Buch lesen: «Wahnsin»

От автора

Перед прочтением данного произведения, я бы хотел предупредить читателя о том, что сам роман (повесть) является психологической драмой, так что не рекомендуется к прочтению людям с психическими отклонениями, а также людям, принимающим всё слишком близко к сердцу.

Также само произведение является альтернативной историей, с некоторыми сбоями во временных лентах (в частности с изобретениями), а также с полностью вымышленными персонажами. Исторически верными являются только даты и названия войн, а также имена Царей. Все остальные совпадения случайны. Сюжет и герои являются лишь плодом воображения автора.

О названии:

Первым названием произведения было «Стадо», при чём дано оно было ещё до написания первых строк. Однако потом, после написания большей части, автор понял, что название не прижилось, да и к тому же совсем не подходит к содержанию произведения, поэтому решил сменить его на более звучное и суровое «Wahnsin», что с немецкого переводится как «Сумасшествие». Ну а почему было выбрано именно такое название, вы узнаете после прочтения романа (повести).

Приятного прочтения!

Глава 1: Варшавская крепость

Сентябрь 1914 года, немецкие войска готовят наступление на Варшаву, пока ещё подконтрольную Российской Империи. Новосформированный 27-ой русский армейский корпус занял позиции в Варшавской крепости. Царём было приказано держать город любой ценой и не отступать ни на метр.

Виктор сидел на полу во второй башне крепости и, прикуривая сигарету, периодически выглядывал из-за стен, чтобы в случае наступления немцев отдать сигнал капитану Сорокину, который в то время стоял во внутреннем дворе крепости перед шеренгой выстроенных солдат. Один из солдат в шеренге был ранен в плечо, однако несмотря на жуткую боль, он всё же не выходил из строя и внимательно слушал капитанскую речь.

Тут на башню, занятую Виктором, залез ещё один солдат – Дмитрий Соколов. Лучший друг Виктора ещё со времён Первой Балканской Войны, во время которой они плечом к плечу обороняли Пловдивскую крепость от наступления Османских захватчиков. И вот сейчас они, два друга, прошедшие уже почти всю жизнь вместе и защищающие жизни друг друга чуть ли не каждый день, снова стоят на одной стороне против общего врага, который пытается разрушить и разграбить их Родину.

– Ну что, дружище, снова мы здесь, снова бьёмся за землю отцов против волка, пытающегося разорвать и разобщить её и её народ! Каково всё-таки быть русским, а! Вчера был на печи, а сегодня уже на карауле! – сказал Дмитрий и рассмеялся.

– И тебе привет, – ответил с ухмылкой Виктор, докуривая сигарету, – слышал, что твой отец недавно скончался, мне действительно жаль. Как это было?

Лицо Дмитрия мигом изменилось, улыбка сошла с лица, а сам он слегка побледнел. Он присел на пол, прислонившись спиной к бочке с вином, оставленной на смотровой вышке до лучших времён и произнёс:

– Лучше бы и не вспоминать…, – Дмитрий нахмурился, лицо его сделалось тревожным, – мерзкое и ужасное зрелище того, как человек со сгнившими полностью от алкоголя и сигар мозгами бьётся в нервных конвульсиях, лёжа у себя в комнате на полу, пуская пену изо рта и пытаясь произнести хоть какой-то звук, слегка похожий на человеческую речь… Как сейчас помню, что зашёл я тогда в комнату, из дверей которой уже за метр несло жутким перегаром, и увидел на полу наполовину уже мёртвого, ничтожно страдающего старика, пытавшегося одной рукой дотянуться до бутылки с водкой, лежавшей рядом с ним на полу, а другой прикрывая рот, с вытекающими из него слюнями… Господи, аж в дрожь меня взяло в тот момент! Я кинулся было к аптечке, стоявшей в шкафу на кухне, однако на полпути я вдруг резко что-то почувствовал… Что-то очень жгучее в моём сердце, какую-то внутреннюю боль, которая не давала мне сделать и шагу. Я упал на колени и закричал от того, что не мог не только спасти отца, но и вовсе пошевелиться, сдвинуться с места. Я был словно скован цепями какой-то сверхъестественной силы. Всё, на что я был способен – лежать на полу и слушать стоны и крики отца, медленно умирающего там. Но вот крики прекратились, более не было слышно того, как старик бил по полу рукой, как стонал от жуткой боли… У меня вдруг что-то как будто успокоилось в сердце. Боль моя также резко прекратилась, как и началась. Я вскочил с колен и вбежал в покои отца, однако он был уже мёртв. Да, пускай он и был деспотом в семье, издевался надо мной и над матерью, пускай пил каждый Божий день и нигде не работал, но всё же был мне отцом! Родным отцом, понимаешь, Витя?! Однако не моя воля была это, воля сверху. Я хотел помочь ему, однако готов поставить всё своё состояние, что Господь меня остановил…

