Я бы может и грамотней все написал, но руки плохо слушаются, трясутся немного – бывает не на те клавиши нажимаю, а что, вместо знаков препинания, свой номер расчетного счета пишу – то это уже включился инстинкт самосохранения, независимо от сознания.

Да и голова подводит – сама медленно поворачивается влево до упора, а затем, так же медленно, возвращается назад.

И так весь вечер. Правда, через некоторое время приноровился – тут главное, чтобы успеть, клавишей стукнуть. Затем, приходится придирчиво вчитываться в текст.

Хорошо было бы, если бы я был арабом. Голова, как раз, настроена на чтение арабских текстов / справа налево/, но, увы, пишу на русском. Я уже думал, может, когда голова текст проскакивает – тире печатать? Но потом понял, что тогда бумаги не хватит. И думаю в соседнем магазине «канцелярия» тоже не хватит, хотя он и оптовый.

Я чего пишу то Вам – написал несколько рассказиков для Вас, для Нового Года – тексты свежие, ни разу не читанные. Извини, прервусь, губы оближу – ссохлись, мне же не текст видится, а бутерброды чудятся: с селедочкой, с колбаской такой пахучей, про буженинку даже и не мечтаю, только при мысли этой одной, глаз самопроизвольно начинает косить в сторону продуктового магазина.

Я тут пока ответ ждать буду, корочку хлеба за окно прикрепил, чтобы, значит, создать видимость еды. Когда кушать особо сильно хочется, то я воды выпью, полижу стекло, где корка висит и опять буду ждать.

Говорят, с водой, но без еды можно до 20 дней протянуть…, но ты не верь этим россказням. Теперь ты же в курсе дела – корка последняя. Знай, на тебя надеются и тебе верят, Кормилец.

«Прощай» – писать не буду, мало ли…. Лучше: «До встречи. Друг!!!»

P.S. Эта пернатая сволочь стала клевать мой Н.З.. Добежать я уже не успевал – кинул тапок, а стекло все равно разбилось. Моя горбушечка, конечно, вниз упала.

Я ястребом вниз, но дворовый мохнатый друг был быстрее. Помахал своим подлючим хвостом и бросился прочь. Его поднятый грязный лохматый хвост оголил то, еще более грязное место, из которого должна была вывалиться моя переработанная горбушечка. Эта картина лишила меня разума. Я бежал за ним несколько кварталов, но он был быстрее ….

Теперь ты понял брат, что ситуация создалась очень напряженная, прямо скажем – очень тяжелая. Думаю договор не успеет. Ты уж постарайся почтой этой, ну как ее, в общем ты знаешь, которая из рук в руки, за 36 часов по всей России. Постарайся, пожалуйста, вместе с деньгами пирожок в конверт вложить, чтобы после очередного голодного обморока я память смог вернуть и зрение восстановить. Так и напиши им сверху на конверте четко и ясно крупными печатными буквами: «Сначала дать пирожок»

Заранее, спасибо, тебе за все. А еще большее, спасибо, твоей матери, что на свете есть ты – Человек с большой буквы.

Твой друг, Евгений.

Первое выступление

Наконец-то случилось. Телеграмма была так неожиданна, что я несколько раз перечитал. Но от этого текст не изменился – меня пригласили на концерт прочитать что – либо из созданного.

На следующий вечер я был готов блистать. Фактура у меня еще ого – го, а костюмчик даже из первых рядов будет видеться как новый, ему то всего 3 года. Небольшая простуда, была нейтрализована широко разрекламированным перцовым средством, густо нанесенным на спину, галстук был повязан и я отправился на концерт.

Первые признаки волнения у меня появились, когда меня не пустили в парадную дверь, сказали за перед платить надо. А те, кто бесплатно или выступают, то тем надо через зад идти. Я ретировался и пошел к заднему проходу, куда все ходят, чтобы потом на сцене появиться.

Ну туда я тоже не сразу попал. Пришлось долго работать руками – жестикулировать, потом языком, объяснять кто я, наконец, вход слегка приоткрылся и я с трудом туда всунулся. Дальше было легче – наверх вела широкая светлая лестница.

Я, конечно, хотел немного размяться перед выступлением. Немного успокоиться, и побегать туда-сюда по лестнице, снять, так сказать, напряжение, но время поджимало, и я прошел дальше, почти к сцене.

Конечно, я в меру волновался – дело то незнакомое. Мне предложили 100 грамм, но я не пью. Проверил еще раз текст и стал ждать выхода. Наконец, началось. Мне пожелали удачи и я пошел.

Сцена начиналась у моих ног и казалась просто огромной. Первые шаги были твердыми и уверенными, но как только меня осветили, все сразу изменилось – ноги стали ватными и перестали меня слушать. Я остановился и, даже стал немного приседать.

Заиграла легкая музыка, раздались аплодисменты. До микрофона нужно было дойти, во что бы то ни стало. За занавесью тихий, подбадривающий шепот перешел в угрожающий гул.

Руки еще работали, и я выкинул вперед руку с текстом. Из зала донесся одобряющий шум.

Я поднял одну ногу и сделал первый шаг. И хотя сцена была твердой, нога опускалась очень неуверенно, как у путника, пробивающем первую тропу в снегу – с протаптыванием и прохлопыванием. Наконец, точка опоры была найдена.

Вторая нога категорически отказалась подниматься, и мне пришлось подтянуть ее к первой.

Так я сделал раза три-четыре, затем без всякого моего вмешательства, ноги сами поменялись ролями. Музыка изменилась и попадала точно в такт моему перемещению по сцене. Зал тихонько смеялся.

И все бы ничего, да включили подсветку зала…. Тысячи глаз смотрели прямо на меня …. Управление телом просто отключилось. Рубашка мгновенно стала мокрой, текст выпал из вытянутой руки, челюсть отвалилась и не закрывалась.

Внезапно, я понял куда всунулся – впереди сидели тысячи людей, которые уже заплатили деньги – сзади, за шторой стояли те, которые эти деньги уже потратили. Я был посередине …. Один…

Был и плюс – зал просто хохотал.

Второй плюс – я ощутил свою часть тела – спину. Она уже просто горела от намокшего перцового средства. Терпеть еще было можно, но, кажется, недолго – слабый перцовый ручеек тихо подбирался по хребту к очень чувствительной части тела.

Огонь на спине стал невыносим. Видимо это отражалось на моем лице, т.к. зал хохотал с нотками истерики.

Наконец, я добрался до микрофона, взял его в руку и… не обнаружил подготовленного текста. Текст лежал недалеко, на сцене.

Наклониться за текстом я не решался – кожа на спине уже сгорела – горело мясо. Обернувшись назад, я понял, что и помощи не будет – сзади хохотали так же, как хохотали спереди.

В тот момент, когда я наклонился за текстом, мокрая перцовая рубашка плотно прилегла к спине, а перцовый ручеек достиг критический точки, я непроизвольно, но от всей души, прокричал в микрофон «А-А-А-А-А ….» В конце протяжного крика я дал «петуха» и зал мне ответил оглушительными аплодисментами.

Наконец – то организм включился в работу и ноги понесли меня прочь со сцены. Никто не смог бы меня остановить, хотя и пытались это сделать сразу за шторой. Хорошо, что время моего выступления давно закончилось.

Sie haben die kostenlose Leseprobe beendet. Möchten Sie mehr lesen?