Buch lesen: «Романтик, пришпиленный к земле»

Schriftart:

ISBN 978-5-0062-0577-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всё в тумане

Померк, оставшись за чертою
Прилива тихого тумана,
Прекрасный мой волшебный город —
Оплот людского каравана.

Прилив тумана и морской
Плетут узор на берегу.
Лишь гам приносит городской
Сердец мятежных суету.

И только здесь, где я стою,
Играет солнца луч огромный.
И внемлю я: зовёт весну
Природы голос затаённый.

Песня о Шевченко

Сверкает море от огней,
И город кажется светлей,
Когда звезда мерцает ярче,
Когда играет солнца зайчик.
От наших рук наш город краше,
Он песней дорог в сердце нашем.

Расти, Шевченко, и цвети,
Как в май врываются цветы,
Как запах праздничной земли,
Как молодость весны любви.

И что нам Лондон и Париж,
Им не достать до наших крыш,
Им не понять наш плод прекрасный:
В пустыне вырос город властный.
Огонь сердец в нём бесконечен…
С улыбкой гость в нём будет встречен…

И в знойный день, и в звёздный час
Ласкает Каспий нежно нас
Прохладой, музыкой, красою.
Танцует город над волною
С тяжёлой, сказочною былью —
Так не должно – но это было!

Нет, не тебе

Нет, не тебе, а другой
Место в мечтах у меня.
Нет, я не верю в любовь…
Только зачем же слеза?..

Нет, не тебе, а другой
Я посвящаю стихи.
Было: под этой луной
Вдруг я признался в любви.

Нет, не тебе, а другой
Писем отправил стада…
Жаль, потерял я легко,
Что не вернуть никогда.

Нет, не тебе, а другой
Песни пишу по ночам.
Нет, не понять мою боль
Тем, кто потерь не встречал.

Там… где грехи сливаются с пороками… рождается страсть

Плачет «Монте-Карло»

Плачет «Монте-Карло»
Популярным звуком
Танго, звёзды в парах
Обнялись друг с другом.

Веселится сердце,
Но душа рыдает:
Снова дама крести
Черноту кидает.

Мне б под эти песни
С девушкой любимой…
Но подруга лестью
Споена другими.

Опьянела скоро:
Кем теперь обнята?
Тот, кто был ей дорог,
Позабыт, однако.

Но придёт вдруг утро,
Похмелит обманом,
Взгляд слезами круто
Забурлит коварно.

Плачет «Монте-Карло»…
Девушка понуро
Где-то там, дворами
Убегает в утро.

Подвиньтесь

Всего восемнадцать – потеряна жизнь,
Всего восемнадцать – кончается песня.
Остался вверху опустевший карниз —
Подвиньтесь – девчонке на улице место.

Не плачет над нею уставшая мать:
Оставили силы, оставили резко.
Дочурке не хочется мать целовать —
Подвиньтесь – девчонке на улице место.

Меняется кровь на потоки вина,
Кровати мужчин стали ей интересней.
Сильны твои руки, Разврат-старина,
Подвиньтесь – девчонке на улице место.

И кто подберет, приголубит её:
Хорошие ль руки, иль холодность лезвий?
Пока же Разврат свою жертву ведёт —
Подвиньтесь – девчонке на улице место.

Подруге

Возьми дочь обнажённых лесов,
Молодого соцветья ромашку,
Пусть укажет с таинства костров
Ту судьбу, что зовёшь ты промашкой.

Как нежны, как хотят лепестки
Счастье дать, о котором мечтаешь.
Словно ночь, крылья их коротки,
И за ту красоту их прощаешь.

Ты сама, как и крылья цветов,
Ты нежна, обещающе мила…
Ты уйдёшь, как огонь лепестков,
Как слеза, на цветке что остыла.

Украшаешь собою ты дни
Одного, то другого созвездья.
– Но кому ты несёшь дар любви? —
Отозвалась ромашка полесья.

Подруге

Ведь тебе ни чего так не надо,
Как глоток затаённый вина…
Но остался в стакане осадок,
Что обман снова принял меня.

Жаждал встретить в тебе человека.
Жаждал кинуть безбожеский свет —
Но лишь чёрного горького снега
Только скованный жаждою след.

Ты осталась в созвездии женщин,
Что упали, как эта звезда.
…Может ею сейчас кто-то крещен,
И в судьбе её та ж борозда.

