Мосты Норланда

Приглашение на казнь

Толпа пёстрой рекой текла по проспекту мимо нарядных особняков и доходных домов, вбирала в себя ручейки из переулков и скверов. Спешили клерки в котелках и поношенных пиджаках, в штанах, отполированных сзади прилежным сидением в конторах, шагали жилистые рабочие в заношенных куртках, в нагуталиненных по случаю праздника сапогах, крестьяне с загорелой до кирпичного цвета кожей, смешливые служаночки в саржевых платьях. Людская масса, шумная и бурливая, как воды Ифинга выплёскивалась на обширный прямоугольник Соборной площади.

С востока площадь венчал кафедральный собор, вздымающийся в небеса подобно застывшему пламени костра. Напротив стояло монументальное здание Генштаба с гипсовыми знамёнами и пушками на фронтоне. Южную границу площади обозначала чугунная ограда Императорского парка, где мраморные наяды и тритоны стыли под прохладным августовским дождиком. На севере площадь замыкала громада Трибунала с колоннадой из красного гранита. В лучах заходящего солнца колонны казались облитыми кровью.

Готлиб обогнул угол Генштаба и стал проталкиваться через толпу к строю гренадёр, оцепивших свободное пространство у подножия Трибунала.

– Господин офицер! – моряка нетерпеливо дёрнули за рукав. – Помогите мне. Пожалуйста!

Готлиб обернулся. Перед ним стояла невысокая девушка лет двадцати пяти на вид, в сером жакете и полосатой юбке вроде тех, что носят крестьянки из северных провинций. Головным убором ей служил видавший виды котелок. Возможно, его одевал на охоту отец или брат девицы. Чтобы придать котелку вид предмета женского туалета, его тулью обвязали куском зелёного газа, вероятно, под цвет глаз провинциалки. Но самих глаз не видать за тёмными очками.

«Должно быть, курсистка», – решил Готлиб. – «Приехала в столицу учиться».

– Господин офицер, мне необходимо пробраться ближе к Трибуналу, – девушка состроила жалостливую мину.

– Зачем? – удивился моряк.

«Курсистка» застенчиво улыбнулась и не ответила. Странное желание для юной девы: оказаться ближе к месту экзекуции. Впрочем, приверженность гражданскому долгу требовала поддержки во всех своих проявлениях.

– Следуйте за мной и постарайтесь не отставать.

Толпа напирала. Казалось, ещё немного и молодых людей разнесёт в разные стороны, как щепки в океане. Девушка схватила Готлиба за ремень.

– Вы моя последняя надежда! – воскликнула она.

Ничто не возбуждает на подвиги так, как женские слова. Офицер ввинтился в толпу подобно тому, как бур вгрызается в породу. Кто-то обругал Готлиба, кто-то в сердцах треснул по затылку так, что искры из глаз. Отчаянным рывком капитан проломился к шаткой цепи солдат в серых мундирах.

– Вот! – Готлиб показал пригласительный билет.

– Пропустите его! – приказал жандарм и заметил девушку, робко выглядывающую из-за плеча офицера. – А это…?

– Она со мной.

Жандарм махнул рукой: «Пропустить!» Осуждённых в серых балахонах уже вывели из Трибунала. Их было трое. Истощённый старик, справлявший омерзительные ритуалы на тайном капище в низовьях Ифинга, рослая и крепкая девица с простоватым лицом, которая до восемнадцати лет скрывала незаконные способности и молодой аристократ из Понизовья, по слухам, тайно пробравшийся в Империю из-за любви к бойкой дочери бывшего имперского посла. В руках стражей тускло блестели жезлы из полированной стали с белёсыми кристаллами вместо набалдашников. По мрачной иронии судьбы «северные опалы», изобретённые древними колдунами работали против их потомков, не давая воспользоваться устрашающими способностями.

