Знаете, за 15 лет я поняла, что страх – самый въедливый и опасный паразит. Если один раз он попал в душу, всё, он въедается в нее, становится частью, он проникает так глубоко, что вырезать его иногда можно только с душой или с сердцем, уж не знаю таких тонкостей. И нет таких лекарств, что убьют его, как обычных паразитов. Может, потому, что страх нельзя назвать живым, страх – это мертвый паразит, убивающий своего хозяина, отравляющий душу, психику своим разложением. И, как я уже сказала, от этого яда всё еще нет лекарств. Как говорили в древности, если организм сильный – он сам справится, а нет… значит, такова судьба.
Но иногда это не совсем паразитирование, иногда это – симбиоз. Да, даже страх бывает полезен, иногда он помогает выжить, иногда – не совершить ошибку. Когда 9 лет назад наш инженер Сянь Пэн закрылся в кладовой и хотел наглотаться снотворного (а этого добра у нас столько, что еще 50 человек могли бы отправиться к праотцам и еще оставить приличный запас, уж не знаю, кому, может, лунатикам), именно страх удержал его от этого страшного поступка. Он сам рассказал нам после того, как мы уговорили его открыть дверь. «Я не смог. Просто испугался, что там дальше нет ничего, такая же грёбаная чернота, как в небе. А здесь хоть какая-то жизнь, и я пока ее проживаю», – его слова. Так что иногда этот паразит все же платит за проживание в вашем сердце, хотя по большей части приносит лишь страдания и неудобства. Страх превращает жизнь в ад, мы все в этом убедились. Но скажу вам еще одну вещь: человек привыкает и к этому. Всё же желание жить настолько велико, что мы, люди, готовы вытерпеть всё, преодолеть себя и перевернуть мир, лишь бы еще хоть ненадолго задержаться в нем. Хотя всю жизнь ругаем его и проявляем недовольство. Странные мы существа, полные противоречий. Страх перед жизнью довел Сянь Пэна до желания умереть, страх смерти удержал его от этого. Кто нас поймет? Мы и сами себя не понимаем.
Но как бы там ни было, страх, или долг, или простое любопытство, не знаю, что и кем управляло, но за 15 лет мы не потеряли ни одного человека. Те, кто прилетел со мной на Луну 15 лет назад, летят со мной сейчас обратно, наша смена сильно затянулась, это да, и сдать ее больше некому, мы – последние.
Жизнь – это спираль, так писали в философских книгах прошлого, в моем мире люди не любили копать там, где не надо, мы просто жили, наслаждаясь тем, что можем и что имеем. Но сейчас, сидя в каюте корабля, летящего к Земле, слушая мерный гул двигателей, я думаю, древние люди были правы. Всё в жизни повторяется, только на новом витке, либо ниже, либо выше. Мы опять летим к Земле, те же 50 человек, но Земля эта больше не является нашим домом, и нас там больше никто не ждет.
Черт, написав это предложение, я осознала, что нас вообще никто и нигде не ждет, ведь на Луне тоже не осталось никого, только Йен – центральный компьютер, разговаривающий сводящим с ума голосом чопорного дворецкого из старых фильмов. Одиночество – вот самый большой страх людей, этот вид паразита сидит в каждом с рождения. И сейчас он грызет меня изнутри, да не только меня, наверное. Мы такие маленькие, такие хрупкие люди, потерянные, лишившиеся дома, мы летим в неизвестность. И как же я горжусь нами. Восхищаюсь самим нашим видом. Мы полны противоречий, мы ослаблены страхами, но мы чертовски отчаянные существа. И это прекрасно. Это просто восхитительно.