– Погоди, погоди, но ты ведь никогда не верил в Бога.

– Не верил, прав, но уверовал с того дня, когда погиб мой отец и когда что-то ясно дало мне понять, что мне вовсе и не нужно его спасать, как и жить вместе с ним. Знаешь, это даже натолкнуло меня на мысль, что именно отец извёл матушку со свету. Уж не знаю, прав ли я, но ведь если не он, то кто? Жила она хорошо, соблюдала здоровый образ жизни, не курила вовсе и пила лишь на Новый Год, да и то лишь полрюмки! А тут, в свои 42 года она внезапно умерла, без каких-либо на то причин… Не понимаю.

– Полно тебе себя мучать, Дима. Не для того ты на свете живёшь, чтобы издеваться над собой же. Пожалуй, уж пора смириться с тем, что жизни твоих родных не вечны, да и твоя тоже. Ведь чёрт его знает куда эта война приведёт Россию, куда Францию, Германию и Австрию, да и куда нас с тобой. Доживём ли мы до её конца, или может умрём сегодня же, где-то часа через полтора, может через два. Кто знает, а?

– Да вот оно и верно, что никто на свете ничего не знает. Думают, что знают, а на самом то деле? Как думаешь, чем это всё кончится? Я лично более чем уверен, что Родина верх возьмёт, что Царь наш, Батюшка, покажет им всем, что значит русская сила, богатырская сила!

– Царь, эх Царь. Знаешь, если бы не Царь, то Россия бы сейчас не отступала, не сдавала города.

– Да что ты понимаешь, Виктор в политике?! Царь один может спасти Россию от коллапса, а ты всё о своих красных говоришь! Вот сам посуди, что может сделать сейчас РСДРП, а? Что могут эти бунтари, проклятые Богом, а? Или неужели ты считаешь, что они способны страну поднять, возродить? Может и войну выиграют?

– Всё может быть… Я, знаешь, как думаю? Красные вскоре Царя свергнут, престол опрокинут и красное своё знамя над Россией воздвигнут. Они возможно и войну выиграют, и ещё вдобавок Западу отомстят за 1855 год.

– А может разгонят эту всю шайку дьяволят! Сам посмотри, где твой Ленин сидит? От-куда он революцию двигать пытается? Сам всё видишь, а признать не хочешь. Он развала хочет для страны, а не равенства.

– Не неси чепухи, Дима. Увидим.

Тут кто-то довольно громким и суровым голосом окликнул солдат. Это был капитан Сорокин. Он приказал солдатам спуститься вниз и пройти в Цитадель, находящуюся посреди крепости. Товарищи мигом спустились и двинулись к Цитадели, двери которой уже были открыты. Внутри стоял капитан и пара солдат. Капитан был неплохо одет, в чёрных перчатках, куртке на волчьем меху и шапке, хорошо закрывающей его черноволосую голову. Капитан был суров всегда: когда ел, когда отдавал приказы и даже когда общался с родным сыном или женой. Вот и сейчас он стоял в комнате, нахмурившись и повелительно склонившись над столом с какой-то картой.

– Подойдите, – крикнул капитан солдатам в Цитадели. Они тут же подбежали к столу и окружили капитана. В комнате на тот момент находились лишь более-менее привилегированные люди, со званиями, должностями и, блестящими на солнце, звёздами на погонах. По правую руку от капитана Сорокина стоял младший лейтенант Шубаев, по левую – лейтенант Астапов.