Погоны

Отшумели колёса вагонов
И гудок задохнулся вдали —
Не услышишь ты слов о любви,
Не увидишь кровавых погонов.

Как горели под белой рукою,
Что два мака на скатерть легли,
Не вернутся – моли, не моли
Ясносиней слезинки искрою.

А в глазах твоих красные крылья
Всё влекут в незабвенность ночи,
В обессиленный вздох: – Не молчи… —
Это было. Всё было! Всё было!..

Ты была опьянённая ими
И словами любви дорогой…
Не сказал лишь о том, что другой
Клялся он как-то вечером синим.

Не сдержать под рукою погоны.
Искры слёз потонули в пыли,
И гудок задохнулся вдали,
Не слышны уж колёса вагонов.

Оставьте мальчика в покое

Оставьте мальчика в покое…
Не залечить открытых ран
Таких подхватит караван
И соберёт в огромном поле,
Где плод цветёт убийством воли,
Где панихида – барабан.
Пред нами новый наркоман —
Оставьте мальчика в покое.

Не залечить открытых ран:
Узнав, что мир ему дозволен,
Стал миром этим не доволен;
Везде ему предстал обман:
Свободы нет – но есть он сам —
Свободы грёзами он болен.
Оставьте мальчика в покое —
Пред нами новый наркоман.

Таких подхватит караван —
Держитесь старые устои —
Опустошённым надо слово!
Откуда полнится их стан,
Иль мода западных всё стран?
Всё больше их в походном строе.
Оставьте мальчика в покое —
Пред нами новый наркоман.

Их соберёт в огромном поле
Наркотик – грозный уркаган.
Сметёт в чистую ураган
Планету, чистую порою,
Что ключевой воды стакан.
Пред нами новый наркоман —
Оставьте мальчика в покое.

Где плод цветёт убийством воли,
Не будет счастья света нам,
Лишь пустота по сторонам,
Как после огненного боя,
Земля где плакала от боли;
И не простит потомство нам —
Не нужен новый наркоман!
Не оставляйте их в покое!

Где панихида – барабан,
Там дробь его – что детям розги.
Живые в сердце гибнут розы:
Что брошены они к ногам.
И не простит потомство нам
Живьём убитых в жизни поле!
Не оставляйте их в покое!
Не нужен новый наркоман!

На танц. площадке

В обтяжку фирменные джинсы,
В обтяжку кофта-чернослив,
Глаза прикрыл волос прилив,
Лица овал – что Мона-Лизы.
В кругу танцующих одна
Стоишь, безмолвна и бледна.
Перед тобой ветрами волны
Людей качаются проворно.
Они, нагнувшись, словно бабка,
Что проверяет в дело кадку,
Дрожат, как скудный лист в ветвях.
На них глядишь бездушным взглядом,
Пылавшим может быть когда-то,
Теперь закованным в цепях.
Блуждает он, презреньем тленный,
Но ищет встречи сокровенной
Среди снегов коварства звонких.
Одна. Как стебель в поле тонкий,
Забытый пахарем последним —
Его ль увидишь издали?
Зачем ты здесь? Что в парке летнем?
Что ждёшь от осени начала?
Что в танцах ищешь одичало? —
Ведь взгляд потух, как цвет зари.

Дицентра видная

– название цветка.

«Разбитое сердце» – седая «слеза»
Свисает с весеннего стебля,
И рвутся навзрыд молодых голоса
И тают развеянным пеплом.

У каждой мечта запылавшей любви
К красивому чёрному парню,
А он любит ласку подмятой травы
И всплеск облегчающий «Варны».

И вот уже новая льётся слеза
В богатых объятьях умельца,
А рядом в девчоночьи смотрит глаза
Устало «разбитое сердце»

Это вы, мои друзья

Это вы, мои друзья, пришли на день рожденья мой,
Это вы, мои друзья! Подай марихуаны, boy.

Сотни тысяч, миллионы
Тратит каждая страна —
Раздаются всюду стоны:
– Все равно придет война! —

Может стать последней встреча,
Может быть сейчас, теперь
Полоснут по нас картечью
И закроют света дверь.

Это вы, мои друзья, пришли на день рожденья мой,
Это вы, мои друзья! Подай марихуаны, boy.

С каждым годом нас всё больше.
Оглянитесь, люди, к нам!
Но от взглядов вам всё горше —
Взоры всех по сторонам.

Молодёжь восьмидесятых
Уплывает в мир иной,
Век бездомный и не святый,
Ты оставлен за кормой!

