Buch lesen: «Как я тебя потеряла»

Jenny Blackhurst

HOW I LOST YOU

Copyright © 2014 Jenny Blackhurst

© Жукова М. В., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Сильный по своей эмоциональной подаче, закрученный психологический триллер о матери, способной на все ради сына. Тревога и напряжение сопровождают каждую главу этой книги, где временами не знаешь, кому доверять, кто злодей, а кто герой. Блэкхерст удалость сохранить интригу до последней страницы.

Алина Лесняк, редактор

* * *

Посвящается Эшу и Коннору, который никогда не сдается и всегда находит выход.

Я люблю тебя, мой куриный наггетс!

Благодарности

В первую очередь я хочу поблагодарить своего замечательного агента Летицию Резерфорд. Если б ты с таким энтузиазмом не подошла к истории Сьюзан и постоянно меня не поддерживала, то сейчас я не писала бы эти слова. Благодаря тебе мои мечты сбылись.

Спасибо Вики и Дарси и всей команде издательства «Хедлайн». Вы взяли простой камень и превратили его в бриллиант. Быть принятой в ваш мир – честь для меня. Спасибо за все ваши советы, за то, что вам удавалось относиться ко мне так, будто я знаю, что делаю. Хотя вы понимали, что не знаю. Спасибо за всю ту сложную работу, которую вы делаете.

Я благодарна друзьям, которые меня поддерживали, лучшим друзьям, которые только могут быть у маленькой девочки. Вы всегда радовались за меня, когда я сама боялась радоваться за себя. Вы столько раз повторяли мне, что я смогу это сделать, и вели себя так, словно у вас не было никаких сомнений в том, что СДЕЛАЮ. Спасибо Саре, которая была моей первой читательницей, за то, что говорила мне, если я все делала правильно, и, что еще важнее, если что-то получилось не так. Я благодарю Лорну, Джо и Лору за то, что всегда оказывались рядом и были готовы меня выслушать. Девочки, вы же со мной уже больше семи лет! Спасибо Эмме и девушкам из JN, которые были рядом, когда я начинала этот проект, и дамам с джентльменами из SFRS, которые находились рядом, когда я его заканчивала. Вероятно, вы не понимаете, насколько странно слышать, когда кто-то из вас спрашивает: «Как продвигается книга?» Это приводит в трепет!

Я благодарна увлеченным и любящим свое дело рецензентам из YWO – без вашего вклада эта книга осталась бы в куче рукописей на выброс. Отдельно хочу поблагодарить Нотли, который рецензирует всех первым, – не за то, что беспощадно меня критиковал, а за то, что помог собрать вместе разрозненные куски. Я благодарю Кей Литч, Шивон Дайко и Фреда Хебберта за постоянную поддержку и за то, что заставили меня поверить: я могу стать «настоящей писательницей».

И наконец я хочу поблагодарить самую лучшую семью, о которой только можно мечтать. Я благодарна маме и папе, которые всегда говорили, что я могу сделать все что угодно, если поставлю перед собой цель. Они помогали мне продолжать работу, просто находясь рядом и поддерживая меня. Также я благодарна своему большому младшему брату, которого очень люблю. Надеюсь, заставила вас всех мной гордиться, как я горжусь вами. Я вас люблю.

Эш. Тебе я благодарна за то, что ты вселял в меня надежду, за одобрение, любовь и поддержку; за моего замечательного сына и нашего еще нерожденного ребенка; за разговоры поздним вечером под навесом, где ты так по-деловому сказал мне: «Попробуй»; за то, что всегда оставался тем мужчиной, за которого я вышла замуж. Я люблю тебя и сына сильнее, чем можно выразить словами.

Письмо в Комиссию

по условно-досрочному освобождению

от Сьюзан Вебстер,

заключенной № 397 609

23 января 2013 года

Уважаемые члены Комиссии!

