– Потому что. За него. Об этом. Думает. Хозяин. А холоп не прикидывает к носу, что будет завтра или через год, потому тебе и не важно, что будет после конца твоего срока. Холоп не планирует на завтра, и ты живёшь от выборов до выборов. Холопу лишь бы украсть незаметно, а потом загаситься – так и ты воруешь там, где плохо лежит. Холоп глупый, ему лишь бы пожрать послаще, да покемарить у титьки – так и ты жрёшь, бухаешь, баб щупаешь, и нет тебе дела до всего остального. Холопу главное, чтобы его не били – так и ты вину сваливаешь на тех, кто ниже. А если сверху с проверкой приедет другой такой же холоп, то с ним можно и поделиться, так ведь? Холоп не умеет робить нормально, да и не хочет. Кем бы ты ни был, большим начальником или сявкой последней – ты будешь мыслить, как холоп и делать также. Понимаешь, о чём я? Ты ведь не можешь нормально руководить, потому как ты привык, чтобы тобой управляли и говорили, куда идти и что делать.

Ильсид немного помолчал, указал пальцем на Провалова и удивлённо поднял брови, а голос его зазвенел.

– И тут возникает непонятка – если ты слуга, то с какого перепугу ведёшь себя, как хозяин? Нет, такого не бывает, у нас принято по ноздрям судить. Если, например, женщина ведёт себя как шоболда, то никто не скажет, что она порядочная. Если кто ворует у своих, то крыса он запомоеная и живёт у параши. Тут всё просто. Даже если просто украл и спалился, то прямиком по эстафете в Магаданскую область. А у вас шибко интересно получается! Вы все слуги народа, но народ живёт в хлеву и кормится отбросами, а холопы в это время на Кубу летают, на Бали загорают, капустой башляют. Ладно бы умные были или смелые, но ведь тупень на тупне, лишнее слово боитесь при начальстве вякнуть, ничего другого, как бумажки перебирать не умеете, лупите, как тараканы в барабаны. Ни инициатив, ни прогресса – одна привычка: бабло сосать у народа. Ты мне попробуй объяснить, что за система у вас гнилая? Тот, кто ведёт себя, как холоп, тот должен знать место своё и жить, как холоп. Коли ты сосёшь у народа, так и веди себя, как народный сосун. Но, а уж ежели рискнул хозяином стать, то и спрос с тебя ровно такой. А скажи-ка мне, клоун, как должен вести себя хозяин? Чего притух-то, давай думай, бивень ты носорожий!

Провалов несколько раз открыл рот, попытался что-то сочинить, но Ильсид махнул на его испуганное блеяние рукой и как школьнику внятно проговорил:

– Он думает о том, как будет развиваться его хозяйство, как будут люди жить, за счёт чего кормиться. Хозяин защищает всё то, что ему принадлежит и никому не даст это отнять или пограбить. Не дай бог, кто позарится на его доходы или на землю. У слуги можно забрать, у хозяина без боя на смерть – не получится. А ты даже кобылку свою отдал, холопская твоя душонка, чмошник. И запомни ещё – хозяин не ворует, хозяин забирает сколько ему надо, и каждый видит, сколько он забрал, потому что хозяин не прячется, потому что он – хозяин, а ты – шакал, тащишь у своих же людей, с кем ты живёшь бок о бок, даже у сестры, мразь. И делаешь это так, чтобы никто не знал. Кто ты после этого?

Провалов шмыгал носом и таращил слезящиеся глаза.

– Ты хуже, чем холоп, ты – крыса позорная, тебя под шконарём жить, а не в коттедже с паркетом. На стариков хер положил, на детей, на молодёжь, на всех! Нашёл способы, как деньги бюджетные между своими запилить. Да и не ты это придумал, тебя просто поставили и сказали, где можно кормиться. Подписываешь документы и гребёшь за это филки. А подумал ли ты, что в детских садах штукатурка отпадывает, и зимой отопление отключают, что бабки старые годами откладывают с пенсии на похороны, чтобы их в гробу, а не в ящике схоронили, что люди живут, как свиньи?

Ильсид прервал эту продолжительную тираду, немного помолчал и продолжил с дрожью в голосе:

– Ты бывал в Измоденовском рабпосёлке? Он же входит в твоё ведение, ты должен был там бывать, но тебя, гнида, по-моему, ни разу там не наблюдалось! Сука ты пробитая! Так вот я сам тебе расскажу занятную историю, как там тётка моя родная живёт. Слушай. У них там изобрели новый способ ремонта крыш. Знаешь какой? Их, сука ты позорная, летом битумом заливают. Осенью залили, зимой весь битум от мороза лопнул, весной вода через трещины к ним домой полилась. В хате потоп, тетя с зонтом в туалет ходит. Так ты мне скажи, гниль, почему я должен терпеть, что тетка моя живет, как в хлеву, а ты в это время месяц на Кипре ром бухаешь?

Провалов действительно зачастил в последнее время на Кипр, к теплому солнышку и сочным большегрудым аборигенкам, поэтому не знал, что ответить и беспомощно развел руками.

