В книжках тех правил не отыщешь, да и кто бы взялся записывать, но стоит матери в первый раз отпустить тебя одного – скоро сам разберешься, что к чему. Дышать ведь никто не учит, вот и с правилами то же, один в один.

А была бы книжка, то уж точняк с целой главой о стритболе, и там на самом верху стояло бы жирными такими буквами: «Не давай надрать себе задницу на глазах у красивой девчонки, особенно если это твоя девчонка».

Но именно этим я прямо сейчас и занимаюсь. Лиза сидит с подружками на столе для пикников и смотрит, как моя задница горит ясным пламенем.

– Мэверик, держись, – подбадривает она, – ты их сделаешь!

Серьезно? Пока что делают меня. У нас с Кингом по нулям, а Дре с Шоном уже накидали на одиннадцать очков – еще один мяч в корзине, и игре конец. Казалось бы, Кинг своей здоровенной тушей кого угодно остановит, но тощий Шон его будто не замечает. Обводит, оттесняет спиной, перехватывает пас в прыжке перед самым носом – делает что хочет, короче. Зрители свистят и ржут, а Кинг топчется на месте как дурак.

Да нет, я на него не злюсь. Такие дела нас ждут сегодня… у меня тоже игра в голову не идет.

А погодка-то выдалась что надо: август, солнышко греет, но не жара, в самый раз мячик побросать. Братков в парке полным-полно, чуть ли не все вокруг в сером и черном – такие цвета у нас, у Королей. Все явились поболеть, хотя Роуз-парк и без того наша территория, здесь и дела обделываем, и расслабляемся… и задницу тут кое-кому надирают.

Вбрасываю мяч, Дре его ловит.

– Что же ты, Мэв? – расплывается он в ухмылке. – Позоришься перед своей девчонкой. Лиза сама, небось, получше бы справилась.

По толпе зрителей прокатывается насмешливый гул. Хоть мы и двоюродные, Андре вечно меня подкалывает. Как дорос я до игры, так и началось.

– Лучше за себя переживай! – парирую я. – Вот сделаем мы вас, так Киша с Андреаной тебя и знать не захотят.

Толпа братков ржет еще громче. Рядом с Лизой на стол уселась Киша, невеста Дре, с их дочуркой Андреаной на руках.

– Нет, послушайте только, что этот салажонок о себе мнит, – ощеривается Шон золотыми коронками.

– Прям-таки Мартин Лютер Кинг^[1], – подмигивает Дре. – У него тоже есть мечта!

– «Я мечтаю, что наступит день», – вторит Шон, подражая МЛК, – когда у каждого, даже у меня, получится забросить этот хренов мяч в корзину!

Болельщики покатываются со смеху. По правде говоря, они смеялись бы и над самой дерьмовой его шуткой. Когда заправляешь Королями, словно какой-нибудь римский цезарь, братки всегда примут твою сторону.

– Эй, Малыш Дон, Малыш Зик, – кричит кто-то из толпы, – не дайте себя опустить!

Мой папец уж девять лет как сел, а у Кинга вообще помер еще тогда, но кого это волнует? Они все равно Большой Дон, бывший глава Королей, и его правая рука Большой Зик, а мы с Кингом – малышня, которой даже имен своих еще не положено, так-то вот.

– Ну что, сделаешь нас, братец? – Дре начинает атаку.

Он ведет мяч, я кидаюсь вдогонку, но натыкаюсь на грудь Шона. Они разыгрывают «двойку». Дре уходит вперед, и Кинг бросается к нему, оставив без внимания Шона. Тот стрелой летит к корзине, ловит передачу от Дре… Есть!

Вот же хрень! Кинг снова оплошал.

– Что, съели? – радостно вопит Шон, повиснув на кольце. Спрыгивает, и они с Дре по-особому жмут друг другу руки, как привыкли еще с детства. – Им до нас как до луны раком, – ухмыляется Шон.