Рядом с вошедшими только что Виктором и Дмитрием (которые на тот момент удостаивались звания сержантов) встал Артём. Это был парень 19 лет, довольно дерзкий и самовольный, воспитанный в крестьянской семье в пригороде Омска. Он был одет в подранную в нескольких местах военную форму, волосы были растрёпаны, а одна из рук изранена и перемотана бинтом. На лице было два шрама, а под глазом красовался большой синяк.

Капитан, который стоял, склонившись над картой крепости и её окружных земель, поднял голову и, увидев вид только что вошедшего Артёма, спокойным и твёрдым голосом спросил: «Кто?». Артёма тут же передёрнуло, и он встал на месте, как вкопанный. Протерев лоб рукой, он всё же не нашёл в себе сил ответить капитану правду, поэтому сказал:

– Я ударился, господин капитан, прошу прощения, впредь постараюсь быть осторожней.

– Где и обо что ты ударился, солдат? – с ещё большей суровостью и раздражением спросил Сорокин.

– Я… Я ну… – Артём просто не находил слов, он не предполагал такого вопроса со стороны капитана, так что лишь стоял, пытаясь придумать хоть какое-то оправдание своей лжи, – я упал с кровати, господин капитан.

Больше Артём не мог вымолвить не слова. В горле у него пересохло, ноги слегка подкашивались, а руки дрожали. Капитан отошёл от стола, подошёл к солдату и, схватив его раненную и перемотанную руку, поднял её вверх и с наигранной ухмылкой спросил:

– Я так понимаю, ты дал сдачи кровати, солдат?

Капитан ожидал положительных откликов о его шутке из круга военных, но никто даже не осмелился поднять головы, не то что улыбнуться. Сорокин уже с досадой посмотрел на окружающих его подчинённых и, подойдя снова к столу и склонившись над картой, медленно и размеренно, уже без ярой злости и раздражённости, проговорил: «Так всё же, кто?». Но Артём был непреклонен. Он стоял молча, даже не шевелясь. Он как будто вовсе и не слушал капитана. Сложно было назвать его в тот момент живым человеком, ведь несмотря на свою постоянную прыткость и вспыльчивость, он был тих, как мышь, как вода, как камень. «Ладно», произнёс капитан Сорокин, снова отойдя от стола. «Товарищу Артёму видимо хочется поработать, больно он устал, видите ли, от повседневной солдатской рутины. Что ж, в таком случае товарищ Артём отправляется сию же секунду в каморку уборщика, говорит старику, что лично капитаном крепости ему назначен выходной ровно 3 дня, а на протяжении этих самых трёх дней, сам Артём будет исполнять тяжёлый труд уборщика, то есть: убирать конюшни, начисто вытирать пыль в моей комнате, подметать в казармах, выкидывать мусор, оставшийся после приёма пищи солдатами и так далее. Товарищ Артём, вам ясна ваша задача? Работаем!». Только капитан закончил говорить, Артём мигом выскочил из Цитадели и, облегчённо вздохнув всей грудью, направился к старику Фридриху, который стал уборщиком в Варшавской крепости, после пленения его в Восточной Пруссии во время Российского Наступления 1914 года.

– Что касается вас, господа, – продолжил невозмутимо капитан, – у меня есть план по обороне Варшавской крепости. Взгляните сюда, – капитан указал пальцем на ворота крепости, обозначенные на карте под цифрой 1, – в 15 метрах от ворот будет располагаться 59-ая пехотная дивизия. Она займёт фланги в лесу, вон там (указал пальцем на два леса справа и слева от дороги, скрывавшихся за холмами, небольшое количество войск останется на центральной дороге. Когда кайзеровская армия начнёт наступление на крепость, прикажем центральной группе войск отступить внутрь и встретится с 1, 2, 3 и 4 полками 77-ой пехотной дивизии, однако не станем запирать ворота. Когда немцы подойдут как можно ближе, уже укомплектованная центральная группа начнёт контрнаступление из крепости (мост через крепостной ров был настолько широким, что на нём возможно было вести боевые действия), а оставшиеся полки 59-ой пехотной дивизии, ранее уже занявшие фланговые позиции, начнут наступление слева и справа, с целью окружения большого количества немецких войск и уничтожения их полностью. Дальше начнём контрнаступление по всему фронту и оттесним немцев от Варшавы. Дорога широкая, так что нашим войскам будет, где развернуться. По расчетам Петроградского центра командования немцы должны начать наступление примерно через день. У нас будет время подготовиться и осуществить наш план. Лейтенант Астапов!

