Buch lesen: «Прекрасные дьяволы»

Schriftart:

Для всех читательниц, которые только и ждут, когда морально серый антигерой поставит их на колени и прошепчет:
«Хорошая девочка»

Freedom. Прекрасные дьяволы. Темные романы Евы Эшвуд

Eva Ashwood

Beautiful Devils

Художественное оформление Анастасии Яковенко

1. Уиллоу

Голова раскалывается.

Боль пульсирует в висках, и кажется, будто каждый тупой удар вот-вот разобьет череп, и мои затуманенные мозги растекутся по полу. У меня пересохло в горле, и требуется целая секунда, чтобы отлепить язык от нёба. И пусть глаза закрыты, клянусь, я чувствую, как мир вокруг вращается, и меня охватывает тревожное чувство, что я того и гляди вытошню все содержимое желудка.

Но, в конце концов, это проходит, и я делаю глубокий вдох, пытаясь вспомнить, что со мной произошло.

Веки тяжелеют и, когда я пытаюсь их открыть, не поддаются. Я хмурюсь, сбитая с толку. Каждый раз, когда я силюсь понять, что происходит и где я нахожусь, детали почему-то ускользают. С губ, пока я пытаюсь привести мысли в порядок, невольно срывается стон.

– А-а. Проснулась.

Низкий голос доносится откуда-то поблизости, и я слегка вздрагиваю, когда разум сосредотачивается на звуке. Голос грубоватый и отрывистый, и когда за этим предложением следуют русские слова, которых я не понимаю, в голове сразу мелькает мысль – это Мэлис.

Иногда он бормочет что-то на этом языке, говоря либо совершенно ужасные вещи, которые я не должна понимать, либо какие-то сладкие нежности. Вечно с ним так.

Мысль о том, что это он, успокаивает мои нервы, ведь если Мэлис здесь, значит, я с ними. С тремя братьями Ворониными.

Это значит, что я в безопасности.

Но так ли это?

Меня внезапно посещает эта мысль, и я хмурюсь. Мозг захватывает тревога, мелькает какая-то важная деталь, и я пытаюсь заставить свой вялый разум сопоставить факты, понять… и когда это происходит, чувство безопасности тает в одно мгновение.

Все, что произошло в те ранние предрассветные часы, будто смывает меня волной.

Я вспоминаю, как жила на превращенном в дом складе парней. Я помню, как начала испытывать к ним симпатию. Как было весело с Рэнсомом, как меня поглощал Мэлис, как я установила странную, чудаковатую связь с Виком из-за банки арахисового масла.

Я помню, как они сражались за меня.

Убивали ради меня.

Они говорили, что никто другой меня не получит.

Я помню ту ночь, когда мой бывший босс Карл постучался ко мне и потребовал, чтобы я заплатила ему своим телом, лишь бы он умолчал о том факте, что я была в борделе в ночь, когда братья сожгли его после убийства Николая Петрова.

Вик прикончил Карла, но тот факт, что некий таинственный незнакомец охотился за людьми, ответственными за убийство Николая, означал, что я – потенциальная мишень. Я была свидетельницей всего, что произошло той ночью, поэтому они не могли просто так позволить мне уйти.

После того, как я переехала к братьям, между нами установился непростой мир, который сохранялся только потому, что они не могли позволить себе выгнать меня из-за рисков быть разоблаченными, а я не хотела злить их своим побегом. Но потом все начало меняться.

Мы начали понимать друг друга.

Доверять друг другу.

Желать друг друга.

В голове всплывают образы той ночи, когда я занималась сексом с Мэлисом и Рэнсомом, и, словно по сигналу, все еще заживающая татуировка на моей груди начинает слегка пульсировать. Мэлис пометил меня, а потом они с Рэнсомом меня оттрахали, пока Вик наблюдал за этим, держа себя под привычным ему контролем.

Но воспоминание о сексе с ними заставляет вспомнить и все остальное. Это так же причиняет боль, как и тот момент, когда я вживую увидела секс-видео на компьютере Вика.