– А то! – самодовольно хмыкает Дре.

Даже слушать неохота их похвальбу. Дре небось и через тридцать лет будет припоминать, как они сделали нас всухую.

– Да пошли вы… – Кинг в сердцах швыряет мяч об асфальт.

Не умеет мой лучший кореш проигрывать, такие дела.

– Эй, остынь, – говорю я, – в другой раз мы их…

– Да что там «вы их», слабаки! – орет Мозгляк, бородатый коротышка из старших, известный своим длинным языком – оттого и рожа вся в шрамах. – Они вас сделали, а не вы! Какой ты после этого Малыш Дон, только позоришь настоящих гангстеров такой игрой.

Я скриплю зубами под общий смех, хотя пора бы уж и привыкнуть. Пускай дураки болтают, что мне до моего папца расти и расти, да только невдомек им, какие делишки я уже обделываю втихую.

– Я похож на него больше, чем ты думаешь! – бросаю я Мозгляку.

– Ага, ага… – гогочет он. – Если так, заставь своего увальня потеть не только с ложкой в руке.

– А еще когда? – интересуется Кинг. – Выбивая пыль из твоей жопы?

– Может, попробуешь, дебил? – Коротышка делает шаг навстречу.

– Эй, хватит! – Я оттаскиваю кореша, вечно у него кулаки чешутся. – Остынь, говорю!

– Да уж пора бы, – замечает Шон. – Это всего лишь игра.

– Твоя правда, Шон! – Мозгляк виновато поднимает ладони. – Мой косяк. Накатывает временами, знаешь ли, эта… темпераментность.

Клянусь, Мозгляк иногда выдумывает слова, просто чтобы казаться умнее.

Судя по раздутым ноздрям, для Кинга это больше чем игра. Скинув мою руку, он отворачивается и размашисто шагает прочь. Шон, Дре и все остальные смотрят на меня.

– У него типа… проблемы сейчас, – бормочу я.

– Ну да, ну да, – кивает Дре и тихонько объясняет Шону: – Помнишь, я говорил про него, Мэва и ту девчонку? Сегодня как раз дадут ответ.

– Гнилая отмазка, Дре, – говорит Шон. – Он вечно нарывается, так что пускай засунет свой темперамент в задницу, или ему помогут.

Иными словами, Кинга ждет хорошая взбучка. Так старшие братки держат нас, младших, в узде. Понимаете, у Королей существует четкая иерархия. Есть мальки, хулиганье из средней школы, которые хотят стать следующими Королями. Они делают все, что мы говорим. Потом есть младшие, то есть мы с Кингом, Рико и Джуни. Мы подбираем новичков, вербуем, толкаем травку. Дре с Шоном стоят еще выше. Они торгуют дурью покруче, следят за тем, чтобы нашим всего хватало, заключают союзы и прижимают тех, кто зарывается. Когда у нас терки с Послушниками, что держат восточные кварталы, тоже разбираются по понятиям. И наконец, есть НГ, настоящие гангстеры, кто в группировке давно. С ними Шон советуется. Только мало старичков на улицах осталось, все больше за решеткой, как мой папец, либо кони двинули.

Короче, взбучка от старших кентов – дело нешуточное. Надо Кинга спасать.

– Поговорю с ним, – обещаю я Шону.

– Пора, пора… – Он подбирает мяч и оборачивается к зрителям. – Ну что, у кого тут еще задница че- шется?

Я бегом догоняю Кинга почти у ворот парка.

– Слушай, нельзя же так! На старших не срываются. Нам что, нужны проблемы?

– А нехрен на меня наезжать, – рычит Кинг, – будь он хоть старший, хоть кто!

Я оглядываюсь на стритбольную площадку: далеко, никто не услышит.

– Был же уговор не высовываться, забыл?