Оцепленный солдатами пятачок казался островом в неспокойном море толпы и здесь на ступенях Трибунала собрались высшие чины империи. Одни присутствовали по долгу службы, другие из любопытства. Готлиб узнал низенького и совершенно лысого Венцеля Хацаи во фраке и лощёном цилиндре, с массивной тростью в руке. На шее плешивца блестел чёрной эмалью орден орла, отличительный знак члена коллегии Трибунала. Предстоящее событие было заслугой почти исключительно Хацаи. Он повёл дела так, что коллегии не оставалось ничего иного, кроме как, приговорить троицу в серых балахонах. Старый маньяк имел вескую и очень личную причину ненавидеть колдунов. Двадцать лет назад, во время Еретической войны эскадрон королевских кирасир ворвался в поместье Хацаи. Князя взяли в нужнике без штанов и в таком виде отправили в Норланд. Заодно (не пропадать же добру) северяне прихватили собрание картин, которое семья Хацаи собирала на протяжении нескольких поколений. А командовал этим безобразием колдун из династии Унрехтов, брат нынешнего короля Норланда. По окончании войны северяне вернули князя вместе с остальными пленными и даже снабдили на дорогу новыми штанами, но память о пережитом позоре не оставляла старика по сей день.

Готлиб вспомнил: недавно Хацаи назначили генеральным инквизитором флота. Для несведущих это выглядело повышением, но… Должность означала отбытие из столицы на побережье, подальше от Трибунала и императорского двора. А кроме того, Хацаи страдал от морской болезни настолько, что даже поездка в автомобиле превращалась для него в пытку. Что уж говорить про морские манёвры, в которых флотский инквизитор обязан участвовать! Будет знать, старый дурак, что всех колдунов не переловишь и служебное рвение уместно в разумных пределах.

Справа от инквизитора стоял отец Готлиба, адмирал Карл Данкль, высокий, представительный, с роскошной бородой, возлежащей поверх парадного мундира. Адмирал неодобрительно глянул на опоздавшего сына и отвернулся. «Император! Император!» – заговорили в толпе. Из высоченных дверей Трибунала вышел невысокий сухощавый человечек в каске и чёрной форме лейб-гвардии уланского полка. Толпа восторженно загудела. Хотя, с точки зрения Готлиба, не было ничего примечательного во властителе половины континента. Кроме, пожалуй, пышных усов основательно тронутых сединой.

– Не посмеют, – пожилой чиновник в мундире министерства путей сообщения разговаривал с кем-то за спиной Готлиба. – Как обычно, выведут осуждённых, прочтут приговор, а потом оп-ля! Помилование и высылка в Норланд, к Прокажённому. Цивилизация-с!

По рядам быстро шагал рослый поджарый мужчина в штатском, с жетоном департамента охраны на лацкане.

– Предъявите билет, – потребовал он у Готлиба.

Офицер хотел вспылить: какого чёрта? Но возмущение улетучилось под взглядом спокойных серых глаз агента. Готлиб послушно достал билет из кармана.

Почему-то агент не обратил на внимание на новую знакомую Готлиба. Не заметил маленькую девчушку за спиной высокого моряка или что-то отвлекло внимание соглядатая. Пока читали приговор, Готлиб исподтишка рассматривал девушку. Русые волосы собраны на затылке в плотный пучок, лицо широкое, с высокими скулами. Это наводило на мысль о родстве с аборигенами Севера, чьи общины ещё сохранялись в долине Ифинга. Опасное родство – аборигены от природы обладали запрещёнными способностями. Надо бы намекнуть девушке на необходимость пройти тест Бахмана – то-то крику будет! Северяне до смерти боятся Трибунала и всего, что с ним связано. Провинциалка на многое пойдёт, чтобы избежать встречи с агентами этого почтенного учреждения. Не зная о коварных планах Готлиба, девушка тихонько напевала:

Среди лесистых гор,

У голубых озёр,

Где в чаще слышен,

нестройный птичий хор…

Это было так странно – услышать крестьянскую песенку у ступеней Трибунала.

– Почему ты поёшь? – изумился Готлиб.

– Петь лучше, чем плакать, – ответила девушка и офицер заметил слезу, стекающую у неё по щеке.

– Но почему?

– Потому что…, – девушка указала на ржавый столб, к которому приковали молодого аристократа, – потому что он мой брат.