– Да, господин капитан, – выкрикнул лейтенант, резко подняв голову.

– Вам поручено командование над 59-ой пехотной дивизией. Младший лейтенант Шубаев!

– Слушаю!

– Вы будете командовать действиями 77-ой дивизии. Ну а вы, господа сержанты и старшины, будете координировать отдельные полки, составляющие 77-ую и 59-ую дивизии. Вот список, в котором ясно прописано, кому какой полк будет подконтролен. Сержант Соколов, возьмите и повесьте в сержантской казарме. Всем задача ясна?

– Да, господин капитан! – хором крикнули все присутствующие офицеры и члены старшего рядового состава.

– Свободны.

Солдаты разошлись. Лейтенант Астапов отправился в свою личную комнату, недавно выделенную ему в крепости. Он был офицером, а в свободное время писал стихи. Вот и сейчас он сел за стол, взял карандаш и стал усердно раздумывать над следующими строчками своего нового стихотворения «Мир».

Младший лейтенант Шубаев отправился на задний двор крепости, где располагались конюшни. Там стоял его любимый вороной конь, с которым он прошёл обе Балканские войны, с которым вместе он рос, кормил в детстве, катался, держа отца за руку, слушая громкий раскатистый смех своей младшей сестры Верочки. Воспоминание так резко навалились на офицера, что он даже слегка покачнулся и присел на лавку, стоявшую рядом. Однако воспоминания также резко отступили, как и нахлынули всего пару секунд назад. Он встал, отряхнулся и отправился кормить своего любимца.

Что касается двух друзей, те пошли обратно, на свой аванпост, откуда им было велено наблюдать за местностью.

Судьбу Артёма мы уже знаем.

Сидя на холодном башенном полу, Дмитрий вдруг сказал:

– Представляешь, недавно сон снился. Вот даже и не знаю, к чему он.

– Ну давай, исповедуйся.

