Buch lesen: «Сверх отпущенного срока»

Татьяна Устинова
Рояль в кустах!

«Читая детектив, скажем, за завтраком, ко второй чашке кофе точно знаешь, кто убийца», – это придумал Рональд Нокс, создавший десять заповедей классического детектива. Известно также, что в романе не должно быть китайца, привидения, неизвестного яда и более чем одного потайного хода!..

Новая книга Екатерины Островской «Сверх отпущенного срока» не нарушает ни одного завета достопочтенного англичанина. И тем более невероятно, что вся история – совершеннейший рояль в кустах!..

А как иначе? Нас, читателей увлеченных, последнее время ничем не проймешь! Мы стали привередливы и слишком разборчивы. Тут автор «недожал», здесь «недокрутил», там «недостаточно запутал следы», да и вообще «не верю!»! Получите! Екатерина Островская разом заткнула нас, читателей, за пояс, написав новый невероятный детектив – «Сверх отпущенного срока»!

Как можно создать интересную и сложную детективную историю, построенную на совпадениях, да так, чтобы ни разу не дать маху? Я не могу вообразить, как в кристаллическую решетку железной логики уместить цепочку превосходно-неожиданных совпадений. А у Екатерины Островской это получается талантливо и почти что виртуозно. «Сверх отпущенного срока» – захватывающее, абсолютно новое чтение, способное удивить даже самого искушенного читателя.

Для меня совершенной неожиданностью явилось открытие, что роман «Сверх отпущенного срока» – на самом деле трогательная история про старых друзей и большую, странную семью, которая воссоединится несмотря ни на что! Мы-то с вами знаем, что Екатерина Островская мастер возвращать «надежду там, где надежды нет». Потому что герои ее детективов – обыкновенные живые люди, которым очень нужны друзья, семья и надежда.

А еще Екатерина Островская – большая выдумщица, интриганка и плутовка – не боится допущений и условностей. Если подобрать правильную дозировку, они действительно пойдут на пользу любому детективу! Ей удалось почувствовать, что хороший детектив – это не история про настоящее расследование взаправдашнего убийства, а всего лишь игра – увлекательная, запутанная, безусловно, опасная и очень азартная. И мы, благодарные читатели, верим в эту игру и, захлебываясь от восторга, сбивчиво пересказываем друг другу сюжетные перипетии новой книги.

Сейчас я как раз буду сбивчиво пересказывать сюжет. Ну, в двух словах! Когда актер Алексей Дальский, ветеран Чеченской войны, соглашается стать двойником олигарха Потапова, то и не подозревает, насколько опасной может оказаться эта странная и простая на первый взгляд работа. Лимузин Потапова взорван, сам олигарх погиб, и теперь Алексею придется как никогда убедительно играть свою роль, потому что это единственная возможность во всем разобраться, высвободиться из липкой паутины лжи и козней, угомонить разбушевавшегося злодея, который, как всегда, оказался не тем, за кого себя выдавал. И помощи Алексею ждать неоткуда! Разве что автор снова чего-нибудь выдумает!.. И Екатерина Островская выдумывает нам на радость!

В салоне микроавтобуса было накурено и душно. Привычный к подобной атмосфере водитель, позевывая, управлял автомобилем, никуда не торопясь, стараясь двигаться со скоростью потока. Впрочем, движение на трассе было не особенно плотным, а потому микроавтобус летел достаточно быстро, разбрызгивая снежную кашу. Трое пассажиров переговаривались негромко, перебрасываясь фразами лишь для того только, чтобы занять себя хоть чем-то на все время пути. Возле водителя сидела молодая женщина в слегка потертой лисьей шубке – вполне обаятельная и раскованная особа: еще не дама, но уже пытающаяся подчеркнуть свой статус – статус человека, уже кое-чего добившегося в жизни. На пассажирском сиденье расположилась пара – пятидесятилетний господин в новом пальто и девушка, держащая его под руку так бережно, словно надеялась удержать своего спутника, если вдруг случится крутой поворот или резкое торможение.

