Buch lesen: «Пустынный странник»

© Елена Галлиади, 2021

ISBN 978-5-4483-4962-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все события, описанные в этой книге, являются лишь фантазией автора, который ни в коей мере не призывает к совершению подобных экспериментов над собой, а лишь просит немного задуматься о смысле жизни.

Cherchez la femme.

Ищите женщину.

 
Париж, багеты, круассаны, пекарь Жак,
Прекрасный кофе, вид на Сену из окна,
В шкафу висит отличнейший пиджак,
А в сердце гробовая тишина.
И мысль уйти куда-то вдаль,
Махнув с Монмартра городу в последний раз.
Уйти, чтоб растопить печаль.
Не ждать, бежать, немедленно, сейчас…
 

Глава 1

Не знаю, какой чёрт дёрнул меня на этот поступок. Возможно, я буду бесконечно жалеть, но пока меня захлестнула волна дикого восторга. Я купил верблюда у местного торговца. Несмотря на моё отличное знание арабского и местных обычаев, этот хитрец меня всё же обманул. Да и Бог с ним, не в моих правилах жалеть деньги. Меня зовут Поль, и я решил провести десять дней в пустыне, преодолев примерно четыреста километров по песку, переваливаясь через барханы. Совершенно спонтанно, проснувшись утром и распахнув окно, я пришёл к решению купить билет на самолёт и сделал это незамедлительно. Перед этим я промучился всю ночь, я не мог спать, вспоминая её карие глаза, которые смотрели на меня с осуждением. Слишком часто я видел в них именно осуждение, упрёк и обиду. Видимо, пришло время наконец отдохнуть друг от друга. Да и навалилась какая-то непонятная апатия и тоска, всё моё существо жаждало смены обстановки и встряски сознания и самосознания. Я улетел на следующий день, ни слова никому не сказав. Я терпеть не могу самолётную еду и всю дорогу проспал, а после пересадки в Эр-Рияде бесцельно смотрел в иллюминатор, поэтому вышел из самолёта голодный и, как только выбрался наконец из аэропорта в город, накинулся на местную дрянь с превеликим удовольствием, совершенно не задумываясь о том, что к кофе неплохо было бы употребить круассан именно из той самой пекарни… Ничего, я с пребольшим удовольствием съел порцию местной каши, которая называется забавным словом бургуль, выпил кофе и закусил финиками. Я понял, что в Париже я становлюсь бесконечно избалованным. Я выбираю, где мне выпить кофе, какой багет взять домой, и ворочу нос от всего. В поездках дело обстоит иначе. Я не обращаю внимания на условия жизни и на наличие тех самых круассанов. Перекусив в местной забегаловке, я отправился на поиски необходимых мне вещей и верблюда. На закупку всего необходимого ушёл практически весь день, и лишь ближе к вечеру я стоял на пороге Руб-эль-Хали. Порог пустыни – это, конечно, громко сказано, но песок уже уходил за горизонт. Мысль о предстоящем приключении наполняла меня такой необходимой энергией, и я потянул верблюда. К слову сказать, скотина досталась мне редкостная, во всех смыслах этого слова. Он был молод, упрям и чертовски своенравен. Есть прекрасная арабская поговорка: «Верблюд – живое доказательство милосердия Бога к человеку». Видимо, Бог решил, что милосердия я не достоин. Так или иначе, при всей моей любви к этим гордым животным, он не испытывал ко мне ни капли уважения. Но в пустыне без верблюда никак, я это знаю по личному опыту, и никто не сможет меня переубедить, так что придётся нам терпеть друг друга эти десять дней, а затем я его продам. Имя у верблюда Малик, что значит правитель… ну посмотрим, кто тут у нас правитель. Немного поспорив со мной и потаращив глаза, видимо, в надежде меня напугать, Малик всё же поплёлся рядом, судя по выражению морды проклиная и меня и свою верблюжью долю. Песок шуршал и скрипел, стало очень приятно на душе, просто от того, что наконец я вырвался из круговорота будничных забот, и нет никаких посторонних звуков, кроме шороха песка. Руб-эль-Хали великая песчаная пустошь, которая всегда манила меня, но никогда, ни разу у меня не возникало возможности побывать именно здесь. Это коварное и опасное место, где температура днём может достигать пятидесяти шести градусов по Цельсию, а говорят и выше, сам же песок раскаляется гораздо сильнее. Не так много людей отваживаются путешествовать здесь пешком, это крайне опасно. Слишком мало оазисов, слишком жёсткие условия. Я ушёл сюда не с целью проверить свой организм на прочность, а с целью найти себя и покопаться в тёмных закоулках своей души. Мой организм проверяется на прочность с завидной регулярностью, а вот к собственным чувствам я обращаюсь крайне редко. Возможно, и не обращался бы никогда, если бы не эти жгущие душу взгляды. Пришло время разобраться в себе, и, на мой взгляд, пустыня то самое место, где можно неплохо помучить себя, свой мозг и свою душу. В закатных лучах я ощутил себя пришельцем на Марсе. Песок этой пустыни богат железом и потому окрашен в оранжево-красный цвет, что создаёт некое ощущение нереальности происходящего. Малик несколько раз попытался меня пнуть, и мы пошли немного быстрее. Я решил, что поговорю с ним позже, хотелось бы до темноты устроиться на ночёвку. Мы преодолели примерно десять километров, не больше, но я выдохся, Малик этому немало способствовал своими капризами. Я уже начал задумываться о том, чтобы вернуться и взять джип, но всё-таки передумал, мне не хотелось никакой цивилизации. Я развёл костёр, Малик раздул ноздри и вопросительно на меня посмотрел. Я полностью снял с него багаж, чтобы он тоже мог отдохнуть. В отсветах костра он казался величественным, ему действительно очень подходило название «корабль пустыни» и невероятно шло его имя.