– А знаешь, сука, куда в том доме канализация стекает? Нет? А я тебе скажу – в подвал! Да, да, прямо в подвал! Я видел собственными глазами, как в подвале говно плавает. Правда я зимой у неё был, в холод, но и то запах такой приторный. Представь теперича, какая у них летом вонь ужасная, особенно у тех, кто на первом этаже живёт. Мухи роятся тучами. Раньше насос прямо во двор все это перекачивал из подвала. Дети в песке играют, а рядом речка говна течет. А потом и насос сломался, так прямо из подвала в подъезд и на улицу несколько дней дерьмо вытекало. Пришлось МЧС вызывать. Что, вижу, вспомнил этот случай? И что ты сделал для решения этого гемора? У тети из подвала до сих пор так парит, что все стены и потолок в плесени, даже перила гниют, а с потолка вода бежит, сука ты тупорылая! Там же дети живут, мразота!

Тут Ильсид с притворным удивлением развёл руками.

– И самое страшное то, что никому до этого нет дела: ни тебе, ни другим чинушкам, ни тёте моей, в принципе. Она уже привыкла к говну и каждый месяц исправно платит за капитальный ремонт и содержание дома. Пенсия у неё десять тысяч, из которых четыре она отдаёт за то, чтобы жить в доме с говном в подвале и мокрым потолком. Ты, клоун, должен вести хозяйство, а не из людей животных делать. Да знаю я, – отмахнулся он, – что не специально, просто ты холоп и по-другому не можешь и не умеешь. Потому что ты сам такое же говно, как и то – в подвале. И оно без дела болтается, и ты также.

Ильсид снова остановился, глядя на реакцию Провалова. Тот хлопал глазами и хлюпал носом.

– Да не менжуйся, просто ответь мне на один вопрос, – продолжил Ильсид, не сбавляя обороты, – ты, вообще, не дебил случайно? Почему я так думаю? А ты ответь мне на вопрос – на кой хрен тебе понадобилось посреди города ставить себе дом? На кой хрен тебе вообще понадобилось выкупать территорию детского садика, и на ней, сука, ставить трёхэтажный коттедж с кованым забором и гаражом на несколько машин? Ладно бы в городе всё было благополучно, но ведь через дорогу от тебя стоит пятиэтажка, в которую забыли провести электричество. И из твоих окон, придурок ты лагерный, каждый день виден дом, в котором вместо света вечером второй год зажигают керосиновые лампы! Ты мне скажи, ты почему такой мудак? Тебе вообще, что ли, насрать, что в городе всего три достопримечательности: разрушенная церковь, пятиэтажка без электричества и твой трёхэтажный коттедж? Ты кому хочешь доказать, что у тебя денег больше всех? Старикам с пенсией в десять тысяч или безработным ребятам молодым? А? Перед кем понтуешься, тварь?!

И тут Ильсид не сдержался и, не вставая, резко ударил Провалова в ухо, а потом в нос. Кровь хлынула в ту же секунду, запачкав дорогущий пиджак и рубашку. Глава зажался, всхлипнул и заплакал, вытирая манжетами кровь с лица. Подождав пару минут, Ильсид продолжил, успокаиваясь:

– Лепень походу дорогой, ничего, бабло есть – новый купишь. Теперича скажи мне, ты же прекрасно знал, что ни на что не годен. Ты не болта не рубишь ни в коммунальном хозяйстве, ни в строительстве, ни в политике. На кой хрен ты полез во власть?

– Я не лез, – пробубнил сквозь кровь и слезы Провалов. – Меня народ выбрал!

– Какой народ? Какие выборы? Ты чего мне лепишь, лохадей?! Ты вот только меня за фраера не считай, я не электорат, я Хозяин. Ты же голоса покупал за двести рублей и стакан водки. Я даже знаю, сколько ушло пиарщикам из Еката, сколько агитосам, сколько отвалили в избирком, и сколько у кого осталось в кармане. А ты за это потом отдал земли на юго-западе и три карьера. А карьеры те раньше были моими, и работали на них мои люди. Но людей моих уволили, а карьеры продали. И, сука, стоит то, что ты отдал за пять предвыборных лимонов, как минимум, в десять раз больше! Холопья твоя башка! Да кому я об этом говорю? Ты же в этом не сечёшь совершенно! У тебя мозги только и думают о том, как бы с откатов побольше получить, с кем бы выпить да секретутку свою отжарить.

Ильсид заходил по комнате.

– И ещё, для информации, вся недвижимость, которую я выиграл и ещё выиграю – была раньше моей. Поэтому я своё возвращаю, а мне за это ещё и платить приходится. Ты понимаешь теперича, почему я зол и на тебя, и на твоих чинушек. Так вот, всё бабло* (все деньги), что я отдал за свою же землю и свои предприятия, ты мне вернёшь! Не надо глаза округлять, я тебе подскажу, как это сделать с минимальными для тебя жертвами.

– Но, Ильсид, помилуйте. Я те деньги истратил давно, нужно было платить…

– Я так и думал, что из-за денег ты смелость почуешь. Не надо передо мной тут гривой трясти, выбор у тебя невелик. На том свете тебе все равно ничего не пригодится. Ну да ладно, об этом после.

А пока условие следующее: времена изменились, и я тоже меняю тактику – ты будешь работать на меня, город поднимать, рабочие места создавать, как говорится, искупать ошибки – скажи спасибо, что не кровью. Воровать я вам не дам, ты меня знаешь – кого поймаю, живьём похороню. Зарплату, небось, вовремя получаете? Ну, а кто бы сомневался! Вот и получайте её, на чужое глаз не косите. Вы – слуги. И служить должны, и выполнять свою работу так, чтобы человек один раз пришёл, сообщил о проблеме, а вы вывернулись наизнанку, но сделали. А как иначе, вы же слуги, мы вам за это деньги платим, вообще-то. Ты согласен?