Zitate aus dem Buch «Записки prostitutki Ket»

Дункан Маклауд Ой, ну как они меня затрахали, бесстрашные эти! Вот пришел один с утра. (И не спится же, ну!) Разделся, помылся, лег. Давай, говорит, без презика будем. Извини, отвечаю, без презика не трахаюсь. Начинает ныть: «Ну чтооо ты, я же чиииистый, я ничем не болею…» И смотрит, блин, собачьими глазами. А мне пофиг, говорю, чистый ты или грязный. Без презика мы не будем. Ноет: «Ну почемуууу… Ты что, боииишься? Я чиииистый, у меня ничего нееет». Слушай, говорю, у тебя что, это на лбу написано? Нет? Ну и все! (Как меня это слово вообще бесит – «чистый»!) Лежит. И ни туда, и ни сюда. И ноет: «Ну давааай, я чистый, у меня же женааа. Я чиистый, ты мне что, не веришь?» Сочувствую жене. Тут меня поддостало. Короче, говорю, верю. У тебя ничего нет, а у меня, может, есть. Не думал, нет? Подумал, отвечает: – Ты врешь, ты тоже чистая, это ж видно. Как это видно?! Как, блин? Как меня достали эти Дунканы Маклауды! Что за идиотизм такой у этих людей? Забыл, куда пришел, что ли? Он че, считает, что он бессмертный?.. Подумал и аргумент выдал (он, наверное, думал, что меня это убедит): – У меня в резине плохо стоит. А я вот к девочке раньше ходил, она мне всегда без резины давала… Ну я же говорю – дебил. Вот он что, реально не понимает, что если девочка согласилась с ним без резины, то она точно так же могла за два часа до него с кем-то еще согласиться. А ему – привет, букет! Жене принесет. И хорошо, если то, что вылечивается. Меня это уже злить начало. Говорю, мол, давай или с резиной, или будем прощаться. Морду скривил, согласился. Натянули, все дела. Ставит он меня раком. А я ж тоже не дура, ноги расставила, смотрю, что он там сзади делает. Так этот падлюка стоит и резину стягивает! Думал, что быстро, что я ничего не замечу! Ну ж, блин! Я встала. Так, говорю, все, на фиг. Собирайся, и вперед к своей девочке, к мальчику, к кому хочешь. Мне такой цирк не нужен. Стоит, улыбается как дурачок. Я ему вещички подала и выпроводила. Ушел перекошенный. Морально вымотал. Вот бывают же такие, ну! Самое интересное, что один на десяток точно без резины просит. Они все, наверное, думают, что они бессмертные. Меня от этих вот «я чиииистый» уже трусить начинает, бывает.

В детстве меня учили, что врать нехорошо. Детство кончилось.

Начали мы стоя и с французской любви. Ну, то есть он стоял, а я внизу любила.

— Люба, нет ни хрена крестов, кроме тех, которые мы сами на себя взвалили!

Женись, – спокойно ответила я и потянулась за сигаретой и пепельницей, попутно рассматривая кандидата в чьи-то мужья. Он посмотрел на меня с укоризной, будто я совсем не в себе. – Ну ты че! Где она, а где я? Да вот уж, действительно. Судя по виду комнаты, в которой он жил, свадьба была страшно далека. – А где ты? – спросила я скорее для того, чтоб поддержать разговор. – Ну вот смотри, – начал он монолог, и я поняла, что это надолго, – я приехал из жопы мира… Родился в Гюмри, оттуда уехал в Самару, и вот второй год как в Питере. Это, конечно, шаг. – Шаг, – согласилась я, и еще раз осмотрела комнатушку, – так а что она-то? Замуж не идет? – Не идет, – грустно согласился он, – но она передумает! И вдруг, почти без паузы, мечтательно: – Она знаешь какая! Красивая! Педагогический закончила, преподает, курсы еще ведет, английского… – И что, ты тоже английский знаешь? – спросила я скорее для проформы. – Ну не, ты че, – как-то даже возмутился он, – русский до конца б выучить… У нее квартира большая, прямо на Невском, представляешь? Закурил, задумался. – Ну ничего! Я еще раскручусь! У меня, знаешь, жилка есть! – А чем занимаешься-то? – заинтересованно спросила я. Комнатушка никак не вязалась с жилкой. – Бизнесом! – гордо сказал он и многозначительно показал глазами на баулы. – И что в них? – Сумки! – он подскочил с кровати, подтянул баул и развязал его. – Смотри! Это был какой-то сумкотрэш. Розовые дольчегабаны с расползающимися нитками в строчках, пахнущие затхлым дермантином красно-желтые

А там не ого, в общем, а совсем хи-хи.

