Падение Империи Гутенберга

© Екатерина Грицай 2018

© ООО «СУПЕР Издательство», 2018

* * *

Уж коли зло пресечь,

собрать все книги бы да сжечь.

А.С. Грибоедов «Горе от ума»

Удушающе жаркая августовская ночь нависла над городом. Он был полон жизни и не спал. Большие города не засыпают просто потому, что солнце закатилось за горизонт. На ярко освещённых улицах шумели автомобили и прохожие. Из ресторанов и клубов слышались людские голоса и музыка.

Внезапно всё смолкло. Умерло в одно мгновение. Как будто некая точка в пространстве за долю секунды всосала в себя все звуки вокруг. Никто не успел осознать это изменение, а звуки уже вернулись обратно. Вернулись всё разом грохотом чудовищного взрыва, потрясшего всю округу. Эхо от него ещё не стихло, а на одной из центральных улиц гигантским факелом пылал большой особняк. Выглядело это как прямое попадание авиабомбы. Кое-кто тогда так и подумал. Оказавшиеся поблизости люди замерли, уставившись на столб дыма и огня, взвившийся над взорванным домом. Перед ними в оранжевом пламени чернел чёткий силуэт «Империи Гутенберга» – самого крупного книжного магазина города. Его высокие стрельчатые окна-витражи сияли самыми невообразимыми цветами, оплавляясь и осыпаясь от жара – по какому-то капризу судьбы их не вышибло взрывной волной. Собравшиеся вокруг стояли как изваяния, будто околдованные. Между ними металась женщина в вечернем платье и что-то кричала. Никто не обращал на неё внимания. Тогда она повернулась к пожару и кинулась прямо в пламя, туда где горели остатки исковерканных взрывом входных дверей… Но адский жар просто отшвырнул её от здания, не дав приблизиться на опасное расстояние. Женщина упала, задев одного из стоявших рядом людей. Мужчина как будто очнулся и медленно повернул к ней лишённое выражения лицо. Потом, пытаясь перекрыть рев огня, заорал:

– Вам помочь?

Она стала ему отвечать, но из-за шума он сначала ничего не разобрал.

– Они там! Внутри! – наконец стало слышно хоть что-то. – Я только на минуту покурить вышла! – она бросилась на асфальт лицом вниз и зарыдала.

Мужчина какое-то время просто стоял, не зная, как реагировать – ему казалось, что прошёл час, хотя на самом деле меньше минуты.

– Там что, люди были?.. – прошептал он себе под нос. Потом мигнул, потёр лицо рукой, как после долгого сна, и вдруг, дико оглядевшись, заорал:

– «Империю Гутенберга» спалили!

Его выкрик положил конец мёртвому безмолвию присутствующих.

Людей как будто ударили. Засуетившись, они стали звонить пожарным и знакомым. Засветились экраны мобильных телефонов – очевидцы лихорадочно занялись съёмкой редкого зрелища.

Пламя стремительно разрасталось. Не прошло и пяти минут с момента взрыва, а от горящего магазина уже все разбежались, гонимые накатывавшими волнами невыносимого жара. Вдалеке взвыли сирены пожарных машин…

Той ночью магазин «Империя Гутенберга» сгорел дотла. Но, как оказалось, не только он один. Ночью там никого не должно было быть, но, тем не менее, спасатели извлекли из-под завалов останки более сорока погибших. В воздухе висел один вопрос: что случилось?

Пока магазин ещё горел, многие считали, что это просто какой-то дикий несчастный случай. Но уже под утро стало абсолютно точно известно, что «Империя Гутенберга» вместе со всеми людьми внутри была взорвана намеренно.

Разобраться в происшедшем пытались все, кому не лень. В то время, пока эксперты и следователи копались на пепелище, всевозможные ясновидцы, колдуны и ведьмы доказывали, что им приходили видения и являлись таинственные знаки, разгадав которые, трагедию можно было предотвратить. На их счастье, к ним особо не прислушивались. Большинство считало их в лучшем случае обладателями слишком буйного воображения.

