадцать минут. И если так мало времени, то не сидите, а ешьте на ходу. Например, жуйте и собирайтесь на работу. Лично я всегда так делаю.

– Но тогда я буду отвлекаться от еды и не почувствую вкуса пищи, – не унимается она, – значит, не получу удовольствия. И кстати, как тогда организм узнает информацию о составе пищи, если я не понимаю, что ем?

– Вы не осознаете, что едите, но организм об этом узнает совсем по другим каналам, минуя сознание. Когда вы родились на свет и приняли первую порцию материнского молока, запустился механизм под названием импринтинг – запоминание и дальнейшее распознавание вкусов, создание своего рода каталога, в котором записаны польза и назначение пищи с данным вкусом и, конечно же, отдельной строкой вред, если таковой имеется. Поэтому не стоит замыкаться на трех-четырех блюдах, а желательно пробовать как можно больше различных продуктов, разнообразить питание, удлиняя тем самым список знакомых организму вкусов. Тогда большой ананас в отпуске на тропическом побережье принесет вам радость, а не понос. А вот насчет удовольствия отчасти согласен, вкус может теряться, но это вопрос привычки, я, например, все прекрасно чувствую и получаю удовольствие от еды. Кстати, наша ротовая полость настолько чувствительна, что организму приходится подмешивать в слюну обезболивающее вещество из разряда опиоидов, иначе каждый прием пищи являлся бы для нас мучением. Увы, в теории все красиво и стройно, а на практике вечный компромисс, поэтому тренируйтесь. Ну что сказать: делайте что-то механическое, выкручивайтесь, работайте над собой.

– А я физически не могу долго жевать, – тяжело вздыхает грузный Олаф. – Мне хочется глотать.

– Да, это вполне естественно. Тогда можно немного наклонить голову над тарелкой, чтобы пища не сползала к корню языка и не активировала глотательный рефлекс. Еще можно глотать не все сразу, а маленькими частями, тогда вы не будете испытывать дискомфорт, а наоборот, станете наслаждаться процессом.

– Понятно, однако, фигурально выражаясь, мне очень трудно остановиться, могу жевать, пока не лопну.

– Ну да. Это гормон голода грелин, именно он заставляет нас продолжать есть, хотя желудок уже полный, необходимо остановиться, но человек не в состоянии это сделать, так как прошло еще очень мало времени и гормон сытости лептин не успел выработаться в достаточном количестве. Поэтому еще раз повторю: надо не торопиться, важно растянуть процесс на двадцать минут, чтобы баланс грелина и лептина восстановился, тогда чувство голода уступит место приятной сытости, а не чудовищной тяжести в желудке. Для этого можно готовить не все сразу, а частями, чтобы был небольшой перерыв между блюдами. Также можно принимать пищу в одном месте, а готовить в другом, чтобы необходимо было после салата сходить за основным блюдом, потом за десертом, и вот уже время подходит. Далее: пережевали, проглотили, не спешите за следующей ложкой, пожуйте послевкусие секунд пять-десять. Но если вы уже съели все, что положили себе в тарелку, то категорически нельзя тянуться за добавкой. Рот всегда хочет есть, его невозможно унять. Значит, нужно на секунду остановиться и прислушаться к своему желудку: возможно, он уже полный под завязку и не хочет больше есть. Когда вы это осознаете, то, скорее всего, встанете из-за стола. Попробуйте принимать пищу чайными ложечками. Когда основная пища закончилась, то вы уже более-менее сыты, и можно растянуть десерт, именно полакомиться в полном смысле этого слова. Еще можно обмануть организм и просто что-то пожевать. Раньше для этого использовали жвачку, но прочитайте ее состав – такое врагу не пожелаешь. Еще раньше жевали смолу, а солдаты в суворовских походах сосали пуговицу – это, правда, от жажды, но и от голода тоже. Я, например, всегда заканчиваю прием пищи фиником, и неспроста, так как жую его косточку еще минут пять-десять. Замечательная вещь – и есть после этого не хочется, и лизоцим, продолжая выделяться, дезинфицирует ротовую полость. Поэтому пробуйте все, что-нибудь да поможет.

На первый взгляд, это все какие-то мелочи, о которых никто не задумывается и не принимает всерьез, а напрасно, они могут изменить жизнь, поскольку она как раз таки и состоит из мелочей.