Девушка взмахнула руками, как колдун, творящий заклятие. Готлиба запоздало осенило – это и была колдунья, чудовище Севера, которое он самолично привёл к Трибуналу.

Палач поднёс факел к поленнице, и облитые керосином брусья вспыхнули. Девушка что-то хрипло выкрикнула и молнии полыхнули средь смертных столбов. Затрещало, будто сомкнулись два оголённых провода, осуждённые дёрнулись под ударами злых молний и тут же обмякли, убитые почти мгновенно. Толпа замерла. В наступившей тишине Готлиб отчётливо расслышал слова старого путейца:

– После всего, что здесь произошло, между нами и Севером возможна только война.

Толпа колыхнулась и потекла, разбиваясь на течения и водовороты. Кто-то бросился наутёк, кто-то стоял пригвождённый к земле ужасом. Император с перепуга шлёпнулся на ступени при всём честном народе, и офицер конвоя поднимал его, схватив под руку. Готлиба сбили с ног, наступили ему на запястье, заехали ботинком по рёбрам. От увечий моряка спас жандарм. Он рывком поднял офицера и поставил на ноги.

– Позаботьтесь о своём отце, – рявкнул жандарм и указал на ступени Трибунала, откуда в панике разбегались аристократы.

Готлиб поискал глазами девушку. Её не было видно, она исчезла, как рыбка, нырнувшая в спасительный омут. В воздухе нестерпимо воняло керосином и палёным мясом, дым от громадных костров стелился по площади и ел глаза. Пламя пожирало трупы колдунов. Офицер заметил, что всё ещё сжимает билет в кулаке. На листке плотной бумаги значилось: «Приглашение на казнь».

Инкогнито

Норланд – угрюмое королевство, страна льдов и туманов. Здесь гранитные скалы вздымаются над водной гладью фиордов подёрнутых дымкой, айсберги выплывают из мглы как мстительные призраки кораблей. Дни в Норланде серы и невзрачны, словно брюхо селёдки. Летнее незакатное солнце лишь касается краем горизонта, чтобы продолжить путь по небосводу, а зимой стоит непроглядная тьма, нарушаемая сполохами полярного сияния. Люди в королевстве так же серы, упрямы и жестоки как природа вокруг них. Они селятся в хуторах по берегам фиордов и в мрачных городах, озаряемых пламенем доменных печей. Норландцы строят деревянные дома и раскрашивают их в немыслимо яркие цвета, словно пытаясь краской восполнить тусклую повседневность. А в глухих урочищах меж отрогов Берегового хребта по сей день обитают дверги, тролли и прочая нечисть, от которой, слава Всевышнему уже избавились в Империи. Норланд древняя страна, он помнит начало времён и останется даже после конца света.

Норея, столица Норланда просыпается рано. В пять утра над бастионами крепости Мариенбург, на северном берегу фиорда горнисты выдувают сигнал к построению. Солдаты становятся шеренгами во дворе между казармами из красного кирпича и гранитной куртиной. Качаются штыки над шпалерами солдат. Дурные от недосыпа новобранцы в плохо подогнанных портупеях становятся как попало, унтера тычками и пинками равняют строй. Скорым шагом проносятся офицеры, прячущие зевоту в кулак. Генерал-майор Розен, комендант крепости и главный живодёр королевской армии, грозно шевелит тараканьими усами и все на плацу знают – сейчас кому-то достанется на орехи. Господин комендант не приступает к завтраку, не устроив знатной выволочки.

В шесть на Заводской стороне басовито гудит котельная ткацкой мануфактуры, к ней присоединяется пронзительный свисток верфи «Полярная звезда», где под навесами эллингов покоятся стройные корпуса эсминцев и яхт. Густым баритоном подаёт сигнал Металлический завод, мелодично пищат свистки сахарных и консервных заводов. Улицы Нореи наполняются народом: шаркают по брусчатке ботинки, рабочие в мятых пиджачках или суконных куртках поверх несвежих рубах греют за пазухой узелок с обедом – кусок сала между ломтями хлеба и пара картофелин «в мундире». Стучат деревянными башмаками ткачихи в ситцевых платках, жакетах и полосатых юбках. Этим бабёнкам сам чёрт не брат. Ты им слово, они тебе десять, только держись. Низкорослые и темнолицые дверги в долгополых сюртуках, цветастых жилетах и шёлковых цилиндрах открывают ювелирные лавки. Всем известно: чем меньше дверг ростом, тем выше цилиндр он выбирает. Похожий на доисторическую обезьяну огр в форменной куртке Электротехнического общества идёт куда-то по своим делам, и несёт на плече фонарный столб.