Гребаное отвратительное видео, снятое ими, демонстрировало меня во всех компрометирующих позах, какие только возможны. А еще сообщение, которое сопровождало его. В нем говорилось ужасное. Что я ничего не стою. Что я грязная шлюха. Мусор.

Это причиняет боль, она пронзает меня насквозь, словно хочет вскрыть мое нутро и обнажить душу перед этой комнатой.

Вот почему я сбежала. Вот почему не смогла там остаться.

Потому что, если они видят меня такой, если такие вещи они рассказывают обо мне людям, тогда я не хочу находиться рядом с ними.

Как я вообще могла им доверять?

Слезы застилают глаза, и я снова издаю стон.

Тот, кто стоит рядом, подходит на шаг ближе, шаги громко отдаются по полу. Сильные пальцы хватают меня за подбородок, грубо впиваясь в плоть.

Я судорожно втягиваю воздух и медленно открываю глаза, заставляя тело подчиняться. Если это Мэлис, если им удалось меня найти, тогда мне снова придется бежать. Я должна послать его и велеть оставить меня в покое. Сказать, что я не хочу иметь с ними ничего общего.

Как только я открываю глаза, на секунду вокруг все плывет, и я обнаруживаю, что смотрю в лицо мужчине.

Но это не Мэлис.

Я не узнаю этого человека, хотя в нем есть что-то почти… знакомое. Нечто в его чертах. И когда я напрягаю память, силясь вспомнить, где видела его раньше, голова начинает болеть.

И тут до меня доходит. Эти темные глаза с прищуром. Этот нос и очертания скул.

Он очень похож на Николая Петрова.

Но Николай мертв, так что это явно его брат. Илья.

Сердце сжимается от осознания, и меня охватывает страх. Прилив адреналина и ужаса, разливающийся по венам, прогоняет остатки дурноты, которая все еще не покидает меня, и сердце начинает тревожно биться о грудную клетку.

Илья удовлетворенно кивает, его темные глаза скользят по моему лицу.

– Хорошо, – говорит он. – Молодец. Мне нужно, чтобы ты полностью была в сознании.

Он отходит от меня и я наконец оглядываюсь, чтобы понять, где нахожусь. В комнате темно, но, похоже, я в каком-то заброшенном здании. Оно старое, с прогнившим деревом в некоторых местах. В полу и стенах дыры, сквозь которые видны оголенные провода и остов здания.

Я дергаюсь на жестком деревянном стуле, на котором сижу, и веревки, обмотанные вокруг меня, впиваются в кожу, удерживая мои запястья за спиной и крепко прижимая торс к стулу.

Борьба приводит лишь к тому, что веревка до крови натирает кожу, и у меня скручивает желудок, когда я понимаю, насколько это хуже, чем снова проснуться на складе братьев Ворониных.

Это плохо.

Очень, очень плохо.

Во мне поднимается паника, и я извиваюсь чуть сильнее, пытаясь нащупать хоть какую-то лазейку в тугих узлах, но ее нет. Мне некуда деваться.

Илья фыркает себе под нос, словно его забавляют мои жалкие попытки освободиться. Повернувшись ко мне спиной, он подходит к шаткому столу, стоящему неподалеку. Отсюда мне видно несколько выложенных на нем предметов, и я вытягиваю шею, чтобы приглядеться получше, и тут в груди начинает щемить.

Илья берет нож и поднимает его так, чтобы он блестел в свете голой лампочки, мотающейся над головой. Затем он возвращается ко мне.

– Я выслеживал ублюдков, которые убили моего брата, – поясняет он. Когда он говорит о Николае, его русский акцент становится резче, и я не могу поверить, что сначала приняла его за Мэлиса. – Мы не были особенно близки, но за кровь нужно платить кровью. – Он смотрит на меня сверху вниз, и в его темных глазах горит нечто зловещее. – Они хорошо скрыли свои следы. Я ничего не мог найти. Но потом они совершили одну ошибку.

Илья замолкает, словно ждет, что я спрошу, в чем была ошибка, или скажу что-нибудь еще. Но у меня во рту слишком пересохло, чтобы говорить, и я застываю на месте, ненавидя то, что чувствую под этим ужасным взглядом, направленным на меня.

