Buch lesen: «Из жизни кукол»

Эрик Аксл Сунд

Schriftart:

“Все безвинны, никто не без вины.
На цирковой арене мучат медведицу”

Erik Axl Sund

Dockliv

Published by agreement with Salomonsson Agency

Издательство CORPUS ^®

18+

То же небо здесь
(на север)

Сначала поезд ехал через туннель, потом – по мосту, длиннее которого она в жизни не видела. На вокзале в Мальмё пахло кофе, почти все держали в руках дымящиеся стаканчики. Да и вся Швеция пахла кофе – и офис миграционной службы, и автобус, который вез ее на север.

Сначала было похоже на Германию: все бурое, поля, холмы и перелески с голыми деревьями, но потом стало лесистее, скалистее, белее и зеленее.

Водитель все время говорил по мобильному телефону и что-то объявлял в микрофон; наконец автобус остановился в месте под названием Лидчёпинг. Если верить словарю, то по-английски городок назывался бы примерно Саффертаун, Город Страданий. Водитель сообщил, что он расположен на берегу самого большого в Швеции озера, но озеро больше походило на море – другого берега не было видно. Поверхность затянута льдом, и темно, хотя до вечера еще далеко. Луна освещает снежный покров, все темно и неправдоподобно, как во сне, а может, это и есть сон.

Она уснула еще до того, как они въехали в Швецию, которую ей так хотелось увидеть, а проснулась, уже когда они проезжали через город. Она смотрела в окно, и ей казалось, что она спит и видит сон, потому что деревья вдоль покрытой слякотью дороги были похожи на брокколи.

В Бурлэнге ей пришлось задержаться: она всего лишь имя на бумаге, служащие даже не знали, к какой категории ее отнести, конкретно сейчас она – несовершеннолетняя без сопровождения, но папа, наверное, уже приехал, хотя его имени не могут найти ни в одном списке.

Автобус едет на север; становится все холоднее, дороги все хуже, но пейзаж все красивее, а темнота все темнее, и она думает: как странно – здесь то же небо, что и дома. И вода та же самая, потому что вся вода на земле взаимосвязана; вода, в которой можно утонуть, и небо, на которое человек улетает после смерти, везде одни и те же.

Ночь над темно-синими горами вдруг озаряется призрачно-зеленым; автобус останавливается, и водитель объясняет, что это полярное сияние – здесь, на севере, это обычное дело. Сияние не только зеленое, оно еще желтое, голубое и фиолетовое, оно мерцает по всему небу, меняет форму, как медуза, которая сокращается и расширяется под водой, как тяжкое дыхание отравленного бога. Неужели такая красота может быть чем-то обыденным? И не станет ли она ничего не значащим фоном, если созерцать ее чуть ли не каждую ночь?

Семь строительных бытовок возле Брэкке принадлежат мужику в спортивном костюме; он собирает деньги и вылавливает несопровождаемых детей-беженцев, тридцать несовершеннолетних в возрасте от двенадцати до семнадцати лет, из которых двадцать восемь – мальчики. Не все глупы, но шестеро или семеро с придурью, так всегда бывает. Десять-двенадцать процентов людей мало того, что не способны думать, – они еще и гордятся этим. Ночью они тайком пробираются к ней; один парень пытается стащить с нее штаны, и она пинает его прямо в лицо. Парень говорит, что заявит на нее в полицию, но полиция не появляется, потому что на всю эту территорию размером с Бельгию всего трое полицейских.

Если ей предоставят убежище, то до совершеннолетия она должна жить в какой-нибудь семье. Но бумаги все не приходят, вот уже полгода все глухо, солнце дочиста слизывает снег с гор, и в Олвейзлэнде наступает лето. Солнце, которое в полночь стоит высоко в небе, и вечные комариные укусы вытерпеть можно. Труднее вынести одиночество. От одиночества она сходит с ума.

Свернись клубком на морозной постели из еловых лап, черная девочка, черная снаружи и внутри, холодная и замерзшая, и пусть черная тьма поглотит тебя. Ты шлюха и убийца.

