Buch lesen: «Сотник. Чужие здесь не ходят»

Schriftart:

Глава 1

Турово-Пинское княжество. Август 1130 г.

Хороший лучник может наделать немало дел… Особенно если его напарник неплохо метает нож. И пусть под ногами чужая земля, но – все дозволено… Мало того – проплачено…

Чу, что там за голоса? Ах, какие голубки… воркуют…

Так пусть льется кровь!

Да придет ад!

* * *

Как же хорошо на покосе! Погоды какие стоят дивные – вёдро, солнышко светит, и вода в речке теплая, ветер же наоборот – прохладный, так что коси в свое удовольствие, маши косой да скидывай в скирды, стога свежее сено, пахнущее медвяным запахом лета. Лета, совсем еще даже не уходящего, июнь ныне выдался холодный, а июль – дождливый, так что, можно считать, лета еще толком и не было, хорошо хоть успели озимые убрать, потому нынче с хлебушком, да и до нового урожая недалеко, колосится на полях жито, ждет серпа хлебороба… Правда, нынче в Ратном мало кто серпом жнет, все больше – косилкою.

– Говорят, такие косилки у ромеев еще были, в давние-предавние времена, – усевшись на бережку, прищурился младой отрок.

Звали его Дмитром, из зажиточной семьи, волосы густые, соломенные, ноги босы, глаза серые, а взгляд – хитровато-влюбленный.

– Да ты садись, садись, Предслава, – тихо попросил Дмитр, искоса глянув на девушку – юную красавицу с синими, как васильки, очами и пышной темно-русой косою. Еще совсем девичьей, без ленты…

Ленту Дмитр как раз и припас – купил третьего дня у заезжих коробейников, атласную, синюю – как раз под цвет глаз. Вот и задумал сейчас подарить, отозвал деву в укромное место. Коли примет Предслава ленту, тогда… ухх! А коли не примет – увы…

Вечерело. Оранжево-золотистое солнце садилось за дальним лесом, тени клонившихся к самой воде ив протянулись почти до середины реки.

– Ты что так смотришь? – девушка уселась рядом, вытянув ноги к реке. Поправила на плечах накидку-запону, подпоясанную золотистым витым пояском, не простым – дорогим, шелковым, из тех, что привозят заморские гости-купцы из далекого Царьграда. Длинная белая рубаха почти что до щиколоток была по вороту, по рукавам, по подолу вышита красной нитью – оберег, отгонять злые силы, такой же оберег – и толстая девичья коса.

– Как это – так? – волнуясь, юноша достал из-за пазухи ленту…

Что-то хрустнуло совсем рядом, в кустах – то ли зверь лесной, то ли кто-то из младших – подсматривали. На покосе было кому… Ну, ежели так – берегитесь! Уши-то оборвать недолго! А то ишь, повадились…

– Да нет там никого, – улыбнулась дева. – А коли есть – так пусть смотрят, завидуют.

– Я вот сейчас – камнем…

Отложив ленту в траву, Дмитр вскочил на ноги и, наклонившись над узкой песчаной полоской у самой реки, поднял подходящий камешек… Швырнул не глядя…

В кустах что-то звякнуло!

И тотчас же, немедленно, выскочили на берег двое – в коротких кольчугах, с мечами. Один – с луком – сразу же послал стрелу…

…угодив несчастному отроку прямо в сердце.

Ничего толком не поняв, парнишка повалился навзничь. Такая вот – незаметная – и случается иногда смерть…

Предслава же не успела и закричать, получив удар в челюсть…

Девушку убили не сразу, сперва придушили да позабавились… ну, а потом перерезали горло да разложили мертвые тела на берегу. Зачем? Почему не спрятали? Не бросили в реку, в кусты?

Видать, не нужно было прятать, не для того убивали… Ад!

– Ну, все, – подтянув штаны, один из злодеев – коренастый, с рыжеватой бородою и плоским носом, одернул кольчужку и глянул на своего напарника. Тот был помоложе: круглолицый, курносый с красными щеками и едва пробивавшейся щетиной.

– Все так все, – глянув на мертвую девушку, довольно ухмыльнулся круглолицый. – Ой, дядько Микул, ловко мы! И сладко… Так бы всегда бы… Жаль, не кричала… Я люблю, чтоб кричали…

– Сладко ему… – вытирая окровавленный нож о сорванную с девчонки запону, коренастый нехорошо ухмыльнулся и зыркнул глазами. – Ну, может, и еще сегодня свезет. Нарвемся на каких девок… И службу исполним – и себя потешим.