– Они пришли за мной, – наконец говорит он, отвечая на вопрос, который я так и не задала. – Напали на меня в моем же собственном отеле. После этого мне удалось их выследить. Это было довольно легко, хотя они и думали, что им удалось скрыться.

С этими словами он подходит на шаг ближе, поднимая лезвие ножа. Я практически не дышу, кровь заледенела в жилах, я боюсь пошевелиться или даже вздохнуть.

Когда он проводит холодным лезвием по моей руке, разрезая ткань рукава рубашки, я чувствую, какое оно холодное. Сначала едва ощущаю острие, но, когда он добирается до моего плеча и царапает кожу, я резко вздыхаю.

Его грубоватое выражение лица не меняется, и он продолжает, опуская нож между моих грудей, разрезая рубашку и снова царапая меня.

Порезы неглубокие, но из-за них у меня будут шрамы, и по мере того, как он делает их все больше и больше, маленькие ранки начинают перерастать в огромные; с каждым вздохом я ощущая невыносимую боль.

Хуже всего то, что я знаю – он делает это нарочно. Пытается обнажить меня перед собой и в то же время причинить мне боль. Он делает надрезы настолько глубоко, насколько хочет, но может зайти гораздо глубже.

Он может разрезать меня на куски прямо здесь.

Может убить меня в любой момент.

Каждый раз, когда нож вонзается в кожу, мне приходится сдерживаться, чтобы не сдвинуться с места. Я не хочу шевелиться и помогать ему резать меня глубже. Не желаю истекать кровью в этом дерьмовом здании.

Илья продолжает говорить, поддерживая со мной односторонний разговор, как будто это обычный вторник. Его взгляд прикован к ножу и тем остаткам кожи, которые он еще не обнажил.

– Я разрабатывал стратегию, план по поимке убийц Николая. Хотел заставить их заплатить за то, что они сделали. Я наблюдал за их складом, пытался оценить их слабые места, и что же я увидел? Маленький олененок, сбегающий поутру. И вот она, возможность. – Из его груди вырывается хриплый смешок. – Ведь, как известно, маленьких оленят гораздо легче загнать, чем волков.

Произнося последние слова, он проводит лезвием по моему горлу, и я даже не смею сглотнуть, буквально удерживаемая страхом на кончике ножа. Но он не режет. Вместо этого он двигается вниз по другой моей руке, и я почти падаю в обморок от облегчения, что меня еще не убили.

Затуманенный взгляд Ильи скользит по моему лицу, и мне хочется отвернуться от него, но я не делаю этого. Он хищник, да, а я его жертва, но не стану вести себя подобным образом.

– И вот, я поймал тебя, – продолжает он. – У тебя есть информация, которая мне нужна, чтобы убрать этих людей, и ты мне ее дашь.

У меня кружится голова, в животе все переворачивается от явной угрозы, прозвучавшей в его тоне. Этот человек может легко убить меня. Может пытать до тех пор, пока я не расскажу ему все, что он хочет знать, все секреты, которые когда-либо раскрывали мне братья Воронины, а затем убить за причиненное беспокойство. После чего он отправится за братьями и, вероятно, победит. Они втроем будут драться как проклятые, но…

Я хочу отогнать от себя эту мысль, поскольку мне должно быть все равно. Я не должна ничего к ним чувствовать. Они сами виноваты, сами пошли на риск, который, по их словам, был приемлемым, если это означало, что они отомстят.

И теперь я в центре этого дерьмового шоу.

Острый кончик ножа Ильи разрезает мою рубашку так, что она сползает с одной стороны. Конечно, это та сторона, где шрамов больше всего, та сторона, где нервы настолько разрушены, что порезы не приносят такой уж сильной боли.

Взгляд Ильи задерживается на грубых участках зажившей кожи, и его губы кривятся.

– Ты испорчена. Никогда бы не подумал, что эти парни станут держать у себя такую сломленную, жалкую зверушку, – усмехается он.