Это всегда какой-нибудь он
Шоссе 222

Смерть не черная, как вечная ночь, и не белая, как свет в туннеле; она цвета серый металлик и произведена в Германии, для езды без ограничения скорости.

Снег, похожий на пласты тумана, висел над Вэрмдёледен, снежинки словно замерзли в воздухе. Автомобиль прореза́л белую массу; когда он проезжал торговый центр “Накка-Форум”, спидометр показывал сто пятьдесят километров в час.

Метрах в тридцати за ним следовала другая машина, тоже на ста пятидесяти километрах в час. Красная “тойота-примус”, гибридный автомобиль, который спустя несколько лет производитель отзовет по причине дефекта тормозов; из-за этой неисправности произойдет несколько аварий со смертельным исходом. На повороте у Свиндерсвикен “тойоту” занесло и потащило вдоль дорожного ограждения в вихре искр.

Машина “серый металлик” еще прибавила скорости. Сто шестьдесят километров в час; две девушки улыбнулись друг другу.

Мерси крепче схватилась за руль.

Нова отбросила волосы со лба и закурила.

Она опустила окошко, и в машине засвистел ветер.

– Видела? Мы с ним разделались.

– С ним? Откуда ты знаешь, что это “он”?

– Это всегда какой-нибудь он.

На развязке, где Вэрмдёледен пересекается с Вэрмдёвэген, стрелка спидометра дрожала уже на ста восьмидесяти. Девушки не знали, что две полицейские машины поджидают их возле участка в Хенриксдале, что полицейские уже готовы растянуть ленту с шипами.

– Девяносто процентов всех убийств и девяносто девять процентов изнасилований совершают мужчины, – сказала Нова. – А из ста педофилов только два – женщины.

– А еще они любят мучить животных, – вставила Мерси.

– Из тысячи любителей трахаться с другими видами… – Нова рассмеялась, – коровами, например, козами, собаками и беспомощными цыплятами…

– …девятьсот девяносто девять – мужчины, а единственную женщину, готовую сунуть в себя конский член, обучил и выдрессировал какой-нибудь мужчина.

– Они придумали групповые изнасилования, атомную бомбу и электрический стул.

– Вот что у них в голове?

– А самомнение! Все знают, все могут. А на самом деле они – одна большая ошибка, эволюционный просчет.

– Да. Одно в них хорошо – они чуть не миллиард раз в день или бьют, или убивают друг друга. Почему им вообще дается право голоса?

– Рождается мужчина – рождается потенциальный людоед или педофил. Надо лишать их всяких прав с самого рождения…

Нова и Мерси были знакомы не слишком долго, но сдружились так крепко, что иногда казались одним человеком.

– Пусть бы эти деятели, прежде чем открыть рот, сначала доказали бы, что собираются сказать что-нибудь поинтереснее того, что скажет первая встречная девица. И так во всем мире, во все века.

Они не видели мигалки возле моста Данвиксбрун.

Не видели и ленты с шипами.

Улыбка Мерси внезапно исчезла.

– Убить десять случайно выбранных мужчин значит предотвратить сорок восемь жестоких преступлений, – сказала она. – Включая убийства и сексуальную эксплуатацию детей. Хорошо бы всех мужчин, прямо с самого дня рождения, подталкивать к самоубийству.

– Мой настоящий папа покончил с собой, – напомнила Нова.

– Пусть бы они самоубивались все, кроме твоего и моего папы.

– Да… все, кроме них.

Двести километров в час сквозь зависший в воздухе снег. Двести метров до разводного моста в Данвикстулле. Они не знали, что некий полицейский связался с дежурными и приказал развести мост, чтобы остановить их безумную гонку.

– Мне хорошо с тобой, – сказала Мерси. – Когда ты рядом, мне хочется есть.

Они – Нова и Мерси.

Нова видит перед собой комнату в холодной, пропахшей спиртным квартире в Фисксэтре. Мерси видит теплый домик с мамой, папой и двумя толстенькими братишками.