Последние полгода мы с Кингом типа крысячим – толкаем дурь за спиной у старших. Как я уже сказал, младшим можно только травкой торговать, но на ней сильно руки не нагреешь. Да к тому же выручку Шон почти всю отбирает, потому как товар дает тоже он. Вот Кинг однажды и решил, что пора заняться своим делом: нашел другого поставщика, ну и меня к этому приобщил. В карманах сразу потяжелело.

Если Шон с братками узнают, нам с Кингом кранты, без шуток. Мы же все равно что чужую территорию захапали. А куда деваться, Ма на двух работах крутится, чтобы платить за еду и крышу над головой. Тянуть с нее еще на шмотки и кроссовки – уже перебор.

– Да забей ты на Мозгляка и других! Нам надо на своем деле сосредоточиться. Окей?

Протягиваю руку, он хмуро смотрит на нее. Даже не знаю, то ли из-за Шона с Мозгляком, то ли из-за нашего с ним попадалова.

Помолчав, хлопает меня по ладони.

– Ладно, окей.

Я обнимаю его и стучу по спине кулаком.

– А насчет того дела не переживай, все будет как надо.

– Да мне по барабану… Будь что будет.

То же самое он сказал в одиннадцать лет, когда убили его родителей, и говорил потом, меняя одну за другой приемные семьи. Что ж, если так, то и мне нечего зря психовать.

Он уходит из парка, а я возвращаюсь к скамейке, где сидит Лиза. Видок у нее – закачаешься. Из-под блузки пупок торчит, а шорты до того короткие, что мысли мои сразу меняют направление.

Встаю у нее между ног.

– Мы полный отстой, да?

Лиза обнимает меня за шею.

– Ничего, научитесь.

– Так и есть – отстой.

– Ну и пусть, зато ты мой отстой! – смеется она, целует меня, и я забываю обо всем на свете.

У меня с Лизой всегда так. В первый раз я увидел ее на баскетболе в девятом классе, когда их школа Святой Марии надрала задницы нашим девчонкам. Если честно, Лиза и правда играет лучше меня. Я тогда пришел поболеть за Джуни – наши парни играли после них – и сразу ее приметил. Она отлично управляется с мячом, да еще и красотка, каких мало. Плюс у нее классная задница. Не буду врать, на это я тоже обратил внимание.

Лиза забросила с ходу из-под кольца, я крикнул: «Так держать, крошка!», а она стрельнула в меня черными глазищами, улыбнулась, и я пропал. Понял, что должен с ней поговорить. Она дала мне шанс, и с тех пор мы вместе.

Вот только я все испортил. Вспомнив о наших с Кингом делах, я со вздохом прерываю поцелуй.

– Ты что? – хмурится Лиза.

Я перебираю ее косички.

– Да так, ничего. Злюсь, что опозорился перед тобой.

– Папуля тебя сделал! – говорит Андреана.

Трехлетка, а туда же. Личиком – вылитый папаша, ну и на меня похожа, само собой, мы же с Дре почти близнецы с виду. Наши матери – родные сестры, а отцы – двоюродные братья, так что у нас одни и те же большие глаза, густые брови и темно-коричневая кожа.

– А все потому, что ты болела за папулю, а не за меня, – я щекочу Андреану, и она ерзает и хихикает на коленях у Киши.

– За кого же еще ей болеть? – спрашивает подошедший Дре. Берет дочку на руки и кружит вокруг себя «самолетиком». Никто не умеет смешить ее так, как он.

– На вечеринку сегодня пойдешь? – спрашивает его Лиза.

В конце лета Шон всегда устраивает большую тусу у себя дома.

– Дре больше не ходит ни на какие вечеринки, ты же знаешь, – вмешивается Киша.

– Вот-вот, нам и так весело, – кивает он и целует Андреану в пухлую щечку. – Правда, малышка?

– Че, серьезно? – хмыкаю я. – Кто ж сидит дома вечером в пятницу!