– От хорошо бы, дядько Микул!

– Хорошо и будет… Ты меня держись, паря!

– Дак а мы счас куда? – глянув на небо, озадачился краснощекий убийца. – Стемнеет скоро. Собаки, слышь, лают. В темноте-то я на стрелу не возьму. Эх, надо было б малого прихватить…

– Да уж лучше пусть на стороже…

Оба прислушались. С покоса, что на заливном лугу, в трех перестрелах, доносился собачий лай.

– Туда не пойдем, – подумав, заявил Микул. – Слишком уж людно.

– А куда пойдем?

– А вот тут, Корост, мысли!

– Мысли… – хмыкнул курносый. – Да не умею я мыслить, дядько Микул. Ты у нас старшой, ты и мысли.

– А вот это ты верно сказал! Ладно, помыслю… – плосконосый озадаченно пригладил бороду.

– Дядько Микул…

Корост глумливо глянул на полуголую девушку. Окровавленная рваная рубаха ее бесстыдно оголяла тело, мертвые глаза недвижно смотрели в небо, залитое золотисто-алым закатом. Темнело.

– А можно я того… ну, еще потешусь, – с гнусной ухмылкою Корост кивнул на убитую деву. – Ну, не остыла ж еще…

– В крови измазюкаешься… Да и не время уж… – Микул, похоже, что-то придумал – мастак был на лихие дела.

– Так, дядько…

– Вот скажи, паря… Ты б посейчас, на вечерней-то зорьке, что делал?

– С девками бы…

– Тьфу ты! Да не про девок я!

– Ну, рыбу б ловил… – поковырялся в носу молодой.

– О! – старшой поднял вверх указательный палец. – И эти б должны ловить. Мелкота всякая. А нам что сказано? Любых, да покровавей!

– А коли собаки? – все же насторожился Корост. – Да и много их тут… Еще и стража…

– Ну, стражу-то мы обошли… Однако да – на помощь позвать могут. – Микул неожиданно осклабился, словно узрел что-то смешное. – Я ж тебя не понапрасну про рыбалку спросил. Где-то ведь у омутков кто-то сидеть должен, ловить.

– Да понял, понял… Только как же ж мы их сыщем-то, дядько? Я здешних-то омутков не ведаю.

– А костерок? – хитро прищурился лиходей. – Рыбу будут ловить, и что – без ушицы?

– Ох и голова ты, дядько Микул!

– А с собаками, ежели что, сладим… А ну-тко…

Микул вдруг потянул носом воздух и довольно хмыкнул:

– А вот и дымок! Что я говорил? Давай-ко вдоль речки пройдемся…

* * *

Четверо совсем уж младых отроков ловили рыбу в омутке у дальнего плеса. Лет по десять-двенадцать, таким в полную силу стога метать еще трудновато, да и косить – тоже умения мало, а вот кашеварить да рыбу ловить – это завсегда, это пожалуйста.

Вообще же, хорошо на покосе. Не только работа, но и праздник. Обычно из нескольких деревень на покос собирались, вот как сейчас – молодые незамужние девушки, парни… Женихались, суженых себе присматривали – самое милое дело! Потому и одевались на покос по-праздничному. До вечера – на покосе, потом – хороводы, костры… Молодежь – сил-то много! Ночевали здесь же, в шалашах. Бывало, что и да – дети потом у незамужних девок рождались. Однако в том позора не видели, наоборот, раз родила – значит, справная девка, можно смело замуж брать. А вот если не дает Бог (или боги, тут уж кому как) ребеночка – кому такая нужна? Вот и сиди век старой девой, в полном презрении, ходи в девичьем до самой смерти, никому не нужная вековуха. Такие уж времена. К тому же еще – и двоеверие, Христос Христом, но и старых богов не забывали. А как тут же Макошь – мать сыру землю – ублажить? Совокуплениями, чтоб плодородной была земля, чтоб много чего рождалось…

Помешивая варившуюся в котелке уху, о том и толковал сейчас Котков Микитка. С важностью толковал, как и положено старшому.

– А вот ежели б не озимые, так и голодали б сейчас! – хитро прищурившись, перебил Микитку Колыша Хвосток. – Хоть сколько бы по весне парни с девками на межах любились. А озимые поля кто придумал? Михайл а-сотник!

– То до Михайлы еще давние ромеи ведали, – пригладив вихры, все с той же важностью заметил Микита.