Они знают, по каким дорогам ушли оттуда.

Знают, какие дороги привели их сюда. К последней черте.

К концу.

Они просто гонят машину дальше.

Произведенная в Германии машина цвета серый металлик принадлежала Свену-Улофу Понтену, сорока пяти лет, жителю Стоксунда, заместителю директора фирмы с годовым оборотом в восемьдесят миллионов. Несколько дней назад он остановил машину на автозаправке в Книвсте и открыл дверцу чернокожей девушке по имени Мерси, шестнадцати лет.

Он дал ей пятисотку и расстегнул брюки; обозвал черномазой шлюхой и потребовал раздеться. В двадцати метрах от них кассир принимал от клиента плату за бензин.

Когда Свен-Улоф Понтен кончил, девушку вырвало. Молочным шоколадом и ошметками бутерброда с сыром. Свен-Улоф дал ей затрещину, наорал и обозвал мокрощелкой, которая загадила ему машину, тупой сраной сукой.

Потом у него зазвонил телефон. Звонила его жена.

Свен-Улоф Понтен застегнул брюки и принял звонок. Мягким голосом сказал, что скоро приедет домой, осталось всего одно дело, короткая встреча с важным клиентом.

Он вылез из машины; кассир на заправке как раз пробил чек за горячий бутерброд и кока-колу. Мерси слышала, как Свен-Улоф говорит, что любит жену и ждет не дождется, когда ее увидит.

Потом пара поцелуев в трубку. Когда Свен-Улоф повернулся, чтобы идти к машине, то увидел, как Мерси уезжает.

“Целую-целую”. Иди в жопу, сраный кобель.

Некоторые мужчины
Серая меланхолия

Осень в Стокгольме выдалась мягкая, с дождями и ветром. В иные дни погода поворачивала на позднее бабье лето, но в основном было серо и противно. Серость выматывала тело и душу.

Свен-Улоф Понтен сидел за компьютером у себя дома, в стоксундском таунхаусе. Он только что разлогинился и застегнул брюки.

За окном выл ветер, гнул тощенькие вишни, которые он посадил пять лет назад. Осень дергала и мотала соблазнительные для косуль тонкие ветки.

Девочка, с которой он только что общался в чате, наконец – после нескольких месяцев тяжкого труда с его стороны – согласилась встретиться с ним. Сегодня же вечером, отчего ему понадобилось слегка сбросить напряжение. Свен-Улоф смял обрывок бумажного полотенца и выбросил его в мусорную корзину.

Осталось только угомонить нечистую совесть.

Свен-Улоф достал связку ключей и отпер нижний ящик стола. Иногда его мучили параноидальные мысли, что жена или дочь каким-то образом доберутся до ключей и заглянут в ящик. Но Оса и Алиса у него умницы. Даже если в семье у него почти полный разлад, жена и дочь, по крайней мере, сохраняют к нему уважение.

В ящике лежало двадцать пластиковых папок, которые он время от времени вынимал, чтобы напомнить себе, что он еще не худшее зло. Он, Свен-Улоф Понтен, уроженец Витваттнета, что в Емтланде.

Он не слетел с катушек. В его семье все были нормальными людьми.

Люди, слетевшие с катушек по-настоящему, лежали в пластиковых папках в ящике стола.

В папках содержались газетные статьи, протоколы предварительных расследований и даже фотографии с места преступления, которые он находил в интернете. Все эти материалы являли собой образцы человеческих извращений и представляли собой деяния девятнадцати преступников и одной преступницы.

На одной папке значилось имя “Армин Майвес”. Свен-Улоф просмотрел фотографии и мельком проглядел записи, которые к этому времени успел выучить наизусть.

Немец Армин Майвес. Бывший военный, который искал через интернет человека, желавшего, чтобы его убили и съели. На объявление откликнулся программист Бернд-Юрген Армандо Брандес: так вышло, что призыв Майвеса отвечал его давней мечте.

Накатила тошнота, пузыри из желудка поднялись ко рту, и несколько минут Свена-Улофа мучили фантазии о вещах, о которых лучше не говорить вслух.

