Случайностей не бывает

Схема Черной ветки метро-3

Красносельская (частично) – Щедро-Ядовая – Хованщина – Малюты Скуратова – Загробская – Гнилая Речка – Умертвинская-Ямская – Кагановича – Конечная.

Артем сел в вагон на Кропоткинской и сразу уткнулся в телефон.

Wi-Fi, раздаваемый от щедрот московского метрополитена, формально был, стартовая страница с новостями из жизни мэра грузилась, а страница из журнала Maxim – нет. Так что одним глазом он поглядывал в экран, одним – вокруг. Вдруг что-то поинтереснее Maxim’а обнаружится.

Пока обнаруживалась смесь из бомжей и мамочек с детьми, едущих с елки, судя по одинаковым коробкам в руках детей.

Ближе к Чистым прудам мозг постучал Артему в изнанку лба и предложил угадать, что не так. Артем оглянулся. Вагон был, проще сказать, пуст. Он сам, спящий бомж в одном конце и целующаяся парочка в другом. Внимания на окружающее пространство они не обращали никакого, как и Артем до этой секунды.

На Красных воротах вышла парочка.

На Комсомольской выскочил внезапно проснувшийся, будто его шилом укололи, бомж.

Артем включил в телефоне камеру и сделал панораму пустого вагона. Москва, метро, центр, день, каникулы – и никого! Это достойно Instagram’а. Впрочем, Wi-Fi пропал окончательно.

На Красносельской пассажиров было, как всегда, мало, они стояли у открытых дверей, смотрели в вагон, но ни один не зашел. Они как будто не были уверены, что его видят.

– Хорошо, что выходить на следующей, – подумал Артем.

В пустом вагоне он почувствовал себя неуютно.

Колеса громыхнули, вагон качнулся, свет погас. Так бывает. Правда, как-то он надолго погас. Секунд на пятнадцать. И как-то сильно качнуло, как на кочку наехали.

Артему показалось, что включившийся свет стал желтее и тусклее.

Поезд ехал медленнее, чем обычно, и все никак не мог доехать до Сокольников.

Наконец он начал тормозить.

Из динамиков раздался скрежет, шуршанье, что-то похожее на звук смываемой в унитазе воды, и гнусавый голос объявил:

– Дроавая.

Артем завертел головой. Вместо квадратных серо-голубых мраморных колонн и шахматного пола за стеклами вагона он увидел круглые колонны, стилизованные под сосновые стволы с коричневой корой, и дощатый пол. Хотя если пол деревянный, то и колонны могут быть не стилизованными, а просто сосновыми.

На стене, обитой некрашеными и не очень оструганными досками, белой краской криво написано название станции: Щедро-Ядовая.

– Что это? – прошептал Артем.

Вариантов у него не было. Как не было и такой станции.

Двери закрылись с отчетливым скрипом, которого раньше он не слышал, и поезд вошел в тоннель.

Артем сидел с открытым ртом. Все, что он смог придумать – это то, что между Красносельской и Сокольниками отрывают еще одну станцию. Внезапно. И она такая пока, недоделанная. В лесах.

Но сейчас точно должны быть Сокольники.

– Анщина! – прохрипели динамики.

Этого быть не могло. Две новые станции на таком отрезке не могли поместиться.

На этой стены были кафельные, как на Сокольниках, но кафель не светлый, а сурьмяного цвета, и не только на стенах, но на полу и на колоннах. Поверхности пестрые от серых квадратов на месте выпавших плиток. Станция походила не на только что построенную, а на давно закрытую.

В Артеме было столько адреналина, что мысли не помещались. Он вскочил и изо всех сил смотрел на станцию в открытые двери, пытаясь увидеть вместо нее Сокольники.

Двери скрипнули, и поезд проехал название станции.

Хованщина.

– Едущая Юты Атова, – пробулькали динамики.

В перегоне Артем так и не сел, стоял у дверей, готовый выскочить, как только увидит знакомую станцию.

На Малюты Скуратова колонн не было вообще, на перроне каким-то образом росла густая трава, и были протоптаны желтые глиняные тропинки.