– Мы очень долго искали натуру, – объясняла господину в пальто женщина в лисьей шубке, – хотели найти тихое место, чтобы народу было поменьше и вообще…

– Чтобы на оцепление не тратиться, – кивнул ее собеседник, – а то, когда у нас кино снимают, каждый дурак пытается в кадр попасть…

– Не только поэтому, – возразила женщина, – просто по сценарию дело происходит в тихой деревне на берегу реки…

Микроавтобус сбросил скорость и, проехав немного, остановился.

– Кажись, приехали, – объявил водитель, – все три полосы забиты. Если ДТП, то это надолго…

– Там что-то горит, – негромко произнесла девушка, продолжая держать двумя руками рукав пальто своего спутника. А тот, приподнявшись немного, посмотрел через лобовое стекло.

– Изрядно дымит, – согласился обладатель нового пальто, – пока не погасят и завалы не разгребут, точно с места не тронемся.

– Какие завалы! – возразил водитель, – две-три машины столкнулись, – трасса-то скользкая… Сейчас их оттащат… Хотя вон сколько полиции и вообще…

Он недоговорил, потому что мимо микроавтобуса уже пробегали люди, стремящиеся поближе разглядеть то, что случилось на трассе, над которой уже зависал вертолет, выбирая место для посадки.

Водитель опустил стекло и высунул голову наружу. Наконец он увидел подошедшего ко впередистоящему автомобилю человека и обратился к нему:

– Что хоть случилось?

– Кого-то взорвали, – ответил тот, – лимузин какой-то на куски, две машины сопровождения всмятку, встречная фура под раздачу попала – в ней, говорят, тоже никто не выжил… Вспыхнула фура, как…

– А кто в лимузине был? – встрепенулся водитель.

Но его собеседник лишь пожал плечами.

– Никто ничего не объясняет. Но полиции там столько! Говорят, что все руководство МВД сейчас прилетит…

Водитель поднял стекло и обернулся к своим пассажирам:

– Ну, вы все слышали сами: так что стоять будем долго, если нас не развернут и не направят по встречке…

– Ужас какой! – вздохнула женщина в лисьей шубке.

– Узнать бы, кого грохнули, – вздохнул водитель и обвел взглядом пассажиров, словно ища их одобрение, – может, радио включить? Вдруг сообщат, кого и за что… Как-то не хочется в неведении сидеть. Если это взорвали того, о ком я подумал сейчас, то что получается тогда – новые выборы, что ли? Лично мне эти обещания светлой жизни уже надоели. Смотрю на их рожи в телевизоре, а они все ла-ла-ла… Лапшу вешают…

– Сеня, – прервала его рассуждения женщина в шубе, – ты уж поосторожней, что ли…

И посмотрела на господина в пальто.

– Пусть говорит, – кивнул тот, – мне до этого никакого дела нет: артисты каждой власти нужны. Театры никто никогда не закроет. Хотя, как говорится, весь мир – театр.

Господин в новом пальто посмотрел на девушку и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. Потом погладил ее плечо и шепнул:

– Я вдруг ни с того ни с сего Лешку Дальского вспомнил. Как он там со своим чесом? Небось, сидит сейчас в клопами проеденном номере захудалой гостиницы, пьет кислое пиво или стирает носки в умывальнике и не ведает даже, какие дела нынче перед нашими глазами происходят… Сейчас бы мы с ним здесь! Зачем он вообще из театра ушел?

Часть 1

Глава 1

Алексей уже взялся за бронзовую ручку двери, но отпустил, застыв на пороге. Тяжелая дверь так и осталась полуоткрытой. На улице не было ничего интересного: две девочки лет четырнадцати стояли возле репертуарной афиши и поглядывали на приотворенный служебный вход театра. Вытягивая шеи, обе пытались рассмотреть того, кто должен появиться из полумрака на свет. Выходить расхотелось, и не потому, что Алексей понимал – поджидают не его, просто средь бела дня идти ему было некуда и незачем. Он притянул створку, но та поддалась не сразу, а посопротивлялась немного. Странно, Дальский только сейчас обратил внимание на эту особенность двери служебного входа, хотя служит в театре без малого одиннадцать сезонов.

За стеклом будки вахтеров вязала свитер семидесятилетняя Серафима Петровна, которую все обычно называли по имени – Сима. Не отрываясь от своего занятия, старушка произнесла:

– Ну, чего застрял? Ты уж или туда иди, или здесь оставайся, а то сквозняк мне устроил.