Бесстрашная школота всех рас и возрастов шныряет по улицам вдоль и поперёк, задевая прохожих ранцами. Студенты Политеха в форменных двубортных тужурках и фуражках с чёрным околышем шагают с таким важным видом, будто за утренним кофе им открылись тайны мироздания. Многие студенты в очках. У одних очки с линзами – от близорукости. У других с простыми стёклами – для солидности. Вечно голодные слушатели Академии Художеств в бесформенных блузах и широкополых шляпах прут шумною толпой, задирая по пути уличных торговок.

Звенят трамваи, грузовые стимеры обдают прохожих облаками пара. По неширокой улице Старого города стучит ободьями по брусчатке громадная повозка, запряжённая парой вороных тяжеловозов. В повозке рядами уложены бочонки с пивом, возница уверенно правит громадными лошадьми. Навстречу неторопливо бежит «мотор» канцлера Инграма Холмберга, похожий на лакированную карету, у которой вместо дышла приделан ящик моторного отсека. Проезжая часть узка, но экипажи не спешат и должны разъехаться. Вдруг – треск мотора, визг клаксона. «Карету» Холмберга нагоняет кабриолет с откинутым верхом, узкий словно торпеда и чёрный как смерть. На дверях машины блестят золотые династические химеры, за рулём молодой белобрысый поручик в очках и кителе болотного цвета, с топориками инженерного корпуса в петлицах.

– Да это же Фрей! – кричат в толпе.

Фрей Унрехт – это вам не мелкий дворянчик из Понизовья. Член совета Старших, принц крови и двадцать седьмой претендент в очереди на королевский престол. По сути – безобиднейшее существо, книгочей с уклоном в технические науки. Но стоит принцу сесть за руль своего «адлера», в него словно бес вселяется. Причём бес мстительный, дерзкий и отчаянно ненавидящий всё, что движется медленней восьмицилиндрового монстра с золотыми химерами на дверях.

Кабриолет идёт на обгон, вклинивается между упряжкой тяжеловозов и «мотором» Холмберга. На мостовой ералаш, громадные кони встают на дыбы, водитель канцлера с перепугу вывернул руль и машина бьётся колесом о бордюр. Опрокинутая бампером урна летит вдоль тротуара, рассыпая окурки. Вокруг шум и гам, свистят мальчишки, прохожие хохочут, указывая пальцами на машину, вставшую поперёк улицы. Что поделать, не любят в столице первого королевского министра. Канцлер Холмберг, лысый сухопарый дверг с постным лицом и остатками седых волос, зачёсанных на «внутренний заём» выглядывает из окна и что-то говорит водителю. Тот выкручивает руль и трогается в сторону Дворцовой набережной.

В восемь утра бахает сигнальная пушка на фасе Кронбурга и выстрел эхом прокатывается по лесистым склонам. Замок Кронбург возвышается над городом и кажется продолжением горы, на которой стоит. Стены старой крепости сложены из валунов такой неподъёмной величины, что гиды придумали легенду для туристов: будто бы Эрик IV для постройки замка нанял великанов, ещё живших в то время на склонах Берегового хребта. Жители городских предместий, окружающих гору, посмеиваются в усы: нанял, только не великанов, а местных мужиков. Они с помощью блоков, рычагов и чьей-то матери сложили стены, заставляющие нынешних инженеров озадаченно скрести в затылке.