На секунду он становится еще больше похож на своего брата, чем раньше. Я отчетливо помню, как Николай стоял надо мной с таким же выражением отвращения на лице в ту ночь, когда чуть не лишил меня девственности.

Меня охватывает тошнота, желчь отчаянно пытается пробиться к горлу. Ноздри раздуваются, когда я втягиваю воздух, стараясь не учащать дыхание.

Илья отступает, забирая с собой нож. Затем подходит к столу, чтобы взять что-то еще, и я понимаю, что это будет очередное орудие пыток. Только хуже.

Я дергаюсь в своих путах, извиваясь изо всех сил. Я не могу просто сидеть здесь и позволять ему это делать. Не могу просто сдаться.

Стул слегка покачивается от моих резких движений, и в этот момент я замечаю, что одна из ножек немного прогибается под моим весом. Стул кажется таким же старым и скрипучим, как и все остальное в этом месте, и я хватаюсь за эту маленькую искорку надежды. Глубоко вздохнув, я двигаю бедрами из стороны в сторону, надавливая на поврежденную сторону стула, подвергая шаткую ножку все большему давлению.

Когда стул падает, я испытываю настоящий шок. Ножка отламывается от сиденья, и я падаю на пол. От удара старое дерево стула раскалывается еще сильнее, и, резко дернув запястьями, я освобождаюсь. Запястья все еще связаны за спиной, но, кроме этого, меня больше ничто не удерживает.

Я действую на чистом адреналине и инстинкте самосохранения, и мне удается достаточно крепко удержаться на ногах, чтобы, пошатываясь, подняться на ноги и броситься бежать. Старый пол скрипит и стонет под моим весом, пока я несусь через открытое пространство комнаты. В центре помещения, рядом с небольшой дырой в полу, где сгнило несколько половиц, лежит пучок проводов. Я избегаю ямы, но нога цепляется за один из них, и на какую-то ужасную секунду мне кажется, будто я сейчас упаду. Но от этого мое движение не замедляется. Я выдергиваю ногу, пробираясь сквозь путаницу проводов. Парочка из них шипит и пускает искры в мою сторону, но я не обращаю на это внимания и продолжаю бежать.

– Черт!

За моей спиной раздается низкий голос Ильи, и от этого звука у меня замирает сердце.

Все мои мысли заняты одним – я должна выбраться отсюда. Должна сбежать.

Страх и адреналин – это адский коктейль, и они заставляют меня бежать. Глаза лихорадочно шарят во мраке старого здания в поисках двери или чего-то еще, через что я могла бы протиснуться. Я не смогу взяться за ручку со связанными руками, но, может быть, дерево двери окажется достаточно испорченным годами и сыростью, что я смогу просто навалиться на нее и пробить себе дорогу.

Я замечаю что-то похожее на дверь и начинаю бежать к ней, но вскрикиваю, когда меня сзади со всей силы ударяет тяжелое тело. Я грузно падаю, ударяясь о пыльный деревянный пол с такой силой, что из легких выбивает весь воздух.

Грудь бесполезно вздымается, перед глазами пляшут звездочки, когда Илья хватает меня за ноги своими мощными ручищами. Крепко сжав мои лодыжки, он начинает тащить меня обратно к столу, на котором разложены все его инструменты.

– Не стоило убегать, – мрачно бормочет он. – Теперь тебе придется за это заплатить.

2. Рэнсом

Мы с Мэлисом стоим в комнате Виктора, в то время как сам Вик сидит за компьютером. Сцена знакомая. Мы проделывали такое сотни раз за эти годы, обычно наблюдали, как он просматривает видеозаписи или отключает систему безопасности в здании, или что-то в этом роде.

Впрочем, обычно атмосфера была не такая напряженная.

– Найди ее, мать твою, – выплевывает Мэлис, и Вик судорожно втягивает воздух.

Он не отворачивается от компьютера, но я вижу, как его рука дергается на мышке, пока он просматривает запись с камеры наблюдения, которую ему удалось раздобыть.

– Я этим и занимаюсь, – отвечает он, не отрывая глаз от экрана.