Бизнесмен Квартирка была убогой. Обои, которые явно не меняли лет тридцать, крашеные скрипучие половицы, раздолбанная мебель и задрипанный палас на полу. Поначалу я даже засомневалась в том, есть ли у обитателя квартиры, который представился Эдиком, деньги, чтобы покупать удовольствие в лице меня, но когда он рассчитался с Сережей, моим таксистом и телохранителем по совместительству, я успокоилась. Сережа уехал, и мы прошли в комнату. Если бы я своими глазами не видела таблички с номером квартиры на дверях, я бы подумала, что попала на какой-то склад. В жуткого вида комнатушке вдоль стен были разложены баулы. Они занимали так много места, что почти не оставляли пространства для жизни. Пожалуй, все, что было ценного в этой квартире – это хозяйский ноутбук да поношенный костюм, висевший на дверце старого серванта. Кстати, из всей мебели в комнате и были только этот самый сервант, расшатанный диван да два стула, на которые было страшно садиться. Ни шкафа, ни стола в комнате не было. – Садись, – во весь рот улыбнулся мне Эдик и великодушно указал на диван. – Миленько, – покривила душой я. Мне нечего было больше сказать. – Не обращай внимания, – засуетился вдруг он и заявил неожиданно гордо, указав на баулы, – это – товар! – Аааа! – протянула я и стала стягивать кофточку. В душ решила не идти. Побоялась, что не перенесу вида душевой. Секс с ним был совершенно обычный, такой, как сотни других моих сексов. Он вяло погладил меня по груди, шлепнул по бедру, отчего я, очевидно, должна была возбудиться, суетливо подергался сверху, пискнул, затих и откатился. Чутьем я поняла: больше ему и не нужно. Мы лежали рядом, и я вяло решала: сбежать уже сейчас или полежать с ним остаток оплаченного часа. – Жениться хочу! – сказал он вдруг. Прозвучало это как-то истерически.

Его глаза горели ярко-ярко. Он подвинул ноутбук, порылся в Интернете и ткнул пальцем в экран: – Вот такие… – Дружок, хочешь совет? – серьезно сказала я. – Не влезай в это, завязывай. Плохой ты бизнес выбрал. – Почему? – Потому что твой бизнес не пойдет. Потому что брелки эти на фиг никому не нужны. – Хорош умничать, – разозлился вдруг он, – другие-то ими торгуют! Ты конструктивное что можешь сказать? – Конструктивно: брелки никому не нужны. Особенно брелки, на которых уже выгравированы логотипы известных компаний. Если у человека есть «БМВ», то и брелок БМВ у него тоже есть. А если нет – значит, и не нужен ему такой брелок. – Нужен! – закричал он с чувством, и я подумала, что мне пора. Я встала и начала одеваться. Он явно вошел в раж: – Нет, ты скажи! Вот ты скажи мне, почему это я не должен заниматься бизнесом?! – Послушай, дорогой, – спокойно сказала я, – у тебя нет бизнес-жилки, нет понимания, нет плана. Ты просто закупишь партию хлама, и тебе надо будет ее куда-то впарить. Так вот, извини, но, думаю, не впаришь. Не влипай в это, а то долгов будет еще больше, а толку никакого. – Люди понимающие найдут, куда их деть и как выгодно продать! – заорал вдруг он. – Ты – нет. Потому что ты – проститутка! – Ладно, мне пора, – сказала я совершенно ровно и вдруг, не выдержав, съязвила, – Ирочке привет… – Все! Все! Выметайся! – зашипел он на меня. И внезапно сорвался почти на фальцет. – Я стану богатым! И она меня полюбит! И я женюсь! А ты – дура! – Женись! – крикнула я, когда он почти закрыл за мной двери. На улице было солнечно и не по-зимнему тепло. Я шла и почему-то

Я не в первый раз задумываюсь. Бывает, люди живут-живут, а потом происходит что-то такое, и люди становятся друг другу никем. Или просто чувства остывают. И ведут они себя иногда безобразно. И тогда один из пары удивляется: как же так, партнер ведь никогда не был таким… непорядочным…

Правда? Не был? Или просто тогда, в самом начале, никто ни разу не слышал маленьких и таких, казалось, незначительных звоночков?

Гадкое, неожиданное совпадение, которое может присниться только в кошмарах.

Свадьба совпала с похоронами. В одной и той же парадной кто-то умер и кто-то собрался жениться. И случилось это в одном месте в один день.

Я задержалась надолго. Видела, как накрашенные куклы, узнав о предстоящем, недовольно вытаскивают из подъезда все подготовленные шарики и охапки цветной бумаги. Как они курят свои тонкие сигареты, облокотившись на капоты иномарок, и рассуждают о том, что мог бы этот человек умереть и в более подходящее время, и почему они должны из-за того, что кто-то там подох, отменять выкуп, к которому готовились несколько дней.

Люди бывают чудовищно злы.