Ничего не поделаешь, такой уж он, Дре. Рождение Андреа- ны сильно на него повлияло. С вечеринками и тусовками он завязал. Думаю, он и с бандой бы завязал, если бы мог.

Но из Королей обратного хода нет, если хочешь жить и не остаться калекой.

– Мне хорошо, где я есть. – Он улыбается Андреане, затем косится на меня. – А ты пойдешь, что ли?

Дре в курсе, что́ меня ждет сегодня и как может измениться вся моя жизнь. Проблема в том, что Лиза не знает. И лучше ему придержать язык.

– Пойду, – отвечаю я.

Дре смотрит на меня как старший брат – на непутевого младшего. Ужасно бесит, и я чувствую себя дерьмом.

Поворачиваюсь к Лизе.

– Кто нам может запретить? Хоть повеселимся перед началом школы.

Лиза снова обнимает меня.

– Правильно! Только подумать, всего через год мы будем в колледже, вот уж где оторвемся.

– А то! – В колледж стоит идти ради одних только студенческих вечеринок… если вообще идти – я пока не решил. – Сегодня вечером на тебя точняк все смотреть будут!

Достаю из кармана и протягиваю ей цепочку с кулоном, на котором курсивом выведено «Мэверик» и алмазная крошка по кругу. Чистое золото, в торговом центре заказал на прошлой неделе.

– Вот это да! – восторженно выдыхает Лиза. – Очень красиво.

– Ты молодец, Мэв, – говорит Киша, – вижу, готов потратиться на свою девушку.

– А как же! – задираю я нос.

– Такие подарки стоят денег, – подозрительно хмурится Дре. – Где столько нагреб, а?

Само собой, он не в курсе наших с Кингом тайных делишек, и пусть так и остается. В свое время он даже травку толкать мне позволил со скрипом. Мол, делай как сказано, а с меня пример не бери. Я долго его убеждал, что должен помогать матери, и братец неохотно уступил. Но товару дает ровно столько, чтобы пару-тройку счетов оплатить. Если узнает, что мы толкаем с Кингом на стороне, мне крышка.

– Да так, подрабатываю по мелочи в округе, вот и накопил, – вру я.

– Нет, ну какой шик! – говорит Лиза. Она-то в курсе, чем мы занимаемся, потому и торопится сменить тему. – Спасибо, любимый!

– Ради тебя что угодно, крошка. – Я снова ее целую.

– Эй, хватит, тут дети! – Дре прикрывает Андреане глаза ладонью, отчего Киша заходится смехом. – Ребенка напугаете.

– Она твою рожу видит каждый день, ее ничем не напугаешь, – парирую я, но тут с парковки сигналит ржавый «датсун».

Опустив стекло, из окна высовывается накачанный парень посветлее нас с Андре и кричит:

– Лиза, пора!

– Ну вот… – Она со стоном закатывает глаза.

Это ее старший брат Карлос, он меня терпеть не может. Когда я в первый раз позвонил Лизе, он допрашивал меня, будто коп какой-нибудь: «Сколько лет?», «В какую школу ходишь?», «Что с оценками?», «Ты в банде?». Ему-то какое дело? А когда впервые увидел, я был в сером и черном, чтобы сразу было понятно, что я из Королей. Придурок тогда нос задрал, будто я червяк какой у него под ногами. Приехал на лето домой из колледжа; жду не дождусь, когда уберется обратно.

– Что ему от тебя надо? – спрашиваю Лизу.

– Мама просила свозить меня закупиться перед школой, – вздыхает она. – Опять эта дурацкая форма с клетчатой юбкой!

– Да ну, тебе в ней классно.

Лиза с трудом сдерживает улыбку, и от этого мне самому хочется улыбнуться.

– Все равно дурацкая! – Она спрыгивает со стола. – Ладно, пойду, не то капитан Придира учинит скандал.

Я смеюсь и беру ее за руку.

– Пойдем. Я тебя провожу.