На лицо Алексея легла горькая усмешка. Когда тебе тыкает коллега, пусть даже совсем молоденький, это нормально: в театральном мире все братья, но когда тебя ни во что не ставит вахтерша, становится обидно. К тому же наводит на неприятные размышления.

– Поскольку ты тут еще, – добила его Сима, – почитай приказы, а потом распишись в журнале, что ознакомлен. Теперь все будете расписываться, директор приказал.

Алексей подошел к доске объявлений, ничего приятного для себя не ожидая: когда распределяют роли, почему-то всегда забывают, что есть в театре такой актер, как Дальский. Не первый год ему ничего не предлагают. Хорошо еще, сохраняют в репертуаре три старых постановки классических пьес и одну современную, про одинокую красивую девушку. В них он занят, пусть и во вторых составах, зато роли не самые маленькие. Хотя, как известно, маленьких ролей не бывает.

Взгляд пробежал по приказам и объявлениям. Непосредственно Алексея касалось лишь одно сообщение: «За систематическое нарушение трудового режима, выраженное в полном пренебрежении к репетиционному процессу, объявить выговор…» Дальше шли фамилии прогульщиков: Карнович, Плотников, Семиухов. Но первой, конечно, стояла фамилия Дальского. Вероятно, он попал во главу этой банды по алфавиту.

Алексей попытался вспомнить, кто такие Плотников и Семиухов, но не смог. И обернулся к будке вахтерши. Сима склонилась над своим вязанием, из-за стойки торчала лишь ее седая макушка. Тогда Дальский сорвал приказ, скомкал и сжал листок в кулаке, продолжая как будто с интересом разглядывать информацию. Кое-что вызывало радостное недоумение – например, поздравление режиссера театра Вадима Карновича с пятидесятилетием и присвоением ему почетного звания заслуженного деятеля искусств. Удивительно: на одной доске Вадику и выговор, и поздравление.

Был там еще один замечательный приказ – в пункте первом актрису театра Викторию Соснину поздравляли с двадцатипятилетием и желали новых творческих достижений, а в пункте два награждали ее премией в размере месячной ставки. Для молоденькой актрисы такая премия разве что моральное поощрение – Вика не вылезала со съемочных площадок, на телеэкранах страны с утра до вечера шли сериалы с ее участием. В театре же она была занята всего в одной постановке – как раз в той про умную, скромную и красивую одинокую девушку, которая сидит в свой день рождения дома и страдает от отсутствия любви, а к ней приходят чередой разные знакомые, заставляя именинницу мучиться и страдать еще больше.

Дальский играет в этом спектакле роль пьяного гаишника, который заявляется в приличный дом в уличной форме со светоотражателями на рукавах и брючинах, садится за стол, достает из-за пазухи бутылку виски, делает затяжной глоток, морщится и произносит проникновенно: «Нет у меня с тобой будущего, Аня! У меня сегодня отобрали права. А ведь я любил тебя. Но не судьба, видно». В ходе действия персонаж допивает бутылку, пытается заснуть, уронив голову на стол, но потом к героине забегает лучшая подруга и уводит завидного жениха с собой.

От Сосниной даже на сцене за версту несет дорогими духами. Та актриса, что изображает лучшую подругу героини, однажды выволокла пьяного гаишника Дальского и, едва они оказались за кулисами, тут же начала материться на предмет того, что Вике надо вести себя скромнее, к тому же у некоторых может быть аллергия на «Мажи нуар»…

А это еще что такое среди объявлений и приказов?

«Дальский, собака, верни сто рублей!»

Алексей быстро сорвал бумажку, тоже скомкал и зажал в другом кулаке. Затем вернулся к стеклянному «скворечнику», в котором продолжала вязать свитер Сима. На стойке лежала раскрытая амбарная книга с разграфленными листами в клеточку. Алексей вписал свою фамилию и оставил свой росчерк, мол, ознакомлен с приказами.

– А теперь то, что сорвал со стены, верни на место, – приказала Сима, не поднимая глаз от будущего свитера.