– Но у нас-то сотник все предложил! Ну, в Ратном… – Колыша не отставал. – А как не хотели все? Помните? Как ругались: наши предки так не делали и нам не нать!

– А ты откуда помнишь-то? Вот как счас дам! – старшой замахнулся ложкой.

– В школе говорили! – резко парировал Хвосток. – Наставники врать не станут! А вы в школу зря не ходите. Так неучами и будете, и в Младшую стражу вас не возьмут!

– Ой, а тебя, можно подумать, возьмут!

Микитка все же изловчился, треснул Колыпу ложкой в лоб, хорошо так треснул, со звоном! Однако Хвосток терпеть не стал, немедля же бросился на обидчика с кулаками. Едва не сбив котелок, оба упали в траву, покатились… на радость проснувшейся собачонке – Ревке – рыжему, с подпалинами, молодому псу, почти что щенку еще. Ох, тому-то и впрямь – в радость! Запрыгал, залаял, закрутил хвостом! Остальные же бросились разнимать драчунов.

– А ну-ка, хватит вам! Окститесь!

– Вот я вас счас – водицей!

– Хватит, кому сказано? А про тебя, Хвосток, все наставнику Филимону расскажем!

– Ой! Ухо, ухо… Пусти-и-и…

– А не будешь больше на людей бросаться почем зря?

– Пусти-и-и… больно…

Угомонились драчуны. Верней – растащили. Легота, дядьки Федота Лющика сын – один из тех, кто разнимал, – отвязал от пояса ложку, уху попробовал… улыбнулся:

– А готова ушица-то! Хвосток! Ты зачем к визиге ерша бросил?

– Так это… для навара, – озадаченно заморгал драчун.

Легота рассмеялся:

– Вот ведь дурень! Уха-то – визижья, зачем там ерш? Однако снидать давайте-ка…

– Ага, ага, – вспомнил про свое старшинство Микитка Котков, Кота Твердиславова, со славой погибшего в битве с ляхами, сынишка. – Садимся! Легота, Хвосток! Котел снимайте… Да осторожней вы!

– Уммм!

Вкусная ушица вышла, наваристая, да с кореньями – котелок на раз ушел. Да и так рыбалка сегодня сладилась – лежали уже в крапиве, на холодке, выпотрошенные язи, голавли, щуки и даже пара сомиков… Сорную рыбу – всяких там окуней, уклеек и прочих – не брали, ловили рыбку нормальную, вкусную, и – чтоб не меньше локтя.

– Похвалят нас нынче, – дохлебывая ушицу, довольно протянул Микитка. – Тут уж и на уху, и запечь…

– Эх, еще б хлебушка…

– Надо б рыбку Ревке бросить, как остынет… Ревка, Ревка! – поднявшись на ноги, громко позвал Хвосток. – Хм… А где Ревка-то?

И правда…

Ребята озадаченно переглянулись.

– Да тут был все время… Прыгал, лаял… Наверное, лису иль бурундука учуял – убежал.

– Прибежит, никуда не денется!

– Так, парни! – вновь распорядился Микита. – Сейчас – спим, а на утренней зорьке – половим. И чтоб мне не проспали!

– Да уж не проспим… Ревка, Ревка! Хм…

Поспать – скорее уж, немного вздремнуть – повалились здесь же, в траве…

– А рассказку страшную? – вспомнил вдруг самый младший, Флегонтий. – Колыпа, ты ж обещал!

– Обещал – расскажу, – Хвосток обстоятельно покивал.

– Тихо вы! Спать не мешайте, – недовольно пробурчал старшой.

– Ничего, я шепотом… Так вот. В дальней-дальней стороне как-то давным-давно жили-были…

Мальчишки не спали – слушали. Даже Микитка – хоть и делал вид, что уснул…

И никто из них не заметил, как шелохнулся невдалеке, у реки, густой ракитовый куст. А ветра-то между тем не было. Чьи-то недобрые взгляды вскользнули по притихшим отрокам, едва заметным в свете догорающего костра… Потрескивая, шаяли угли…

– Начнем? – шепотом осведомился Корост, пинком сбросив в реку только что зарезанную собаку. Плеснула вода…

– Тихо ты! – доставая нож, дядько Микул злобно ощерился и шикнул на напарника.

– Рыба плещет! – прервав свой рассказ, негромко заметил Колыша. – Рядом где-то – на плесе…

– Похоже, крупная рыба, – Легота зевнул и потянулся. – Ты, Хвосток, рассказывай. Почто замолк?

