Конечно, дед не поверил ни одному моему слову. Он больше верит медицинским справкам, чем рассказам живых людей. Но я его не виню. Жизнь у него была тяжелая, ему сначала пришлось воспитывать маму, а потом и моего старшего брата. Никому бы такого не пожелала.

– Ты смелая? – спросил меня Лихо, когда мы встретились в следующий раз.

– Наверное, нет, – ответила я.

Я могу испугаться громкого неожиданного звука. Или цвета, который, с моей точки зрения, не подходит окружающим его цветам. Или перестановки мебели. Или изменения прически. Или… Но я никогда не знаю, почему это страшно.

– Ты смелая, – убежденно сказал он. – Иначе бы мы не встретились у этого дома.

– Это важно? – спросила я.

– Хочу тебя кое-куда пригласить.

– На свидание?

– Хм… Можно и так сказать.

– Я бы хотела пойти с тобой на свидание.

– На кладбище?

– Почему нет? Я была там… недавно.

– Я знаю, – ответил он.

Все это знают. Все знают, что я та самая Розамария, у которой была мама и старший брат, которые погибли в аварии, которую устроил старший брат, который пошел на обгон в неположенном месте, в котором был слепой поворот, из-за которого выскочил джип, в котором никто не пострадал. Потом их обоих похоронили на местном кладбище, потому что людей с фамилией Коваль принято хоронить только там, даже если они жили за много сотен километров. А Розамария получила только синяк от ремня безопасности и теперь вынуждена жить с дедом, которого она не видела со своих четырех? пяти? И она совсем не горит желанием торчать затычкою в какой-нибудь щели, потому что гореть надеется в крематории. Я не умею правильно распознавать эмоции людей. Поэтому читала все это в каждом из окружающих меня лиц.

– В полночь? – спросила я.

– Почему в полночь?

– Не знаю. Я думала, свидания на кладбище принято назнача