Лиза прощается с Кишей и Дре, и мы идем к выходу из парка. Карлос не спускает с меня прищуренного взгляда, вот же злыдень.

– Заскочу за тобой в восемь, – говорю я, подводя Лизу к машине.

– Тогда выйду в четверть девятого, – фыркает она. – Ты вечно опаздываешь.

– Не, я сегодня пораньше. Люблю тебя!

Помню, я весь издергался, когда первый раз ей это сказал. Прежде никому не говорил, но и такой, как она, у меня прежде не было.

– Я тоже тебя люблю. Береги себя.

– Да куда ж я денусь, от меня так просто не избавишься.

– Смотри, ты обещал! – Она со смехом чмокает меня в щеку.

Открываю перед ней дверцу машины, снова натыкаясь на хмурый взгляд Карлоса. Пока Лиза не видит, показываю ему средний палец. Слышу, как она спрашивает: «Ну что ты все бесишься?», а он отвечает что-то про «бандитское гнездо».

Едва они успевают отъехать, на парковку заворачивает старенькая «тойота-камри» со световым люком в крыше. Раньше Ма раскатывала на «лексусе», но когда копы забирали папца, то прихватили и машину.

– Ага! – орет Мозгляк. – У Малыша Дона неприятности, мамуля приехала с дисциплинацией.

Дисципли… что?

Да пошел он! Открываю пассажирскую дверь спереди и заглядываю внутрь.

– Привет, мам!

– Привет… Ой! – Она зажимает нос. – Чем это ты занимался, что весь провонял!

Принюхиваюсь к себе: вроде ничего страшного.

– Просто мяч гоняли.

– А со свиньями случайно не боролся? О боже, от тебя же в больнице все разбегутся!

– Если быстро заскочим домой, успею в душ.

– Некогда уже, Мэверик! Аиша с матерью будут ждать нас в два, а уже без четверти.

– Ясно… – До меня доходит, что прежняя жизнь может вот-вот закончиться. – Ну извини.

Мама, должно быть, слышит, как изменился мой голос.

– Нам нужна правда, сынок. Ты же понимаешь?

– А что делать, если…

– Эй, – перебивает она, и я поднимаю взгляд. – Как бы ни вышло, я с тобой.

Она протягивает мне кулак, чтобы я по нему стукнул, и я ухмыляюсь.

– Ты слишком старая для этого, мам.

– Вот еще! – возмущается она. – Между прочим, в прошлую субботу мы с Мо ездили развеяться, и у меня спросили документы. Так-то вот! И кто теперь старый?

– Ты, мам, – смеюсь я под рокот оживающего мотора.

– Эй, стойте! – кричит Шон, подбегая через парковку к водительскому окошку. – Должен же я поручкаться с Королевой. Как поживаете, миссис Картер?

– Привет, Шон! Справляешься?

– Да, мэм. Приглядываю вот за вашим парнишкой.

– Это хорошо, – кивает она. Теперь голос меняется уже у нее.

Какой матери охота, чтобы сын ошивался в банде… но и терять его тоже не с руки. Папец нажил слишком много врагов на улицах, теперь мне без крыши никак. Он сам сказал Ма, что сыну одна дорога – в Короли. В конце концов, это у меня в крови: и мамины братья, и двоюродные папца – все там, типа уже по-семейному.

Ма думает, что я только на словах стал Королем, а к делам меня не приставили. Говорит, это все временно, постоянно твердит, что мне нужно закончить школу и уехать в колледж, подальше от всего этого.

– Ладно, мы спешим, люди ждут, – говорит она Шону. – Береги себя, парень.

– Понял, мэм, – кивает он и оборачивается ко мне. – Удачи, бро!

Я киваю в ответ, и мы выезжаем с парковки. Вижу в зеркало заднего вида, как Короли беззаботно гоняют мяч. Вот бы и мне с ними…

Только надо ехать в клинику, где нам скажут наконец, не моего ли сына растит Кинг.