– На самом деле, ты прекрасный верблюд, – сказал я ему по-арабски, заваривая чай. Я решил, что он привык к арабской речи и, может, так будет чувствовать себя спокойнее рядом со мной. Малик раздул ноздри и фыркнул.

– Так и есть, я не подлизываюсь, – продолжил я, – ни разу не встречал такого хорошо сложенного верблюда. Ты рождён быть вождём верблюдов, их царём. Ты можешь быть Наполеоном среди верблюдов.

При этих словах мне показалось, что Малик посмотрел на меня так печально, что я решил не упоминать при нём Наполеона больше никогда. Затем я пил мятный чай, а Малик тянул носом воздух. Я дал ему немного сухих мятных веток, он остался доволен. Было невообразимо тихо, лишь потрескивал костёр и немного посапывал верблюд. Температура воздуха стала опускаться, я поближе придвинулся к костру. На небе зажглись звёзды. Их было бессчётное множество, такое величие Вселенной можно увидеть лишь далеко за городом, в море, но в пустыне звёзды кажутся особенно близкими и такими яркими, что невозможно оторвать взгляд. Я устроился на неширокой циновке и смотрел в небо. Появилась мысль, что, наверное, я зря никого не поставил в известность и просто-напросто сбежал, детский поступок. Мари, видимо, будет переживать. Родители вряд ли про меня вспомнят за эти десять дней, они чаще озабочены лишь собой, наше общение минимально. Они вспоминают про меня, когда я получаю какую-нибудь прибыль. Я задумался о них. Они любили друг друга, это был неоспоримый факт, но им совершенно был не нужен я. Никогда. Сказать, что это тревожило меня? Ничуть. Как только мне исполнилось восемнадцать, мне указали на дверь, в прямом смысле слова. К тому времени я уже подрабатывал и смог позволить снять небольшую комнату у добрейшей мадам Жюли. Она опекала меня до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать шесть. К этому времени я окончил университет, устроился на работу учителем и смог позволить себе снять целую квартиру. Смешную и очень маленькую, но всё-таки квартиру. На учёбу я заработал себе сам, работая по ночам в пекарне, подрабатывая грузчиком и официантом по вечерам в одном небольшом ресторане. Было тяжело, но я справился, желание получить образование было достаточно сильным. Родители не появлялись в моей жизни довольно долго. К тридцати годам я начал неплохо зарабатывать, не сказать, что всё было законно, но финансовый вопрос оказался решённым, и я бросил учить бедных детей уму-разуму, после чего открыл небольшую типографию, она процветает и поныне. Однажды я совершенно случайно встретил своего отца, он оценил мой костюм, и на следующий день они с матерью появились на пороге моей новой квартиры, которую я приобрёл в собственность. Я дал им некоторую сумму, предварительно напоив кофе, после чего они пропали на месяц. Так продолжается до сих пор. Печалит ли меня это? Нет. Более того, я редко задумываюсь о моих с ними взаимоотношениях. Сейчас вспомнил, глядя на звёзды. Смешная детская история. Отец называл звёзды лампочками Бога и говорил, что он зажигает их много-много на небе, чтобы ночью ему было видно, что делают непослушные дети. Я никогда не верил ни в лампочки, ни в Бога.