– Так, – Артем заставлял себя думать, – свет погас надолго. Допустим, это не свет погас, а я потерял сознание. Ну плохо мне стало. А поезд уехал… Куда он мог уехать? Ладно, ухал в Новую Москву, там роют метро, и это новая ветка. А почему людей нет? Почему в новостях не объявляли про новую ветку? А, ну допустим, она не открыта еще, поезд для испытаний ездит, а меня просто не заметили, когда я сознание потерял. Но трава-то откуда?

Следующей станцией была Загробская.

И на ней в вагон зашел мужик в бежевом плаще. Кивнул Артему, сел, развалившись посередине дивана, вытянул в проходе копыта. Почесал рог. Небольшой.

– С елки едет, актер, – подумал Артем и отвернулся.

На Гнилой речке зашли готы. Бледные лица, длинные черные волосы. Красные глаза. Длинные ногти. Акриловые.

Артем подумал, что парни должны быть на всю голову готами, чтобы ногти клеить. Один заметил, что Артем их рассматривает, и улыбнулся ему. Блин, они еще и зубы нарастили.

Артем пытался совместить в голове еще не открытую ветку с перевозкой по ней пассажиров странного вида. Не получалось. Тогда он начал разрабатывать теорию о галлюциногенах, подсыпанных в пиво приятелями в общаге, откуда он и ехал. Может быть, он никуда не едет, а сидит, вперившись в стену, и смотрит это кино? Мысль была уютная. Что такое сутки-другие бреда по сравнению с бредовой реальностью?

На Умертвинской-Ямской мужик с копытами вышел.

На Кагановича зашел пенек.

Артем пытался заставить себя поверить, что его одногруппники могли где-то достать наркотики, но это было выше его сил. Они и пиво-то купить не могли, он с собой принес.

Он начал вспоминать все, что знает об условиях содержания в сумасшедших домах и уже решил, что они должны быть весьма гуманными, когда гнусавый унитазный голос объявил:

– Конечная, поезд дальше не идет, а ну, пошли все из вагонов, чтоб вас люди задрали!

Артем вышел вслед за пеньком. Станция была выложена кирпичом. Местами выщербленным. У оснований кирпичных колонн пробивалась травка. На стене белыми круглыми камнями было выложено название.

Конечная.

Между колоннами висел светящийся короб с названиями станций. Их подчеркивала черная полоса. Это что, черная ветка? Свет в коробе мерцал, как может мерцать свеча или масляная лампа.

*****

– При чем здесь Каганович? Какой еще Каганович? – бормотал Артем просто чтобы не закричать.

Ближе к лестнице, куда указывала стрелка на еще одном коробе с надписью «ВЫХОД В ГОРОД. К проспекту Такого Лешего, Управлению всего, Бестиарию, улице Олгой-Хорхоя», стоял работник метро. Ну, по крайней мере, в похожей форме, насколько можно понять со спины.

– Слушайте! – начал Артем, возмущенным тоном, собравшись предъявить претензии по поводу неучтенного куска метрополитена, но переключился на жалостливый, решив, что ругаться с галлюцинацией глупо, а с живым человеком вредно. – Извините, здравствуйте, я…

Работник метро обернулся, закончил вытирать платочком лоб, сунул его куда-то в бороду, надел рогатый шлем с красной буквой М и вопросительно приподнял левую бровь.

– Ннну?

– Я…

Что говорить дальше, Артем не знал. Перед ним стоял очевидный гном. И, что пугало больше всего, Артем хорошо понимал, что это гном. Не актер с елочного спектакля на тему Нибелунгов, а именно гном. Вот знал и все.

Гном хмыкнул, стукнул ногтем по телефону, который Артем, оказывается, все еще держал в руке и закончил за него:

– Я потерялся. Да?

– Да!

Артем признался в этом, как признается вор на допросе в полиции, в надежде, что ему сейчас объявят срок и отправят в знакомую тюрьму, то есть жизнь станет снова понятной и вообще наладится.

– И хочешь знать, где ты?

– Хочу!

– В метро! Ухаха! – расхохотался гном, решив, что это он сейчас пошутил. – Ну правда, мил-человек, в метро ты, не обижайся, это метро-пять, добро, так сказать, пожаловать.

С Артема можно было рисовать знак вопроса.