2

Для вечера пятницы в бесплатной клинике многовато народу. Народ из Садового Перевала чаще обращается сюда, а не в окружную: оттуда редко отпускают домой. Какой-то тип на костылях у таксофона так разорался, будто всем вокруг следует знать, что за ним надо срочно приехать, но женщина, что дремлет рядом в инвалидном кресле, и ухом не ведет. Девчонка моего возраста гоняется за сопливым малышом и распекает его по-испански.

Неужто и меня это ждет через пару лет? Страшно подумать.

Такая вот путаница у нас с Кингом вышла. Есть у него подружка по имени Аиша, но не то чтобы настоящая – так, просто крутят. Она со многими вообще-то… не хочу сказать ничего плохого, но против фактов не попрешь.

Год назад Лиза со мной порвала, когда Карлос сказал, что видел меня с другой. Наглое вранье, но Лиза отчего-то поверила этому дурню. Я поплелся к Кингу плакаться, а он возьми да попроси Аишу меня отвлечь. Поначалу мне было не по себе – это вроде бы неправильно, как будто я изменяю. Но как только мы с Аишей вошли во вкус, стало без разницы, что правильно, а что нет.

А потом у нас порвался презерватив.

Теперь у Аиши трехмесячный младенец, а я сижу в бесплатной клинике и жду результатов ДНК‐теста.

Ма притопывает ногой, будто хочет сбежать из приемной. Смотрит на часы.

– Они должны уже быть здесь! Мэверик, ты давно разговаривал с Аишей?

– На прошлой неделе.

– Боже! Чует мое сердце, натерпимся мы еще с этой девчонкой.

Вечно она к Богу взывает. Обычно – с просьбой: «Боже, не дай мне прибить этого мальчишку!». Хорошо хоть сейчас речь не обо мне.

Ма уверяет, что по моей вине прежде времени состарилась. В ее холодной завивке и впрямь кое-где проглядывает седина, рановато для тридцати восьми, но я тут ни при чем, все дело в двух работах: днем она за стойкой в отеле, а по вечерам моет полы в конторах. Когда я обещаю заботиться о ней, отвечает с улыбкой: «Позаботься о себе, Мэверик».

В последнее время она стала говорить: «Позаботься о своем сыне». Не сомневается, что я отец ребенка. А вот я в этом не уверен.

– Не понимаю, что мы здесь делаем, – бормочу я. – Он не от меня.

– С чего ты взял? С того, что вы с ней всего один раз покувыркались? – спрашивает мама. – Этого вполне достаточно, Мэверик.

– Аиша клянется, что это ребенок Кинга. Они даже назвали сына в его честь.

– Ага, но на кого он похож? – усмехается Ма, и я затыкаюсь. Тут она меня подловила. Поначалу Кинг-младший ни на кого не был похож. По мне, все новорожденные выглядят как пришельцы. Но через пару недель глаза, нос и губы у пацана стали точно как у меня. Ничего от Кинга не отыскать, да и с матерью сходства никакого.

Вот почему Кинг порвал с Аишей. А она решила доказать ему, что это не мой ребенок, и попросила сделать тест. Теперь ждем, что доктора скажут. Не знаю, каким я должен оказаться невезучим, чтобы младенца объявили моим.

У меня на поясе пищит пейджер, на экране появляется номер мистера Уайатта, у которого дом рядом с нашим. Раз в неделю я стригу его лужайку. Наверное, и сегодня хочет позвать; отзвонюсь попозже.

Ма смотрит с улыбкой.

– Небось, таким важным себе кажешься с пейджером, да?

– Да ну нет, мам, – смеюсь я, хотя вообще-то шикарная штучка, купил два месяца назад. В голубом прозрачном чехле – супер.

– Как движется твой бизнес, сколько лужаек косишь? – спрашивает Ма.