Желудок

Далее пищевой комок медленно продвигается по пищеводу. Хорошо, если он мягкий и скользкий, тогда его движение будет спокойным и плавным. В конце пищевода открывается кардиальный сфинктер, и еда падает в желудок. Это полый мешок объемом в среднем около литра, имеющий форму боба и полулежащий на боку, запертый с обеих сторон мышечными манжетами – сфинктерами, сверху кардиальным, а снизу пилорическим. Желудочный сок, состоящий в основном из соляной кислоты, внутреннего секрета Касла и пепсина, начинает химически расщеплять еду на клеточном уровне.

– Это тот самый пепсин, который используют в производстве сыра?

– Да, совершенно верно. Это мощнейший фермент, один миллиграмм коровьего пепсина за считаные секунды превращает ведро молока в простоквашу. Конечно, сыровары используют его весьма часто, так как это быстро, удобно и надежно. А в нашем желудке пепсин работает с белками, секрет Касла с витамином В12, а кислота дезинфицирует еду.

– А когда начинает вырабатываться кислота?

– Ну, кислота всегда есть в желудке, а концентрироваться она начинает, как только вы подумали о еде, потом еще больше, когда понюхали, и еще больше, когда пожевали. Мало того, если вы принимаете пищу в одно и то же время, то кислота будет выделяться вне зависимости от того, думаете вы о еде или забыли про нее. Организм все запоминает и предвосхищает ваши действия.

Итак. Если в желудок попали непережеванные куски, то он сокращается, пытаясь перемешать содержимое. У него нет зубов, и поэтому ему очень тяжело выполнять не доделанную вами работу. Ну а если он еще и полный под завязку, то как ему, спрашивается, все это перемешать? Налейте стакан воды до самых краев и попробуйте в нем еще что-нибудь размешать – на столе обязательно будет лужа. Вот и здесь то же самое, желудок мучится и растягивается еще сильнее. Растягивается вместе с ним и кардиальный сфинктер, он приоткрывается, и кислота забрасывается в пищевод, обжигая его незащищенные стенки, – это рефлюкс, мы ощущаем его как изжогу или даже как ночной кашель. Если переедание приобретает систематический характер, то рано или поздно мы будем иметь недостаточность кардии, то есть расслабленный верхний сфинктер, а изжога станет хронической, переходящей в жесточайшую проблему. Чтобы по возможности избежать ночного рефлюкса, можно спать полусидя, то есть на высокой подушке, которая подкладывается не только под голову, но и под спину, или на специальной ортопедической кушетке, которая способна складываться пополам, меняя тем самым угол наклона. Желудок очень ответственно подходит к своей работе и не пропустит еду дальше, пока полностью с ней не разберется. Иначе говоря, пока она, по его мнению, не станет полностью пригодна к дальнейшему продвижению, поэтому чем дольше он работает, тем сильнее поднимается кислотность, достигая невероятной концентрации. Казалось бы, в такой среде ни один микроорганизм существовать не может, однако некоторые бактерии умудряются там жить и размножаться, создавая колонии. Живут они конечно не в самом желудке, а в его слизистом слое, который они в конечном итоге и разрушают. Эти бактерии называются хеликобактер пилори. И когда кислотность непомерно возрастает, то нарушенный защитный слизистый слой в какой-то момент не выдерживает, и кислота начинает обжигать стенки желудка, а это уже гастрит и следом язва. Поэтому порция должна быть небольшого объема, примерно с пригоршню. Конечно, руки у всех разные, и желудки тоже, у некоторых при маленьком желудке огромные ладони, а у другого, наоборот, маленькие ручки и трехведерный желудок.

«Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какой-нибудь запеканной колбасы с луком и потом как ни в чем ни бывало садятся за стол в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плесом, так что вчуже пронимает аппетит – вот эти господа, точно, пользуются завидным даянием неба…»
Н. В. Гоголь «Мертвые души»

Вот о чем я и говорил – рука средняя, а в животе бочка. После такого обжорства люди к пятидесяти годам превращались в старых бегемотов, больных и замученных нестерпимой болью. Поэтому любой прием пищи – четыреста миллилитров плюс-минус, индивидуальная коррекция, лучше минус. Желудок будет безмерно благодарен, когда получит две трети своего объема хорошо пережеванной пищи. Если продукт жесткий, как правило это мясо или такие субпродукты, как сердце и язык, то необходимо перемолоть их блендером в паштет.