Малик лёг, подогнув под себя ноги, и не отрываясь смотрел на меня. Я разглядел на его носу шрам, ещё когда покупал его. Прежний владелец бил его вне сомнения. Жалость сжала мне сердце, я поднялся и подошёл к нему, Малик насторожился.

– Послушай, – сказал я ему, – не переживай, не в моих правилах лупить верблюда. Ты парень с характером, да и я не подарок, в общем, сработаемся. А потом я найду тебе очень хорошего хозяина.

Я аккуратно провёл рукой по тёплому верблюжьему носу. Малик странно посмотрел на меня, скосив глаза, но мне показалось, что мой спокойный голос и арабская речь его успокоили. Я вернулся к себе на циновку и подмигнул ему. Он фыркнул. Не уважал он меня.

Как только последние лучи солнца утонули в песке, пустыня ожила. Мелкие и крупные ползучки вылезли из своих укрытий. Я уже видел нескольких скорпионов, которые пробежали не так далеко от нас, и очень надеялся, что рядом не живут змеи. Меня однажды уже кусала змея, повторения не хотелось. Да и, скорее всего, я не успею добраться до цивилизации. Лучше о дурном было не думать, и я снова уставился на звёзды. Каким маленьким может показаться человек, если представить себе необъятность Вселенной. Все эти проблемы и переживания кажутся мизерными по сравнению с вечностью и бесконечностью пространства, мы действительно лишь песчинки в безбрежном море. Интересно, кто-то хоть иногда задумывается над этим? Конечно задумывается, но явно не мой сосед со второго этажа, жирный Жак. Такой напыщенный идиот, не побоюсь этого слова. Считает себя центром вселенной, а по факту не представляет из себя ничего. Владелец небольшой булочной на перекрёстке. И что с того, что он выглядит внушительно? Посмотрел бы он на эти звёзды и понял, что он жалкая букашка, и, возможно, перестал хамить каждому встречному и изображать из себя великого человека. Великий-то в нём разве что вес, килограмм сто пятьдесят величия. А наглости, самодовольства раз в сто больше. Что я вдруг вспомнил про него? Да просто он мне не нравится, постоянно норовит прижать мою машину на парковке и вечно хамит Мари, изображая из себя святого. Не слишком ли часто она остаётся в доме мужчины, не будучи замужем за ним? Да его какое дело? Тоже мне, старушка-монашка! Последнюю фразу я сказал вслух. Малик с интересом посмотрел на меня.

– Это не про тебя, – отмахнулся я.

Звёзды смотрели на меня и грустно мигали, понимая, что я опять размышляю о мелочах. Ну да Бог с ними, со звёздами. Все эти планеты, спутники, метеориты, газовые туманности… Я не заметил, как заснул. Проснулся я от того, что кто-то меня толкал в плечо и отвратительным голосом вопил Малик, даже не знаю, что меня разбудило раньше. Открыв глаза, я увидел перед собой автомат Калашникова, не самое приятное зрелище, когда в свете костра, находясь один в пустыне, видишь автомат. Я уставился на человека с автоматом. Нет, он мне им не угрожал, но он у него был, этого было достаточно, чтобы ощутить неприятное давление в груди.