– Вот есть у вас метро, – гном, приобняв его за талию, повел к скамейке, – есть метро-два, правительственное. А это – метро-пять.

– А…

– А про метро-три и метро-четыре даже не спрашивай, – лицо гнома стало строгим, – даже и не думай про них, целее будешь.

– А…

– Где ты? Тут, – уверенно и даже с некоторой гордостью ответил гном на незаданный вопрос. – Это, – он описал рукой полусферу, – Тут. Не понял? Ну где ты? Это вопрос. Тут. Это ответ. Наша Родина. – Лицо гнома стало торжественным. – И твоя теперь тоже.

– Так я же… Я хотел… А… Домой?

Артем почти плакал. Не то чтобы он никогда не думал об эмиграции, но не всерьез, не так внезапно и не сюда. Не Туда.

– Мало ли, чего ты хотел. И вообще смотреть надо было, куда поезд идет. Объявляли же…

– Да я… же…

– Ты на Кропоткинской сел?

– Да.

– Солнце было или тучи?

– Тучи.

– Бабка в зеленом пальто выходила, где «вход» написано?

– Э-э-э, может быть.

– А Дед Мороз у входа стоял?

– Нет.

– Нет? А, ну правильно, сегодня же вторник. – А мужик с фиолетовым чемоданом в вагоне ехал?

– Ннне помню.

– Ну так смотреть надо было. Тебе большими буквами написали: поезд идет Туда.

– А…

– А то, что ты не смотришь вокруг, это твоя проблема. Я таких растерянных Тут каждую неделю встречаю. Хотя обратно: если человеку Тут делать нечего, он сюда и не попадет. Всю жизнь будет ждать, а не пройдет ли бабка в зеленом пальто через не ту дверь. Или еще что.

– А…

– Нет, это на всех станциях по-разному. Где бабка в среду, где Дед Мороз трезвый тридцать первого, где просто лист в нужное место на асфальт упадет. Но в особое время и непременно желтый. Это как код в сейфе набирать, совпали циферки, щелк, Тут тебе и открылось. Ну это я так, знаю немного, это не моя работа, объяснили мне просто. Ну все, – гном встал и поднял Артема под локоть, – некогда мне с тобой, ты это, иди давай.

– Куда?

Артем было успокоился, загипнотизированный способностью гнома отвечать на незаданные вопросы, а теперь снова был готов удариться в панику, представив, что ему придется отправиться куда-то дальше, чем Туда.

Ему и это путешествие психику на всю жизнь сломало.

– К черту в печь! – Гном почти крикнул это, выпучив глаза. – Эй, эй, стоять, – он подхватил начавшего падать без сознания Артема, – Спокойно. Шучу я. На лестницу, по тоннелю направо, потом тоже направо и до домика такого, с башенками. Там вывеска, «Регистрация и распределение». Это про таких, как ты. Давай, топай, может, увидимся еще. И это. Погоди. – Гном придержал Артема за лямку рюкзака. – Телефон свой можешь выбросить, не работают они Тут. Давай его лучше сюда, я сам выброшу, – он вытянул телефон из руки даже не заметившего этого Артема. – Теперь шагай, да не туда, вон выход.

Артем пошел, переставляя деревянные ноги.

– Тут не работают, а где-то работают, – пробормотал гном с буквой М на шлеме, перебирая еще несколько телефонов, вынутых откуда-то из бороды.

*****

Наверху светило солнце, и был не январь. Или не московский январь. И не Москва это была. Расовое и национальное разнообразие людского потока, привычное для москвича, сменилось разнообразием видовым. Люди, гномы, эльфы, лешие и так далее. Люди не в большинстве.

– Полный комплект, – отметил про себя Артем, уже не пугаясь, но удивляясь своей способности понимать, кто перед ним.

– Простите, а вы не подскажете?..

Он хотел спросить дорогу у человека, что было, конечно, проявлением видизма, но остановился тролль. На полторы головы его выше и в два раза во всех местах шире.

– Простите, я это не вам, – слабым проговорил Артем.

Тролль приподнял правую бровь.

– Э, нет, конечно же, вам. Вы не подскажите, как пройти…

– Если я просто покажу, тебя устроит? – спросил тролль голосом таким глубоким, что внутри него гуляло собственное эхо.