– Сижу я значит за столом, ем. Борщ ем, приготовленный отцом. Вот, хлебом закусываю, а запивая вином. Причём таким хорошим вином, крепким. Вот один глоток только сделаешь, и уже голова кругом идёт. Ем, а отец мне значит говорит: «Слушай, сынок, ну ты хоть расскажи, как там в Болгарии дела? Порадуй отца своего, да ответь: побеждают наши братья Сербы, или нет?». «Побеждают», – отвечаю ему, – «вон, недавно Видин штурмовали. Побеждают, отец». Сижу, дальше ем. Тут чувствую, что суп какой-то не такой. Я ещё одну ложку зачерпываю, в рот сую и глотаю, да всё-таки не такой. Опускаю я голову вниз и вижу, что в тарелке у меня не борщ совсем, а вязкая какая-то, тягучая масса черного цвета. Тут я перепугался уже не на шутку, кричу «Что ты мне, старый, сварил?!» Беру рукой бокал с вином, делаю глоток, а вино кислое, да и вкус не тот. И тут я понял, что в бокале моём кровь! Настоящая кровь, человеческая! У меня уже лицо вспотело, поднимаю в гневе голову, а напротив меня не отец, а дьявол сидит. С рогами, вилами, а сзади, за спиной, ворота в ад. Вижу там красные скалистые обрывы, вижу башни разрушенные и подкошенные, цепи, свисающие с них, а дальше замок огромный, с четырьмя башнями, огромными воротами, похожими на челюсти и лавовым рвом. Дьявол на меня смотрит и смеётся. Я тут же вскакиваю, пытаюсь из дома выбежать, а перед носом дверь закрывается. Хватают меня тогда черти за руки да за ноги, несут к столу и сажают на стул. Один чёрт достаёт нож из-за пояса и мне в кисть всаживает. Завыл я тогда, заплакал, а дьявол всё смотрит не меня злыми, горящими глазами, полными ужаса и страданий тех грешников, попавших в ад. Из руки моей кровь хлещет, сам я сижу еле дышащий, голова раскалывается. Кричу я тогда: «Чего ты хочешь, исчадие ада?! Что нужно тебе от меня и что с моим отцом ты сделал?!» Дьявол как услышал мои слова, тут же прекратил смеяться, опустил голову и посмотрел мне прямо в глаза, да что там в глаза, в душу! Потом он встал из-за стола и задал лишь один вопрос: «Как отец?» Дьявол был жуток, отвратителен глазу моему. Тело свиное, пусть и мускулистое, но жуткое, изрубленное, всё в ранах, на руках когти длинные, на голове рога, а сзади огромный хвост. На спине я смог заметить два свисающих разорванных в лохмотья крыла. «Павший ангел ко мне явился… Видимо пришёл мой час». Но вместо того, чтобы смириться, я поднял голову и ответил сурово и уверенно, доставая из глубины своей души последние силы на разговор: «Ты знаешь, что с ним случилось! Ты знаешь о том, что умер он 3 дня назад и ручаюсь, что именно ты виновен в его смерти!» У меня аж в горле пересохло, из онемевшего рта потекли слюни, я уже не чувствовал ладони, проткнутой кинжалом одного из чертей, я не мог соображать, что происходит вокруг меня, видел лишь блики лампы, горевшей красным огнём, видел скалы за спиной дьявола, на которые безуспешно пытались вскарабкаться грешники, однако падали в преисподнюю и разбивались насмерть. Я ждал, что же будет… Дьявол смотрел на меня, как на добычу, как на жертву, которой я и являлся. «А кто убил-то, свинья?», – сказал он размеренным голосом, растягивая слегка слова. «Кто убил-то?», – повторил он. Я тогда и вовсе не понимал, о чём это он говорит. «Ты и убил! Ты!», – закричал я и попытался вырваться, но черти крепко держали меня. «Врёшь!», – произнеся это слово дьявол засмеялся, а после отошёл от ворот и сделал знак чертям. Один из них резко вытащил нож из моей руки, да так неожиданно и сильно он дёрнул, что у меня как будто зрачки лопнули. Я закрыл глаза и представил рай. Красота, сады Божьи, деревья растут, вокруг всё цветёт, а я стою посреди всего этого блаженства и слушаю пение птиц. Тут ко мне подлетает одна из них, садится на плечо, и мы вместе с птичкой идём по прекрасной тропинке, заросшей дикими растениями и травой, вокруг лес, только не густой, кроны деревьев вовсе не большие, а такие, что через них просачиваются лучики света и падают прямо перед моими ногами. Вот мы идём вперёд, ещё даже не знаем, куда идём, как вдруг… Нога моя подкашивается, и я открываю глаза. Передо мной пропасть, в которую меня несут неумолимые черти. Я тогда не чувствовал ничего, не чувствовал даже того, что я живой. Я начал молиться, сначала «Отче наш» читал, после другие знакомые мне молитвы. Но вот черти останавливаются и под громкий и зловещий смех дьявола скидывают меня в пропасть. Я лечу в бездну, в небытие, еле дышу и изо всех сил пытаюсь умереть раньше, чем коснусь земли. Я снова закрываю глаза и… удар. Я просыпаюсь в холодном поту. Вот как-то так всё и было. Ну что, брат, сможешь мой сон разъяснить?

– Пожалуй то и нет. Слишком уж всё у тебя там запутано, слишком не естественно. У меня аж у самого голова заболела. Чёрт с ним со сном, давай о другом чём-нибудь, а?

– Давай о другом, а то и впрямь, что-то мы всё о грустном. Сначала отец, потом и этот проклятый дьявол.

На лице Дмитрия появилась какая-то странноватая улыбка. Он встал, достал из кармана флягу и, хлебнув воды, оперся на стену башни, став наблюдать за горизонтом. На улице была уже почти ночь, поэтому было тяжело разглядеть что-то вдалеке. Виктор тоже поднялся и также опёрся на стену. Он достал из кармана очередную сигарету и закурил.