– Do you speak English¹? – спросил он.

Некоторое время я не отвечал, не зная, как отреагировать. Я его изучал. Агрессивности он не проявлял, а выглядел как типичный бедуин: высокий, суховатый, одет в белый бурнус, такой плащ с капюшоном, и куфию, закреплённую на голове шнурком. Но калашников меня определённо смущал.

– Что тебе надо? – спросил я по-арабски.

И тут вмешался Малик. Никогда не думал, что верблюды такие коварные животные. Перестав истошно вопить, он незаметно приблизился к нашему ночному посетителю и со всей верблюжьей мочи укусил его в шею.

– Accidenti²! – закричал по-итальянски бедуин.

Я был немного удивлён и поспешил успокоить Малика.

– Говоришь по-итальянски? – спросил я бедуина, который продолжал разрывать ночную тишину проклятиями. – Дай посмотрю, ого, до крови прокусил! Да ты сам виноват, нечего подкрадываться к спящим верблюду и человеку посреди пустыни.

Я говорил по-итальянски не хуже, чем по-французски.

– Чёрт, ты тоже итальянец? – спросил бедуин. Он достал спиртовую салфетку и протирал место укуса.

– Нет, я француз, – ответил я.

– Извини, что напугал тебя, у тебя не найдётся водички? Так пить хочу, вчера весь день не пил, вода закончилась.

– Найдётся, – ответил я и протянул ему стакан, куда отлил из нашего стратегического запаса немного воды.

– Спасибо, – ответил он и принялся потихоньку пить воду, видимо, растягивая удовольствие.

– Далеко ли до города? – наконец допив, поинтересовался он.

– Нет, не далеко, примерно пятнадцать километров.

– Отлично, – ответил он и замолчал.

– Как тебя зовут? – поинтересовался я.

– Фабио, – ответил он.

Похоже, он не особо стремился распространяться на свой счёт.

– Я Поль, очень приятно, – продолжил я. – Что ты делаешь в пустыне?

– А ты? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ничего, я просто приехал…

– Я тоже… ничего, – сказал он, сделав некоторую паузу перед словом «ничего».

Я снова покосился на автомат, но решил вопросов не задавать. Действительно, что может делать человек с автоматом в арабской пустыне, ничего.

– Здесь очень красиво на закате и на рассвете, – сказал он, – днём пекло страшное, вчера чуть не умер. Ночью холодно. Мне надо в город, нужно кое-что купить, вчера у меня застряла машина в песке, к северу отсюда, завтра вернусь за ней. И воду разлил случайно, как назло.

– Ясно, – сказал я и решил, что совершенно не хочу задавать вопросов.

– Говоришь по-арабски? В этих местах это полезно. Я не говорю, поэтому в городе приходится изображать немого. Особенно в некоторых кварталах, ну ты меня понимаешь.

«Странный он, этот Фабио», – подумал я и ничего не ответил.

– Верблюд у тебя бешеный, – продолжил он. – Далеко собрался?

– До оазиса, – ответил я, не особенно вдаваясь в подробности.

– Ясно, ладно, пойду я, хочу до жары успеть в Шарура. А ты будь осторожен, змей тут немерено, да и песчаные бури не подарок! – сказал Фабио и, развернувшись, ушёл в направлении города. Вскоре не стало слышно звука его шагов. Малик фыркнул.

– Согласен, – сказал я. – Странный тип. А ты, мой друг, молодец!