Но был человек, который на самом деле имел представление о том, что должно было произойти. По некоторым причинам он не смог никого об этом предупредить. Знание это так и осталось тайной, пока не стало слишком поздно.

А ведь начиналось то адское лето совсем не в огне и дыму. Ими оно закончилось. А вот июнь был крайне дождливый и холодный. Дожди шли практически круглосуточно, и к концу первого летнего месяца синоптики авторитетно заявляли, что он был самым дождливым холодным июнем за всю историю метеонаблюдений. Но факт рекорда мало радовал мокрых и озябших жителей города. Они злились. Злились от бесконечных потоков воды, капанья, журчания и огромных луж.

Все началось именно тогда. В один из самых беспросветных, самых дождливых дней…

…На улице Обвалова, одной из центральных улиц города, мокрой и серой от дождя, толкаемый спешащими мрачными прохожими, стоял мужчина. Он провёл уже немало времени под навесом какого-то маленького ресторанчика, не обращая внимания ни на мелькавших мимо людей, ни на их раздраженное бормотание, когда они пытались на скорости обойти его. Неровно подстриженные тёмные волосы человека уже давным-давно вымокли, мятая футболка и линялые джинсы – тоже. А он всё стоял у ресторана и, не мигая, смотрел через улицу на здание напротив. Иногда человек вздрагивал, когда капли дождя добирались до него под узким тентом, но ни разу не отвёл взгляда от здания книжного магазина, находившегося через дорогу. На него, так или иначе, обращали внимание абсолютно все, кто проходил мимо. Этот дом сложно было не заметить.

Высокие окна, угольно-чёрные стены, огромные двери, тяжеловесная лепнина – всё это делало «Империю Гутенберга» самым значительным и знаменитым зданием в городе, можно сказать, его визитной карточкой. Его изображение с удовольствием печатали на кружках, майках, магнитах, тетрадях, пакетах, которые потом скупали многочисленные туристы, приезжавшие в город часто только для того, чтобы взглянуть на этот магазин.

Если бы погода была хорошей, то человек, стоявший напротив магазина, делил бы место с многочисленными фотографами и художниками, стремившимися запечатлеть образ этого примечательного особняка.

Конечно, больше всего в облике здания людей восхищали его огромные витражи, украшавшие весь первый этаж. Высотой они были в два человеческих роста каждый. В тёмное время суток они освещались изнутри мощными лампами, отчего казалось, что эти картины из разноцветных кусков стекла светятся сами по себе. Их было шесть: по три с каждой стороны от единственных входных дверей.

На двух верхних этажах окна были уже самые обычные, забранные толстыми крепкими решётками. Но и наверху было на что посмотреть. Под самой крышей шёл карниз, как будто поддерживаемый странными на вид существами, расположившимися под ним на равном расстоянии друг от друга. Их часто сравнивали с химерами с известного собора во Франции, и, в принципе, сходство было. Но эти монстры казались даже ещё более древними, чем статуи собора средневековой постройки. Они были больше похожи на языческих идолов древности. В отличие от нижних этажей, которые ремонтировали чуть ли не каждые пять лет, опасаясь за витражи, маленькие чудища, вцепившиеся в карниз, сохранялись в своем первозданном виде уже лет пятьдесят. И никто ни разу не предлагал подновить их или подкрасить. Впечатление создавалось такое, что их стараются просто не замечать. Как будто обратить к ним взор – плохая примета. Если судить по выражению их странно человеческих морд, они были этому факту весьма недовольны и свирепо смотрели на проходящих внизу людей, как будто выбирали, на кого плюнуть.