Прежде Кронбург был резиденцией королей Норланда. Но во время пожара цитадель выгорела почти дотла, и король со свитой перебрался в замок гостеприимных Врангелей, а потом в новый дворец на набережной Кабаньего острова. Что ни говори, дворец с барочными фасадами, высокими окнами и просторными залами больше подходит для короля, чем старая крепость на утёсе. Новая резиденция с колоннами и кариатидами отражается в спокойных водах фиорда и служит нарядным фасадом столицы, светлым пятном на закопчённой физиономии города. От Дворцовой площади по всему Кабаньему острову разбегаются лучами прямые и широкие улицы, застроенные модными магазинами, банками и конторами. Эта часть города с утра запружена народом. Трещат и воняют бензином «моторы» с откинутыми в честь погожего утра тентами, неслышно катят электрические кареты, цокают по асфальту холёные рысаки, впряжённые в лакированные экипажи. Спешат по тротуарам клерки в костюмах-тройках и котелках, в рубашках со сменными целлулоидными воротничками.

В девять утра отпираются двери контор и банков – к этому часу ночные поезда доставляют в столицу помещиков из южных долин, владельцев громадных лесных дач на склонах Берегового хребта, грубоватых скотопромышленников Межгорья, горнозаводчиков Севера… Все идут в банки: снять, оплатить, взять новую ссуду.

Центральный вокзал Нореи работает круглые сутки. Жильцы в домах у железнодорожных путей засыпают и просыпаются под стук колёс, паровозные гудки и лязг автосцепки. Медлительные товарняки чередуются с быстроходными курьерскими поездами, пригородные составы вываливают на перрон толпы работников из предместий. Около десяти утра в движении на железной дороге возникает короткий перерыв. Пригородные поезда доставили всех, кто спешил к открытию контор и заводов. Платформы пустеют. Вдруг резкий свисток разрывает тишину. Гудят рельсы, земля вдоль путей дрожит мелким бесом. Вдали, у самого горизонта возникает нечто, похожее на тупоконечную винтовочную пулю. Локомотив в обтекаемом кожухе летит, не оставляя ни угольного дыма, ни пара. Только еле заметное марево нефтяного перегара вьётся над выхлопными патрубками. На серебристых бортах вагонов готическим шрифтом написано: «Южный экспресс».

Фрей Унрехт вышел перрон и огляделся. Все на местах. Агенты охранки расставлены вдоль платформ, трое дюжих лакеев замерли наготове, машины конвоя ждут на привокзальной площади. Не хватает главного компонента – принцессы. К офицеру подбежал чиновник в кителе и фуражке железнодорожного ведомства.

– Прибывает! – путеец показал часы на позолоченной цепочке. – «Южный» будет через десять минут.

Фрей кивнул и прошёлся по перрону. Утро выдалось ясным, но под стальным кружевом вокзального дебаркадера царил вечный полумрак. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь закопчённые стёкла перекрытия. Ажурные опоры дебаркадера, когда-то окрашенные суриком, стали угольно-чёрными от сажи.

– Всё в порядке? – спросил Фрей у агента, вытянувшегося во фрунт у опоры.

– Да. Только…

Агент одними глазами указал на соседнюю платформу. Там у газетного киоска стояли два господина. Тот, что моложе – недавно назначенный военный атташе империи Готлиб Данкль. Рядом толстый и курносый старик с седеющими баками, имперский посол Гуго Мартини. Фрею поручили встретить принцессу, прибывающую инкогнито из Понизовья, но стоило этим двоим объявиться на платформе, как стало ясно: «инкогнито» не получилось.

– Говорят, принцесса жутко уродлива, – рассказывал Мартини военному атташе. – Впрочем, наследнику грех жаловаться. Чем страшнее уродство у северян, тем сильнее их магическая потенция. Всё, что требуется от наследника – закрыть глаза и сделать своё дело, хе-хе.

– Я видел фото принцессы во вчерашнем номере «Рейтара», она вполне симпатична, – возразил Готлиб

– Бросьте, – отмахнулся толстяк. – Фотографиям нельзя верить, их ретушируют. Представители норландской аристократии, именующие себя Старшими, все эти Унрехты Врангели, Юнкеры и прочие, – самые уродливые существа на свете. Так уж распорядился Создатель: либо ты красавец и не обладаешь ни граном магии, либо страшен как чёрт и силён как Эрик Основатель. Верьте моему слову, с минуты на минуту вы увидите самую жуткую каргу на свете.