Я решил выпить кофе, пришлось немного расшевелить костёр, он начал уже угасать. Малик снова улёгся, подобрав длинные верблюжьи ноги, и следил за тем, что я делаю. Он напомнил мне кота на кухне, который вот так внимательно смотрит, что делает его хозяин. Забавно, но у меня никогда не было кота, хотя я испытываю очень тёплые чувства к этим животным. Видимо, мой образ жизни не может позволить держать дома хоть какого-то зверя. Возможно, когда я обзаведусь семьёй, у нас будет кот или собака, за ними будут присматривать жена и дети, а я буду их баловать, бывая дома. На самом деле я часто в отъезде, и, скорее всего, не будет у меня никогда ни жены, ни детей. Я начинаю скучать в Париже уже спустя пару недель после возвращения домой и снова ищу возможность уехать. Я много где бывал и попадал в разные истории, поднимался в горы и уходил в моря, я уже не раз бывал в пустынях, приключения манили меня со страшной силой. Из всех моих женщин Мари держалась рядом со мной дольше всех, мы были вместе уже три года, это буквально мировой рекорд отношений. Никто не выдерживал моих спонтанных желаний сбежать подальше. Но своими путешествиями я не только развлекался, я ими зарабатывал, правда об этом мне совершенно не хотелось бы распространяться. Да и моё нынешнее желание уйти в пустыню совсем не было связано с заработком, скорее просьба души.

Я отхлебнул кофе и посмотрел на восток. Небо окрашивалось в рыжий, солнце было готово вынырнуть из песка и начать нещадно палить, в надежде уничтожить любое проявление жизни здесь в Руб-эль-Хали. Не выспавшийся, но всё же достаточно бодрый, я нагрузил Малика и потушил костёр. Мы отправились вглубь пустыни.

Глава 2

Солнце палило так, что мне казалось, у меня где-то в глубине плавятся кости. Малик ничего, стойко терпел и жару, и мои стоны. Несколько раз за день мы останавливались пить, верблюд по пути жевал встречающиеся колючки, но их становилось всё меньше, чем дальше мы пробирались вглубь песков. Иногда встречались ящерицы, все остальные обитатели поспешили укрыться в своих норах, глубоко в песке. Было очень тяжело дышать, и мне было не до размышлений о жизни, я мечтал лишь о том, чтобы скорее наступил вечер. Время от времени я забирался на Малика и устало висел на нём.

В какой-то момент налетела буря. Солнце потускнело, и на горизонте появилось небольшое тёмное облако, которое начало увеличиваться в размерах, буквально пожирая голубое небо. Поднялся жгучий ветер, и Малик потянул носом воздух. Стало ясно, что нам не избежать проблем, сейчас песок будет повсюду. Мы забрались повыше на бархан, и я усадил Малика, он слушался и не вредничал. К счастью, верблюды очень хорошо приспособлены к подобным погодным условиям. Я намазал нос вазелином, смочил свою куфию водой и обмотал лицо и голову, надел очки, затем сел и прижался к Малику. Волна песка накрыла нас, не было не видно ничего, абсолютно. Повсюду был песок, небо заволокло, сразу потемнело, как будто наступили сумерки. Однажды мне уже пришлось переживать песчаную бурю в Сахаре. Нас было трое, я и двое моих друзей. Когда налетел песок, мне повезло быть рядом с верблюдом. А друзья мои так и остались навсегда в песках пустыни, я их больше никогда не видел. Самое главное правило – не разделяться и держаться вместе до тех пор, пока буря не пройдёт. Мы разделились с самого начала, в результате выжил я один, видимо, просто потому что просидел всё время, прижавшись к верблюду. Большинство песчаных бурь скоротечны, длятся всего несколько минут, но этого бывает достаточно, чтобы погибнуть, ведь в круговорот песка поднимаются и камни, и другие тяжёлые предметы, которые с огромной скоростью несутся в воздухе и готовы пробить вам голову, становится невозможно дышать, потому что воздух наполнен пылью и песком, который проникает везде, легко можно задохнуться и остаться погребённым под песком навсегда. Очень часто буря сопровождается молниями, так что не стоит забираться на высоту, если они есть. Нам с Маликом повезло, обошлось без вспышек, и буря прошла за двадцать минут. В какой-то момент стало абсолютно невозможно дышать, мне казалось, что от жгучего воздуха я начал терять сознание. Подумалось, что если и есть ад, то он выглядит примерно так. Раскалённый песок вперемешку с раскалённым воздухом, ощущение, что вдыхаешь пламя. Всё кончилось так же неожиданно, как началось, ветер ослаб, унося песок дальше по пустыне. Малик завозился, я поверил ему, всё-таки в таких делах у него гораздо больше опыта. Спустя некоторое время я развязал куфию. Песок всё равно проник повсюду, на зубах скрипело.