– Это личное, – возразил Дальский, достал из кулака скомканную бумажку, разгладил ее и показал вахтерше.

– Кому же ты сто рублей должен? – поинтересовалась старушка. И сама же ответила: – Судя по почерку, Вадику Карновичу. Но ему можешь не возвращать, все равно он их пропьет.

– Да не должен я ему ничего! – попытался оправдаться Алексей. – Просто однажды…

– А что у тебя во втором кулаке? – прервала его Сима.

Дальский разжал пальцы и отдал комок вахтерше.

– Расправь и пришпандорь обратно на доску, – приказала старуха.

– Это тоже личное, – объяснил Алексей.

Сима начала разглаживать листок, потом перевернула его и замерла в недоумении: перед ней лежал чистый, хотя и мятый листок бумаги, на котором не было отпечатанного приказа. И вообще ничего не было.

– А где…

– Усе бы так трудились, как вы, Серафима Петровна. Давно пора усем так же, как вы… Сами усе прекрасно понимаете, невзирая на лица… тогда бы у нас усе было, а мы сами усе были бы у этой передовой позиции…

Данный монолог Дальский произнес голосом директора театра Долгополова. Вахтерша вздрогнула и оглянулась. Никого рядом с Алексеем не обнаружилось, и все равно Сима перешла на шепот:

– Талант! Ты один такой в театре, а другие – дураки тупые… Не переживай, у тебя все впереди еще.

– Кстати, а кто такие Плотников и Семиухов? – вспомнил Алексей.

– Семиухов – осветитель, Плотников – рабочий сцены.

– М-да, – расстроился Дальский, узнав, что его наказали одним приказом с осветителем и рабочим.

Он снова взялся за бронзовую ручку и тут услышал, как Сима произнесла вслед:

– Тут недавно позвонили и спросили, в театре ли ты. А я вспомнить не могла и дала им номер твоего мобильного. Подумала, вдруг с киностудии какой звонят?

Глава 2

Девочки по-прежнему стояли возле репертуарной тумбы. Когда Алексей приблизился к ним, школьницы вдруг встрепенулись и стали тыкать друг дружку острыми локотками.

«Неужели хотят у меня автограф попросить?» – удивился актер.

Одна из девочек шагнула навстречу.

– Вы не скажете, Виктория Соснина скоро освободится?

– Думаю, Вика ангажирована надолго, – вздохнул Дальский, – к тому же вряд ли сейчас находится в театре.

– А где же тогда? – поинтересовалась вторая девочка.

Алексей пожал плечами.

– Мало ли в России спонсоров.

Прозвучало глупо и зло. Неужели он позавидовал чужой популярности? Или разозлился от того, что старуха-вахтерша, увязшая в своем свитере и маразме, сказала, что у него все впереди?

– Кто это? – раздался за спиной Дальского девичий шепот.

– Тоже артист, он недавно в сериале олигарха играл. Его убили еще во второй серии, но дядька предварительно все деньги на жену перевел, и на нее начали охотиться. В роли жены, кстати, Соснина была. У нее красная спортивная машина, и…

Алексей уже не слушал.

«Ты один такой», – сказала Сима. Нет, неправда. Таких, как он, много, даже слишком много. Хотя в театральном училище Дальский оказался далеко не случайно.

Его отец был актером, и, по театральной традиции, Алексея должны были называть Алексей Дальский-младший. Или Алексей Дальский-второй. Но не называли. И даже не из-за того, что традиция канула в Лету, а потому лишь, что молодой Алексей Алексеевич Дальский как актер ничего из себя не представлял. В детстве, правда, снялся в нескольких фильмах, в тех, где участвовал отец. А позже отец же отвел сына в театральное училище, которое заканчивал сам и в котором теперь его бывший однокашник набирал свой собственный курс. Дальский-младший ничем не выделялся, разве что мог имитировать голоса, походку и манеры преподавателей. Умел, даже не открывая рта, изобразить любого человека достаточно узнаваемо.