В целом, если бы не вывеска, извещающая всех о том, что здание является книжным магазином, со стороны незнающий человек назвал бы его культовым сооружением, построенным некими малоизвестными религиозными фанатиками. Даже массивные ступени, ведущие к единственному входу внутрь, со стороны больше походили на подъём к месту жертвоприношения. Их было всего пять, но они были очень узкие – то ли из-за замысла архитектора, то ли из-за того, что тротуар в том месте был такой ширины, что в ряд могли пройти не больше трех человек, и широкие подходы к магазину строить было просто негде. Кроме узости, ступени были ещё и очень высокие – поневоле каждый, кто хотел войти в магазин, замедлял шаг перед тем, как начать подниматься, иначе с них можно было сорваться – это не раз случалось, особенно зимой. Со стороны казалось, что люди почтительно замирают перед тем, как войти в какой-нибудь собор.

Именно на монстрах остановил свой взгляд человек под навесом, и лицо его при этом постоянно менялось, выражая то неуверенность, то страх, то какую-то обречённую решимость.

В который раз за последние пять минут он посмотрел на уличные часы, висящие над его головой на столбе. Минутная стрелка долго стояла на одном месте, потом прыгнула на «12». Десять часов утра. Небольшая кучка людей, стоявшая у центрального входа в книжный, дёрнулась, сложила зонтики и всосалась внутрь – охрана открыла двери. Оторвавшись, наконец, от стены, мужчина втянул голову в плечи, сгорбился, тщетно пытаясь защититься таким образом от потоков дождя, перешёл узкую дорогу, всю забитую машинами, и оказался у магазина. С заметной неуверенностью он встал у стены и запрокинул голову вверх, рассматривая огромные окна и часто моргая, так как вода стала тут же заливать глаза. Поблескивавшие витражи «Империи Гутенберга», казалось, околдовали его.

Огромные витражные окна, которые всех так восхищали, находились довольно высоко от земли – их узкие подоконники были на уровне головы взрослого мужчины, и любоваться ими лучше всего было с противоположной стороны улицы. Если остановиться там и посмотреть прямо на фасад магазина, то можно было заметить, что слева направо по витражам читалась история появления книги в этом мире. Сюда приводили огромное количество экскурсий, и экскурсоводы давно зазубренным текстом рассказывали историю развития написания букв и иероглифов с целью передачи информации через написанное.

На первом витраже были изображены древние египтяне с пирамидами и сфинксом на заднем плане. Древние люди что-то записывали на свитках, стоя на берегу реки, заросшей папирусом. Над ними, протянув длинные тонкие руки к свиткам, как будто парила в небе одна из египетских богинь с головой львицы, над её головой был круглый диск, похожий на солнце. Картина напоминала древние изображения со стен египетских пирамид.

Второй витраж изображал средневековых монахов в феодальных декорациях, переписывавших толстые книги. Витраж был выполнен в стиле гобелена и производил бы более радостное впечатление, если бы не оранжевый с чёрным тон, в которых было выполнено всё изображение.

Витраж слева от входной двери показывал первый книгопечатный станок – рядом стояли его бородатые создатели и просматривали только что отпечатанный лист будущей книги. Типографский станок, стоявший перед ними, напоминал силуэт, как будто вырезанный из чёрной бумаги. Над людьми среди повторяющихся снова и снова узоров, похожих на колеса, расправила крылья большая красная птица, а внизу картины, как транспарант на демонстрации, справа налево тянулась надпись «Друкарь книг невиданных».

Справа от двери первые комсомольцы показывали книги толпе крестьян на фоне пашущих землю тракторов. Сверху этой картины была большая красная звезда, только опиралась она не на два луча, как обычно изображалось во всех книгах, а на один, из-за чего вид у нее был довольно странный.

Предпоследний витраж был самым страшным. Он изображал большой костёр, вокруг которого стояла толпа людей, державших руки в нацистском приветствии и кидавших книги в огонь. На заднем плане сквозь огонь хорошо просматривалась свастика. С этим витражом была связана череда скандалов, так как многие жители города считали, что она оскорбительна, и витраж необходимо снять. Или хотя бы замазать на нем оскорбляющий знак. Горожане заваливали жалобами местную управу и мэрию, но витраж пока никуда не делся, и никаких изменений на нём тоже заметно не было. Именно его чаще других витражей пытались разбить. Именно по нему стреляли из настоящего боевого оружия. Только он один привлекал к себе каждый день кучу туристов. А во всех буклетах, призывающих приезжих заглянуть в город, на всех сувенирах, фотография магазина была всегда с такого ракурса, чтобы было видно именно это изображение. Оно никого не оставляло равнодушным.