– А вы слушаете?

– Слушаем, ага!

– Да тихо вы! Не мешайте спать!

– Ишь, спит он…

– Ага… Говори, говори, Колыша.

Потрескивали в костре угли, в черном небе мерцали холодные звезды. Притихшие ребята внимательно слушали рассказчика. Кто-то из них уже засыпал, кто-то – еще нет, но никто не догадывался, что злая старуха смерть уже распростерла над ними свои черные крылья.

– Пора! – глянув на звезды, тихо приказал Микул…

* * *

Коли б не юная красавица Звенислава, Твердило Лодочник (в крещении – Арсений) ни за что бы не согласился вернуться в родное село задолго до начала ярмарки или, как тогда называли, торжков. Спокойно бы трудился себе в Турове, на перевозе, отстегивал бы местному барыге Антипу, да жил бы себе не тужил. Как и было с тех пор, как Арсений, поссорившись с родичами, подался с весны «на отход» в Туров. Там пристал к артели, к лодочникам, с началом торгового сезона неплохие заработки пошли. Ну да, делиться пришлось – и со старостой лодочной артели Силантием, и с хитрованом Антипом, тем еще выжигой, без которого никакие дела в Турове не делались – не решались. Антипа знали и побаивались все купцы, тот командовал соглядатаями для княжьих мытника и вирника. Поймает на каком-нибудь грешке купчишку мелкого, торговца или еще кого, кто на торгу или у пристаней постоянно обретается, но не наказывает, а велит все, что замечают, ему рассказывать: кто какой товар привез, почем продает, не укрыл ли чего от податей, не торгует ли запрещенным – много всякого. А потом мытник или вирник со стражниками налетят да либо виру возьмут разорительную, либо вообще весь товар в княжью казну заберут. А Антип с помощниками потом отнятый пролают – делят. Так-то вот! Ну нет в мире совершенства, о том Арсений прекрасно был осведомлен.

Так вот дела и шли, можно даже сказать – неплохо, удалось скопить-отложить с пяток гривен. Можно было и больше – так ведь артель! Без артели-то как? Даже в городке одиночкой не выживешь.

Пять гривен… и не каких-нибудь гривен кун, а настоящих серебряных! В той гривне – десять ногат, за шесть ногат на базаре козу купить можно, за пять же гривен кун (не серебряных!) хорошую рабыню купить можно! Может, и взаправду было – купить? Купить, да и забыть хотя бы на время о сероглазой красавице Звениславе! Которая, к слову сказать, в прошлое лето путалась с рыжим дружинником Велимудром из Нинеиной веси. Нынче рыжий в фаворе – Младшей стражи десятник! Сам Михайла-сотник ему покровительство оказывает, привечает… вот ведь незадача какая! Михайла – не просто Младшей стражи сотник, за ним сам воевода стоит – дед его, Корней Агеич Лисовин, а он, по сути, все родное село – Ратное – держит, как в Турове хитрован Антип – пристань. Вот и попробуй тут…

С другой стороны, ленты Велимудр-Велька Звениславе как раз в то лето и подарил… или уже ближе к осени, кто как говорил. Подарить-то подарил, да вот со свадьбой как-то дело не срослося. Рыжий десятник весь в делах да в походах – о свадьбе подумать некогда. К тому же и большак, дед Коряга – старшой в семействе Звениславы – Велимудра не очень-то жалует. Ну и что с того, что десятник, – ведь гол как сокол! Ни богатства за ним, ни рода влиятельного, один Михайла-сотник. А что сотник? Сотник – человек воинский, сегодня есть и при власти, а завтра, может, и сгинет где, вражеский меч либо стрелу словит. Иное дело – Арсений Лодочник. Ну да, почти что изгой… Но уже и при серебришке… А давно ли начал? И что с того, что Звенислава лицо воротит? Зато дед Коряга зажиточных людей очень даже уважает. Только надобно ему зажиточность ту показать.

Вот Лодочник и показывал. Третьего дня встретил на рынке у пристани зависимого человечка Корягиных – Ефимку-рядовича, парня младого да ушлого. Тот хомуты покупал да прочую упряжь, чего в семействе Коряги не делали. Еще хотел лодку купить – вот тут-то Арсений и предложил помощь. Купили и хомуты, и лодку, и вот теперь – гнали. Хорошая лодка, больше, чем у самого Арсения челн, по три весла. А из досок борта нашьешь – вот тебе и насад! Местный мастеровой – Неждан Лыко – вполне нашить может, не так и дорого возьмет. Хоть сено вози, хоть что…

С Ефимкой холопы были – лодку гнать, вот Арсений с рядовичем в одну лодочку и уселись – в свою. Пусть небольшой челн, да ходкий, для перевоза в самый раз.