Думает, я одними лужайками зарабатываю. Нет, конечно, лужайки приносят деньги, но толкать дурь куда выгоднее. Стрижка хороша для отвода глаз: всегда можно сказать, что купил новые кроссовки или шмотки задешево на толкучке, а не в магазине. Все равно не по себе, что приходится родной матери врать.

– Да ниче так, – отвечаю, – с десятком уже управляюсь. Хочу до холодов заработать побольше.

– Не волнуйся, потом что-нибудь еще подыщешь. Детишки обходятся недешево, но ты справишься.

Мне не придется справляться. Это не мой ребенок.

Дверь с улицы распахивается, и на пороге приемной появляется миссис Робинсон. Оборачивается и кри- чит:

– Давай, живей тащи свою задницу!

Закатив глаза, следом входит Аиша. На плече у нее сумка с младенческими вещами, а в руке автолюлька, где спит виновник нашей встречи. Кулачок прижат к щеке, лобик нахмурен, будто тяжело задумался о чем-то.

– Привет, Фэй! – бросает миссис Робинсон. – Извини за опоздание.

– М‐м-м… – тянет Ма в ответ, и непонятно, то ли одобрительно, то ли осуждающе. Затем поворачивается и выжидательно смотрит на меня. Я таращусь, не понимая. – Уступи Аише место! – подсказывает она.

– Ах да, виноват… – Я вскакиваю со стула. Ма не оставляет надежды воспитать из меня джентльмена.

Аиша молча садится и ставит люльку у себя в ногах. А у Ма случается острый приступ обожания.

– Нет, вы гляньте только! – воркует она над малышом. – Сопит, хоть бы ему что, пушками не разбудишь.

– Наконец-то, – ворчит Аиша. – Всю ночь мне спать не давал.

– Ну а чем тебе еще теперь заниматься? – злобно фыркает миссис Робинсон. – Нечего было вместо занятий за парнями бегать!

– О боже! – страдальчески стонет Аиша.

– Ничего, скоро будет спать всю ночь напролет, – уверяет Ма. – Мэверик до пяти месяцев по ночам куролесил, все ему интересно было.

– Вот и этот такой же, точь-в-точь! – Миссис Робинсон сверлит меня взглядом.

Да пускай смотрит сколько хочет, все равно ребенок не мой.

Из автолюльки слышится недовольный писк.

– Ну что еще? – вздыхает Аиша.

– Наверное, соску просит, – подсказывает Ма.

Аиша сует пустышку в рот малышу, и тот разом успокаивается.

Всматриваюсь в лицо Аиши. Под глазами у нее мешки, раньше таких не было.

– Тебе хоть помогает с ним кто-нибудь? – спрашиваю.

– Что?! – тут же взвивается ее мать, будто я ругнулся. – И кто же ей должен помогать? Может, я?

– Да ну брось, Йоланда, – говорит Ма, – одной с ребенком тяжело, тем более в семнадцать лет.

– Плевать! Решила быть взрослой, теперь пускай и пашет как взрослая. Сама!

Аиша часто моргает.

А мне вдруг становится ее ужасно жалко.

– Если он от меня, тебе не придется возиться в одиночку, ясно? Буду приходить и помогать!

Пять секунд назад она была готова заплакать. А теперь ухмыляется.

– Без шуток? А что скажет твоя девчонка?

Спросила бы что полегче. Если ребенок не мой, то Лизе и знать ни к чему, а вот если мой…

– Не переживай за нее, – хмыкаю.

– Мне-то что? Это тебе надо переживать. Эта задавака мигом тебя бросит.

– Эй, не надо о ней так!

– Подумаешь! По тебе сохнут все девчонки Садового Перевала, а ты связался со снобкой из католической школы… Ладно, все равно ребенок не твой. Сейчас выдадут результаты, я отвезу его к настоящему папаше, и мы станем жить семьей!

– Аиша Робинсон! – слышится голос медсестры, и мы все оборачиваемся. Вот оно!