Это вы, мои друзья, пришли на день рожденья мой,
Это вы, мои друзья! Подай марихуаны, boy.

Мы сегодня этот праздник
Проведём в своём кругу.
ЛСД – слепой проказник,
Нас потешь в своём снегу.

Мир теряет без заботы
Сотни тысяч нас, друзья.
Ищем мы свою свободу,
Миру чёрствому грозя!

Это вы, мои друзья, пришли на день рожденья мой,
Это вы, мои друзья! Подай марихуаны, boy.

Моя милая мне изменила

Моя милая мне изменила со мной —
Я смеюсь и рыдаю, как месяц босой…

Она шла в полумгле за манящей звездой,
Я молчал, как звезда, обещая покой,

И в тени нежной сени цветущих дубов
Я ласкал её грудь, покрывало сорвав;

И навстречу объятьям тянулась она,
И влекла всё с собой на муравушку сна,

И не знала, не ведала: с кем этот сон
И какою тоской будет он озарён.

Что ж я делаю? Что грущу я в этот час?
Почему луч любви к моей милой угас?

Разве мог думать я, что сорвать лепестки
Без труда может каждый у синей реки?

Разве мог ей не верить, прощаясь вчера,
Что не будет в объятьях она у вора?

Было горько и сладко в застывший вдруг миг
И, как к женщине жгучей, чужой, – к ней приник.

Но не долго таилась в тумане луна,
И при свете луны зарыдала она.

Сын рокфеллеров

Прошу любить: Я – сын Рокфеллеров.
Я рубль, доллар, фунт я стерлингов.

Здесь всё моё, в стране подсолнечной.
Я двигатель желаний гоночный.

Владею манной я небесною
Владею грацией телесною…

Я глашатаев политических
Ловлю щелчком руки магическим;

Курок спускаю мановением
На непослушных и на гениев;

На страны свободолюбивые
Я шлю орудия пытливые;

Я открываю двери нужные
И всё в подсолнечной послушно мне.

Но я давно пылаю холодом —
Во мне руками стёрто золото.

А там в печах гиены огненной
Добра в сиянье – горы собрано.

Всех тех, к ногам моим кто клонится,
Прошу в кареты скорой конницы.

Я покажу вам путь сферический
К моим владениям космическим.

Смелей, кто жаждет насыщения,
Ступайте в глубь реки забвения,

А там, за Летой все прощающей
Вас ждёт блеск злата опьяняющий.

Не верьте, что не возвращаются
От туда те, с кем все прощаются:

Ведь с вами вместе пью я водочку,
Хоть там мои резвятся родичи.

Среди тиши ночной

Среди тиши ночной, средь суеты угарной
Мелодия срывалась со струны ударной.

Она мне слух ласкала: вздрагивало сердце —
Она сломить желала мысли иноверца.

Как сладостны слова любви и оправданья!
Как голос чист! Как слёз пленительно сиянье!

Так солнце, протянув ладонь от края моря,
Своей красой к нему приковывает взоры,

Но что поделать, коль доподлинно известно,
Что ложь всегда способна на такие песни.

Чтоб обелить себя, тут слёзы и упрёки,
Затем идут слов нежных ласковые соки,

И незаметно обволакивает мукой
И сердце гневное и голову, и руки.

Но, право! надоедливы во лжи стенания,
Они как бедному богатством истязанье.

Я подошёл, с печалью в руки взял гитару —
И дрогнула струна, порвалась от удара.

Озеро

Сердце стуком трепетным, словно ветром быстрым,
Отдаётся пламенем по грудям пушистым.

Тело белой лилии с лёгким переливом
Под одеждой призрачной пахнет льном душистым.

Из груди нечаянно вдохи убегают,
Если видишь молодца вечерочком мглистым.

В первый раз в отчаяньи покатились слёзы
По рубашке розовой, по буграм росистым,

А потом безудержно потянулись руки
К сигаретам штатовским и к садам тенистым,

И уже несдержанна ты в своих желаниях,
А глаза окованы месяцем лучистым.

Ты ли остановишься девственной любовью?
Ты ли счастье тёплое дашь садам ветвистым?

Если реки в озеро тленные льют воды,
Разве может озеро оставаться чистым?!

Взгляд без прикрас

Взгляд без прикрас, глубокий, чёткий,
Но чуть хмельной, как дух груди;
Улыбка уличной девчонки,
Не ждущей счастья впереди…

Как вы противны в этой шкуре,
Сняв благочестия наряд!
Какою стали вы в натуре!
Как взгляд ваш пошлостью богат!