Арсений ленты шелковые Звениславе в подарок купил. И колечко да браслетик серебряные. Неужто откажет дева? Нет, все же сперва деда Корягу почтить. Для деда тоже кое-что имелось: пояс наборный да нож. Нож Горынко Коваль делал – хороший, с наваренными на стальной сердечник железными щечками – такой нож сам собой затачивался и недешево стоил. Ну, да для будущего тестя ничего не жаль. Горынко Коваль, кстати, совсем недавно переселился в Туров из разоренных земель сгинувшего боярина Журавля – соседей Ратного. Не сам собой кузню открыл – помог кто-то, и деньгами, и так, покровительством.

– Хороший нож, – потрогав пальцем остроту лезвия, похвалил Ефимко. – Деду понравится.

– Еще б! – Лодочник ухмыльнулся в усы. – Полтора десятка ногат стоит.

– Полторы свиньи! – глянув на темнеющее небо, изумился рядович. – Ну да, такой-то ножик… В Ратное вряд ли дойдем сегодня. У покоса встанем. Там как раз и зазноба твоя – Звенька.

– Так рыжий к ней…

– Не ходит, – уверил Ефим. – По зиме заглядывал как-то… Да дед его не привечает – я ж говорил.

– Знаю… – Арсений чуть помолчал, глядя на повисшие над черной рекою звезды. Прислушался к отдаленному собачьему лаю и, прибив усевшегося на лоб комара, вздохнул: – Дед-то не привечает. А сама-то она?

– Да кто ж когда баб-то спрашивал? – громко расхохотался рядович. – Тут уж как большак скажет. Так и будет все.

– И правильно, – Лодочник согласно покивал и потянулся. – Недалеко, говоришь, до покоса осталось?

– Да рядом уж…

– А мимо не проплывем?

– Не-а, там мосточки приметные…

– Не эти? Ой!

У мостков, за излучиной, что-то творилось! Зорька утренняя на горизонте играла, но все ж темновато, не рассмотришь особо, но – явно что-то не то! Волны плескали, да и крик…

– Поможите! Поможите! Э-эй!

Голос такой гнусавый, тонкий… Вроде как девичий.

– Поможите-е! Тону-у-у!

Ну на такой-то зов как не откликнуться?

Ефимко-рядович махнул рукой, крикнул:

– К мосткам сворачивай!

Туда же уже и Арсений челнок свой повернул, погреб… Позади плеснули весла – новая большая лодка застопорилась, и тоже свернула.

– Эй, что там? За весло хватайсь!

Нет, не девка то была – парнишка, младой отрок… Да неловкий – за весло ухватился было, да тут же и соскользнул…

– Что ж ты, паря, плавать не научился?

Покачав головой, Лодочник ухватил багор – помочь… Однако же и с багром вышла та же история, только еще похуже – утопающий схватился за него с такой силой, что едва не утянул с лодки Арсения. Тот едва успел бросить багор, выругался:

– Эх, ты ж… Мать-ити!

Новая большая лодка ткнулась носом в мостки, Ефимко обрадовался, замахал руками:

– Давайте-ка, робяты, подмогни!

Холопы деда Коряги – трое дюжих молодцов – разом склонились над водою… Просвистело что-то… Один упал, повалился в воду, подняв тучу брызг. Следом за ним – второй… третий…

Быстро все случилось, нахрапом. Лишь увидев, как схватился за грудь Ефим, Лодочник почуял неладное да попытался отогнать челн от мостков. И пора бы уж было – со впившейся в грудь стрелою рядович повалился в лодку…

Стрелы! Ага…

Лиходеи! Тати!

Схватившись за весло, Арсений быстро развернул челнок и почувствовал, как что-то мешает ходу, словно бы кто-то схватил суденышко за корму…

Так и схватил! Тот самый парень, утопленник, чтоб ему пусто было – зацепил багром! Из прибрежных зарослей на мостки выскочили двое мужиков с луками. Засвистели стрелы, одна из них впилась Арсению в шею…

Не убежал Лодочник, увы… Никто не ушел – все погибли.