Но пока что все выглядит не очень-то радужно.

Обычно Вику не составляет труда напасть на след и найти любого человека, выследить его, чтобы мы с Мэлисом смогли за ним отправиться. Но на данный момент мы не можем отыскать даже намека на Уиллоу.

Очевидно, жизнь здесь, с нами, научила ее парочке вещей – например, как избегать камер, если она не хочет, чтобы ее нашли.

– Она должна была хоть куда-то пойти! – рычит Мэлис, давая выход своему напряжению и хлопая ладонью по столу. – Она же, твою мать, не в воздухе растворилась.

– Если ее не видно в поле зрения камеры, я не смогу ее найти, – огрызается Виктор в ответ. – Было бы проще, если бы она просто пошла по чертовому тротуару.

Но нет.

Она этого не сделала. Она ускользнула, и мы понятия не имеем, куда она пошла.

Эта мысль наверняка сейчас крутится у всех в головах, заставляя нервничать еще больше, чем за последние недели.

У меня в животе засело беспокойство, тяжелое и плотное. Рана на бедре, которую я получил, убегая от Ильи, ноет, и я сжимаю руки в кулаки, пытаясь дышать ровно.

Челюсть Мэлиса сжата так сильно, что я удивляюсь, как его зубы не крошатся от напряжения, и даже Вик, который обычно спокоен и бесстрастен в стрессовых ситуациях, кажется взвинченным. Его обычно прямая, как палка, спина сгорблена, пока он переводит взгляд с камеры на камеру в поисках каких-либо признаков присутствия Уиллоу.

– Давай поживее, – выдавливает Мэлис, и Вик делает резкий вдох.

– Я действую так быстро, как только могу, – говорит он. – Или ты хочешь, чтобы я поторопился и рискнул пропустить важную деталь?

В такие моменты они реально похожи на близнецов. Обычно они отличаются друг от друга, как день и ночь. Мэлис – это хаос и ярость, идет по жизни напролом и набрасывается на все, что ему не нравится. Виктор хладнокровен, чаще осторожен, он воплощенная убийственная аккуратность и бесстрастный интеллект. Они похожи, у них общие черты лица и темные волосы, но на этом сходство обычно заканчивается.

Но когда они нервничают, то излучают одинаковую энергию. Ту самую напряженность, которая, кажется, только растет и становится острее, пока они гавкают друг на друга.

Поскольку я знаю, что никакие мои слова не ускорят поиски Вика, я на время отключаюсь от них, думая об Уиллоу. Прокручиваю в голове последние мгновения, проведенные с ней, пытаясь все хорошенько обдумать. Мы с Мэлисом вернулись после неудачного покушения на Илью, и она поднялась со мной в спальню. У нас был секс – чертовски хороший секс – и все казалось прекрасным. Я держал ее в своих объятиях, как делал и раньше. Как начал делать каждую ночь с тех пор, как она впервые позволила мне. Уиллоу таяла в моих объятиях и казалась довольной.

А когда я проснулся, ее уже не было.

Сначала я не волновался, подумал, может, она пошла в туалет. Когда она не вернулась через пару минут, я предположил, что она спустилась вниз, так как захотела перекусить. Но еще немного подождав ее возвращения, я встал и пошел искать ее. И тут я понял, что ее нет ни на кухне. Ни в ванной. Ни в гараже.

Нигде.

Никаких признаков того, что кто-то вломился на склад, тоже не было, так что единственное, что имело смысл, это то, что Уиллоу просто… ушла.

– Вот.

Звук голоса Вика отвлекает меня от мыслей. Когда я снова поворачиваюсь к нему, он наклоняется вперед над своим столом, его взгляд сосредоточен на экране.

На его большом Г-образном столе установлено несколько мониторов, и на экране одного из них размытое изображение. Несколько нажатий на клавиатуре делают картинку более четкой, превращая ее в фигуру Уиллоу, идущую по улице в темноте. Она выглядит такой маленькой, такой уязвимой и сгорбленной, ее светлые волосы блестят в свете уличных фонарей.