И это та, что слёзы лила
Как слёзы чистые детей,
Когда они глядят уныло
На мир безнравственный людей!

И это та, что честность прежде
Хранила в искренних глазах!
И это та звезда надежды! —
И это та, звезды той прах!

Рабыня своей красоты

Была ты царицей мечты,
Была в небесах ты звездой…
Но ты оказалась простой
Рабыней своей красоты.

Я просто познал твои груди —
Тех звёзд мягкотелые горы.
Теперь уж бессмысленны взоры —
Другие блуждали там руки,

Другие там мяли цветы,
Что ты обещала лишь мне;
Другие ж пришли по весне,
Оставив глоток пустоты.

Но ты оказалась им рада,
А я – там был только прохожим.
Приходят теперь помоложе
В ту тень безрассудного сада.

Ты этим, я знаю, пьяна,
Но зеркала нет под рукой:
Ты видишь себя всё такой,
Как будто не пила вина.

Сжальтесь, оставьте, забудьте меня

Вы, растоптавшие юность мою!
Как вас прошу! Вы покиньте меня!
Нет! ни о чём я другом не молю —
Нету на сердце былого огня.

Нету и сил, чтобы бросить здесь всё:
Ваши постели и реки вина.
В них – потонуло всё счастье моё!
Как ко всему я теперь холодна!

Я ещё молода, верю в звезду,
Тянутся к лучшему взгляды мои…
Мне б отдохнуть в опустевшем саду.
Я напилася постельной любви.

Но только стоит мне выйти гулять,
Кто-то уж рядом – вновь тянет в кровать.
Слышите?! Нет больше сил вас ласкать!
Так отпустите же… В рот вас ….!

Вас не смогу я покинуть сама.
Сжальтесь, оставьте, забудьте меня…
Может, окутает мраком зима,
К тёплой земле, как сестрицу, клоня?

Прости меня, мой брат

Прости меня, мой брат,
Но нет пути назад:
Ты вышел из игры —
Ты сам в том виноват.

Тебе я говорил:
Тебе не хватит сил
Идти во след за мной —
Но кто ж тебя сманил?

Я думаю: та шаль
Тебя позвала в даль,
За жгучий поцелуй
Ты раздувал ей паль.

Я помню как сейчас:
С ней каждый был в тот час,
И пятки дым густой
Она пила из нас.

Шестнадцать только что,
Но запахи цветов
Уж не знакомы ей
И цвет лица не тот.

Не тронул только план
Её изящный стан:
Стояла грудь её
Как надо мной туман.

Всех лёгких – только треть.
Как страшно умереть!
Её жалели мы
Но алчна рока плеть.

И нет искры в глазах…
Но не был в них и страх,
Когда косяк мелькнул
В потресканных губах.

Ты только что в наш круг
От материнских рук
Сбежал – но смерть её
Твой рот открыла вдруг.

Прости, мой брат. Скорей
Ты поспеши за ней,
Пока не продал нас,
Спеши, спеши! Андрей.

Одиночество на последнем этаже

Отдёрнувши шторы,
Я вижу весь город
И звёзды небес,
И город огромный
Движеньем наполнен
И светится весь.
В мелодиях рока
Сижу одиноко,
Ночник мой потушен;
Чтоб не было скучно,
Я пью из кальяна
Дым марехуаны,
В бокале – «Агнез».

В невинной проказе
Теряется разум
И хочется мне,
Как птице свободной,
Подняться в полёте
Над морем огней.
Ни кто мне не дорог,
И даже мой город,
Меня окружая,
Громадой стращает
И гонит жестоко
Туда, где пороки
Встречают людей.

Забывшись в дурмане,
Сердечные раны
Мне здесь ни почём,
И я уж далёко
Нездешней дорогой
Иду босиком,
Что мне ваши будни,
Тревожные люди!
В стране я прекрасной
Не ною напрасно.
Вы счастье хотели —
Я счастлив тем сном.

И, в радостном чувстве
Поднявшись над грустью,
Над всей суетой,
Я чувствую крылья
И вот почти взмыл я
Над грешной землёй.
Далёкие звёзды,
Мне тяжек наш воздух,
Уже я на старте…

На мокром асфальте
В туманное утро
Нашли его кудри
Под лентой цветной.