Будь это фильмом, эту фразу бы точно сказали в конце, когда всё будет хорошо. Я бы и сама не прочь оказаться героем фильма, они всегда всё преодолевают и получают награду, обычно всё и сразу. Всегда красивые, здоровые и настроенные бороться герои, им всегда везет, они всегда выигрывают. Я понимаю, почему до Войны люди были помешаны на кино. Причем кассовые сборы в самых бедных странах были гораздо выше, чем в тех, где люди по тем временам жили нормально. Я знаю об этом, потому что делала реферат в школе по искусству Старого Мира. Красивые люди, красивые места, красивые истории. Идеальная жизнь, которой у тебя никогда не будет. Или наоборот, посмотрев какой-нибудь фильм ужасов, начинаешь думать: а ведь у меня всё не так уж плохо. Пусть мне нечего есть и нет нормального жилья, зато я сам не стал пищей для зомби, а из-под моей кровати не вылезают чьи-то черные руки. Искусство – это мир крайностей, а реальная жизнь – она где-то посередине.
Но это не фильм, хотя наша история, безусловно, достойна экранизации с Голливудским размахом. Одна наша база потянула бы на шедевр для тех людей и тех времен. Знаете, я и сама буквально задохнулась от восхищения, когда 15 лет назад впервые увидела Ковчег Селены из иллюминатора. Нам на Земле показывали модель базы, проводили инструктаж, но то, что я увидела своими глазами на подлете к Луне, не шло ни в какое сравнение с трехмерной моделькой в компьютере.
Первыми меня поразили громадные тарелки антенн, нацеленные в черное небо, была в этом какая-то храбрость, как будто мы бросали вызов всему этому безграничному космосу. Не прятались и не таились, мы открыто заявляли: мы здесь, на Луне, теперь это наш мир, и плевать мы хотели, если это кому-то не нравится. Вот такие ассоциации вызвали у меня эти тарелки на фоне серой мертвой поверхности и такого же мертвого неба. А потом я увидела саму базу… и мое сердце всё еще там.
До отлета мне говорили, что Луна не признает полутонов, там все абсолютно. Там нет сумерек, есть день и есть ночь, и граница между светом и тьмой – треминатор. Смешное название, особенно после того старого фильма, но это как нельзя лучше характеризует Луну. Там есть только «да» и «нет», только черное и белое, жизнь и смерть, любовь и ненависть. «Ты либо полюбишь тот мир до безумия, либо возненавидишь всем сердцем», – так мне говорили. И честно признаюсь, я побаивалась лететь. А вдруг я возненавижу Луну и всё на ней? А мне как-никак 5 лет придется провести там, не смотря на мое отношение и эмоции. Всё время полета я не спала, вот как сейчас, но мои страхи оказались напрасными, в тот раз я боялась зря, это была любовь с первого взгляда.
Пока корабль заходил на посадку, я успела увидеть серые равнины, окружающие базу, и высокие кратеры вдалеке. По равнинам медленно ползли машины, нам говорили, что они собирают реголит, именно он и служит основным источником энергии на базе. Всё дело в солнечном ветре, тысячелетиями он бомбардировал поверхность Луны, т.е. реголит, водородными ионами, и теперь эта насыщенная порода служит нам прекрасным топливом. Вот так, больше не нужно было тащить с земли горючее или воду. Да, на Луне была вода, ее нашли еще в 2009г в кратерах в виде глыб льда, но тогда еще никто не жил на Луне, и это открытие просто носило характер «Вау! Мы узнали это!». Это открытие – как и многие, как показывает история – пригодилось со временем, только спустя века, когда на Луне появилась первая крохотная база Ях-1. Сейчас ее уже нет, ее давно разобрали, а на ее месте стоит Северная вышка – так мы называем центр управления антеннами. Кстати, скоро я узнала, для чего нужны эти гигантские тарелки. Не только для связи с землей или управления спутниками, оказывается, когда машины выезжали за пределы базы за реголитом и водой, именно эти антенны вели большинство из них – на базе было слишком мало людей, и все они были учеными, а на Земле машины уже давно умели делать многое без человека. Ну и, конечно, они мониторили ближайшее пространство, так мы узнавали о метеоритных дождях или солнечных бурях, несущих смертоносную радиацию.