Понятно, что телефонными розыгрышами Леша занимался постоянно. Однажды позвонил на вахту студенческого общежития и голосом ректора училища попросил позвать к телефону студентку второго курса Веронику Соснину. Старшая сестра будущей звезды слезоточивых российских сериалов оказалась девушкой наивной и очень доверчивой. Да и как тут было не поверить, когда народный артист и театральный бог басил в трубку:

– Милочка, не знаю, к кому и обратиться, но вдруг вспомнил ваш этюд на вступительных экзаменах, где вы изображали молодую тигрицу. И очень, я вам скажу, неплохо изобразили. Так вот, милочка, ко мне тут друзья должны нагрянуть, а в магазин я не побегу – квартиру-то не бросишь. Не могли бы вы мне букет цветов для гостей привезти? И бутылочку коньяка прихватите. Коньяк армянский, «Ахтамар» называется. А цветы любые, но чтобы пахли роскошно. Возьмите такси, милочка, чтобы не задерживать уважаемых людей. И потом поухаживайте за нами сегодня. Вы представляете меня в роли подающего на стол? «Кушать подано, господа!» Лично я не представляю. Ха-ха…

У Вероники денег не было вовсе, но она пробежалась по комнатам общежития и заняла. За коньяком и цветами помчались подружки, умирающие от зависти, Вероника же тем временем укладывала волосы, гладила блузку и тряслась от страха и восторга.

Народный артист оказался дома и сам открыл дверь. Только что у него состоялся тяжелый разговор с женой. Правда, говорила только жена, а теперь она плакала где-то в глубине квартиры.

Ректор появился на пороге в пурпурном парчовом халате.

– Вот, – произнесла скромная второкурсница, протягивая букет белых лилий и бутылку коньяка. – Все, как вы хотели. Я готова поухаживать сегодня за вами и выполнять ваши прихоти.

– Сволочь!!! – пронзил квартиру и все мировое пространство женский вопль. – Он своим бабам уже дома свидания назначает!

– Вон, – спокойно и красиво пробасил народный артист. И повторил, поморщившись: – Вон!

Затем ректор начал закрывать дверь.

– Не попадайтесь мне больше на глаза!

Вероника рыдала всю ночь. Умные подружки сообщили ей, кто ее так подло разыграл, только девушке от этого легче не стало. Она потеряла веру в людей, в свое будущее, и жить ей больше не хотелось. Леша приходил, конечно, извиняться, но его не впустили.

Весь следующий день Соснина тоже плакала. А рядом сидели подружки, у которых она заняла деньги, и следили, чтобы Вероника не выпрыгнула в окно.

К вечеру, когда у жертвы обмана уже иссякли слезы, в дверь комнаты постучали. На пороге стоял ректор. Он обвел взглядом собравшихся и кивнул обомлевшим от созерцания театрального божества подружкам:

– Ступайте гулять, милочки.

Народный артист проследил, чтобы девушки надели пальто, потому что на улице было прохладно, затем проверил, не остались ли любопытные подружки за дверью. После чего подошел к кровати, на которой замерла несчастная и обманутая Вероника, прикрывавшая уголком одеяла распухшее от многочасовых рыданий лицо.

– Вчера вы приходили ко мне с коньяком, – вспомнил ректор. – Та бутылка еще жива?

– В тумбочке, – еле слышно прошептала несчастная и обманутая.

Неожиданный гость опустился на стул, наклонился и достал из тумбочки бутылку «Ахтамара». Откупорил и проверил чистоту двух стоящих на тумбочке чайных чашечек. Наполнил каждую до половины.

– Давай-ка, милочка, выпьем за наше с тобой здоровье.

Вероника кивнула, схватила чашку двумя руками и стала делать мелкие глотки, словно пила не коньяк, а горячий чай. Ректор осушил свою чашку залпом и вновь заговорил:

– Сегодня ко мне приходил некто Дальский, который признался во всем и покаялся. Я, конечно, Дальского накажу, уволю…

– Нет, – выдавила Вероника, у которой горло сдавила горечь, а грудь жег огонь, – не выгоняйте его, Леша добрый и очень талантливый.

– Думаешь? – усмехнулся народный артист. – Я, естественно, попросил его показать, что он тебе наговорил. Действительно, смешно. И похоже.

– Да, – кивнула Соснина.

Ректор налил еще коньяка, на сей раз себе больше половины чашки, а Веронике совсем чуть-чуть.