– Но принц… – Готлиб указал на Фрея, – …выглядит вполне нормальным человеком.

– На этом экземпляре природа отдохнула, наградив заурядной внешностью и минимумом способностей. Поэтому он прозябает на вторых ролях. Посмотрите на безвольную линию его подбородка, на бесцветные волосы. А если, мой юный друг, вам повезёт оказаться вблизи, обратите внимание на форму его ушных раковин – они свидетельствуют о деградации. Кровожадная династия Унрехтов вырождается и нам повезло присутствовать при её агонии. Брак наследника Норланда с принцессой из Понизовья является отчаянной попыткой улучшить породу и оттянуть бесславный конец.

– Говорят, Фрей очень умён, – осторожно заметил Готлиб – Он учился в Политехе и даже носит золотой значок этого института.

– Если доведётся общаться с Фреем «tête-à-tête», взгляните на дату, выбитую на значке. Согласно ей, принц умудрился получить университетский значок за два года до своего рождения. Очевидно, Фрей купил его в ломбарде.

Унрехт обернулся и внимательно посмотрел на дипломатов, словно почуяв: разговор идёт о нём.

– Странно, принц совершенно не похож на своего отца, герцога Рагнара, – заметил Готлиб.

– Герцог приходится Фрею приёмным отцом, – пояснил толстяк. – Пятнадцать лет назад анархист покушался на Рагнара, но перепутал экипажи и метнул бомбу в карету родителей Фрея. Они погибли. Герцог усыновил Фрея вместе с его братом и кажется, уже сто раз пожалел об этом. Фрей и особенно его брат Феликс – два главных фрондёра в королевской семье.

«Южный экспресс» приближался. Стук колёс и высокий стон турбины заполнили пространство под дебаркадером. Локомотив протянул состав вдоль платформы, скрежетнул тормозами и замер. Двери вагонов открылись, толпа выплеснулась из поезда и потекла ко входам в вокзал. Фрей приказал агенту:

– Передай шофёрам, чтоб заводили моторы.

Агент убежал к выходу, а Фрей хотел войти в вагон первого класса. Но навстречу ему спешили дамы в дорожных платьях, купцы, офицеры… Фрей посторонился и занял наблюдательный пост у опоры. Не хватало только разминуться с принцессой!

– Господин поручик! – окликнули Фрея.

Принц обернулся. Перед ним стояли трое: плечистый старик в долгополом сюртуке, долговязая рыжая дама с вытянутым как у лошади лицом, и невысокая девушка с тёмно-русыми волосами, стянутыми на затылке в тугой узел. Лицо девушки симпатичное, но несколько широковатое и чересчур скуластое. Глаза скрыты за тёмными очками. На приезжей шляпа с тёмной вуалью, приталенный жакет чёрного бархата и полосатая юбка вроде тех, что носят крестьянки и знатные дамы, впавшие в ересь народничества.

– Господин поручик, как нам попасть на Дворцовую набережную, – спросил старик.

Фрей, раздосадованный тем, что его отвлекают от важного дела, холодно ответил:

– На привокзальной площади находится биржа извозчиков, а из вокзала по телефону можно заказать такси.

Троица направилась ко входу в вокзал. А Фрея поразила внезапная мысль.

– Стойте! – крикнул он.

Все трое обернулись, старик как бы невзначай отвёл полу сюртука, продемонстрировав висящую на поясе кобуру.

– Вы Фрея Ропп? – обратился поручик к девушке в полосатой юбке.

– Да.

– Я Фрей Унрехт и мне поручено забрать вас с вокзала. Из-за некоторых обстоятельств – Фрей указал на имперских дипломатов, – торжественной встречи не будет.

Фрея взглянула на южан, узнала Готлиба и помахала ему рукой. Атташе вздрогнул и побледнел.

– Кажется, он вас помнит, – заметил Фрей.

– Да, мы встречались. Этот господин помог мне в одном очень важном деле.

Фрей взмахнул рукой, подзывая лакеев и те выхватили у носильщиков багаж принцессы.

– Пройдёмте к машине.