Вообще жизнь на Ковчеге Селены была удивительной, как ожившая фантазия футуриста. Сам факт того, что люди жили, если и спали на другой планете, не на Земле, уже вызывал головокружение. Когда я впервые ступила на Луну – это был металлический пол зала прилетов, но что с того? – я буквально увидела себя со стороны и почувствовала, как сердце выскакивает из груди, а сознание взрывается фейерверком. Еще бы, я, маленький человек, рожденный и выросший на другой планете, теперь ходит по космическому телу, которое раньше считал кусочком сыра, и которое светило ему в окна по ночам. При свете Луны я впервые поцеловалась, глядя на Луну, я грустила, слушая романтичные песни, и мечтала о сказочных местах и прекрасных принцах, когда мечты были еще чистыми, без примеси гормонов, и с прекрасным принцем хотелось только гулять под Луной и не более. Могла ли я тогда подумать, что когда-то полечу к ней, буду ходить по ней, проживу здесь часть своей жизни? Конечно нет.
И все эти мысли пронеслись ураганом в моей голове, переполняя меня целым букетом разных эмоций. Мне хотелось кричать, плакать и смеяться, обнять тех, кто меня встретил, и тех, кто со мной прилетел. Но вместо этого я просто вышла и прошла на регистрацию. Закати я такую сцену, уже через сутки опять смотрела бы на Луну в небо, но уже без права даже мечтать, что когда-то окажусь за пределами моего большого мира. И случись так, я бы не писала сейчас это, сидя в каюте всё того же корабля, потому что давно была бы мертва, как и все жители моей родной планеты.
Но тогда никто не мог даже предположить такое. Хотя, вот ирония, именно поэтому мы и пребыли на Луну, 50 человек на огромной базе, все молодые и здоровые, призванные сохранить уникальную жизнь Земли, если… никто не знал, что будет этим «если», но сама идея, сама задумка была гениальной. Я же говорю, всё это – ожившая мечта футуриста. Ковчег Селены не зря назывался так, на громадной базе хранился весь генофонд голубой планеты, начиная бактериями и заканчивая образцами ДНК самых выдающихся людей за несколько веков. И мы. Не лучшие, но достойные. Мог ли кто-нибудь всерьез предполагать, что мы и вправду станем последними людьми, что это «если» случится? Вряд ли, это был всего лишь интересный и амбициозный научный проект, мечта, дерзкая и прекрасная. Но иногда мечты сбываются. И иногда это плохо.
Итак, мы высадились, нас встретили, разместили, показали базу. И если при первом моем шаге на Луну я чуть не лишилась рассудка от счастья, то даже не буду пытаться описать, что я ощутила, когда, оказавшись под огромным стеклянным куполом в южной части базы, я впервые увидела землю. В черном небе висела голубая планета, не круглая, как луна в ущербе, но… нет, у меня просто нет таких слов, чтобы передать это. Я смотрела на свой дом, на свою планету. Это не то, что поехать в другое полушарие или на другой материк… это не описать, если вы сами никогда не стояли там, на Луне, под этим черным небом, и не видели ЕЕ, такую родную и прекрасную. И такую беззащитную в этой вселенской пустоте. Тогда я не сдержала слез, я стояла неподвижно, парализованная этой красотой, а слезы тихо и медленно катились по моим щекам. И никого это не удивило, так реагировали почти все.
С первого раза мы, конечно, не всё запомнили, но учиться нам предстояло самим, проведя инструктаж и сдав нам смену, предыдущая команда погрузилась в корабль и улетела домой. Их 5 лет на Луне закончились, наши 15 начались.
Честно говоря, я почти не помню никого из той команды, и тогда, провожая взглядом их корабль, я им не завидовала, мне не терпелось поскорее исследовать мой новый дом на ближайшие 5 лет. Но были и такие, кто смотрел на их отлет с сожалением и грустью. Теперь-то они наверняка раскаиваются, ведь те люди, отработав свои 5 лет, думали, что на Земле их ждет новая жизнь, а там их не ждало ничего, кроме смерти. Эти люди летели умирать, и почему-то именно эта картинка – удаляющийся корабль, направленный к Земле, разрывает мне сердце, хотя умерли все, не только они. Я потеряла всех, кого любила и знала, человечеству пришел конец, но именно эти радостные лица, возбужденные разговоры о будущем, о доме – вот что для меня самое больное.