Последний, самый правый, витраж показывал современность – несколько человек, окружённых всевозможными компьютерами, ноутбуками и другими современными устройствами, но в руках они всё равно держали архаичные бумажные книги. Книжный магазин тем самым показывал, что книгу просто так не убьёшь. Никаким способом. Из всех витражей этот был единственным, который создали совсем недавно – буквально несколько лет назад. Раньше окно закрывал стальной лист, что под ним – никто не знал. Экскурсоводы на все вопросы отвечали, что первоначальное изображение было разбито вандалами, а на то, чтобы его реставрировать, собираются деньги. Деньги собирались уже лет сорок. Все привыкли к тому, что стальной щит никуда не убирается и стал как будто частью здания. У него даже было предназначение: половина щита была отдана под рекламу, на второй половине администрация магазина обычно вывешивала объявления обо всех проводимых мероприятиях. Убрали его внезапно и за один день, обнажив уже готовый витраж с компьютерами.

Промокший человек разглядывал витражные окна довольно долго с таким выражением лица, как будто пытался что-то вспомнить. По цветным стеклам текли ручейки воды. Казалось, что изображенные на картинах люди плачут. Мужчина тряхнул головой, почесал небритый подбородок и решительно подошёл к дверям. Тяжёлые, дубовые, эти двери были вторым после ступеней препятствием для тех, кто хотел попасть в магазин. Мрачные, выкрашенные тёмной краской, они казались вратами в царство зла, а не в храм знаний. Сколько ругательств было произнесено здесь теми, которых этими дверьми прижимало при входе, и не сосчитать. За ними была стальная вертушка с тугим ходом, как будто с неохотой пропускавшая людей внутрь. Её регулярно смазывали, она никогда не скрипела, но всё равно проворачивалась еле-еле. Другая такая же вертушка была установлена рядом с первой и выпускала людей обратно на улицу с ещё большей неохотой. Мокрый человек, как и многие до него, не с первого раза справился с этими стражами магазина, приложив значительные усилия.

Холёный охранник в костюме и галстуке весьма неприязненно посмотрел на вошедшего, но промолчал, узнав его. Он тут часто бывал. Человек тряхнул головой, и в разные стороны полетели капли воды. Толстые губы охранника дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.

Внутри магазина было светло. Пахло новыми книгами, находившимися везде, и, казалось, наблюдавшими за теми, кто проходил мимо. На первом этаже было четыре зала, разделённых между собой тяжелыми дубовыми дверями. Они никогда не закрывались, всегда были распахнуты и обычно были прикрыты всевозможными рекламными плакатами. Каждый из четырёх залов вмещал в себя несколько секций, где продавались книги самой разнообразной тематики.

Торговые помещения занимали два нижних этажа «Империи Гутенберга». Сверху был ещё один этаж, где располагались бухгалтерия, отдел кадров и спец-хранилище для особо ценных антикварных экземпляров книг. Туда же допускались «особые» покупатели, требовавшие «особого» к себе отношения – у магазина были специалисты, способные на заказ достать практически любое издание. По слухам, распускаемым злопыхателями, правоохранительные органы давно уже хотели проверить это место. Были подозрения, что некоторые книги для того, чтобы быть проданными покупателям, просто воровались.

Оказавшись внутри, человек сразу взял курс на лестницу, ведущую на второй этаж, оставляя на полу за собой мокрые следы. Поднимаясь по широким ступеням, одной рукой он держался за стену, закрытую красивыми пластиковыми панелями, имитирующими каменную кладку в средневековом замке. Даже на лестнице были книги, они лежали и стояли на специальных тумбочках, лепившихся к каждой ступеньке.