Глава 2: Подготовка к наступлению

Следующий день того же 1914 года. Капитан Сорокин вбегает в казарму и, разбудив всех солдат, отдаёт приказ о немедленном построении во дворе крепости напротив Цитадели.

– Эй там, на башне! Вам отдельное приглашение нужно? Давайте спускайтесь скорее вниз, пока я с вас шкуру не снял да поживее! Нам Родину спасать нужно! – крикнул капитан, подбежав к башне, на которой находились два уже знакомых нам товарища.

Дмитрий и Виктор переглянулись и стали слазить с башни. Спустившись на землю, они быстро подбежали к шеренге солдат и встали вместе с ними.

Капитан подошёл к только что выстроившимся военным. Он был бледен, как никогда, под глазами его были небольшие мешки, а сами зрачки – широкие. Очевидно он всю ночь не спал, думая над планом обороны крепости, попутно переписываясь с Петроградским центром командования.

– Солдаты, патриоты и другие стоящие здесь люди, – начал Сорокин, – где-то к 2 часам ночи из Петрограда мне прислали письмо следующего содержания:

«По данным нашей разведки немецкое наступление было перенесено на 8 часов. На вашу крепость нападут через 3 с половиной часа, у вас почти нет времени. Действовать немедленно, приказ Петроградского центра командования.»

– Внизу стоит подпись самого Царя, этот приказ необходимо исполнить сейчас же. Поскольку вы, господа лейтенанты ещё, уверен, даже не ознакомились с точным планом действий и своими дивизиями, как и вы, господа сержанты, поскольку также наш младший сержант Шубаев сейчас лежит с температурой и обливается холодным потом из-за жуткой болезни, постигшей его буквально час назад, то полное командование над обороной Варшавы я беру на себя. 59-ая и 77-ая дивизии переходят под моё руководство, а сержантов прошу немедленно ознакомится со списком. Сейчас же я приказываю вам всем немедля занять свои позиции! Пошёл!

Солдаты побежали к своим позициям, а сержанты накинулись на список, в котором были разделены полки и начали разбираться, кто куда был назначен капитаном.

Солдаты 59-ой дивизии также были слабо знакомы с планом, поэтому зная лишь то, что наступление будет вестись в основном с флангов, бежали кто-куда. Капитан же просто не успевал командовать обоими дивизиями и таким огромным количеством полков, поэтому он в спешке объяснил лейтенанту Астапову, какие конкретно позиции требуется занять полкам 77-ой дивизии и побежал координировать 59-ую.

Прибыв к воротам крепости, капитан в ярости стал кричать на солдат, видя то, как небрежно они заняли фланги, видя пустой центр и полную не укомплектованность дивизии и полков.

Сержанты, которые наконец смогли разобрать ужасный почерк капитана ринулись сразу же к своим полкам. Сержанту Виктору достался под руководство 3 полк 59-ой дивизии, а Дмитрию 9 полк 77-ой.

– Ну, с Богом, – сказал Виктор своему другу, который уже быстрым шагом двигался к позициям, занятым его полком.

– Тебе того же! – крикнул Дмитрий, не оглядываясь.

Капитан Сорокин, закончив расстановку правого фланга, решил передать командование дивизией только что освободившемуся лейтенанту, а сам отправился в свою комнату, чтобы переслать центру ответное письмо о том, что мол приказ получил, войска расположены, крепость готова к обороне. Само собой, также капитан хотел написать пару писем семье, попрощаться на случай с женой и детьми, передать пару строчек отцу и так далее. Капитан открыл дверь и вошёл в свою комнату.

На фронте тем временем творился полный бардак. Начался ливень, солдаты были в грязи, некоторые падали в эту грязь прямо лицом, во время перегруппировки, а левый фланг центрального входа в крепость был почти пуст, так как 1, 2, 4 и 8 полки были по ошибке передислоцированы лейтенантом Астаповым на центральную дорогу, а сержанты, командовавшие этими полками, конечно же не осмелились и слова сказать лейтенанту, ведь тот был не менее суров, чем сам Сорокин, поэтому кстати и был его любимчиком в крепости.