На привокзальной площади шум и гам, как в Вавилоне за день до сдачи объекта. Толпа бурлит, обтекая стоящие у бордюра автомобили. Орут, стараясь перекричать друг друга лотошники, звонко вопят мальчишки-газетчики, извозчики окликают с высоких козел клиентов:

– А кому в Суконный конец?

Столицу полвека назад разделили на округа, но у этих деревенщин всюду «концы». Наряд конной полиции пробирается сквозь толпу. Хорошо обученные лошади осторожно раздвигают людей. Из погребка на дальней стороне площади вываливает компания поддатых мужчин. Кто-то налетает на бражников, получает сдачи кулаком в нос и вспыхивает драка. Конные полицейские сворачивают ко входу в кабачок, заранее снимая с поясов длинные дубинки. Гости из Понизовья оглушены и растеряны. Даже невозмутимый старик с внешностью отставного душегуба ощутил себя не в своей тарелке.

– У вас всегда так шумно? – спросила Фрея.

После малолюдного Понизовья столица Норланда казалась ей сущим адом.

– Сегодня ещё тихо, – улыбнулся Фрей. – Будний день всё-таки. А что здесь в воскресенье будет…! Впрочем, пожалуйте в машину.

Фрей помог принцессе и её компаньонке забраться на заднее сиденье «адлера», старик сел впереди. Лакеи погрузили саки и чемоданы понизовцев в деревянный ящик багажника, захлопнули его и застегнули ремнями. Фрея выглянула из окна.

– А кто поведёт машину?

– Я, – Фрей взялся за пусковую рукоятку и рывком крутанул её.

Двигатель провернулся и затарахтел всеми восемью цилиндрами.

– Вы умеете водить! – Фрея была в восторге.

– Это не так уж и сложно.

Поручик сел за руль, дважды просигналил машинам конвоя и тронулся, стараясь не ткнуть бампером обывателей, имеющих дурную привычку шляться поперёк проезжей части.

– Я всю жизнь мечтала научиться водить автомобиль, – заявила Фрея.

– Рекомендую купить машину с электромотором. Вот уж с чем нет проблем: ни запаха бензина, ни мучений с коробкой передач. Нажал педаль и поехал!

– Это те несчастные экипажи, которые заряжаются дольше, чем ездят? – Фрея презрительно сморщила нос. – Будущее за двигателем внутреннего сгорания!

Колонна выехала с привокзальной площади и помчалась вдоль железнодорожной эстакады. Фрей придавил акселератор и машина легко обогнала поезд, несущийся на всех парах. За путями тянулся парк. Над кронами дубов виднелись островерхие крыши и шпили замка.

– Это Юханхольм, наш старый охотничий замок, – пояснил Фрей. – В нём зарезали короля Юхана Безумного. А там, – поручик указал на мрачное кирпичное здание по другую сторону проспекта, – королевский лицей. В нём я дрался с сыном нынешнего бургомистра Нореи.

– И кто победил? – заинтересовалась Фрея.

– Учитель! Он взял нас за загривки, треснул лбами и отправил в разные углы класса. В этом парке, – поручик кивнул на островок зелени, зажатый между домов, – наша королева Мари дралась на дуэли.

– Расскажите, расскажите!

– Ну, слушайте…

За четверть века до описываемых событий девица Мари Сандберг была студенткой Вознесенского женского колледжа. Спор между будущей королевой и некой особой с Миллионной улицы возник из-за пустяка: купчиха неосторожно высказалась про платье Мари, а та огрела оппонентку сумочкой. По правилам дуэлянтам следовало драться обнажёнными по пояс, дабы клинок не занёс в рану инфекцию вместе с клочками одежды. В придачу к блузке Мари скинула юбки и сражалась в одних панталонах. Имея решительное преимущество в манёвре, она проткнула купчиху шпагой с такой же лёгкостью, с какой повар нанизывает на вертел цыплёнка.

– И эта женщина станет моей свекровью? – Фрея вдруг отчётливо представила, что будет, если поссорится с королевой. Она заранее видела себя насаженной на шпагу.

Фрей заверил принцессу, что особам правящей династии запрещено принимать и посылать вызовы. Этот запрет соблюдается. В большинстве случаев.