– Ну и в передрягу мы попали! – сказал я Малику, он даже не стал фыркать и, вытянув шею, понюхал мне лицо.

Когда прояснилось, мы двинулись дальше. Спустя несколько километров увидели завязший в песке джип. Никого не было рядом, а саму машину изрядно засыпало песком. Я понял, что это джип Фабио. Пришлось немного повозиться, чтобы открыть дверцу, но спустя некоторое время мне это удалось. Я открыл бардачок и обнаружил то, что и ожидал – пистолет. Это был австрийский Gloсk семнадцатой модели. Патроны лежали там же. Удовлетворённо хмыкнув и подмигнув Малику, я забрал пистолет, патроны, закрыл бардачок и дверь машины, присыпав её песком.

– Это никогда не помешает, – сказал я вслух. Возможно, себе, а возможно, и верблюду, после чего мы продолжили путь дальше.

В настоящее время в пустыне проложены дороги, но как ни крути Руб-эль-Хали настолько обширна, что они есть далеко не везде. Это великая пустошь, на которой смело можно затеряться. Я искал уединения и свой путь прокладывал именно по территориям, где полностью отсутствует цивилизация или намёк на неё. Время от времени по пути встречались следы от шин, это говорило мне, несмотря ни на что я не одинок здесь. Искатели приключений и лихие люди никогда не переведутся на Земле, так что стоит быть осторожным, если я хочу живым вернуться домой.

Мы шли около десяти часов. Время от времени я отдыхал, забираясь на Малика. Дорога осложнялась тем, что приходилось преодолевать барханы, некоторые навскидку были высотой порядка двухсот пятидесяти метров, настоящие небоскрёбы пустыни. Это было чертовски тяжело даже с моей хорошей физической формой. По пути нам встречались колодцы, я заранее узнал про их местонахождение, это очень важно в пустыне не остаться без воды. Под песками Руб-эль-Хали спрятаны несколько рек, поэтому глубина залегания вод невелика, порядка десяти метров, и это большое благо. Мы пили везде, где попадался колодец, но в одном месте Малик понюхал воду и фыркнул, что-то ему не понравилось. Я понюхал и ничего не понял, но Малик упорно отказывался её пить, скорее всего, она была не так хороша, поэтому я решил ему поверить и воздержаться от питья. Оказаться в пустыне одному – это большое испытание, и я ни за что не посоветовал бы проводить подобные эксперименты человеку, который ни разу не сталкивался с песчаной пустошью. Как я уже говорил, кое-какой опыт у меня уже был. Мы провели в пустыне Сахара около трёх недель втроём, и пять дней я в одиночку выбирался оттуда. Это был последний опыт, я бывал и в других пустынях. Оазисы в пустыне редки, и это большое счастье, если на вашем пути встречается клочок земли с водой, которая пробилась на поверхность песка, и несколькими жалкими пальмами, в тени которых вы можете укрыться и отдохнуть. Есть и огромные оазисы, которые уже превратились в города. Здесь в Саудовской Аравии основное население сосредоточено в городах, которые образовались вокруг оазисов и в оазисах. Но есть и бедуины, которые ведут кочевой образ жизни. Некоторые районы пустынь до сих пор не исследованы и не изучены, даже бедуины не доходят туда. Да и у меня нет такой цели. Цель просто побродить по песку и изучить свои мысли и чувства. Ведь это практически невозможно сделать в городе, особенно когда ты погружаешься в пучину дел. Необходимость в уединении я чувствовал с детства и время от времени прятался в саду, забираясь в куст жасмина, сидел там пару часов и размышлял о жизни. А вот сейчас я бреду по пескам великой пустыни, и это доставляет мне огромное удовольствие. Какое-то чувство свободы греет душу, в то время пока солнце уже прожигает твои внутренности. На удивление Малик не вредничал больше, видимо, понял, что назад пути нет, и я не обменяю его на джип. Мне хотелось бы думать, что он стал мне доверять, но иногда он так таращил на меня глаза, что подобные мысли довольно быстро улетучились из моей головы. Несомненно, мне с ним повезло, он был достаточно молод, здоров и вынослив, а это самое главное.