На южном фронте, занятым 77-ой дивизией всё было ещё хуже. Поскольку капитан так и не дал чётких указаний сержантам о том, какие же позиции следует занять полкам, они в панике бегали по крепости, пытались выяснить что-то у и так уже раздражённого лейтенанта Астапова или в крайнем случае отыскать капитана. В конце концов Дмитрию, командовавшему, как мы помним 9 полком 77-ой пехотной дивизии, удалось выяснить, что капитан отлучился в свою комнату, чтобы написать письмо в Петроград, поэтому солдат тут же побежал туда, невзирая на то, что капитан будет разъярён, когда увидит его в своей комнате (Сорокин ужасно ненавидел, когда кто-то посещал его покои без приглашения). Дмитрий пробежал по тёмному коридору крепости, ведущему прямиком к комнате Сорокина и, постучавшись, открыл старую деревянную дверь, со скрипящими петлями. Однако сержанту не пришлось выслушивать крики капитана. Он был мёртв…

Дмитрий застыл. На его лице выступали капельки пота, руки слегка подрагивали, на лице виднелось выражение тихого ужаса и недоумения от произошедшего. На секунду сержант ушёл в себя, но буквально через мгновение он всё же смог пошевелиться. Подбежав к телу капитана Дмитрий в первую очередь проверил пульс. Его не было. Тогда сержант поднял опрокинутую назад голову капитана и увидел порез на шее. Он быстро заглянул в пару полок и под стол, но орудия убийства так и не нашёл. Однако под столом лежал ещё один труп. Убит был также секретарь капитана Александр Васильевич. Это был мужчина лет 64 в кожаной куртке и хорошо пошитых Французских штанах. На его шее не было порезов, однако на рубашке, одетой под куртку, виднелось большое пятно крови. Дмитрий проверил и его пульс. Тщетно.

Тогда юноша, абсолютно забывший про скорое наступление немцев на крепость, выбежал из комнаты и по длинному коридору добрался до дверей, ведущих во двор крепости. Выбежав из большого здания, находившегося справа от цитадели, он увидел, как разъярённый лейтенант Астапов пытался хоть немного сосредоточить и расположить по позициям полки. Он кричал на солдат, бил некоторых из них, чем попало, в общем был ещё похуже капитана Сорокина. Его терпение было уже совсем на исходе, нервы сдавали. Лейтенанту нужна была помощь Сорокина как никогда, он кричал его имя и то и дело расспрашивал пробегающих мимо солдат или сержантов о капитане, однако никто не мог дать ему точных показаний, кроме того, что он вероятно занят. Дмитрий сразу же подбежал к нему и обеспокоенно проговорил:

– Лейтенант Астапов, разрешите обратится!

– Сержант, не видишь разве? У меня тут работы по горло, чёрт его знает, где капитан, а уже через 2 часа начнут наступать немцы! А может и раньше! – прокричал лейтенант с яростью и каплей досады в голосе.

– Господин Лейтенант, у меня через чур важное заявление. Это насчёт капитана, – тихим и спокойным голосом произнёс Дмитрий.

– Капитана? Где же его чёрт побери носит? Надеюсь, ты знаешь ответ на этот вопрос, – крикнул Астапов, не поворачивая даже головы в сторону сержанта.

– Лейтенант, капитана Сорокина я только что нашёл в его комнате вместе с его секретарём мёртвыми…

– Что? Что прости? – лейтенант тут же затих и спросил уже негромким и вовсе не яростным голосом, а наоборот каким-то жалостливым и обеспокоенным.

– Да, капитан убит. У него перерезано горло, пульса нет. Его секретарь был видимо заколот в сердце, так как на его рубашке виднеется кровь, пульса нет.

– Ты единственный, по моей логике, кто знал о месте нахождения капитана Сорокина. Неужели ты способен на такой гнилой поступок, Дима? – спросил лейтенант уже даже не столь обвиняющим, сколько жалеющим и сострадающим тоном.