– Э, да…

Тролль показал.

Узловатый палец гуманоида заканчивался таким когтем, что Артем едва сдержался от того, чтобы побежать в сторону, противоположную указанной.

А еще он очень хотел пить, но в голову лезли мысли о козлах.

Возле входа в дом башенками под вывеской «Регистрация и распределение» стояла ведьма и кричала кому-то внутрь:

– Да, сейчас, я новенького оформлю и пойдем. Не уходи без меня! – Она обернулась, словно почувствовав приближение Артема. – Ну сколько можно ждать тебя! Второй этаж, четырнадцатый кабинет, с лестницы налево, я докурю сейчас и приду. Ой, подожди, чуть формальность не пропустила, – ведьма ухватила Артема за рукав. – От имени администрации приветствую вас Тут.

По лестнице Артем поднимался с ощущением ведьминского поцелуя на губах. Домой, не вообще, конечно, а вот прямо сейчас, ему не хотелось.

*****

– Пиши: я, Артем Столетов, по прибытии полагающийся мне набор заблудшего получил. Число, подпись. Число любое ставь, у нас тут время относительное.

В набор заблудшего, как оказалось, входили приветствие, ведьмин поцелуй и добрый совет. Первые два пункта он получил сразу на входе, третьим они с ведьмой Еленой, можно Леной, занимались прямо сейчас, в четырнадцатом кабинете на втором этаже.

– Сам посуди, проще вас таких шустрых собрать в одном месте, объяснить, что к чему, ну и к делу пристроить. Чем ловить по всему Тут. Причем, ноги ловить отдельно, голову отдельно. – Лена показала ноги отдельно, голову отдельно. – А что ты вздрагиваешь? Тут тебе не Москва. Толкнул старушку и хлоп, ты уже прыгаешь во французский ресторан своим ходом. Наступил на ногу дяденьке, дяденька бздынь тебя мечом, и пополам. Или наоборот, способного к магии занесет, он увидит орка и спалит его с перепугу. А у орка семья, дети.

Ведьма Лена сидела, положив ноги в босоножках на дешевый канцелярский стол, и заполняла какие-то бумаги, положив планшет на колени. Одета она была в стиле «королева дискотеки», что диссонировало с унылой коричневой пустотой кабинета. Артем постоянно отвлекался.

– Кстати, лови! – Лена бросила ему ручку.

Плохо бросила, метра на полтора в сторону. Но он поймал. Как – не понял.

– Угу…

Ручка выдернулась из его пальцев и перелетела назад в руку Лены.

– Пишем: способности к магии присутствуют, уровень средний. Значит, так! – Лена направила ручку ему в грудь и сказала очень серьезным тоном. – В общественных местах разрешено только усиление. Ну там, поднять больше, побежать быстрее, поймать, как сейчас. Левитировать над дорожками для левитации. Только! Это чтобы такие, как ты, нормальной нечисти на голову не падали. Поймешь, там знак такой, человечек на метле. И пятна приметные на асфальте, это от мозгов. Против тутошних магию не применять! Кроме случаев самозащиты. Ква-ква, да, я именно об этом. Но советую до этого не доводить, лучше сразу беги. Дома разрешена домашняя магия и любые эксперименты, не разрушающие здание. Только дверь не запирай, чтобы труп вынесли, пока не завонял. Понял? Распишись. Вот здесь, где «техника безопасности» написано. – Лена ткнула в бумажку фиолетовым ногтем, оставив на бумаге порез. – От меня совет. – ведьма щелкнула жвачкой так, что заложило уши. – Пока курсы не пройдешь, не пытайся даже. Самозаколдуешься, твоя страховка не покроет.

Лена универсальным жестом провела пальцем по горлу.

Артем невольно потрогал свое.

*****

– На, полистай, пока я заполняю, – ведьма придвинула ему по столу брошюру.

На обложке была нарисована стрелка, указывавшая на остров в синем море с избушкой на курьих ножках и пальмой. Веселеньким шрифтом было написано: «Вы – Тут!»

Из брошюры, кстати, потрепанной, Артем понял, что это самое Тут и на самом деле тут. Не где-то там, а тут же, где Москва. Разница, если грубо, в одну старушку в зеленом пальто. Там она не вошла в метро, а тут вошла. Весь мир дальше по своим рельсам поехал, а ты в тупичок Тут покатился. Чистая случайность.