Меня зовут Сьюзан Вебстер. Почти четыре года назад, 23 июля 2009 года я убила своего трехмесячного сына. Мне потребовалось так много времени, чтобы сказать эти слова и принять это, тем не менее я испытываю невообразимую боль и печаль, когда их пишу.

В период предварительного заключения и в последовавшие за ним два года и восемь месяцев в «Окдейле» я изучила всю доступную информацию о послеродовом психозе, форме послеродовой депрессии, от которой я страдала после рождения Дилана. Чтение об этом помогло мне понять и осознать, что я не контролировала собственные действия в тот ужасный день. Теперь я знаю, что мои воспоминания о тех трех поразительных месяцах с Диланом были романтизированы у меня в сознании. Это случилось из-за отрицания того ужасного гнева, который я испытывала к нему. Я это знаю, потому что так говорят врачи. И мне еще труднее принять то, что мои священные воспоминания – все, что у меня осталось от моего красивого сына – порождены моей покалеченной психикой. Это труднее, чем осознавать, что я убила своего маленького мальчика. В самые трудные минуты мне хочется вспомнить ненависть, безразличие к живому существу, которое я произвела на свет. Может, тогда я смогла бы хоть на какое-то время успокоиться, немного отдохнуть от чувства вины и боли, которыми окрашена каждая минута бодрствования. Я ненавижу себя за эти чувства. Мои воспоминания, истинные и поддельные, – это единственное, что помогает мне оставаться тем человеком, которым я была раньше. По крайней мере, тем человеком, которым я себя считала. Женой, матерью, может, немного неорганизованной, точно ужасно готовящей, но я никогда не могла представить себя убийцей, даже в самых жутких кошмарах.

И хотя я принимаю то, что сделала, я не жду прощения. Я знаю, что никогда не смогу простить себя сама. Я только прошу учесть мое раскаяние, когда будет слушаться дело о моем условно-досрочном освобождении, чтобы я смогла попытаться заново построить свою жизнь, принести какую-то пользу этому миру и начать искупать то зло, которое сделала в прошлом.

С уважением,

Сьюзан Вебстер

Глава 1

24 апреля 2013 года

Оно все еще там.

Я выхожу из кухни, пытаюсь жить привычной жизнью, но ничего не помогает. Не важно, сколько раз я отсюда выходила! Каждый раз, когда я возвращаюсь в кухню, оно ждет меня там.

Оно пришло сегодня утром, спрятанное под яркими конвертами с ненужной рекламой и счетами, которые выглядят зловеще. Я и так боюсь получать письма. Воскресенье – мой самый любимый день недели.

В воскресенье почту не приносят. Только сегодня не воскресенье. И сегодня почту принесли.

Я догадываюсь, что моя ненависть ко всему, лежащему в конвертах, объясняется тем количеством счетов, которые я получаю каждый день. Я здесь живу всего четыре недели, но кажется, что все компании страны, поставляющие какие-то ресурсы и услуги, пытаются выставить мне за что-то счет. В каждом письме, адресованном «Проживающей по адресу…», я получаю напоминания: мне следует дать разрешение на автоматическое списание средств с банковского счета плательщика за получаемые услуги. Это вызывает у меня депрессию, потому что я думаю о своей неорганизованности и о том, на сколько мне еще хватит средств. Денег у меня мало.

Однако сегодня с почтой принесли не счет. Я это знаю, потому что адрес на конверте написан от руки. Это не письмо от моих знакомых или друзей. Конверт размером с открытку, коричневого цвета. Почерк мелкий, буквы написаны слитно. Похоже, писала женщина, но я не уверена. Ничто из этого не объясняет, почему письмо все еще лежит на моем кухонном столе, и я его не распечатала.

Я могла бы отправить его прямо в мусорное ведро. Я могла бы дождаться прихода Кэсси и попросить ее открыть письмо, как школьница, которая просит маму заглянуть в конверт с ведомостью, где одни пятерки. Я снова подхожу к конверту, вижу написанные на лицевой стороне слова, и у меня учащается сердцебиение:

Сьюзан Вебстер,

Оак-Коттедж, 3,

Ладлоу, Шропшир

Но Сьюзан Вебстер больше нет. Я-то знаю: сама убила ее четыре недели назад.