В горле застревает ком, и мне хочется вернуться в прошлое и броситься туда, где она сейчас, защитить ее и убедиться, что она вернется сюда в целости и сохранности. А потом спросить ее, какого черта она вообще сбежала.

Вик отслеживает ее движения по камере, в то время как мы с Мэлисом толпимся у него за спиной, практически затаив дыхание, и смотрим отснятый материал.

Она идет по улице, пересекает чей-то двор и ненадолго исчезает, а затем снова появляется на другой стороне квартала, двигаясь все так же быстро.

– Это что? – внезапно спрашивает Мэлис, тыча пальцем в экран.

Я приглядываюсь повнимательнее и вижу темную фигуру, скрывающуюся в тени, которая следует за Уиллоу по пятам. У меня в груди зарождается нехорошее предчувствие, и чувство страха оправдывается, когда мгновение спустя мы видим, как мужчина выходит из тени и приближается к Уиллоу.

Он подходит к ней сзади и, похоже, что-то говорит ей на ухо, прежде чем грубо хватает ее и зажимает чем-то рот и нос.

Виктор снова стучит по клавиатуре, его пальцы молниеносно порхают по клавишам. Он увеличивает изображение, но из-за темноты и того, как мужчина стоит, мы не можем разглядеть его лица.

– Черт! – взрывается Мэлис. Его покрытые татуировками руки сжимаются в кулаки, и он выглядит так, будто ударил бы по чему-нибудь прямо сейчас, если бы на его пути не стояло дорогое компьютерное оборудование Вика. – Чтоб тебя, мать твою.

Вик сжимает челюсти, его голубые глаза сужаются, но он ничего не говорит. У меня внутри все переворачивается, пока мы втроем смотрим на экран. На темном, слегка зернистом кадре Уиллоу пытается вырваться из рук мужчины, а затем падает, обмякая и теряя сознание в его объятиях.

– Что за ублюдок? – спрашивает Мэлис. – Какого черта ему от нее нужно?

Даже думать об этом мерзко, но только один вариант имеет смысл. Существует лишь один человек, который мог бы охотиться за Уиллоу. Только он знает о ее связи с нами и что-то может выиграть от ее похищения.

– Илья, – произношу я, и голос мой звучит горько и искаженно. – Наверняка. Кто еще мог бы захотеть похитить ее?

Мэлис поворачивается и бросает на меня мрачный взгляд, и когда Вик поднимает глаза, я понимаю, что озвучил мысли братьев.

– Черт, – снова рычит Мэлис.

– Он, наверное, нашел нас, – бормочет Вик. – Скорее всего, отыскал способ отследить вас досюда, а затем решил прийти за Уиллоу. Она стала для него легкой мишенью, одна на пустой улице, вдали от нас.

– Найди ее, – огрызается Мэлис. – Найди, мать твою. Куда этот ублюдок ее дел?

Вик просто кивает, возвращаясь к компьютеру. Он просматривает запись, но как только Илья и лежащая без сознания Уиллоу исчезают из поля зрения камеры, найти его снова становится невозможно.

Мэлис убеждает Вика продолжать поиски, и тот подчиняется, но мне кажется, мы все знаем, что такие люди, как Илья, умеют прятаться лучше, чем Уиллоу. Скорее всего он знал, куда направиться, чтобы мы никак не смогли его отследить.

– Он ушел, – наконец говорит Вик, поворачиваясь на стуле. – Я не могу взять след.

Мэлис выглядит так, будто вот-вот слетит с катушек, каждый мускул его могучего тела напряжен – он того и гляди взорвется. Серые глаза полыхают безумием, бегают по сторонам, дыхание прерывистое.

Честно говоря, я чувствую то же самое. Если у нас не получится узнать, куда Илья увез Уиллоу, неизвестно, что может случиться.

– Нужно найти ее, – говорю я, проводя рукой по волосам. – Мы знаем, каким был Николай, и если Илья хоть немного похож на своего брата и Уиллоу у него…

Я умолкаю. Мне не стоит заканчивать это предложение. Если я скажу правду о том, что может произойти, вслух, это может так разозлить Мэлиса, что он и правда пробьет дыру в одном из мониторов Вика.