– От и славненько! – закинув за спину лук, один из нападавших – плосконосый дядько Микул – довольно потер руки. – Давайте-ко их на берег… Вон туда, в кусточки.

– Сделаем, дядько! – сноровисто обыскивая убитых, заверил отрок – скуластый, лупоглазый, тощий, в одних мокрых портках.

– Славно ты их, Нерод, – вытаскивая из воды труп, осклабился щекастый Корост. – Уж тако барахтался – и вправду не утоп бы!

– Да, славно, – помогая напарникам, дядько Микул покивал и подозрительно посмотрел в небо. – Светает, одначе… Пора бы и в схорон.

– Дак а зачем нам в схорон, дядечка? – разложив на мостках добычу, задумчиво вопросил отрок. – Эко их всех – и не токмо этих – скоро найдут… И нас искать будут! А мы… Вдруг да ненадежный схорон-то? Неужто о капище старом никто из местных людишек не ведает? А что, ежели…

– Приказано в капище схорониться и ждать, – дядько Микул жестко оборвал Нерода.

– А чего ждать-то, дядько? – не унимался подросток.

Худой, скуластый, с недобрым взглядом и спутанным мокрыми волосищами, он казался выходцем из какого-то потустороннего подводного мира. Себе на уме парень, чего ж… С таким ухо востро! Хорошо сделали, что его с собою на покос да к рыбакам юным не взяли – велели недалече на стороже бдить! А то б и там стал прекословить! Эх, поучить бы его ремнем – пояском наборным…

– Славный ножик! – управившись с трупами, Корост деловито осматривал добычу: две горсти серебряных монет величиной с ноготь – куны, синие из «шелка-паволоки» ленты для девичьей красы, серебряное колечко, браслетик, и вот – нож.

Попробовав остроту лезвия пальцем, парняга ойкнул – порезался, да, сунув палец в воду, ухмыльнулся:

– О-острый! Тут и буквицы… Дядько Микул, ты грамоту ведаешь?

– Я ведаю! – натянув рубаху, Нерод спокойно протянул руку. – Ну, дай, прочту!

– Ну-у…

– «Горынко-коваль» – вот что написано, – прочитав, пояснил отрок. – Видишь, буквицы – «грнк квл».

Старшой сухо покивал:

– Есть такой кузнец в Турове. Ну, что? Собирайтесь, да в схрон… Да! Этих-то подальше оттащите…

– Посейчас! Давай-ко, друже Корост, за ноги разом возьмем… Дядечка, я себе браслетик оставлю?

– Оставляй…

– И ленты…

– Гы! Ладно, пойду, погляжу лодки… думаю, утопить от греха…

Пока дядько Микул осматривал лодки, юные лиходеи быстро оттащили трупы.

– Эвон, сюда… – распорядился Нерод. Вообще он держался как старший. Да уж точно, дурнем в этой компании не был… В отличие от того же Короста.

– Сюда, сюда… во-от… Друже Корост… – оглянувшись на мостки, отрок понизил голос до шепота: – Я так мыслю: дядька-то от нас избавиться хочет. Не нужны мы ему боле…

– Да ты… Да что ты!

– Тсс! – подросток приложил палец к губам. – Что говорю – ведаю! Сам смекай – вот он мне и браслет разрешил оставить, и ленты… А ты, вон, нож заграбастал, между прочим, дорогущий… И Микул – ни слова. А ведь жаден наш дядечка, сам знаешь!

– Ну-у… – в круглой голове молодого злодея явно происходили какие-то мыслительные процессы.

Видя такое дело, юный напарник его стал ковать железо, пока горячо: зашептал на ухо, с жаром брызгая слюною:

– Третьего дня еще, Микул сказал – тебя прирезать. Мол, вдвоем легче уйти… Нож мне дал… Не хуже твоего, покажу после… А вот сейчас он тебе прикажет меня порешить… Ну, чтоб мы друг на друга пошли – а сам победителя зарежет. Тако! Что, не веришь пока? А вот увидишь… На браслет мой поспорим?

– Ну-у… я не знаю, – растерянно пробормотал щекастый.

Нерод спрятал презрительную ухмылку.

– Лучник ты славный, друже Корост. А соображаешь медленно! Так мыслю – надо нам дядечку того… Иначе – он нас, и можешь даже не спорить! Уж я таких людей повидал… да и ты тоже. Ну! Решайся же!