Ни один человек на свете не должен знать, где я нахожусь и кто я такая. Именно поэтому я официально сменила имя и фамилию – подала, как и положено в таких случаях, заявление о намерении. Даже мой инспектор по надзору за условно-досрочно освобожденными называет меня Эммой. Иногда я все еще забываю откликаться на это. Теперь меня зовут Эмма Картрайт. Однако эти имя и фамилия вам ничего не скажут. Четыре года назад я все еще была Сьюзан Вебстер. Представляю вас сейчас: вы немного хмуритесь. Может, эти имя и фамилию вы узнали, но никак не можете вспомнить, где их слышали? Поднимаете глаза к потолку, переводите взгляд влево, пытаясь вспомнить. Если вы живете на севере, то, возможно, бормочете что-то типа: «О да, это та женщина, которая убила своего сына? Какой ужас!» Но если вы живете в других частях страны, скорее всего, вы меня вообще не вспомните. Новость прогремела одновременно с сообщением о поимке одного очень известного торговца наркотиками. О нас с сыном писали только на внутренних полосах местных газет.

Я это сделаю. Разрываю конверт дрожащими руками, осторожно, чтобы не порвать содержимое. Мне в руки выпадает небольшая карточка. На секунду появляется мысль – не надеть ли перчатки, если это вдруг окажется какой-то угрозой, и полиции потребуются улики. Обычному человеку такие мысли могут показаться странными – я беспокоюсь об угрозе жизни из-за получаемых писем. Поверьте: раньше я сама и представить себе не могла подобной ситуации.

Но сейчас уже слишком поздно думать о криминалистах. Это не письмо, это фотография. Маленький мальчик широко улыбается, глядя в объектив, у него теплая, искренняя, красивая улыбка. Страх уходит, появляется замешательство. «Кто это?» Я не знаю детей такого возраста – ему два, может, три года. У меня есть племянница, но нет племянников. Несколько мамочек и детей, с которыми я познакомилась в разных группах матери и ребенка, куда мы ходили до… ну, незадолго до… держатся от меня подальше. Вероятно, просто пытаются заблокировать воспоминания о случившемся, словно мы с Диланом никогда не жили на этом свете.

Почему мне это прислали? Я пытаюсь вспомнить детей, которых встречала, и бросаю фотографию на стол. Она переворачивается в воздухе и падает лицевой стороной вниз. И в это мгновение мир для меня сжимается до размеров одной фотографии, лежащей передо мной – четыре на шесть дюймов ¹. На обороте тем же аккуратным почерком выведены три слова:

Дилан – январь 2013

Глава 2

– Это шутка, – заявляет Кэсси, снова бросая фотографию на мой кухонный стол.

«И все?» Я ждала двадцать минут, пока она молча рассматривала фотографию. И что я получила? Шутка, и все? Делаю глубокий вдох.

– Я понимаю, Кэсс, но кто это сделал? Кто, кроме тебя, знает, что я здесь? Это угроза? Или кто-то на самом деле хочет, чтобы я считала, будто Дилан жив?

Она отводит глаза в сторону, но я знаю, на кого она думает.

– Марк, – объявляю я. – Ты думаешь, что это Марк.

Кэсси скрипит зубами при упоминании этого имени и борется с собой, чтобы не вспылить. Ей это дается нелегко. Она выпячивает вперед острый подбородок и, как я думаю, буквально прикусывает язык. Моя лучшая подруга ненавидит моего бывшего мужа. Она не любит большинство мужчин, но я думаю, Марк занимает первое место в списке. Я знаю, она ему тоже не понравилась бы, хотя они никогда не встречались.