– Ну, милая, давай теперь за наше служение Мельпомене… Кстати, знаешь, почему ее изображают с палицей в руке?

– Нет, – испугалась своей необразованности Вероника.

– Потому что она лупит ею самых преданных своих слуг. Ладно, Дальского я оставлю на курсе, а вот сам уйду. Администратором быть – это не по мне. Короче, тут один столичный театр остался без руководителя, попытаюсь проникнуть туда главным режиссером. Я ведь там прослужил почти два десятка лет. Так что будем считать, что отношения подчиненности между нами теперь отсутствуют. Я хочу извиниться перед тобой за свою вчерашнюю грубость. Поднимайся, собирайся: мы посетим ресторан ВТО.

– Не могу, – прошептала Вероника, – я очень плохо выгляжу.

– Тогда поедем в «Арагви».

– А ваша жена?

– Надеюсь, там ее не будет. К тому же мы договорились развестись. У меня это будет четвертый развод, у нее – второй. К тому же ей есть куда идти: ее молодому другу двадцать семь, она старше его ровно на десять лет, и он балетный.

Леша Дальский в тот вечер не поехал домой, остался в общаге, чтобы проникнуть в комнату Вероники и умолить ее простить его. А пока сидел в комнате бурята Цыдынжапова и пил пиво с хозяином. За стеной кто-то гонял на магнитофоне взад и вперед одну и ту же кассету «Бонни М», Лешке приходилось кричать, чтобы Цыдынжапов его слышал. А хотелось говорить постоянно, чтобы хоть кто-то понял, насколько он раскаивается.

Было уже за полночь, когда к ним в комнату ввалилась не совсем трезвая Соснина. Вероника глупо улыбалась, и на ее покрасневшем лице светились двумя неправильными кругами вокруг глаз зеленые тени с серебряными блестками.

– Всем сидеть! – приказала второкурсница и помахала своему отражению в большом настенном зеркале.

После чего икнула и извинилась:

– Простите меня, мальчики. Я была в этом… как его… в «Арагви». А потом еще где-то. Ты, Леша, не бери в голову, ты ни в чем не виноват. А то сидишь тут и на всю общагу орешь, какой ты негодяй. А я, между прочим, очень даже счастливая… ик… – Вероника обернулась к Цыдынжапову. – Вот ты, Володя, когда родился, уже знал, кем быть. Или твои родители знали, потому что у тебя дедушка народный артист.

– Прадедушка, – уточнил Цыдынжапов.

– Какая разница! – махнула рукой Соснина, чуть не упав при этом. – У Алешки папа заслуженный артист, и он сам с детства в кино снимался. Все вы такие… А у меня мама поваром в заводской столовой работает, а отца вовсе нет. Я учусь, сестра еще маленькая, маме одной крутиться приходится…

– Поваром – это хорошо, – заметил Володя Цыдынжапов, – с голода не умрете.

– Не умрем, – согласилась Вероника.

Она вдруг обхватила шею Дальского руками и – стала сползать вниз. Лешка с помощью Цыдынжапова усадил сокурсницу на кровать.

– А ведь ты мне очень нравился. Если честно, я в тебя даже влюблена была. Но теперь – все!

– А что случилось-то? – поинтересовался Цыдынжапов.

– Не скажу. Но все равно, спасибо тебе, Леша…

Училище Соснина все-таки закончила. Только годом позже Дальского, потому что из-за рождения ребенка брала академический отпуск. И сразу после окончания училища вышла замуж за бывшего ректора, а тот не хотел, чтобы его жена была актрисой.

Алексей по распределению оказался в московском театре. Правда, его сразу предупредили, что ролей он может не дождаться, а если и потребуется что-то изображать, то лишь шаги за сценой. Театр был старый и заслуженный, актеры в нем тоже заслуженные, и вводить молодежь в состав исполнителей значило бы отодвинуть тех, кто создавал славу коллектива. Зато не запрещалось дружить с киношниками. Дальский вскоре получил предложение сыграть роль молодого лейтенанта в полнометражной ленте и успел даже отработать свои эпизоды. А потом, после съемок, но еще до озвучивания картины, его на год призвали в армию.