Buch lesen: «Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию»

Schriftart:

ISBN 978-5-4483-6718-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Призванные к другой жизни

«Иди к нам, ты нам подходишь»

Я – русский. И значит, категорически не француз, не японец, не мексиканец. А каждый из них категорически не русский. Я всем им противопоставлен. Есть мы, русские, и есть все остальные: эскимосы, немцы, перуанцы, зулусы. Все они противопоставлены русским. А русские противопоставлены всем этим народам вместе и каждому из них в отдельности. А вот насколько справедливо это в отношении белорусов и украинцев? В какой-мере: ведь мы, например, все-таки не до конца, не до тонкостей понимаем язык друг друга. Однако, не всегда улавливая оттенки, мы всегда уразумеем смысл родственной славянской речи. Отчасти мы противопоставлены, но в большей степени комплиментарны. Комплиментарность – это подсознательная симпатия. «Иди к нам, ты нам подходишь», – могут сказать русские украинцу и белорусу, украинцы – белорусу и русскому, белорусы – русскому и украинцу. Никому другому мы – ни по отдельности, ни вместе – сказать этого не можем. Никому! Не только далекому австралийскому аборигену, но и славянину южному – македонцу, болгарину или славянину западному – поляку, чеху.

Впрочем, не подходить друг другу мы попросту не можем. Мы части одного целого, ветви одного древа. Сему этническому дереву, как говорят историки, две тысячи лет. Они считают с первых славянских памятников, а они известны со II века. Были ли славяне до этого? Скорее, были праславяне, которых византийцы называли антами, а древнерусские летописцы – полянами, был маленький народ, который, выйдя из карпатских лесов, умножился и распространился со временем до берегов Балтийского, Эгейского и Средиземного морей, залил весь Балканский полуостров, а главное для нас, осел на Днепре. Славянская экспансия, по свидетельствам исторических источников, началась в IV веке, длилась до середины VI века и закончилась слиянием с племенами, которые уже жили на Днепре.

К концу VIII века оформился древнерусский этнос и скрепляющее его древнерусское государство. В ХII веке Киевская Русь фактически сошла с исторической сцены. Раскол древнерусского этноса произошел в ХIV веке. Северо-восточные русичи слились с мерей, муромой, вепсами и тюрками из Великой степи – образовались русские. Юго-западные перемешались с литовцами и половцами – образовались белорусы и украинцы. Три народа стали тремя ветвями единого древа, древнерусский этнос вырос в российский суперэтнос, ему снова понадобилась общая политическая, военная, экономическая организация, которая сложилась тогда, когда в ХVII веке в состав русского государства постепенно втянулись Белоруссия и Малороссия.

Куда подробнее историческая канва изложена в исторических сочинениях. Однако многочисленные и красочные подробности былого совершенно неоднозначны. Серьезные, проверенные факты иллюстрируют мысль о единстве наших народов, об общности нашей судьбы. Не менее значительные примеры свидетельствуют об обратном. Возьмите хотя бы историю воссоединения Украины с Россией. К каким умозаключением она должна нас подтолкнуть?

Ни расчета, ни обиды, ни мести

Богдан Хмельницкий, как и казачьи вожди до него, не раз обращался к России с просьбой о присоединении терзаемой поляками Украины, однако московское правительство колебалось. И понятно, почему. В Речи Посполитой видели союзника в борьбе со Швецией, закрывавшей России выход к Балтике. Уважить просьбу Украины означало превратить сильную Польшу из союзника в злейшего врага. Москва копила силы для войны со шведами в Прибалтике, а тут пришлось бы воевать на два фронта!..

Для решения головоломной задачи созываются два Земских собора. Собор 1651 года уходит от решения, Собор 1653 года высказывается за принятие Малой Руси «под высокую руку государя всея Руси» – вопреки насущной необходимости «прорубить окно в Европу». Едва окрепшая Россия вступает в четырнадцатилетнюю войну с Польшей Удар царских войск в белорусском направлении отвлекает основные польские силы, что позволяет казаком очистить от шляхты всю Украину.

А дальше случается измена. По призыву преемника Богдана Хмельницкого гетмана Выговского к самостийности малороссийские города изгоняют москалей. Как и следовало ожидать, самостийность мгновенно оборачивается зависимостью от Польши. Все возвращается на круги своя. Рада сбрасывает Выговского, избирает гетманом Юрия Хмельницкого, бьет челом перед царем о возобновлении «статей» Переяславской рады и о помощи против Речи Посполитой. Московское войско опять вступает на Украину и… опять случается предательство – на сей раз казацкой верхушки.