Но если понимать, какие последствия может вызвать блуждающая пенсионерка, ее где-то можно придержать, а где-то, наоборот, заставить пойти, куда не собиралась, заманив распродажей кефира.

Главное, почувствовать, что именно здесь и сейчас случиться не должно. Это может быть и взрыв атомной бомбы, но чаще это совершенные мелочи. Посмотрел кто-то на часы, а не должен был по космическому плану. Или окурок бросил. Непременно мимо урны. Значит, проход Туда отрыт. Или еще куда. Лишь бы это понимать, и выбирать нужное течение событий.

Но ждать, пока все совпадет, можно годами. Поэтому случайности надо обеспечивать и старушек с окурками организовывать. Этим и занимается Отдел случайностей департамента Общего обеспечения Управления всего. В просторечии – случайники.

Лена выдернула из его пальцев брошюру, сунула взамен ту самую ручку, а под нее – планшет с бланком, озаглавленным «Согласие на трудоустройство».

Вот ему, Артему, и придется начинать свою карьеру младшим случайником. Окурки подкладывать и старушек заманивать.

– Эй, подождите. – Артем обращался к ведьме на Вы, на всякий случай, может ей лет двести, хотя он надеялся на двадцать. – Какие окурки? Какие случайники?

– Случайник, дорогой мой, это ты, причем младший. Окурки – какие скажут. Давай, расписался и полетел, мне пора уже.

Артем понял, что цвет волос, ногтей и платья у опять Лены поменялись.

– Подождите, а с чего вы вообще решили, что я буду Тут работать? Окурки со старушками собирать. Я, может, домой хочу. И требую себя отправить.

Теперь цвет поменяли глаза ведьмы.

– Домой? Отправим тебя, дорогой. Непременно. В течение недели.

– А-а-а где я эту неделю буду жить?

– Ты не понял. Отправка начнется прямо сейчас. Займет неделю. Сначала мы левую ногу отправим…

Ведьма потянулась к левой ноге Артема, он, слегка взвизгнув, отодвинулся вместе со стулом.

– Потом левую руку…

Артем спрятал обе руки за спину, ведьма перегнулась через стол, вытянув пальцы, странно похожие на когти.

– Так что жить ты вообще не будешь! – заорала она.

Артем ударился затылком о стену.

– Да расслабься ты, – ведьма села на место. – В том смысле, что я час потратила, и если зря, убить тебя мало. Ты что, серьезно домой засобирался?

Ведьма то ли случайно, то ли нарочно сделала какое-то движение, от чего ее грудь стала заметно для Артема больше.

– Э-э-э, нет, – промямлил Артем.

– Вот и славно.

Лена протянула ему планшет с бумагами.

– Вот здесь распишись, вот ордер на квартиру, где жить будешь. Служебная. Адрес там написан. Вот направление на обучение. Завтра в десять чтоб здесь был, на первом занятии. Очень не советую опаздывать. Давай, красавец, мне пора.

Не то чтобы Артем всерьез надеялся, но целовать в честь окончания инструктажа ведьма его не стала.

*****

Обучение Артема началось в том же домике с башенками и вывеской, написанной готическим шрифтом – «Регистрация и распределение». Только пришел он не в кабинет номер четырнадцать, а в кабинет номер двенадцать, напротив, как было указано в направлении. Такой же унылый, пустой и коричневый, как четырнадцатый, только ноги и прочие подробности ведьмы его не украшали. Наоборот, его портил внешний вид и запах преподавателя, Табачного Духа, клубом дыма висевшего посередине комнаты.

Табачный Дух был духом давно снесенного магазина «Табаки» (до революции «Колониальные товары») и представлял из себя нечто среднее между Шерлоком Холмсом, Иосифом Сталиным и Уинстоном Черчиллем в самых популярных их изображениях. Запах его мог меняться от дорогого вишневого трубочного табака до вони дважды погашенных окурков, в зависимости от настроения. Которое, например, катастрофически портилось, если его ученик не мог понять разницу между привидением, призраком и духом места.