Когда мы наконец остановились, чтобы устроиться на ночёвку, я понял, что совершенно обессилел, мало спал ночью, перед этим был большой перелёт, новое место и множество забот, начиная с покупки провизии и необходимого снаряжения и заканчивая верблюдом. Я кое-как разгрузил Малика, он был счастлив оказаться свободным от своей ноши. Недалеко был колодец, поэтому мы напились вволю, я набрал воды в чайник, развёл костёр и заварил мятный чай. Малик приноровился таскать у меня мятные ветки, но я не возражал, ему же тоже хочется вкусненького, тем более что до благодатного зимнего периода, когда пустынная земля покроется зеленью, ещё далеко. Зимой верблюды отъедаются до такой степени, что не просто жиреют, а начинают болеть. Некоторые местные скотоводы бывают вынуждены перевязывать им морды, чтобы верблюды не ели. Так что я отлично понимал, если Малику дать волю, он спокойно съест мой десятидневный запас и про запас мятных веток для чая и даже не поперхнётся.

Температура воздуха начала падать, и я в полной мере ощутил голод. В отличие от верблюда, я не ел по пути колючки и соответственно задумался о том, чего бы мне съесть. Я с интересом посмотрел на Малика.

– Знаешь, – сказал я ему, – ведь ваши бедуины едят верблюдов, а ты ничего такой, упитанный!

Мне показалось, что Малик посмотрел на меня, как на идиота, с некоторой жалостливой печалью. Затем он отвернул голову и фыркнул в свойственной ему манере.

– Да понял я, понял, глупая была шутка, прости… – сказал я, чтобы как-то реабилитироваться. Малик никак на меня не отреагировал. Правильно, нечего связываться с недоумками.