Закрыв глаза, он представлял себе ужин на кухне дома в немецком Ротенбурге. Свен-Улоф прошелся языком по деснам и зубам. Между двумя молярами застрял кусочек мяса; Свен-Улоф выудил его кончиком языка и сплюнул.

Свен-Улоф был в доме один и мог позволить себе побыть собой, никого не стыдясь.

И ему это нравилось.

Не стыдиться.

Так и не открывая глаз, он понюхал пальцы и констатировал, что от них воняет чесноком. Часа два назад он рубил чеснок и жарил говяжье филе. Оса стояла рядом, резала огурцы и помидоры; муж и жена говорили об обожаемой дочери. Об Алисе, которая сейчас жила не с ними, но которая вскоре должна была вернуться.

После ужина Оса уехала в город, смотреть кино с подружкой, а сам он отправился сюда, в свой рабочий кабинет.

После ужина Армин Майвес расслаблялся, читая научную фантастику. Программист тем временем истекал кровью в ванной. Свену-Улофу казалось, что он ощущает сладковатый запах и слышит, как тихонько булькает в сливе.

Наконец Свен-Улоф открыл глаза.

Некоторые мужчины по предварительной договоренности отъедают друг другу половые органы, подумал он.

По сравнению с ними во мне нет ничего такого, из-за чего можно было бы так тревожиться.

Свен-Улоф сделал глубокий вдох, набрал в грудь свежего воздуха. Улыбаясь, он сложил вырезки и фотографии в папку, а папку запер в ящик стола.

Девушка, с которой он чатился, через час будет ждать его у многоквартирного дома в Бергсхамре. Не очень далеко, на той стороне Стоксунда, но там все же совершенно другой мир.

Девушку зовут Тара, и он знает, почему она в конце концов согласилась встретиться с ним.

Она из религиозной семьи и хочет бунта. Хочет продемонстрировать родителям, что не Бог распоряжается ее телом, а она сама.

Подростком Свен-Улоф и сам пережил нечто подобное. Взбунтовался против Христа, против отца с матерью, против всего прихода. Он пил, трахался и слушал запретную музыку.

У них с Тарой одинаковый опыт, хорошая тема для разговора. Они не так уж непохожи друг на друга, и даже если ему сорок пять – значительно больше, чем он указал, – а ей пятнадцать, они сумеют столковаться.

Он не Мясник, в отличие от Армина Майвеса.

Свен-Улоф Понтен обращался со своими девочками хорошо, если они оказывали ему должное уважение.

Ветер за окном усилился. Дело к зиме.

День первый
Ноябрь 2012 года

Повесть с бесконечным числом неизвестных объяснений
Бергсхамра

Девушка лежала на спине, на блестящей гранитной плитке перед шестиэтажным домом. Труп обнаружил в первом часу ночи таксист, который вышел из машины покурить. Сначала он принял тело за манекен. Слишком легкая для этого времени года одежда, тонкие, почти белые руки, ноги неестественно выгнуты.

Подойдя поближе, таксист увидел кровь.

Потом, к несчастью, пошел дождь, и бо́льшую часть крови смыло. Возможные следы, вроде отпечатков обуви, снять не удалось.

Была половина первого. На четвертом этаже некая мать-одиночка смотрела в окно своей кухни. Холодный голубой свет полицейских мигалок выдергивал из темноты деревья в роще напротив, проникал в квартиру. От вспышек оживали детские рисунки на холодильнике. Головоногие, как живые, прогуливались по дверце среди шишек и листьев, небрежно нарисованных акварелью.

Женщина потерла глаза, прогоняя сон. Кто лежит там, на земле, под пластиковым покрывалом, и что произошло? Мысль о том, что какой-нибудь из ее мальчишек может упасть с балкона или из окна и приземлиться на эти беспощадные камни, преследовала ее с первого же дня, как они сюда переехали.

Женщина задернула занавески и заглянула в детскую. Оба мирно спали, и она примостилась рядом с младшим. Засыпая, она отметила, что взволнованные голоса в квартире над ней затихли.