Войдя, Артем сморщился и помахал рукой, в которой был зажат листок с направлением на курсы, фактически, покусившись на жизнь наставника.

Получил в нос струю дыма, как потом объяснил Табачный Дух, боевого, махорочного.

Шагнул вперед, ничего не видя слезящимися глазами. Поскользнулся на жабе.

Упал.

Ударился рукой о стол, головой о стул, всем остальным об пол.

Пришел в себя, сфокусировав глаза на дымной роже: нос Холмса, улыбка Сталина, щеки Черчилля.

– Ты зачем упал? – спросил Табачный Дух, приблизив свое лицо, на котором под моноклем Черчилля появились сталинские усы.

– Я… Я нечаянно, – слабым голосом на всякий случай оправдался Артем.

Вдруг он пол собой сломал.

– То есть случайно? – вкрадчиво спросил Табачный Дух.

– Случайно, – легко согласился Артем.

– А связь между мной и тем, что ты тут валяешься, а к твоей подошве прилипла жаба, видишь? – улыбнулся Табачный Дух Артему, как Сталин детям.

– Ну что вы! Нет-нет, – запротестовал Артем, отчаянно задрыгав ногой, стряхивая то, что он, лежа, не видел и не хотел почувствовать под подошвой, встав.

Что жаба не сама припрыгала, Артем догадался по блеску монокля в хитром глазу, но сказать побоялся.

– Вот! А жабу я положил.

– А она всегда была жабой? – предположил Артем худшее.

– Кто ж его знает, кем она была в прошлой жизни? – удивился Табачный Дух. – Я ее уже дохлую нашел. Вывод! – он ткнул указательным пальцем правой руки в потолок, легко до него дотянувшись. – Случайностей не бывает!

Табачный Дух сложил руки на груди, повернулся к Артему спиной и провозгласил, слегка откинув голову назад:

– Пошел вон, теоретическая часть курса окончена.

– Чего?

Артем примерно минуту назад перестал понимать, что происходит.

– Вон пошел. – Дух развернулся к нему. – Гуляй иди. Обдумывай увиденное. Потому что я, – он ткнул пальцем глубоко внутрь своей груди, – гениальный педагог. У нас с тобой по плану вон, – он кивнул на стол, где лежала стопка книг высотой сантиметров пятнадцать, – И три часа теории случайности с одним перерывом. А здесь, – он хмыкнул, – накурено. А я тебе все наглядно путем проведения научного опыта объяснил. Не бывает случайностей. Просто мы не видим, кто положил жабу. Теперь понял? Все, иди. Вот это с собой, прочитаешь. – Дух черенком дымной трубки показал на лежащую отдельно тонкую книжку. – Завтра будем учиться жаб подкладывать.

Артем скривился и еще раз попытался очистить ботинок о перекладину стула.

– В фигуральном смысле! Ну и раз уж начал, возьми в кладовке совок и прибери тут. Кладовка в конце коридора. Мне, – снова хмыкнул Табачный Дух, – не с руки.

После чего сунул вытянувшийся указательный палец в щель между дверью и косяком и втянулся в нее весь, демонстрируя свою бесплотность.

*****

Что Дух соврал, Артем понял только когда убрал останки жабы, а потом то, что натошнил, убирая останки жабы. Если бесплотность не помешала Табачному Духу притащить сюда земноводный труп, она не помешала бы и утащить его. Но жаловаться на несправедливость было некому, кроме ведьмы Лены в соседнем кабинете, которой пожаловаться Артем никогда бы не решился.

Никаких заклинаний для уборки в «Черт знает» он так и не смог добыть. Поэтому выбросил кишки в корзинку для бумаг, ушел, понял, как это будет вонять завтра, вернулся, еще раз прибрал то, что натошнил, донес кулек, свернутый из предпоследней страницы брошюры про случайности до уличной мусорки, выбросил, понял, что кулек протекал, не стал прибирать то, что натошнил, пошел домой.

Вспомнив о доме, Артем сразу повеселел, несмотря на обжабленные руки. Своей квартиры, даже комнаты, у него не было никогда, он жил с родителями в «двушке», чему ни он, ни родители рады не были. Места в институтской общаге ему, с московской пропиской, не давали. И когда Артем с ордером на заселение нашел по адресу дом и понял, что ему досталась не койка в общежитии, и даже не комната в общежитии, а целая отдельная однокомнатная квартира, он тихо взвыл от счастья.