Когда желудок понимает, что больше ничего сделать не может, у него два варианта. Первый: если пища, несмотря на все его усилия, все еще вредна или даже опасна, то он выбрасывает ее обратно в виде рвоты, если же этого не происходит и в течение четырех часов чувство тяжести в желудке не проходит или даже усиливается, то не стоит дальше ждать и надеяться на счастливый финал, гораздо полезнее освободить желудок, надавить двумя пальцами на корень языка и вызвать рвотный рефлекс, затем выпить кружку воды и еще раз очиститься, тогда постепенно все успокоится и через некоторое время придет приятное чувство голода. Второй вариант: если пища полезна, то желудок пропускает ее дальше. Он успокаивается, кислотность падает, пилорический сфинктер чувствует это и открывается, содержимое проваливается в двенадцатиперстную кишку.

– А запивать водой можно?

– По такому же принципу разной кислотности сред проходит сквозь желудок и вода, только минуя ненужное ей пищеварение. Поскольку вода тяжелее кислоты, то она стекает по короткой стенке желудка прямо на дно привратника, почти не перемешиваясь с его кислым соком. Среда в районе пилорического сфинктера становится нейтральной, и он открывается, но только для воды, почуяв кислоту, кольцо сразу же плотно сжимается. Отсюда делаем вывод, что запивать очень маленькими глотками можно, но лучше не нужно, так как вместе с водой сквозь пилорический сфинктер обязательно проскочит и часть недоваренной пищи. А кто знает, что там в ней может быть? Возможно, сегодня все будет в порядке, а завтра несварение или даже отравление. Поэтому лучше, чтобы пища изначально была влажной, идеально, когда по консистенции она напоминает кашу. Если же все-таки вы набили рот сухарями, то не пихайте их в пищевод, чтобы потом запить водой. Размочите во рту небольшим количеством жидкости до состояния крем-супа и тогда уже глотайте.

– Ну а разбавить кислоту водой можно, чтобы она не жгла стенки желудка?

– Конечно. Можно и нужно. Если вы голодны и у вас давит под нижними ребрами, в районе эпигастрия, то два-три больших глотка воды натощак временно снизят кислотность, так как вода в большом объеме не успеет вся пройти через пилорический сфинктер и неизбежно перемешается с желудочным соком. Если же вы напьетесь чая после основной еды, как у нас принято с давних времен, и тоже снизите кислотность, то сделаете работу своего желудка еще более трудной. Отсюда вывод – жуйте долго, ешьте мало и водой не запивайте.

– А как насчет фруктов?

– Да, вот, кстати, очень своевременный вопрос. Это же правило работает и для свежих, то есть сырых фруктов, их необходимо употреблять за десять-пятнадцать минут до еды в качестве аперитива, для улучшения аппетита. Тогда фруктовое пюре весьма быстро преодолеет желудок, так как ему здесь делать нечего, поскольку фрукты перерабатываются в двенадцатиперстной кишке. Откроется пилорический сфинктер, и все окажется там, где ему и положено, а следовательно, прекрасно усвоится и не будет мешать нормальному пищеварению. Если же употребить свежие фрукты на десерт, то они застрянут в желудке с общей массой и станут конфликтовать с белками и жирами, изменяя состав желудочной пищеварительной жидкости своими собственными соками и кислотами, объем пищи увеличится, а кислотность, наоборот, понизится, это будет снова медвежья услуга вашему желудку, так как ему придется работать еще больше, чтобы нейтрализовать нежелательные эффекты.

– А я раньше всегда ел фрукты на десерт, и ничего, – возражает грузный Олаф.

– Конечно ничего! Только вы весите сто сорок килограмм, а так все остальное просто замечательно. Вы меня извините, но это все сильно похоже на детские шалости: «Мама, смотри, я проглотил мячик – и ничего». Конечно ничего, только придется операцию делать, а так все нормально. Что за ребячество, в конце концов? Зачем нужны эти эксперименты, когда есть четкий алгоритм оптимизации процессов? Поверьте, организму и без того забот хватает, поэтому старайтесь по возможности не создавать ему лишних проблем. И да, кстати, все это не касается термически обработанных фруктов: вареных, тушеных, печеных и так далее, их можно свободно употреблять в качестве десерта, теперь они вполне безобидны.