Измен будет еще много. Еще много раз будут собираться Рады. И новых гетманов будет много. Под их властью растерзанная междоусобицами Украина превратится в сплошную руину. Выйти из смуты без помощи России Украина уже не могла. Она снова просит московское правительство ввести войска, но Москва, ссылаясь на прошлые «воровство и измены», отказывается. Тогда малороссийские мещане соглашаются на правление царя «по всей его государственной воле» – так же, как и всеми прочими землями и городами царства. Украина готова войти в Россию на условиях безусловного подчинения и только на таких условиях Россия возвращается на Украину.

Первый и главный вывод из этой истории таков: она, история, не могла бы разыграться, скажем, в британском мире, в отношениях, допустим, между Англией и Шотландией. Там, где нет друзей или врагов, есть только интересы, подобное немыслимо, там главенствует прагматизм, целесообразность, соображения государственной выгоды – все то, чего не обнаружишь в отношениях между Москвой и Малороссией. В них не заметно ни расчета, ни обиды, ни мести. Москву не однажды предают, но ни разу она не становится в позу оскорбленной гордости, ни разу не требует компенсации. Москва терпит и прощает. Так один брат ждет, когда наконец перебесится второй, а что перебесится, вернется домой, займется общим – отцовским – делом, сомнений нет, ведь деваться ему некуда. Это не юридические отношения, отношения договора или контракта. Это отношения крови, судьбы. Это связанность миссией, а в терминах Даниила Андреева, – долженствованием сверхнарода, три части которого составляют белорусы, украинцы и русские.

Планетарное предназначение

Сверхнарод этот, на языке Даниила Андреева, или суперэтнос, на языке Льва Гумилева, предназначен Всевышним для выполнения неповторимой задачи в масштабах планеты. Эту мысль трудно оспаривать. Она неоспорима, как всякая метафизическая истина. И все-таки… Суперэтнос, сверхнарод, да просто народ – это нечто реальное или собирательно-ирреальное? С одной стороны, народ – мифологическое обобщение, с другой, это все мы. Все вместе мы и составляем сверхнарод. Наше высшее предназначение нам не очень, а честно говоря, совсем не понятно. Какую-то роль в мировом, особенно, в евразийском процессе мы играем и должны играть дальше, так-то оно, конечно, так, но в чем конкретно она состоит, нам тоже не известно. И это в порядке вещей. Миссия суперэтноса приоткрывается немногим его представителям – философам, провидцам, поэтам и выражается через них, правда, обычно в символической форме. Однако бывают и исключения. Иногда удается выразить характер миссии словами, представить ее ментально, рационально.

Вот что пророчествовала в книге «Судьбы наций» Алиса Бейли, следующая после Е. П. Блаватской официальная провозвестница Шамбалы: из России выйдет новая магическая религия; это будет именно великая и духовная религия, а не политическая идеология; она зальет мир лучами Солнца Справедливости, оправдает «распятие» великой нации, явив себя «сфокусированной в великом духовном свете, вознесенным ввысь жизнетворным русским проповедником истинной религии – тем человеком, которого ожидают столь многие и который явится исполнить древнейшее из пророчеств».

В тексте Алисы Бейли, написанном в первой половине ХХ века, под Россией понимается Советский Союз, а под великой нацией – российский сверхнарод, тот современный суперэтнос, в который входят русский, белорусский и украинский этносы. И в то же время, тот самый сверхнарод российский, который в ХVII веке, после объединения в одно государство, зачем-то двинулся на Восток. «Какими именно социально-экономическими условиями побуждаемый, – спрашивает Даниил Андреев в „Розе Мира“, – русский народ, и без того донельзя разреженный на громадной, необжитой еще Восточно-Европейской равнине, в какие-нибудь сто лет усилиями отнюдь не государства, а исключительно частных людей залил пространство, в три раза превышающее территорию его родины, пространство суровое, холодное, неуютное, почти необитаемое, богатое только пушниной да рыбой, а в следующем столетии перешагнул через Берингово море и дотянулся до Калифорнии?»