Книги занимали и все стены: они стояли на огромных – до потолка – стальных стеллажах, намертво прикрученных к стенам, закрывавших все окна, в том числе и витражи первого этажа. На этих стеллажах стояла и лежала львиная доля всех продаваемых «Империей Гутенберга» изданий. Из-за того, что изнутри не было видно даже кусочка улицы, посетители как будто теряли чувство времени и иногда часами бродили между полок, высматривая то, за чем пришли. Они брали то одну книгу, то другую, пролистывали несколько страниц, читали по строчке, откладывали книги в сторону и тут же переходили к следующим. Это было похоже на казино, где посетители так увлечены процессом, что совсем забывают об окружающем мире и о том, что в нем происходит.

Проходя мимо огромных стеллажей, заставленных книгами, человек не мог удержаться от того, чтобы не взглянуть на них.

Большие, как набитые канцелярские папки, маленькие, как спичечные коробки, толстые, тонкие, тяжёлые, лёгкие, шероховатые, гладкие… Со сверкающими глянцевыми обложками, над которыми трудились лучшие художники-иллюстраторы, и без картинок на обложках вовсе, со страницами серыми, как дешёвые газеты, и с мелованными и гладкими… Бестселлеры (всегда дорогие), ширпотреб (быстро разбираемый и непритязательного издания), бульварное чтиво (в основном в мягких обложках, второй раз такие книги не перечитывали), серьёзная литература – в тех секциях обычно пусто, альбомы по искусству, прекрасный отдел карт и путеводителей… «Империя Гутенберга» был не просто магазином с хорошим выбором. Он был лучшим книжным магазином в стране, прекрасным, как фантазия…

Поднявшись на второй этаж, мужчина сразу пошел в отдел фантастики и фэнтези. В десять утра там обычно уже сновали школьники-прогульщики, но было лето, каникулярное время, и секция пустовала, если не считать женщины-консультанта и молодого парня, державшего в руках две книги известного автора романов ужасов и, похоже, не знавшего, какую выбрать. Человек подошёл к ним вплотную и стал слушать их разговор, делая вид, что рассматривает содержимое шкафа с научной фантастикой – в жизни своей он не мог прочитать ни одной такой книги, от количества технических деталей сразу хотелось спать.

– Если Вам понравились его рассказы, могу посоветовать вот это. Живо написано, – хорошо поставленным, но немного монотонным голосом говорила женщина-консультант. – То произведение, которое у вас в руках – совершенно другое. Очень медленное разворачивание действия, – судя по её тону, разговор шёл уже минут десять.

– Мне надоели рассказы. Хочу что-нибудь подлиннее, – парень решительно тряхнул длинными нечёсаными волосами. Вместе с ними туда-сюда запрыгали свисавшие с шеи наушники.

– Тогда возьмите вот эту. Оторваться не могла, за несколько ночей прочитала.

– Вы советуете? Про что там?

– Про детей, которые побеждали чудовище.

– Страшно?

– Страшно интересно. Держит в напряжении.

– Тогда возьму её.

Парень прошел в сторону лестницы, сжимая в руках довольно увесистую книгу, на обложке которой мужчина успел заметить маленькую девочку с открытым от ужаса ртом. От парня пахло энергетическим напитком и жареной курицей.

Подождав и убедившись, что больше пока никто не нуждается в помощи консультанта, человек подошел к женщине и осторожно тронул её за плечо. Она обернулась.

– Макс? Что ты тут делаешь? – особой радости в её голосе слышно не было.

Макс неуверенно улыбнулся и ещё раз огляделся, будто боялся, что кто-то подкрадётся, чтобы подслушать. Он чувствовал себя виноватым, показавшись здесь. Он просто компрометировал сестру своим появлением и, зная это, всё равно пришел.

– Привет, Эмилия.

– Привет, привет. Что-то случилось?