Я разгрёб багаж, достал котелок, который подвесил на треногу над костром. Вышло неплохо. С готовкой в походных условиях я знаком, но мне довольно часто бывает лень что-либо делать. Дома готовит Мари, или мы ходим в ресторан, так что за три года я порядком избаловался, готовил только в путешествиях. У меня были с собой консервы. Я достал фасоль, говядину, всё перемешал в котелке и добавил туда же размоченные сухари, посыпал сушёной травой из пакета, который приобрёл на рынке в городе. Понятия не имею, что за трава была внутри, но пахло приятно. Женщина, которая продала её мне, сказала, что кладёт это в мясо, получается вкусно, вот я и купил, о чём ни капли не пожалел, когда попробовал это произведение кулинарного искусства. Малик смешно морщил нос, ему, видимо, не очень нравился запах. А мне понравилось, я съел всё с удовольствием. С собой у меня был ещё сыр, чем-то похожий на бахль, это своеобразные молочные консервы, если можно так назвать. Его готовят из кислого верблюжьего молока, делают творог, а затем солят его, разделяют на части, придают форму шара и высушивают. Если размочить его в воде, получается довольно сносно, но самый главный его плюс состоит в том, что его очень удобно брать с собой в дорогу. Размочив небольшой круглый шар, похожий на яйцо, и попробовав его вприкуску с сухарём, я был приятно удивлён. Действительно очень вкусно, намного вкуснее того, что я пробовал до этого. Сытый и довольный я лёг боком на циновку и медленно потягивал чай. Мне было очень лень убираться после готовки и еды, но я отлично понимал, что остатки еды могут привлечь непрошеных гостей. Поэтому, немного повалявшись, я всё же вымыл котелок и ложку, вычистил чайник. Окатив себя водой, я надел чистое бельё и удовлетворённо вздохнул. Уже похолодало, стоило развернуть палатку и достать спальный мешок, но меня совершенно разморила еда, и навалилась невероятная усталость, я лёг на циновку и уставился в звёздное небо. Малик немного побродил и устроился рядом, подогнув под себя ноги и изящно вытянув шею. По песку шуршали скорпионы. Возможно, мне показалось, но у колодца я встретил жабу, наподобие земляных, которые водились у нас в саду. Но, возможно, я и ошибался. Я задумался о том, насколько человек, живя в городе, привык не замечать иной жизни. А вокруг нас полно живых существ, которых одолевают свои заботы. Мы слушаем птиц в парке, но мы их не замечаем, видим голубей, но настолько привыкли к ним, что они для нас больше предмет городского интерьера. В этом мире несчётное множество живых существ, с которыми мы делим место на планете, и очень глупо не считаться с их существованием. В свете костра я разглядел ночную гостью. Изящно рассекая песок плавными боковыми движениями, приползла змея. Я немного насторожился. Отлично понимая, что она не нападёт на меня просто так, всё-таки я внутренне напрягся. Малик раздул ноздри. Я лежал на боку и не отрываясь смотрел на неё. Она устроилась на другой стороне костра, сложив длинное тело зигзагом. Яркие белые пятна отчётливо выделялись на гибком теле, это была песчаная эфа. Небольшая змейка, длиной около семидесяти сантиметров, крайне опасна для человека, не стоит её тревожить. Летом змеи в пустыне предпочитают охотиться с наступлением сумерек, так как дневные температуры зашкаливают, приходится прятаться от палящего солнца в песке и камнях. Вот и эта красотка выползла с целью найти себе ужин. Её не пугал треск костра и наше с Маликом присутствие. Ещё бы, это ядовитейшая змея, на её счету большинство погубленных человеческих жизней. И всё же она прекрасна. Чешуйчатое изящное тело и внимательные глаза. Иногда у меня возникает непреодолимое желание погладить подобную тварь, вот и сейчас буквально зачесались руки. Малик фыркнул достаточно громко, и змея повернула голову в нашу сторону. Прелесть. Жаль, у меня нет с собой фотоаппарата, я бы извернулся и сфотографировал её. Эта помесь красоты и опасности поднимала во мне волну дикого восторга. Немного приглядевшись, я обратил внимание на её глаза. Из-за темноты зрачок был расширен, но всё же они были карие, это можно было разглядеть в отсветах костра. Тот, кто считает, что змеи скользкие и противные, глубоко ошибается. У них нежнейшая кожа, по которой невообразимо приятно провести рукой. Я гладил множество змей, но они не были ядовиты или каким-то образом опасны, как та кобра с удалёнными ядовитыми железами, которую я гладил в Индии. Но и печальный опыт встречи со змеёй у меня имеется. Несколько лет назад мы не поделили дорогу с чёрной мамбой в Малави, когда я заинтересовался древними цивилизациями на юго-востоке Африки. Мы с несколькими, скажем так коллегами, посетили место, где были найдены артефакты, принадлежащие культуре Нкопе у реки Шире. Там я и познакомился с чёрной мамбой. Она укусила меня за ногу, но я был виноват сам, слишком невнимательно себя вёл, в результате чего чуть не лишился жизни. В память о нашей встрече у меня остался совершенно жуткий шрам и полное отсутствие желания бродить по земле не глядя. Наша гостья некоторое время изучала нас, а затем уползла в ночную прохладу. Я поднялся и погладил Малика, которому крайне не нравилось присутствие змеи.

– Ну вот, видишь, она уползла по своим делам, не стоило беспокоиться, – сказал я и решил всё же разложить палатку, чтобы можно было спрятаться от всяких ползучих и летающих тварей, закрывшись на молнию. Пока я смотрел на змею, я вспомнил историю одного путешественника, который, проснувшись, обнаружил на своей груди пригревшуюся гадюку. Мне бы не хотелось такого сюрприза.