Наверное, мне стоит немного рассказать о Кэсси. Она – моя лучшая подруга, никогда у меня такой не было, но я всегда мечтала именно о ней. Мы познакомились не так, как знакомятся робкие школьницы в первый учебный день, и мы не жили в одной комнате во время учебы в колледже. Я впервые встретила Кэсси под звук захлопывающихся у меня за спиной стальных дверей, под вопли и стоны. Она сидела на верхней койке, ее крашеные светлые волосы были собраны на макушке в какую-то непонятную кучу, а при виде меня она нахмурила тонкие черные брови. Она спрыгнула с койки и приземлилась рядом со мной, как кошка. Потом я узнала, что после первой подобной попытки она сломала лодыжку. Свободные зеленые тюремные штаны висели у нее на выпирающих тазовых косточках, а рубашку, завязанную так, что был виден молочно-белый живот, для нее вполне могли принести из крыла для несовершеннолетних. Судя по ее виду, Кэсси мог сбить с ног сильный порыв ветра, но при этом она источала невероятную силу, которую раньше я не встречала.

– Верхняя койка – моя, но я не мочусь во сне, как некоторые из здешних обитателей, так что беспокоиться тебе не о чем. К моим вещам не прикасайся.

Я познакомилась с Кэсси в день, когда чувствовала себя так одиноко, как никогда в жизни. Тогда я еще не знала, что это самый худший день в моей жизни – я узнала об этом значительно позже, но она помогла мне его пережить и спасла меня.

Мы познакомились, потому что она преступница. Убийца, как и я. Хотя, в отличие от меня, Кэсси помнит каждую секунду совершенного преступления. Она смакует детали, рассказывая эту историю подобно тому, как девочки-скауты рассказывают ужастики, сидя вокруг костра. Ее достает, если я повторяю: безразличие – это «защитный механизм, чтобы не вспоминать о совершенном преступлении». После того как я впервые высказала это предположение, она неделю называла меня Фрейдом, отказываясь обращаться по имени, пока я не пообещала прекратить заниматься с ней психоанализом. Больше она никогда так близко не подходила к признанию моей правоты.

– Хорошо… – Я готова доставить ей удовольствие и согласиться на какое-то время. – Давай предположим, что это Марк. А откуда он мог узнать, где я? И зачем ему заставлять меня думать, будто наш сын все еще жив?

Кэсси нетерпеливо закатывает голубые глаза.

– Он же айтишник, так?

– Так, – киваю я. – Но не хакер.

Она просто пожимает плечами, когда я встаю, чтобы заварить еще одну чашку чая. Если мои руки ничем не заняты, они начинают дрожать.

– Почему? Зачем моему бывшему мужу, пусть и ставшему хакером, отправлять мне фотографию мальчика, который, как мы все знаем, просто не может быть моим умершим сыном?

– Может, потому что он ублюдок? Или потому, что он хочет усилить твое чувство вины, добавить эмоционального дерьма к тому грузу, который и так на тебя давит? Может, хочет, чтобы ты свихнулась? А вдруг «Январь 2013» совсем не означает, что этот мальчик – Дилан, может, он так хотел показать, что Дилан выглядел бы вот так, если б ты… ну, если б он, в общем, ты сама знаешь…

– Знаю.

– У тебя сохранились фотографии Дилана? В альбоме, который отдал твой отец?

– Да, где-то лежат, – рассеянно отвечаю я, не собираясь их доставать. – Не думаю, что это дело рук Марка.

Марк был в отчаянии после потери нашего сына (да любой мужчина был бы в отчаянии), но пытался меня поддержать. Он даже два раза приходил на свидания в «Окдейл» ². Оба раза трясся как осиновый лист и едва ли поднимал на меня глаза, но мне было приятно, что он пытается меня простить. Затем посещения прекратились. Через несколько недель я получила письмо с уведомлением о начале процедуры развода и написанную от руки записку от Марка: «Прости». После этого Кэсси соорудила мишень для дартса из имевшихся у меня фотографий Марка и бросала по ней скомканные влажные бумажные полотенца, чтобы меня развеселить. В «Окдейле» нам не разрешалось играть в дартс – дротики там под запретом. Нам даже остро заточенные карандаши не разрешали.