Она хмурилась. Он к этому привык. Разница в возрасте между ними была в пять лет, причём Макс был старшим, но при взгляде на них обоих любой бы сказал, что старше Эмилия. В свои тридцать, обременённая двумя детьми, отсутствием денег на няню и двенадцатичасовым рабочим днём, она вполне выглядела на свой возраст. Лицо её, несмотря на косметику, выдавало безмерную усталость от всего вокруг. Кроме того, соблюдая условия работы в магазине, Эмилия всегда была в таких вещах, какие принято называть «офисный стиль одежды», не позволяла себе ходить с неухоженными ногтями или непричёсанной головой, за что ей можно было накинуть еще лет пять.

Макс был её антиподом. Меньше сестры чуть не на голову, для мужчины он был почти пигмеем. Угловатая фигура его, казалось, так и осталась в том времени, когда Максу было тринадцать, и он натыкался при ходьбе на мебель. Жидкая поросль на лице даже к сорока годам так и не превратилась хотя бы в надоедливую щетину, продолжая расти какими-то пучками, а джинсы и футболки, которым он никогда не изменял, сбивали ему ещё несколько лет. В итоге он выглядел как хлипкий инфантильный студент начальных курсов из тех, которых никогда не возьмут в армию. Такие там не нужны.

– Хотел у тебя кое-что спросить.

– Спросить? – Эмилия, казалось, не поверила ему. – Это важно? До вечера, пока с работы приду, подождать не мог? И с кем ты детей оставил, позволь спросить?!

– Важно. Опять забуду. Решил, пока помню, спросить сейчас. Мальчишки с тетей Таней. Она согласилась посидеть с ними, пока я отскочу.

Добросердечная тетя Таня, соседка из квартиры этажом ниже, всегда брала детей, с которыми некому было сидеть. Иногда у неё их было человек по десять, собранных со всего дома, пока родители занимались своими мнимыми или реально существующими делами. Когда-то давно она была воспитательницей в детском саду, и с тех пор чувствовала себя хорошо только тогда, когда вокруг были дети. Однако Эмилии всегда казалось страшно неудобным беспокоить её, и она оставляла вариант с соседкой на крайний случай.

Макс опять улыбнулся, чувствуя себя дефективным. Со стороны так подумал бы каждый, мелькнуло у него в голове – разве что слюни изо рта не текут. Эмилия смотрела на него соответствующе. Наконец, выразительно глянув на свои дешёвые наручные часы, она кивнула головой:

– Ладно. Говори, что у тебя там?

– Хорошо… – Макс внезапно разволновался под её строгим взглядом. Все слова, придуманные им по дороге, вылетели из головы. Он обозлился на себя, хотя знал, что если не успокоится, то забудет и оставшиеся.

– Хорошо. Не знаешь ли ты такой книжки… Мягкая обложка, но форматом побольше покетбука. Страниц четыреста, не меньше. На белом фоне стоит человек в таком костюме…

Он замолк.

– Ты за этим сюда пришёл?! – Эмилия нахмурилась ещё больше, и Макс понял, что она еле сдерживается от какого-нибудь грубого замечания.

– Да, – он заставил себя говорить спокойным, ровным голосом.

Эмилия тяжело вздохнула. Потом, видимо, решив, что самый простой способ избавиться от брата – это сказать ему то, что он хочет, спросила:

– В каком костюме?

– Ну… – он почувствовал, что потеет, как поросёнок, как будто стоит у школьной доски, абсолютно ничего не выучив.

– Знаешь, как в средние века. Нет, попозже. Мужик как будто в колготках и в шортах таких толстых, а воротник у него круглый, как у Пьеро… Во! Знаешь фильм «Двенадцатая ночь»? Вот в таком костюме.

Эмилия нахмурилась.

– Не припомню такой книги. А хоть про что?

– Не помню. Помню только что-то про перья…

Внезапно Макс вытянулся, как солдат на параде, а взгляд его стал как будто стеклянным. Эмилия прикусила губу. Опять…

У Макса такое бывало. С самого своего раннего детства она видела, как брат… как будто подпадал под какой-то мгновенный гипноз. Это всегда происходило неожиданно, не поддавалось прогнозам и было одной из главных причин, почему он не мог удержаться ни на одной работе, даже почтальоном на почте. Хорошо ещё, что обычно это долго не длилось.