– Ну, порешим… а серебришко обещанное? Мы ж хозяина-то не знаем.

– Да не дождемся мы серебришка, – с досадой промолвил отрок. – Ты что, меня первый год знаешь? Я тебя хоть когда-нибудь обманул?

– Обманул! – парняга неожиданно нахмурился. – Прошлолетось, когда в Турове, в корчме, в кости играли… Забыл?

– У старого Галактиона Грека? Так это ж разве обманство? Так, пошутил, посмеялся…

– Ты-то пошутил, а я…

– Эй, вы там! Пошевеливайтесь! – с мостков донеслась команда.

– Как Микул меня прибить прикажет – так и решайся, просто кивни. И мы с тобой сразу в лодку, и в Туров. Лодка новая, большая. Продадим славно! И никто нам не нужен… Сами себе хозяева!

Ничего не ответив, Корост хмуро вышел из кустов. Нерод же задержался, выжимая порты…

– Хороша лодка! И мачта, и парус есть… Эх, жаль… Слышь, Коросте, – выбравшись из лодки на мостки, дядько Микул резко понизил голос, а потом и зашептал, оглядываясь на оставшегося в кусточках напарничка: – Парень-то этот худой… не нужен он нам боле…

Все так, как и предупреждал Нерод!

– Вдвоем нам ловчее уйти, незаметнее. Да и награду делить…

Вот оно, вот!

Вышел на мостки отрок, улыбнулся… Хорошая у него улыбка была, веселая, добрая… и глаза лучистые сделались, и на щечках – ямочки…

– Ну, сейчас и на капище… – распорядился старшой. – А то уж совсем светает!

Встретившись взглядом с напарником, парняга незаметно кивнул…

Нерод опустил веки.

– Друже Коросте! Ты ж ножик обещал показать… Ну, тот…

– Эвон – смотри…

В свете разгоравшейся зари блеснуло острое лезвие. Блеснуло – и вошло склонившемуся к лодкам старшому прямо под третье ребро!

Нерод бить умел… Правда, вот только пока что могло не хватить силенок.

– Добей! – выдернув окровавленный нож, быстро приказал отрок.

* * *

Сын поварихи тетушки Плавы, урядник – уже урядник! – Глузд нынче самолично нес службу на дальнем посту – на излучине, при впадении Горыни-реки в могучую Припять. Так сказать, обучал молодых, стражников-первогодков – Савушку и Кирьяна. Ну а кому еще такое дело доверить? Наставник Макар Глузда ценил, несмотря на то, что характер у парнишки был тот еще – суетлив безмерно, словно в детстве ежа проглотил. Всегда находил приключений на свою… гм-гм… пятую точку! Можно сказать – на ровном месте. То в речку залезет, то под дождь попадёт, то холодного молока напьется, да так, что потом неделю сипит, говорить не может. Вот и сейчас без нужды суетился – то снимет шлем, то наденет, то погладит арбалет, потом вдруг спохватиться – пощупает мешочек с болтами-стрелами – на месте ли? И это несмотря на то, что – урядник! Просто характер такой…

Невдалеке от реки, на холме, на круче, на самом краю густого смешанного леса воины Младшей стражи устроили схрон: выкопали землянку, замаскировали, не хуже, чем соседушки-невидимки «лешаки», что в землях боярина Журавля. После смерти юного Юрия и дядьки Медведя отношения с «журавлями» складывались странно: вроде б и не враждовали, но и особенной дружбы не вели.

В схроне хранилось все самое необходимое: запас стрел – арбалетных «болтов» или для лука, запасные тетивы, густо смазанные салом, пара запасных самострелов со стальными луками и прицелом, короткие метательные копья-сулицы и все такое прочее, необходимое в бою, что командир стражников, Михайла-сотник, называл непонятным словом «расходники».

Кроме того, в схроне можно было укрыться от непогоды… и от явно преобладающих по силе врагов. Ну и обычно там же отсыпались воины «отдыхающей» смены. Как раз сейчас была очередь Савушки. Правда, парень пока вовсе не собирался спать, не хотелось – ведь вот только сейчас, на рассвете, сменили прошлую стражу.

– Урядник Глузд! – тут же попросил Савушка. – Можно я с вами побуду?

– Ну, побудь, – урядник про себя хмыкнул и, велев Кирьяну во все глаза просматривать реку, с хитроватым прищуром склонил голову набок. – Стражник Савва!

– Я!