В час ночи полицейские взялись за работу всерьез. Возле сине-белой заградительной ленты стояла “скорая”, но оба медика сидели без дела.

Девушка мертва, они здесь не нужны.

Ирса Хельгадоттир, недавняя выпускница полицейской академии, еще никогда не видела мертвого человека. Она изо всех сил старалась быть полезной, но не могла избавиться от ощущения, что она зритель. Что она просто смотрит телевизор.

К ней подошел Шварц.

– Смотри и учись, – объявил он и указал на четырех криминалистов в синих пластиковых комбинезонах, среди которых была рослая темнокожая женщина.

– Эмилия похожа на баскетболистку из НБА, – заметил он. – Но в экспертизе ей нет равных.

– Ты имеешь в виду ЖНБА?

– Чего?

– Женскую баскетбольную лигу, – пояснила Ирса и тут же поняла, почему заспорила с коллегой. Может, узел у нее в желудке ослабнет от пары задиристых словечек.

Криминалисты как раз управились со своей первой задачей. Теперь к телу вел коридор шириной в два метра; вокруг тела тоже было пустое пространство. Так судебный медик сможет подойти к трупу, не оставив лишних следов.

Судмедэксперт, который держался поодаль, в компании бутерброда и термоса с кофе, наконец вышел из машины.

– Иво Андрич, патологоанатом, – сказал Шварц. – Эмилия баскетболистка, а вот Андрич больше по бейсболу.

Бейсболки плохо сочетаются с пластиковым капюшоном и маской. Но на патологоанатоме такая комбинация казалась весьма естественной.

Шварц дал разрешение на первичный осмотр погибшей; Андрич надел на бейсболку налобный фонарь и, осторожно переставляя ноги, двинулся к телу.

Время от времени он останавливался и осматривался; когда он вдруг вытянул руку, ладонью вверх, Ирса пришла в недоумение. Он что, подает знак? Нашел что-нибудь?

Андрич спустил маску на подбородок и улыбнулся Ирсе:

– Дождь кончился.

Узел в желудке немного ослаб.

Ирса взглянула на серое, стального оттенка, небо, прищурилась и на мгновение представила себе, что она где-то не здесь. Где-нибудь, где тепло. В месте простом и щедром.

Но она сейчас тут, и тут ее место.

Криминалисты начали с осмотра земли у самой ленты ограждения. Эта безрадостная работа могла занять несколько часов, а если бы нашлось что-нибудь интересное, то и дольше. Эмилия делала снимки; вспышка, словно стробоскоп, освещала людей с налобными фонариками, копошившихся в темноте.

– Вижу! – Один из криминалистов вдруг распрямился, указывая куда-то вниз.

Трещину, из которой проросла сантиметров на десять трава, и найденный предмет сфотографировали. Криминалист убрал находку в пластиковый пакет.

Даже на расстоянии было видно, что это “андроид”. Эмилия тут же понесла смартфон к машине экспертов.

Без четверти два патологоанатом добрался до трупа. Стоя под пластиковым тентом, он внимательно осмотрел тело, после чего достал маленький диктофон, поднес его ко рту и что-то неслышно проговорил. Через несколько минут он махнул рукой, разрешая другим приступить к осмотру.

Идя следом за Шварцем и двумя опытными сержантами, Ирса припоминала, чему ее учили в полицейской академии.

Искать не что-то ожидаемое, а то, что выбивается из общей картины. Вроде бы логично, но в то же время труднее всего.

Погибла неизвестная девушка.

Чья-то дочь, чья-то сестра, родная или двоюродная, лежит под пластиковым тентом совсем холодная. Объяснений пока нет.

Чей-то близкий человек, подруга, одноклассница, чья смерть – неясное предположение, она еще вне поля зрения следователей. Девушка, труп, жертва пока всего лишь повесть с бесконечным числом неизвестных объяснений.

Ирса медленно приблизилась к телу и оглядела девушку.