Жить ему предстояло на первом этаже двухэтажного бревенчатого дома, на два подъезда по три квартиры в каждом. Домов выше пяти этажей Артем Тут вообще пока не заметил.

Тут напоминало провинциальный городок, с пятиэтажной застройкой центра, быстро нисходящей до двух-трех этажей в основной части, и одноэтажной разбросанной окраиной. Но только все это располагалось, вытянувшись, вдоль многополосного проспекта, вроде Кутузовского в Москве.

Крайние его полосы были пустые, они предназначались не для езды по ним, но для полетов над ними. Ступы, метлы, садовые скамейки, стулья, табуретки, кровать со спящим кем-то, кресло, рядом с которым летел горящий и дымящийся торшер – это то, что Артем разглядел на нижнем слое. Выше слои двигались гораздо быстрее, он опознал колесницу, запряженную бегемотами, и вполне современный истребитель, летевший гораздо тише, чем ему положено, с печально вращающимся деревянным пропеллером.

Левее пустого полетного ряда шел ряд верховой и гужевой. Если так можно о нем сказать: лошади Тут были не основной тягловой силой. Артему показалось, что тутошние запрягали или садились верхом на все, что могли поймать и всунуть ему в рот трензель. Или прибить, если всовывать было не во что.

Артем постоял у обочины, глазея на ездовых собак, ездовых зайцев, крупных, размером с пони, ездовых ежей. В тележку гнома были запряжены сразу две фантастически бодрые ездовые бабки. За ним ехала старушка в одноколке, которую тянули три табуретки. Их обогнала какая-то кикимора верхом на скамейке. Кикимору, как стоячую, сделала маленькая, лет пяти девочка на трехколесном велосипеде. Один белый бантик развязался и бился на ветру. Артему показалось, что девочка ему улыбнулась, и он напугался по-настоящему.

На ближних к середине дороге полосах двигалось то, что Артем определил, как «стимпанк» и классифицировать даже не пытался. Впрочем, человеческие машины тоже попадались. Хотя и были серьезные сомнения, что ехали они на бензине. Например, от бензина не бывает выхлопа в виде радужных пузырей. А старая «копейка» неожиданно уронила вполне коровью лепешку.

Под проспектом, называвшимся Такого Лешего, шла линия метро, формально относящаяся к московскому, та самая Черная ветка, на которую Артем соскользнул.

Насколько далеко он жил от центра, Артем пока не понял. По московским меркам, две станции метро – это рядом. По провинциальным, может быть и окраина. Но в провинции метро не бывает.

Квартира была без излишеств: диван, раскладывающийся в кровать, пустая тумбочка и пустая полка над ней, на кухне – стол, две табуретки, шкафчик с набором посуды на двоих из совершенно разнобойных чашек и тарелок.

Плита оказалась газовой, но горел в ней не пропан: огонь был красным, с оранжевым отливом.

Самовар играл роль электрического чайника. В том смысле, что кипятил воду без засыпки в него дров, чего Артем сделать бы и не сумел: он не представлял, как разжигать настоящий самовар.

Замка на двери, как и на прочих дверях, которые он успел Тут увидеть, не было. Чтобы войти первый раз, он показал двери ордер на заселение, как сказала ему Лена. Чувствовал себя идиотом, но сработало: в двери что-то щелкнуло, и она открылась. Потом он просто брался за ручку и поворачивал ее после щелчка.

Войдя, Артем вымыл после жабы руки, подумав, как хорошо, что вода из крана, а не из колодца, и рухнул на диван, раскрыв оставленную Табачным Духом книжку.

Через пару часов он заснул с четким осознанием того, что дохлая жаба – это не самая плохая вещь на свете.

И был совершенно прав.

*****

Приделанную к косяку гильотину Табачный Дух объяснил тем, что сразу понял: Артем парень толковый, не дурак, и далеко пойдет. За порог – точно пойдет. Где и выяснится, дурак или нет. И если дурак, проще Тут его диетический труп скормить больным крокодилам, чем наверху тем же крокодилам в московском зоопарке. А при их работе, если дурак, чей-нибудь труп образуется непременно, чего ждать-то?