Эмилия нервно огляделась. Главное, чтобы Макс не попал в поле зрения начальства. Ей повезло. Вокруг никого не было, кроме одиноко стоящего у дальнего стеллажа старичка, углубившегося в одну из книг Брэдбери. Одной рукой он держал перед собой том, открытый примерно на середине, а другой опирался на палку. На них с Максом этот клиент не обращал ни малейшего внимания. Она осторожно взяла брата за плечо и провела его в угол, где между двух шкафов была небольшая ниша, и консультанты там обычно прятались от руководителей, если хотели немного передохнуть. Пока она тащила туда Макса, он что-то бормотал. Как обычно, ничего из этого Эмилия не разобрала, только в самом конце Макс несколько раз повторил: «Унесёт ветром, как листья»….

Через несколько минут странное поведение Макса кончилось. Как обычно. Он ничего не помнил, выглядел крайне растерянным и виноватым. То есть больше обычного растерянным и больше обычного виноватым. Эмилия опять нервно осмотрелась. Старичок уже ушёл, оставив незакрытую книгу на одной из полок. У служебного хода наметилось оживление. Похоже, со склада подвезли ещё книги, значит, скоро она должна быть на рабочем месте во всеоружии. Она повернулась к брату и как можно более ласковым и спокойным голосом проговорила:

– Знаешь, не припомню я такой книжки. Может, она из новых? Давай я поспрашиваю на обеде у девчонок из других отделов. Может, книга у них засветилась?

– Да… – еле слышно прохрипел Макс, – если тебе не трудно, конечно.

– Совсем нет. А пока… Иди домой. Ты промок весь под дождем, смотри, простудишься.

Как и всегда, когда это происходило, она его одновременно и жалела и ненавидела. Изо всех сил стараясь вести себя как обычно при этих его… провалах, Эмилия делала ещё хуже, она чувствовала это.

– Долгова!

Даже не оборачиваясь, она знала, кто это. Зам директора Сергей Сергеевич Бочкин, которого за глаза все подчинённые звали Затычка. Это был высокий, седой уже мужчина с козлиной бородкой и цепкими маленькими глазками. Надо сказать, кличку свою он вполне заслужил. Где бы ни появлялся Бочкин, он непременно вставлял в разговор, который его не касался, какую-нибудь никчемную ремарку, портя собой и своими замечаниями любую беседу и любое общество. Зная его крутой нрав по части обнаружения консультантов, слоняющихся по магазину без дела, Эмилия схватила с ближайшей полки первую попавшуюся книгу, сунула её под нос Максу и, едва успев прочитать название на обложке, громким голосом проговорила:

– Возьмите вот эту. Как раз то, что вы ищете. Чисто мужское чтение, много натуралистичных сцен, никаких отвлечённых рассуждений.

Про себя Эмилия порадовалась, что именно эту книгу она читала. Причём целых два раза. Если Бочкин потом пристанет – а он иногда любил проверять так консультантов – она сможет рассказать сюжет.

Макс растерянно взял толстую книгу в руки, но быстро сообразив, в чём дело, стал листать её, как будто в самом деле знакомился с содержимым. Картинок в книге не было. Только на обложке был изображен лежащий на боку корабль, вмёрзший в лед. Эмилия повернулась к Бочкину и, твёрдо глядя ему в глаза, спросила:

– Да, Сергей Сергеевич?

– Там книги пришли, – несколько разочарованно сказал он, переводя взгляд с неё на Макса и обратно. Тот продолжал листать книгу и даже не удостоил начальника своей сестры вниманием.

– Уже иду, – предупредительно бросив взгляд на брата, Эмилия протиснулась между Бочкиным и стеллажом и устремилась к служебному выходу, откуда уже показались грузчики, сноровисто подтаскивавшие пластмассовые ящики, набитые новыми книгами и ставившими их один на другой.