Но никаких конкретных социально-экономических побуждений для этого не существовало. Смысл, причем, метаисторический, был в другом. Экспансия на Восток превратила Россию из окраинной восточно-европейской страны в великую евразийскую державу, «заполняющую все полое пространство между Северо-западной, Романо-католической, Мусульманской, Индийской и Дальневосточной культурой (то есть между почти всеми культурами, ныне существующими) «… Можно догадываться, что это имело отношение к всемирно-историческому назначению России и что эти пространственные резервы должны послужить ареной для тех творческих деяний сверхнарода, свидетелем которых явятся ХХI и ХХII века. Культура, призванная перерасти в интеркультуру, может осуществить свое назначение, лишь тесно соприкасаясь со всеми культурами, которые она должна ассимилировать, объединить и превратить в планетарное единство.

По Даниилу Андрееву, миссия России (а он, как и Алиса Бейли, имел в виду единую – советскую – а не распавшуюся страну) – это создание интер-культуры. Есть и третье пророчество. Оно связано с явной склонностью нашего суперэтноса к социальным экспериментам. Ни одна страна в мире никогда не рвалась строить новую социальность с таким энтузиазмом, как Россия, – то ли евразийскую многонациональную империю, то ли всемирное братство трудящихся, и непременно с человеческим лицом, а лучше – с ликом ангельским, истинное царство справедливости, царство Божие на Земле. (А. и Б. Стругацкие) Ни разу это не удалось и не могло удастся, но кто рискнет утверждать, что эксперименты остановлены навсегда? Может быть, они продолжаются? Может быть, разбегание наших народов по разным квартирам с последующим строительством новой российско-белорусской, не исключено, что и российско-белорусско-украинской государственности и есть такой эксперимент? Может быть, подспудно идет становление идеального общества?..

Посвятительный импульс

Итак, сверхнароду российскому, российскому суперэтносу поручено Провидением создание сверхрелигии. Или сверхкультуры. Или сверхобщества. Или же миссия наша – в чем-то другом?..Так или нет, выполнять ее всем нам вместе. Миссия сверхнарода падает на каждую из его ветвей. Потому что генетически, энергетически, геополитически, цивилизационно мы – одно. Мы одно и то же в сокровенном, сакральном плане. Доказательства? Они есть.

За два века до выхода славян на историческую сцену, а он, судя по сохранившимся историческим памятникам, пришелся на II век, праэтнос испытал пассионарный толчок, получил энергетический импульс, запускающий эволюцию, переводящий еще не структурированную, дремлющую, созревающую людскую массу в активное состояние, сообщающий волю и страсть вождям, первопроходцам, творцам новых идей и строителям новых городов. («Пассионарий» буквально означает «пламенный», «пассионарность» – это «пламенность», толкающая к недостижимым, идеальным целям, говорил Л. Н. Гумилев, обогативший этими понятиями науку.)

Пассионарный толчок, запустивший эволюцию славян, согласно изысканиям Л. Н. Гумилева, случился аккурат в нулевом году. И о нем возвестила знаменитая Вифлиемская, евангельская звезда, знак рождения Христа. Астрономически она являет собой тройное соединение на небосводе Марса, Юпитера и Сатурна и появляется раз в 400 лет. Четыре века – это Вифлиемский ритм. Его вычислил Иоганн Кеплер в 1608 году, во время очередного наблюдения евангельского светила. И оказалось, что воссияние звезды совпадает с климатическими потрясениями, этническими стрессами и массовыми поражениями психики.

Именно это и наблюдалось в начале ХVI века в Европе и в Китае. В России катаклизм принял форму общего умопомешательства и породил двенадцатилетнюю великую Смуту, годы «безумного молчания народа», как назвал их Авраамий Палицын. Похожее поражение психики наблюдалось спустя почти 400 лет в Чернобыле. Не после взрыва на АЭС, а до него. Царило «коллективное сумасшествие» – неадекватность поведения, некритичность с потерей самоконтроля, потеря инстинктов самосохранения и сохранения рода, утрата смыслов и логики происходящего. Видимо, такое же сумасшествие наблюдалось в Беловежской Пуще, где три неадекватых президента со свитами невменяемых помощников убили большую страну, чтобы полновластно править на развалинах. Всеобщее помешательство, да позволится об этом сказать, поразило Украину, на референдуме проголосовавшую за «незалежность и самостийность» – вопреки историческому предназначению народа, вопреки его миссии?