– Давай, иди! – командует Йоланда.

– Как глупо все, – фыркает Аиша, вставая со стула.

– Глупо крутить с двумя парнями разом! – бросает вслед ее мать. – Теперь вот и расхлебывай.

Вот сцепились-то… Нет, у нас с матерью тоже случаются разборки, но не на людях!

Вскоре Аиша возвращается и сует матери в руки конверт.

– Вот, убедись, что я права! Смотри первая.

Миссис Робинсон достает из конверта бумаги и читает. По ее самодовольному виду легко догадаться, что там написано.

– Мои поздравления, Мэверик! – ехидно произносит она, глядя на дочь. – Ты отец.

Проклятье!

– Боже! – Мама хватается за голову. Понятно, одно дело – говорить, что он мой, и совсем другое – знать наверняка.

Аиша выхватывает у матери результаты анализа, пробегает глазами, и у нее вытягивается лицо.

– Ни хрена себе!

– А ты-то чего злишься? – возмущаюсь я.

– Он должен быть от Кинга! На что мне сдалась твоя задница?

– А мне твоя на что?

– Мэверик! – одергивает меня Ма.

Мой сын разражается громким ревом.

Сурово на меня зыркнув, Ма подхватывает его на руки.

– Что тебе не так, Боец? – Над прозвищами ей долго думать не приходится. Принюхивается и морщит нос. – Все ясно… запасные подгузники есть?

– В сумке, – бормочет Аиша.

– Бери сумку, Мэверик! Сейчас разберемся.

Внезапно у меня есть сын, и он испачкал подгузник.

– Я не знаю, как их менять.

– Самое время научиться. Идем!

Мама решительно шагает к женскому туалету. Мне что, и туда за ней идти? Еще не хватало! В дверях она оборачивается.

– Ну же, Мэверик!

– Да нельзя мне туда!

– Никого нет, не бойся. Ничего не поделаешь, в мужских туалетах пеленальных столиков пока не ставят.

Черт, вообще не круто. Захожу следом. Малой вопит как резаный, и теперь ясно почему: воняет же. Ма сует ребенка мне, чтобы залезть в сумку, и я вытягиваю руки, чтобы не запачкаться самому.

– Здесь куча одежды! – качает головой она, роясь в сумке. – Посмотрим, есть ли там пеленка. Если нет… Неважно, вот она. – Ма расстилает пеленку на столике. – Давай, клади его сюда.

– А вдруг свалится?

– Не бойся. Вот так, – говорит она, когда я кладу малыша. – Теперь расстегни на нем…

Что она говорит дальше, я не слышу: мой взгляд прикован к сыну. Прежде я смотрел на него и удивлялся, что бывают такие маленькие люди. А теперь вдруг понял, что он мой собственный, без вопросов.

Хуже всего то, что и я теперь его собственный.

Мне страшно. Я попал. Всего месяц, как исполнилось семнадцать, и уже отвечаю за другого человека. Нужен ему. Без меня он не может. Будет звать меня папой…

– Мэверик! – Чувствую на плече мамину руку. – Помни: я с тобой, окей? – И она сейчас не только пеленки имеет в виду.

– Окей.

С ее помощью я худо-бедно справляюсь с подгузником. Еще и медсестра заглядывает и начинает давать советы: мама и сама давненько этим не занималась. Малой хоть и чистый уже, все равно бузит. Ма прижимает его к себе и гладит по спинке.

– Все хорошо, Боец, – воркует она, – все хорошо.

Он сразу успокаивается, будто только и ждал этих слов. Я забираю сумку, и мы возвращаемся в приемную. Люлька так и стоит на полу, в ней валяются бумаги с результатом теста.

Миссис Робинсон нигде нет. Как и ее дочери.

1. Мартин Лютер Кинг – лидер движения за гражданские права чернокожих в США. Здесь и далее примечания переводчика.