– Что нужно делать, дабы избежать одновременной стрельбы в одну и ту же цель? – подражая беспощадному тону господина сотника, с важностью вопросил Глузд.

Савушка вытянулся в струнку:

– Стрелять по очереди, перекатом с одного края на другой или с обоих краев к середине…

– Что замолк? Далее! Что делают в бою урядники?

– Пока десяток перезаряжает самострелы, урядник и младшие урядники берегут свои выстрелы на случай, если враг приблизится и может нанести ущерб десятку! – бодро отозвался отрок.

– Ну… так… – кивнув, Глузд прикрыл глаза и ехидно ухмыльнулся. – А как надлежит стрелять, если для этого надо высовываться из-за укрытия?

– Стрелять пятерками, а младшие урядники должны командовать поименно, чтобы стрелки появлялись неожиданно!

– Какие команды отдаются при стрельбе «перекатом»?

– Десяток, товсь! По такой-то цели, направление такое-то, расстояние такое-то, целься! Справа или слева по одному! Бей!

– Та-ак… Молоде-ец…

Юный урядник покивал и с подозрением глянул на испытуемого: как выражался господин сотник, «отличником боевой и политической» стражник Савушка никогда не был… и это еще мягко сказать. Тогда откуда такие познания?

– Савик! – снова прищурясь, Глузд сменил официальный тон на дворовый, дружеский. – А ну, признавайся – откуда все знаешь?

– Так ведь учил…

– Только не ври!

– Ну, это… – чуть замявшись, Савушка махнул рукой. – Третьего дня в карауле стоял, у крыльца… А господин сотник вышел посты проверить.

– Ага-а! Так ты спал, что ли?

– Что ты, Глузде! Просто задумался. Ну, песню вспоминал… ну, ту, строевую… Тверже шаг! Смелей вперед! Воевода нас ведет.

– Не песня это, а кричалка… – зажмурившись, урядник тоже припомнил слова, продолжил: – Все мы славим Господа Христа, Господа Христа, Господа Христа! Мы всегда славим Господа Христа, Господа Христа, Господа Христа! Аллилуйя!!!

– Аллилуйя! – вполголоса подхватил Савушка.

– Ну, так что? – резко оборвав кричалку, Глузд посмотрел напарнику прямо в глаза.

– Ну-у, вспоминал… – покраснев до самых ушей, глухо промямлил тот. – И господина сотника не сразу заметил. Вот и получил – два наряда и еще стрелковые наставленья учить. Уж пришлось выучить – потом в горнице господину сотнику докладывал! Ох, и красива горница-то! – Савушка неожиданно прищелкнул языком. – На полу войлок – мягко, стол большой, полки с книжицами, чашки-ложки расписные… как это… слово такое непонятное…

– Хохлома, – подсказал урядник. – Михайла наш много таких слов знает.

Михайла, а не «господин сотник». Савушка знал, что урядник Глузд был одним из немногих, кто мог иногда звать своего командира вот так, запросто, по имени. Имел право, в опасном походе в месте с Михайлой-сотником был, откуда больше половины младшей рати не вернулось.

– Тимофей Кузнечик тоже много чего непонятного знает, – Савушка вдруг прикрыл глаза, припомнил. – Про занятия в школе девичьей говорил… как-то так – физ-куль-ту-ра, вот!

– А умеет он еще больше! – покровительственно усмехнулся Глузд. – Ножи, что сами собой затачиваются, уже и немногие кузнецы могут… А еще – для арбалета прицелы! И это… летающий змей – мишень и знак кому подать…

– И библиофека еще, и мануфактура…

– Ну, это все Михайла-сотник придумал. Как и озимые… А вообще – они с Кузнечиком похожи чем-то… – Урядник задумчиво посмотрел в небо. – Оба иногда говорят по-непонятному, оба что-то такое придумывают, чего допрежь не было… обсуждают промеж собой какие-то дела…

– Да уж… Кузнечик вообще – непонятный… – согласно кивнул Савушка. – Но парень славный, да!

Тимка Кузнечик появился в Ратном недавно, и пары лет не прошло, как совсем еще юный мальчишка сбежал из земель боярина Журавля, где после исчезновения боярина стало твориться что-то не очень понятное. Кто-то что-то крутил, мутил воду, непонятно – зачем…

Тимку приняли хорошо, как родного, да он и стал родным, обретя вторую семью и крестных – воина (ныне наставника) Макара и наставницу Арину. Ну и сестрицу – Любаву, ту еще насмешницу…