Пассионарный толчок, случившийся в нулевом году, настроил древнерусский этнос и произошедший от него суперэтнос на «вифлиемский» ритм, на 400-летнюю периодичность развития. Уходящий период 1600—2000 годов можно назвать европейским, это время ориентации на Запад. Период 1200—1600 годов – татарским. Предыдущий период, занявший 400 лет от 800 до 1200 года, считается византийским. В эти столетия Русь отрекается от язычества, разбивает идолов, принимает православие. До этого длился норманский период (400—800 годы) – с призванием князей, с оформлением государственности, с военной славой, добываемой такими полководцами, как Святослав, потрясший Византию и уничтоживший извечных врагов хазар. Ну а что за период был на Руси до норманского, чем отмечены 400 лет, начиная с Рождества Христова? Медленным дозреванием славян до начала славных дел, собиранием сил, после чего началось движение к морям и на Днепр.

Пассионарный толчок нулевого года сообщил праславянскому племени не просто энергетический, а посвятительный импульс. Через тысячу лет Владимир Святой, выбирая для Руси веру, предпочтет ту, которой не противилась душа, что казалась доброй, пристойной, достойной. Выбор православия был сделан по нравственным критериям, по принципу этического соответствия. Круг замкнулся.

Земля, лес, река

К моменту раскола в ХIV веке эволюция древнерусского этноса закончилась. Крещением Руси подтвердилась настройка на вифлиемский ритм. Закрепились за русичами пограничные, промежуточные равнинные земли между Востоком и Западом, испытывающие постоянное давление со всех сторон. Прессинг Европы и степи станет обязательным, неустранимым фоном нашего существования, а задача снятия давления или хотя бы его отвода в безопасные области – вечной заботой российской власти. Ставить плотины на пути нашествий с Запада и с Востока будут и князья, и московские цари, и российские самодержцы. Не случайно же при царе Алексее Михайловиче расходы на оборону почти равны бюджету страны. И все же завоеватели то и дело бесчинствуют на Восточноевропейской равнине. Она обильно полита русской, белорусской, украинской кровью, ее отбивали у монголов, у тевтонцев, у ливонцев, у поляков, у шведов, у французов, у немцев.

Русская земля – объект почти сакральный. В «Слове о полку Игореве» это синоним самой Руси, Родины. И в то же время это равнина с лесами, полями, реками и болотами. Это вмещающий этнос и кормящий его ландшафт. Мы, русские, белорусы, украинцы, народ не морской, не горный, не степной, не пустынный. Мы не южане и не северяне. Мы даже не совсем европейцы, но, конечно, и не азиаты. Мы народ лесной, отчасти лесостепной, речной, озерный, болотный – изначально глухоманный, потаенный народ.

«Лес сыграл крупную роль в нашей истории, – пишет В. О. Ключевский. – Он был многовековой обстановкой русской жизни: до второй половины ХVIII века жизнь наибольшей части русского народа шла в лесной полосе русской равнины… Лес оказывал русскому человеку разнообразные услуги – хозяйственные, политические и даже нравственные: обстраивал его сосной и дубом, отапливал березой и осиной, освещал его избу березовой лучиной, обувал его лыковыми лаптями, обзаводил домашней посудой и мочалом…» Несмотря на большие услуги, продолжает историк, лес не был искренне любим. Тяжкая работа топором и огнивом, какою заводилось лесное хлебопашество, утомляла и досаждала. Так что отношение к лесу было двойственным. Как и к степи. Ее «доброе историческое значение», по Ключевскому, заключалось в раннем и значительном развитии хлебопашества на открытом черноземе, табунного скотоводства на травянистых пастбищах, а также в ее близости к южным морям, через которые днепровская Русь рано вошла в непосредственное соприкосновение с южно-европейским культурным миром. Но там же, в степи, обитал тысячелетний враг – «хищный азиат». Зато на реке наш народ оживал и жил с ней душа в душу. Он жался к реке, на ее берегу ставил свое жилье, село или деревню. Река в бездорожном лесном краю заменяла дорогу, приучала прибрежных обитателей к общению и общительности, «воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение».