– У вас в Норее случается что-нибудь хорошее? – спросила Фрея. – Кроме драк, дуэлей и зарезанных королей.

– Конечно! Вчера состоялся торжественный спуск на воду линейного крейсера «Норланд». При спуске порвался канат и хлестнул по толпе. Убито трое зевак.

Машина поднялась на высокий Рождественский мост, перекинутый через рукав Фрайзера. С моста, поверх черепичных крыш Старого города спутники увидели обрывистые склоны Замковой горы с крепостью на вершине.

– Это Кронбург, старая королевская резиденция, – рассказывал Фрей. – Двести лет назад она сгорела, и её переделали в тюрьму для преступников высшего ранга.

– Хочу побывать там! – заявила Фрея.

– Прибейте кого-нибудь и сразу туда попадёте, – заверил Фрей.

– Да ну вас! – надулась принцесса.

– Хорошо, едем в Кронбург, – решил поручик.

«Адлер» развернулся с лихим креном и помчался вдоль обшарпанных домов Старого города. Асфальт кончился, под колёсами загремела брусчатка кривых переулков. Замковую гору лишь недавно включили в пределы столицы, и улицы на её склонах ещё сохранялся сельский колорит. Всё так же грелись на солнышке ветхие старушки, помнящие прежнего короля молодым представительным мужчиной, куры копались в навозных кучах, а по вечерам можно было наткнуться на табунок коз, которых хозяйка гнала с пастбища на крутых склонах горы.

Машина промчалась мимо облезлого двухэтажного особняка с узкими окошками и флюгером-драконом на вершине остроконечного фронтона. У дверей за столиком восседала старуха с необъятной талией и угощалась из расписного кофейника. Фрей нажал клаксон, в ответ бабка погрозила клюкой.

– Это вдова Брэм, – представил старуху Фрей. – Она сдаёт комнаты художникам, которые от слова «худо». Дни напролёт пьёт кофе на тротуаре и костерит нас, Унрехтов на чём свет стоит.

– И её не заберут в полицейский участок? – удивилась Фрея

– Давно пора, – согласился Фрей. – Беда в том, что в Норланде нет закона, запрещающего поносить особ королевской крови. А без закона мой дядя, столичный обер-полицмейстер пальцем не пошевелит, чтоб взять кого-то за шкирку.

Подъём становился круче, машина мчалась по краю обрыва, и Фрея с удивлением разглядывала верхушки огромных сосен, пробегавшие на уровне её глаз. «Адлер» пересёк каменный мост над пропастью и остановился на площадке перед воротами Кронбурга.

– Приехали!

От подножия крепости открывался великолепный вид на столицу. Сквозь дымку смога проступали крыши городских кварталов, заводские трубы, цеха. Сверкал стеклянный купол Политеха, похожий на яйцо, поставленное острым концом вверх. Два рукава Фрайзера серебристыми лентами опоясывали Кабаний остров с его проспектами и дворцами. На неподвижной глади Большого фиорда темнели корпуса пароходов, белыми чайками скользили по воде парусные шхуны. Линия крепостных фасов очерчивала полукруглый ковш Минной гавани, стоящие в ней борт о борт эсминцы напоминали шпроты в банке. На дальнем берегу фиорда из тумана выступала гранитная глыба крепости Мариенбург.

– Как красиво! – Фрея рассматривала столицу, опершись на деревянные перила, окаймляющие площадку перед крепостью.

Перила установил владелец ресторана, угнездившегося у подножия замка. Ресторатор беспокоился о том, чтобы туристы, приехавшие поглазеть на самую знаменитую тюрьму в королевстве, не падали с обрыва, не закусив в его заведении. Ресторан так и назывался – «Обрыв».

Фрея обернулась и запрокинула голову, разглядывая стены и башни Кронбурга.

– Он такой большой! И жуткий.

В ответ Фрей продекламировал:

Над домом вечного позора

Стоят два ангела с крестом,

И часовые для дозора

Внизу с заряженным ружьём.

Серо, мрачно… В окне решётка,

За нею – воля впереди, —

Но звук шагов считаешь чётко,