– Я еще посмотрю, – тихо говорит Вик. Он начинает с самого начала, пытаясь внимательнее просмотреть запись и найти хоть какой-то намек на Илью или Уиллоу.

– Подожди, – говорит Мэлис, на секунду освобождаясь от ярости. Или, что более вероятно, используя ее в качестве энергии, а не давая ей привести себя в оцепенение. – Где он схватил ее? Точное местоположение.

Виктор возвращается к тому месту, где Илья забрал Уиллоу, и, наблюдая за этим снова, я испытываю еще большую беспомощную ярость, чем в первый раз.

– Кажется, я смогу узнать название улицы, – говорит Вик. – Подождите…

Он увеличивает изображение, настраивая картинку в поисках нужных меток. Когда он останавливается на перекрестке, Мэлис резко кивает, затем смотрит в мою сторону и указывает подбородком на дверь.

– Мы пойдем туда и попробуем проследить за путем, которым пошел Илья, – говорю я Вику, догадываясь, о чем, должно быть, думает Мэлис. – А ты продолжай просматривать.

– Хорошо. Идите. – Братишка даже не удосуживается оторвать взгляд от своих компьютеров. – Если повезет, он оставил след, который вы сможете отследить. Позвоните, если что-нибудь найдете.

– Обязательно. Ты тоже звони, если наткнешься на что-то.

Он кивает, его пальцы продолжают порхать над клавишами. Мы с Мэлисом направляемся к выходу, но прежде, чем доходим до двери, Вик снова заговаривает.

– Мэлис… – говорит он, а затем замолкает с напряженным выражением лица.

Мэлис просто кивает.

– Знаю, – говорит он. – Позвони мне, если что-нибудь найдешь. Что угодно.

– Конечно.

Мы поворачиваемся и выходим из комнаты, и я изо всех сил стараюсь держать свои эмоции под контролем, пока мы спускаемся по лестнице на первый этаж. То, что даже Вик, который всегда был мастером скрывать свои эмоции и держать все под контролем, волнуется, говорит о многом. Уиллоу много значит для всех нас, и то, что она пропала и находится в опасности, приводит меня в гребаное бешенство.

Мы с Мэлисом собираемся и через несколько минут садимся в машину. Он поворачивает ключ в замке зажигания, двигатель урчит, и мы выезжаем из гаража. Пока едем, я позволяю тишине затянуться на мгновение. Мне не хочется задавать вопрос, который вертится на языке. Но чем дольше я его не задаю, тем сильнее он заседает у меня в голове, и, в конце концов, я все же делаю глубокий вдох и бросаю взгляд на своего старшего брата.

– Как думаешь, Уиллоу еще жива?

Его челюсть сжимается, а пальцы сжимают руль так, что костяшки пальцев белеют от напряжения.

– Да, – хмыкает он. – Пока что.

Мне не требуются объяснения, чтобы понять, что он имеет в виду. Все это время Илья искал информацию, пытаясь выследить убийц своего брата. Теперь у него в руках Уиллоу, единственная свидетельница убийства. Он использует ее именно так, как мы и боялись: как средство добраться до нас троих.

Этого мы и боялись с самого начала. По этой самой причине мы преследовали ее, а затем заставили переехать к нам, когда стало ясно, что кто-то рыщет вокруг и задает вопросы.

Когда мы согласились отправиться за Николаем и отомстить за смерть нашей матери, мы знали, что есть шанс, что кто-нибудь пронюхает об этом и решит отомстить нам. Но пришли к решению, что рискнуть стоит.

Теперь меня переполняет страх, что Илья замешан в этой заварухе. Но страх не за себя и братьев. На это мне сейчас насрать.

Все мое существо боится за Уиллоу. За прекрасную ангельскую малышку, что попалась нам в руки, а после стала для нас чем-то большим, чем просто девушкой, которую можно использовать в своих целях.

Я знаю, она сильнее, чем кажется.

Но с таким человеком, как Илья… этого может оказаться недостаточно.