Лет четырнадцать-шестнадцать. Одета легко – красное платье без рукавов, словно собралась на вечеринку или, наоборот, откуда-то возвращалась. Девушка одета легко; значит, вечеринка имела место где-то поблизости.

Простенькая цепочка с крестом, который запутался в темных кудрявых волосах. Кожа бледная, но девушка явно не шведка. Вероятно, откуда-нибудь с Ближнего Востока.

Правое предплечье торчит вверх, левое плечо как будто вдавилось. Голые руки и ноги словно выкрутили из суставов.

На куклу похоже, как сказал таксист оператору “SOS Alarm”.

Глаза уставились в пустоту.

Во взгляде застыл ужас.

Рот полуоткрыт, губы посинели, под носом запеклась кровь, которую даже дождь не сумел смыть.

Ну, с первым трупом разобралась, подумала Ирса.

Ничего особенного.

И все же Ирса знала, что увиденного ей не забыть.

Шварц присел возле трупа на корточки и обернулся к Андричу.

– Как думаешь, действовала спонтанно? Самоубийство? Отправить ее к Хуртигу?

Патологоанатом покачал головой.

– Мой совет – повременим. – Он перевел взгляд на шестиэтажный дом. – Но, конечно, положение тела относительно дома не исключает прыжка или, если на то пошло, падения с одного из верхних этажей. Повреждения свидетельствуют о том же.

– Если бы она свалилась или спрыгнула, кто-нибудь бы наверняка услышал? – Шварц оглядел дом.

Когда они приехали, почти все окна были темными, но сейчас горело уже не меньше половины окон, и то в одном, то в другом появлялись силуэты людей. Полицейская мигалка манила жителей, но полицейские, натянув ленту заграждения, отправили самых любопытных – тех, что высыпали на балконы поглазеть – по квартирам.

Патологоанатом Андрич пожал плечами.

– Трудно сказать, что люди слышат и видят посреди ночи. Никто пока не приходил, чтобы что-нибудь рассказать?

– Нет, – признал Шварц. – Но с минуты на минуту прибудет подкрепление, и можно начинать опрос соседей.

Ирса подозревала, что обход соседей выпадет на ее долю, на пару с еще каким-нибудь желторотым. Она опять присмотрелась к трупу.

Что-то странное было в позе тела.

Девушку словно выставили на всеобщее обозрение, положили на спину.

В пять минут третьего прибыла вторая патрульная машина. Когда они шли назад, Шварц положил руку ей на плечо.

– Кажется, ты нервничаешь. Но вот увидишь, этот случай не хуже обычного детектива.

– В каком смысле детектива?

– Ну, все хорошие детективы начинаются тем, что кого-то убивают, а кончаются тем, что дело распутывают.

– А вдруг это плохой детектив.

Какой вопрос, такой и ответ, подумала Ирса. До машины они дошли в молчании.

– Подите сюда.

Эмилия-баскетболистка сидела на пассажирском месте в машине экспертов. На коленях у нее был ноутбук, в руке – пакет с “андроидом”.

От телефона к компьютеру прямо из пакета протянулся проводок.

– Я разблокировала телефон, – сказала Эмилия. – Вероятнее всего, он принадлежал жертве. Девушку зовут Тара, она обожает селфи. Последний раз она обменивалась эсэмэсками четыре часа назад.

– С кем? – Шварц оперся рукой на открытую дверцу. Эмилия задумалась.

– В списке контактов он значится как “Улоф”. Но номер отследить не удалось, во всяком случае с этой аппаратурой. Похоже, они договаривались встретиться где-то здесь.

– Интересно. Хорошее начало.

– И еще, – продолжила Эмилия. – Тара пишет этому Улофу… цитирую: “Знаешь Повелителя кукол?” Улоф отвечает: нет. Что это может значить? Есть соображения?

Сержант Шварц поднял брови.

– Нет. Ни малейших. Но мне кажется, я знаю человека, у которого соображения могут быть.

– Так-так… И кто это?

– Кевин Юнсон. Из уголовной полиции.