Не зови в отчий дом

На скамейке, газетой укрывшись
Засыпаю с трудом я к утру.
Но когда, мама, в снах ты приснишься,
Просыпаюсь в холодном поту.

Мама, милая мама!
Когда слёзы о детях прольются,
Не зови в отчий дом ты нас, мама,
Нас не пустит к тебе уже улица.

Не могу я понять, почему же
Ты ругала и била всех нас,
Почему ты прогнала нас в стужу…
Не забыть мне туман твоих глаз.

Потеряли мы младшего брата
Через месяц под визгом колёс;
Потом тот, угостивши богато,
В Голливуд нас с сестрою увёз.

Издевался над нами он долго,
На панель он сестру выводил, —
А один из подручных подонка
Прошлой ночью её задушил.

Мама, помнишь? сегодня тринадцать
Исполняется первенцу лет —
Но нет силы за хлеб уже драться
И ему подчиняться нет сил.

Мама, милая мама!
Когда слёзы о детях прольются,
Не зови в отчий дом ты нас, мама,
Нас не пустит к тебе уже улица.

Перед зеркалом правды

На четыре замка ты укрылся от мира,
Ты и сердце своё заточил на замки.
Посмотри же: во что превратил ты квартиру —
Из неё ни кому не подашь ты руки!

Твои стенки полны хрусталя и фарфора,
Дорогие ковры на паркетных полах…
Я боюсь, что ты мне бессознательно скоро
Открывать будешь дверь с автоматом в руках.

Разбуди же себя, отопри своё сердце,
Встань под люстры скорей и спроси у зеркал:
Ты ли здесь, Человек?! Ну, так где ж твоё место?
Тебе люди родней или пухлый твой зал?

Если даже себе скажешь всё же, что прав ты —
Ни в одном из зеркал ты себя не найдёшь!
Так смотри же в глаза своей собственной правде!
И пока время есть излечить свои нравы,
Прогони, не стыдясь, из души свою ложь!

О вкусах спорят!

Ты мне говоришь,
Что имеешь ты вкус,
Но какие ж твои идеалы?
Сегодня тебе
Я перечить решусь,
Я скажу: твоё сердце из стали.

Ты ищешь места
Где тепло и уют,
Где о помощи крик не коснётся
Заткнутых ушей,
Где тебя не найдут
Об участьи молящие слёзы.

Из личных утех
Ты себе пьедестал
Среди крови стремишься поставить!
Хорош! же твой вкус,
Если ты не признал
Растлевание собственных нравов.

Но ты весь земной —
Среди моря забот
Ты не видишь со звёздами берег…
Так что же тогда
Ты мне про небосвод
Говоришь, что он мною потерян?!

Так что же тогда
Ты порочный свой вкус
Предлагаешь мне с алчущим жаром?!
Тебе не понять,
Почему я стремлюсь
Не к твоим – но к иным идеалам.

И пусть же таких
Нас немного пока,
Но звезда наша ярче пылает!
Поэтому пусть
Будет грубой строка,
По лицу, словно нож, пусть ударит!

Как мне жаль!

О, как мне жаль! – нельзя
Вас пригласить к барьеру,
За все мои потери —
Их не вернёшь назад.

Как хочется в лицо
Вам бросить по перчатке,
Но, снявши отпечатки,
Прославите лжецом…

Три года как струна
Трепещет на пределе,
– Порваться на дуэли
Иль жить! – дрожит она.

Но здесь двадцатый век —
Дуэли вне закона
И, если кто-то стонет,
Он держит сам ответ:

Ведь право вам дала
Безмолвная фортуна
Беспошлинно и умно
Нас бить из-за угла!

Так что же вы струну
На сердце не порвёте!?
– К барьеру!! – её ноты
Вас яростно зовут.

Вот и взял ты ружъё

Вот и взял ты ружьё
В свои пухлые руки,
Что гребли дефицит
В твоё алчное брюхо.

Ты коврами оббил
Свои уши и стены,
Вино льёшь не в хрусталь —
В свои спящие вены;

Боль чужая в твоём
С позолотою сердце
Уж не ищет совет:
Ты успел запереться;

Хоть огонь есть в груди,
Чтоб на людях не плакать,
Но душа на замках,
Но душа твоя в пятках.

Я пришёл, чтоб спросить:
Где твоя человечность, —
Не успел! – Ты курок
Отпускаешь зловещий.

И летит в меня дробь,
Мне грехи отпуская
За твою нищету,
За тебя – умираю.