– Лейтенант, при всём уважении к вам… Я даже подумать не мог, что вы обвините меня! Я уважал капитана, хоть он и был деспотом. Я никогда не желал ему смерти, тем более не желал ему смерти во время наступления немцев. Вы же знаете мой характер: я верный царист, я никогда не предам старшего по званию, особенно в военное время, когда моей Родине угрожает опасность! Вы же меня знаете, господин лейтенант…

– Дмитрий, у меня есть основания, чтобы не верить тебе. Во-первых, как я уже сказал, ты единственный, кто находился в комнате капитана во время убийства. Во-вторых, ты точно знал, что капитан не ждёт гостей и ненавидит, когда к нему заходят, однако это тебя ничуть не смутило. Думаю, достаточно. Я не стану сейчас помещать тебя под военный арест, однако по окончанию битвы ты будешь осуждён и, уверяю тебя, заточён навечно в темницу, в которой проведёшь остаток своих дней. А пока запомни, ни слова о смерти капитана! Никому.

Дмитрий вздрогнул. Он не мог ничего сказать лейтенанту на его обвинения, ведь если бы сказал, что его подвели его нетерпение и случайность, то ему бы точно не поверили. Сержант просто не знал, что ему делать. Он хотел было выхватить из-за пояса свой пистолет, приставить к затылку уже разворачивающегося лейтенанта и покончить со свидетелем раз и навсегда, ведь он точно знал, что во время паники в крепости, ливня и грозы выстрел из пистолета вплотную вряд ли будет слышен, однако какая-то неведомая сила вновь удержала его от необдуманных действий, поэтому сержант отказался от этой идеи.

Но у него созрел другой план. Дмитрий предположил, что во время наступления немцев лейтенант будет находиться на поле боя вместе с порученной ему дивизией, будет вести огонь вместе со своими и, скорее всего, тоже может быть ранен. Поскольку в крепости было три медика, а солдат в тысячи раз больше, помощь была им просто необходима, так что Дмитрий, который ранее учился на врача, мог бы вполне помочь им. В тот момент, когда лейтенант по счастливой для сержанта случайности будет ранен, он тут же будет доставлен в укрытие лично им, а сам Дмитрий, якобы по ошибке, вколет офицеру не тот препарат. «О Господи Боже, да прости ты мою глупую голову! О чём я только думаю?! Меня обвиняют в убийстве своего командующего, а я что и вправду хочу им стать? Нет уж, к чёрту это! Я не стану просто так убивать лейтенанта Астапова, пусть даже после наступления буду осуждён, но не стану. У него ведь жена есть и сын. Как я буду жить дальше, если все их страдания по умершему близкому будут только из-за меня. При чём не из-за того, что не сумел спасти, а из-за того, что не захотел. Ну уж нет, пошло оно к чёрту!»

Сержант подбежал к деревянной стойке, схватил одно из ружей, висевших там на случай неожиданного наступления на крепость, и отправился к своему 9-ому полку. Когда сержант прибыл на позицию, он услышал крик, доносящийся от ворот крепости.

– Эй что там происходит? – крикнул со всей мощи Дмитрий, – не уж то немцы уже идут?

– Нет, господин сержант, – донёсся голос одного из солдат, – тут человек бежит, похож чем-то на малоросса. Кричит, помощи просит.

В ворота крепости вбежал человек невысокого роста, одетый в лохмотья с простреленной в правом углу шляпой на голове и ножом в руках. Увидев одного из солдат, он тут же кинулся к нему, упал на колени и стал просить его о помощи и о приюте, а потом опустил голову и стал читать молитву.

– Мужик, мужик, успокойся ты! – встревоженно ответил ему солдат, – спасём мы тебя, не переживай, всё хорошо будет. Ты кто такой вообще и от-куда бежишь? Почему сюда?

– Братья, послушайте, послушайте меня! Мою семью немцы расстреляли, мой дом сожгли, разграбили, мне чудом удалось сбежать! Тут рядом с крепостью, километрах в четырёх есть деревня, в которой я и жил, а о немецком наступлении ничего и не слыхивал! Помогите мне, умоляю, люди добрые, мы ведь с вами все одной крови, от одного Бога все рождены! – с этими словами мужик сорвал с шеи цепь, на которой висела иконка и крест и поднял вверх, умоляюще смотря на солдата.