Лес, степь, лесная или степная река… Их виды отличаются мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью и даже робостью тонов и красок… Нет, лучше сказать – умеренностью. Мы – умеренный народ, народ умеренного климатического пояса, склоняющегося к северной суровости, но не к южной благодатности. Мы должны укрываться от мороза, обогревать жилища, носить шубы и ездить на санях. Нам свойствен сезонный ритм жизни с зимней спячкой и летней бессонной активностью. Мы кормимся от пашни, от коровы (больше, чем от овцы), от реки и от леса. У нас навыки охотников, землепашцев, садоводов-огородников, рыбаков, бортников.

Тип эволюции

Ландшафт, среди которого Творец помещает народ, конечно, дается ему не случайно. Наш сверхнарод волей Всевышнего помещен на волнообразную плоскость, как характеризовал ее В.О.Ключевский, равняющуюся более чем девяти Франциям. На этой плоскости нет значительных гор ни меридианального, ни поперечного направления, поэтому «ветры, беспрепятственно носясь по всей равнине и мешая воздуху застаиваться, сближают в климатическом отношении места, очень удаленные друг от друга по географическому положению». Самая заметная черта Восточноевропейской, то есть, русско-белорусско-украинской равнины, подчеркивает историк, – это ее однообразие. Именно эта монотонная равномерность задает тип и скорость эволюции. Такие бескрайние разреженные пространства можно уподобить пологой волне без крутых подъемов и спадов, без резко выраженных гребней и впадин. Это ненапряженные структуры. Здесь эволюция идет качественно иначе, чем в естественным образом, от природы напряженных.

Внутренней энергетики напряженных структур достаточно для того, чтобы эволюционный процесс шел размеренно, если не сказать, планомерно, и, как это ни парадоксально, плавно, как регулярно заводимые часы. Изменения, рассчитанные на века, и занимают века, нигде чрезмерно не тормозя и не набирая хода. Развитие идет магистральным путем, не поворачивая вспять, не забредая в тупики. Попытки насильственного вмешательства отбрасываются, их последствия нейтрализуются. Все появляется в срок – ростки феодализма, капитализма, социализма, ростки парламентаризма – и в срок оформляются в феодализм, капитализм, демократию, социализм, парламентаризм, индустриальное общество, постиндустриальное, информационное, сетевое… Это – Европа.

Собственной энергетики ненапряженных структур не хватает для размеренной, последовательной, шаг за шагом эволюции. Чтобы подтолкнуть процесс, структуру надо напрячь. Сжать, как пружину… которая потом распрямится. О плавности хода тут говорить не приходится. Тут не часовая пружина, вращающая изящные колесики, тут могучая стальная спираль. Тут так: застой-рывок, застой – рывок. Застой долог, тягуч. Рывок короток, сокрушителен. Застой – апатия, рывок – анархия, «русский бунт, бессмысленный и беспощадный»…Это – Русь. Киевская, Московская. Это – Россия. Вместе с Малой Русью и Русью Белой. Это – СССР. Вместе с Украиной и Белоруссией, естественно.

Тип эволюции проявляется в характере и результатах реформ. По-видимому, первым неудачливым русским реформатором был князь Владимир, крестивший Русь в 988 году. Русь приняла православную веру, но за тысячу лет наш народ так и не стал истинно христианском народом, христианство разбавлено у нас язычеством, магическими культами, не говоря уж о сильном мусульманском, иудаистском и буддистском влиянии. Реформа Владимира Святого оказалась половинчатой. Реформы Петра I тоже осуществились лишь частично. Не доведена до конца ни одна из двух десятков крупных российских и советских реформ. Их обломками усеян весь исторический путь сверхнарода…

Но давайте уйдем от линейности и посмотрим на вещи иначе. Будем считать, что означенные попытки преобразований – это не оборванные реформы, а короткие и мощные эволюционные рывки. Причем, настолько мощные, что быстро удавалось приблизиться к педантично шагавшему Западу, а то и догнать его. Почти. Всегда – «почти» и всегда – «догнать». И в каких сферах? В военной технике. В образовании, в медицине. Может быть, в городской культуре. В быту. Но не в экономике. Не в уровне и качестве жизни. С точки зрения Запада, это неизменно догоняющий тип развития. С этой точки зрения, Запад неизменно демонстрирует опережающий тип. А вот с позиций эволюции напряженных и ненапряженных структур, это два равно возможных типа, два параллельных пути развития.