– Но печеные фрукты совсем потеряют витамины. Зачем их тогда вообще есть?

– Да, потеряют, но минералы и клетчатка останутся, а это очень хорошо. Не стоит предъявлять завышенные требования к современным фруктам, они и без термообработки не слишком-то витаминизированы. А недостаток витаминов можно пополнить в любой аптеке с помощью мультивитаминных комплексов. Мы с вами еще не раз вернемся к различным аспектам фруктовой темы, так как плоды все очень разные – кислые или сладкие, сочные или мясистые, низкокалорийные или, наоборот, питательные, а следовательно, обладают различными эффектами. Сейчас же мы пойдем дальше.

Двенадцатиперстная кишка, желчный пузырь и поджелудочная железа.

Преодолев пилорический сфинктер, пища попадает в подковообразную двенадцатиперстную кишку. Это передний отдел кишечника, самое его начало. Такое название дано по длине этого отдела в две ладони с небольшим, сантиметров десять-двенадцать. Это был бы самый обычный участок, ничем не примечательный и не сильно отличающийся от остальных, если бы не то обстоятельство, что двенадцатиперстная кишка работает вместе со своими помощниками – желчным пузырем и поджелудочной железой. Чтобы стал понятен процесс, необходимо начать именно с них.

Желчный пузырь – это упругий кислотоустойчивый мышечный мешочек величиной с большой палец на руке, объемом в среднем около пятидесяти миллилитров, накапливающий в себе всю желчь, которую производит печень из лишнего некондиционного жира – холестерина и билирубина – продуктов распада эритроцитов, а попросту говоря, ошметков мертвых красных кровяных телец, смешивает их со всевозможными токсичными дезоксихолевыми кислотами – и вот уже готов замечательный пищеварительный фермент. Таким образом, печень избавляется от всевозможных токсинов и отходов, но не просто выбрасывает их на свалку, а использует как вторсырье. Среди этих кислот, кстати, есть даже урсодезоксихолевая, так называемая медвежья, кислота («урса» на латыни значит «медведь»). Она препятствует чрезмерному сгущению желчи и образованию камней. Вообще на земле существует только три по-настоящему всеядных существа – это медведь, человек и еж. У всех остальных видов есть пищевые предпочтения, и только эта троица может съесть практически все, однако лишь первый из них никогда не болеет желчнокаменной болезнью, так как его печень продуцирует в больших объемах урсодезоксихолевую кислоту. Поэтому человек искусственно синтезировал эту кислоту и стал принимать в качестве лекарства. Остался только ежик, бедный, бедный ежик. Желчь – это весьма агрессивная жидкость, которая вытекает по общему желчному протоку в двенадцатиперстную кишку, но только в процессе приема пищи, а все остальное время проток плотно закрыт дуоденальным сфинктером, его еще называют сфинктер Одди. Желчный пузырь собирает желчь в ожидании приема пищи и наполняется до краев примерно за два часа, далее он начинает постепенно сгущать ее, так как в связи с небольшим размером не имеет дальнейшей возможности хранить ее в неизменном виде. Таким образом, еще через два часа это желтый кисель, потом зеленое желе, дальше все гуще и плотнее, пока через восемь часов голодовки не превращается в черную смолу. А к вечеру, когда вы переделали все свои дела и наконец вспомнили, что не ели целый день, и начинаете заниматься обжорством, ваш желчный пузырь в страшных конвульсиях судорожно пытается вытолкнуть из себя это чудовищное содержимое. Иногда ему удается очиститься полностью, а иногда что-то остается. И если такое безобразие приобретает систематический характер, то это «что-то» как раз и превращается в камень. Дальше – больше: поскольку вы переели на ночь, то с утра не можете смотреть на пищу и только к полудню, возможно, выпьете чашечку кофе, а это уже перерыв часов в двенадцать, вот и все – круг замкнулся. Только мишка может спать всю зиму и не умирать, если бы это был человек, он проснулся бы с полностью окаменевшим желчным пузырем. Поэтому небольшая порция еды каждые четыре часа – необходимое и достаточное условие для здоровья нашего желчного пузыря.