– Значит, это просто шутка, – пытаюсь убедить сама себя. – Не угроза. Только слово «шутка» подразумевает что-то веселое, а где тут веселье?

– Значит, розыгрыш или – как это называется? – мошенничество. Тебя хотят как-то надуть.

Вот такой Кэсси становится, когда решает, что она права. Она постукивает по столу длинными голубыми ногтями, покрытыми гель-лаком: значит, ей хочется курить. По-моему, эти ногти символизируют полную трансформацию Кэсси после выхода из «Окдейла». Когда мы только познакомились, ногти у нее были обгрызены и на них оставался старый облезавший лак. Я помню, как она нетерпеливо что-то выстукивала теми пальцами. Это все в прошлом, также исчезли короткие джинсовые юбки и топы, открывающие пупок. Теперь ее одежда полностью закрывала тело, а лак на ногтях никогда не облезал.

– Розыгрыш, да, конечно, – рассеянно повторяю я. – Должно быть, розыгрыш. Точно не угроза.

* * *

Я избавляюсь от Кэсси как можно быстрее, притворяясь, будто у меня много дел. Она знает, что я вру, но понимает намек, не задает вопросов и целует меня, оставляя ярко-розовый отпечаток губ у меня на щеке и мокрое бумажное полотенце в раковине.

В сотый раз верчу в руках конверт и вдруг замечаю то, на что не обратила внимания раньше – и мои руки покрываются гусиной кожей. На конверте нет ни марки, ни почтового штемпеля. Вероятно, он лежал на коврике еще до того, как принесли почту. Тот, кто его принес, подходил к моему дому, стоял у моей входной двери и тихо подбросил фотографию, пока я находилась на кухне. От этой мысли мне становится физически плохо, меня тошнит, и я прикрываю рот рукой. «Это не угроза». Нет смысла так угрожать. Если это угроза, то дурацкая. На угрозу на самом деле даже нет намека. Только искусно поданное предупреждение о том, что некто знает, как меня зовут. Некто знает, кто я такая. Знает, что я сделала. И этот некто стоял у моей двери.

Сил у меня больше нет. Желание бороться словно вытекло из меня, я опускаюсь на колени на холодный кухонный пол и рыдаю.

Глава 3

Джек: 23 сентября 1987 года

Мальчика ударили по лицу ступней, затем он получил пяткой по ребрам. Он еще плотнее сжался в комок, из горла у него вылетел хрип или какое-то кряхтение, но слез не было – Джек заметил это и невольно проникся уважением. Когда они увидели кровь, Райли сделал шаг вперед, но Джек схватил его за руку – было еще рано. Требовалось подождать еще немного: пусть добавят мальчишке пару синяков, может, сломают ребро. С его наблюдательной позиции в двадцати футах ³ избиение очаровывало и выглядело гладко срежиссированным. Джек стоял, прислонившись к стене одного из панельных домов, выкрашенных в цвет дерьма. Услышав треск – словно ветка хрустнула, – он выпрямился, стряхнул пыль с рукава джемпера и жестом показал Райли, чтобы тот следовал за ним к месту развлечения. Хрипы и кряхтение прекратились.

– Отвалите от него.

Все трое парней замерли на своих местах, хотя один так и стоял, придавив ногой сломанное запястье пятнадцатилетнего мальчишки – словно тот мог куда-то сбежать.

– Какое ваше собачье дело? Что вам двоим тут нужно?

Парень номер один (Джек понятия не имел, кто они такие) изобразил в воздухе удар – будто бил по голове воображаемого козла, оказавшегося перед ним. Чертов идиот.

– Что он сделал?