За первый час второго занятия Артем понял, что Табачный Дух, как положено духу, бесплотный. Он проверил это пальцем, тихонечко пошевелив им внутри Духа, пока тот заполнял журнал присутствия, за что получил еще одну струю едкого дыма в нос. Но это не мешало Духу поднимать вещи куда тяжелее скрепки. Артем спросил – как, Дух вместо ответа пожал дымными плечами. А в начале второго часа Артем понял, что ему начинает нравиться новая работа.

– Садись, – Табачный Дух поставил к столу стул, переставший быть частью гильотины, – смотри.

Он встал с другой стороны стола, в центр положил скрепку, руки расставил по краям столешницы и посмотрел в глаза Артему с таким выражением, как будто эта скрепка была его сыном, только что окончившим школу с отличием. Артем честно посмотрел на скрепку, слегка выпучив от усилия глаза.

– Ну?

– Э-э-э… Что?

– Видишь?

– Вижу, – не стал отрицать Артем.

– Где лежит?

– Вон там, – показал бровями Артем, не решаясь совать пальцы в окрестности скрепки.

– А должна?

– Что должна?

Артем оторвал взгляд от скрепки и посмотрел на Духа с настороженностью. Его опыт жизни Тут говорил, что от скрепки можно ожидать чего угодно, от танцев на столе до попытки продать его в рабство.

– Лежать где должна?

– Э-э-э… не на столе? – предположил Артем.

– На столе! – начал раздражаться Табачный Дух. В кабинете запахло костром. – Где на столе? В каком месте?

Артем задумчиво протянул палец и сдвинул скрепку на пару сантиметров вправо. В Табачного Духа ударила небольшая молния, запахло жжеными тряпками.

– Ты нарочно? – больше изумился Дух, чем обиделся. – Или наугад?

– Н-н-наугад, – признался Артем, чьи волосы слегка вздыбились, наэлектризовавшись.

– Ф-у-у, я уж испугался, что ты, это, гениальнее меня. Ладно, объясняю. Постарайся запомнить хоть что-то.

Артем запомнил вот что. В тутошней реальности, как и в реальности наверху, в Москве, у каждой вещи есть правильное место. Не постоянное, если вещь гвоздями не прибита, а разное место в разное время дня и года. Но каждый раз правильное. У человека тоже есть правильное место и еще правильные действия. Соответствующие правильному расположению вещей и положению дел. Можно двигать скрепку по столу, пока стол не сотрется в опилки, но каждый раз она будет оказываться в том месте, где и должна быть в этот момент. А где не должна быть – это надо уметь видеть.

– Вот смотри. – Табачный Дух осторожно сдвинул скрепку сизым дымным черенком призрачной трубки. – Видишь, воздух дрожит, как над горячим асфальтом. Да ты не прямо, ты боком смотри. Да не так, не голову наклоняй, глаза скоси.

Артем скосил глаза так, что чуть не увидел свое ухо. Но не задрожало ничего, кроме самого Артема, от напряжения. На косые глаза навернулись слезы.

– Смотри, – шипел в ухо Дух, как окурок в луже. – Смотри!

И то ли Артем убедил себя от отчаянья, то ли правда увидел, как над скрепкой показалось едва заметное марево.

– В-в-вижу! Вижу! – восторженно зашептал он, как прозревший слепой над могилой святого.

– Это она не на месте лежит. Теперь постарайся почувствовать, где она должна быть.

Артем для виду пощурился на стол секунд пятнадцать. Он просто помнил, где лежала скрепка, там была чернильная почеркушка, и осторожно, ногтем сдвинул ее на место.

– Молодец! Молодец!

Лица Духа замелькали, меняя друг друга. Победил Черчилль. По большей части.

– А теперь давай посмотрим, где ее не должно быть.

Таких мест на столе оказалось с десяток. Над каждым дрожал воздух, или Артему просто казалось. В какой-то момент, устав, он начал показывать наугад и пару раз попал пальцем куда надо. Артем предложил отметить эти места, с маревом, карандашом, но они двигались, появлялись, исчезали, каждый раз надо было их высматривать заново.