– Девчонки! – заигрывающе бросил один из рабочих. – Гляньте, чего мы притащили! Эмка! Глянь! Про вампи-и-иров! Смотри, какие мальчики-зайчики!

– Ой, ступай ты на свой склад, – осадила его Карачарова из отдела иностранной литературы, – что ты всем свою глупость показываешь?!

Парень в долгу не остался:

– А тебе, Надюша, я и ещё чего-нибудь показать могу!

– Иди-иди.

Работник хохотнул и, умудрившись шепнуть что-то Карачаровой на ухо, скрылся за дверью служебного входа. Та с притворным смущением вдогонку велела ему убираться.

Приступая к выгрузке книг из ящика, Эмилия поняла, что боится. Боится так, что руки трясутся. И словоохотливый грузчик к этому отношения никакого не имел. Когда Макс так вот застывал и потом бормотал странные вещи, они потом… сбывались.

Обратно Макс снова пошёл пешком, ёжась от холодного не по сезону дождя и засунув руки в карманы так глубоко, как только мог. Можно было подъехать. Например, на автобусе. Но у него совсем не было денег. В карманах окоченевшие пальцы могли нащупать только фантики от жевательных конфет (их любили его племянники) и ключи от квартиры.

Мимо спешили люди. Макс всегда удивлялся скорости, с какой жители города перемещались по улицам. Они постоянно натыкались на гостей города – те с такой скоростью не перемещались. А спроси любого из них, он скажет, что вовсе никуда не опаздывает и не спешит. Скажет и помчится дальше.

Отойдя от магазина метров на сто, Макс оглянулся, трясясь. Любой, кто посмотрел бы на него сейчас, сказал бы, что Макс дрожит от холода. Если бы его самого спросили об этом, он бы сказал, что трясётся от страха.

«Я паникую, – мрачно подумал Макс, всматриваясь сквозь пелену дождя в очертания фасада «Империи Гутенберга», – мне страшно. Мне невозможно страшно. От этого места несет скорой бедой…какой-то неизбежностью… катастрофой… сплошной трагедией… Почему я ничего не помню?..»

Внезапно его сильно толкнули.

– Куда прёшь?! Глаза разуй! – странно высоким голосом крикнул ему размашисто прошагавший мимо здоровенный мужчина. На вытянутой руке он держал большой кожаный портфель, углом которого и ударил зазевавшегося Макса. Про себя тот подумал, что мужик имеет удивительное сходство с боровом. Пока Макс смотрел ему вслед, его толкнули ещё пару раз. Рассердившись, он обратил, наконец, внимание на окружавших его людей и стал лавировать между ними с ловкостью, говорившей о большой практике и о том, что Макс – местный житель. Это было, наверное, единственное, чем он гордился. Что он – местный. Он причастен ко всему этому городу. Здесь он родился, здесь ходил в пять разных школ, с трудом доучившись до девятого класса, когда мать решила, что с учением пора завязывать, здесь жил вместе с сестрой и двумя племянниками. Здесь был его дом.

Макс шёл по улице, наблюдая за обычной утренней сутолокой. Повторялось это ежедневно, кроме, пожалуй, воскресений, когда большая часть многочисленных офисов в этой части города была закрыта. Тут всегда были жесточайшие пробки из-за старых узких улочек, заставленных машинами. Днём проехать куда-нибудь было равносильно подвигу даже летом, а уж зимой из-за снега езда по городу в этом районе и вовсе напоминала пытку, медленную и изощрённую. На тротуарах царила вечная суета, как и на проезжих частях: огромные толпы народа без конца сновали в клубах вечной пыли, скрипевшей на зубах, или в невозможно жирной чёрной грязи, если приходила зима и выпадал снег. Или в потоках воды, как в этот день. При этом жизнь здесь никогда не замирала, напоминая о себе постоянно. Ругань, драки, термоядерные взрывы музыки в ночных клубах, вопли сигнализаций на машинах в неурочное время… Макс шёл по городу, и всё это успокаивало его, настраивало на более мирный лад, обуздывало панику.