– Настучал на Харриса. – Парень номер два, который давил на запястье, еще сильнее вдавил его в землю. – Правда, Шекспир?

– Это не я, – послышалось тихое бормотание из кучи окровавленной одежды внизу.

– Тогда кто? – потребовал ответа парень номер три, судя по всему, тот самый Харрис. Он был самым крупным из трех нападавших, но, насколько видел Джек, меньше всех участвовал в избиении. Может, не любил пачкать одежду. Разумно.

– Не знаю. Не я.

– Врешь, гаденыш. – Парень номер два уже собрался снова нанести удар, но Джек оказался рядом с ним, схватил его за бордовый блейзер и оттолкнул в сторону.

– Я же сказал вам: отвалите от него. Он не стучал на вашего друга. Он говорит правду, это не он.

– Да? А откуда ты знаешь?

– Я знаю всё, придурок. Если хочешь узнать, кто настучал, пойди проведай Майка Питерсона.

Харрис и Райли прищурились.

– Уверен?

– Да. И еще один момент. – Джек показал на лежащего на земле парня. – Теперь он со мной. Если у вас появятся к нему какие-то вопросы, приходите ко мне. Но если вы еще когда-нибудь его тронете, я вам обеспечу сломанные ноги – всем вам. Интересно, как тогда сложится твоя карьера в регби, Харрис, баранья ты башка.

Он задержал дыхание, даже челюстью не двигал. Харрис повернулся к своим парням и мотнул головой, показывая уходить. Все трое пошли прочь с таким видом, будто не сделали ничего плохо, просто поиграли в футбол.

– Ты как? – Райли приподнял парня, придерживая его за голову. Каштановые волосы, доходившие до плеч, пропитались смесью пота и крови. Он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на стоявшего над ним Джека, но сморщился, сжался и уставился в землю.

– Почему ты им это сказал? – Слова различались с трудом: разбитые губы уже начали опухать. – Питерсон… этого не делал. Это я.

– Я же заставил их остановится, так? А то бы они все дерьмо из тебя выбили. Хочешь, чтобы я их снова позвал? Сказал, что ошибся? – Он повернулся в том направлении, куда ушли парни, зная, что они уже далеко и его не услышат. – Харрис! Эй, Харрис!

– Нет, прости, я не это имел в виду. – Парнишка поморщился от боли.

– Боже, ты в жутком состоянии. Пошли, отведу тебя к себе домой. Моих родителей постоянно нет дома, но Люси тебе поможет.

– Кто такая Люси?

– Домработница. Я дико сопротивлялся, когда они заявили, что она будет жить с нами. Они ведь специально ее наняли, чтобы за мной следила. Но на самом деле она клевая – ей всего восемнадцать, у нее большие сиськи, и она делает классные бутерброды с сыром и ветчиной. Меня зовут Джек, а это – Мэтт. Почему они тебя называли Шекспиром? Это твое прозвище?

Парень попытался нахмуриться, но лоб заливала кровь.

– Нет. Я его ненавижу. Я набрал сто баллов за тест по английскому, и мисс Брэмолл назвала меня маленьким Шекспиром. И теперь все меня так зовут. Я…

– Мне нравится это прозвище, – перебил его Джек. – Благодаря ему тебя принимают за умного, а я люблю умных людей. Если хочешь, я буду использовать сокращенный вариант – Билли ⁴. Это будет наша маленькая шутка. Мы же теперь друзья, да?

– Почему вы хотите со мной дружить? Я не такой, как вы и другие из ваших.

– Правда? А какие мы?

– Богатые. И… вы хорошо выглядите, ну и… все такое.

Джек посмотрел на Мэтта, и они оба расхохотались.

– Ты голубой, Шекспир? Хочешь кого-то из моих друзей?

– Нет! Я не это имел в виду. Я просто…

Джек фыркнул. Неужели этот парень такой тупой и нудный? Однако ему можно будет найти применение.

– Пошли, помоем тебя и приведем в порядок.