Buch lesen: «Еще один некромант 1. Беглый смертник»

Пролог

– Как ты мог так напиться, чтобы хватать эту Наташку за задницу!

Таня сидит за рулем своего «Мерседеса». Мы поехали на ее машине, чтобы я мог пить. Теперь она клюет мне мозг.

Что я могу ей ответить?

Что был трезв и мне совершенно не требуется напиваться, чтобы хватать Наташу за ее круглую попку?

Что я не хватал, а нежно поглаживал ее упругие полушария, которые прикрывала только мягкая ткань платья? И до сих пор ладонь помнит это ощущение шелковистой гладкости?

Что я с ней продолжаю регулярно встречаться?

Уж лучше промолчать.

Какая тварь заметила нас в темном углу, сфотографировала и переслала фото Тане? В сущности, это тоже уже неважно.

– Тебе меня мало? – выкрикивает подруга очередной риторический вопрос.

С этим всё сложно.

С Наташей я недолго встречался до того, как Татьяна прыгнула ко мне в постель. Прыгнула, стала ко мне бегать, устроила так, чтобы Наташа об этом узнала. Та обиделась, сказала, что у нас всё кончено. Так я стал встречаться с Татьяной.

Потом пересеклись на вечеринке у общих знакомых с Наташей, как бы случайно оказались наедине, и оказалось, что ничего не кончено. Наташа по-прежнему ко мне неравнодушна, я по-прежнему ее хочу.

Ее тело вызывает во мне настоящую страсть. Никогда никого так не хотел.

Мы с ней почти противоположности. Она светленькая, с волосами пшеничного цвета, голубоглазая, стройная, а главное – у нее потрясающая нежная шелковистая кожа, белая, с легким медовым оттенком. А еще – мягкие розовые губы, розовые соски и почти нет волос на теле.

Почему я выбрал не ее, а Татьяну? Тут много причин.

Главная – мы с Наташей настолько противоположности, что у нас из-за этого сложно в сексе. Стоит мне чуть потерять контроль, и мои действия становятся для нее болезненными, ее возбуждение срывается и она остается без оргазма. Получается, или я не могу расслабиться и нормально получить удовольствие, или она не получает. Она не жаловалась, ей даже нравится мой темперамент, но строить долгосрочные отношения без гармонии в сексе я бы не рискнул. Это как стену без фундамента выкладывать, я считаю.

Еще она простовата, с моей точки зрения. Даже высшего образования не имеет, работает медсестрой. И интересы у нее простые и практичные, мне часто с ней не о чем поговорить. Может, в качестве жены богатого папика она смотрелась бы неплохо: красива, одеваться и вести себя умеет, детей бы нарожала здоровых, стала бы прекрасной матерью. Но мне пока нужно другое.

– Выбирай, или я, или иди нахрен! – продолжает буянить Таня.

Я уже выбрал.

Я не зажигаюсь так от тела Тани, но секс у нас вполне удовлетворительный.

Еще один плюс – она обо мне заботится постоянно. То пирожных к чаю притащит, то какое-нибудь новое место покажет, то фильм модный посоветует. Вроде мелочи, но мне приятно. Она вводит меня в свой мир, ненавязчиво рассказывает мне о всяких вещах, которые для нее обычные, а мне недоступны. Поездки за границу, мода, места развлечений, и многое другое, что привычно богатым и остается картинкой из кино для тех, кто живет на зарплату.

И да, с меркантильной точки зрения брак с ней гораздо интереснее. Скоро я заканчиваю институт, и ее отец мог бы дать мощный пинок моей карьере, или хоть с жильем помочь дочери. Я взрослый мальчик и не верю в сказки о том, что можно своим трудом, умом или талантом достигнуть вершин. Таких, кто достигает – единицы, а миллионы копошатся внизу, бегая, как хомяки в колесе. Мои родители работали всю жизнь, они специалисты хорошего уровня, и только недавно расплатились с долгами за нашу квартиру, обычную трешку в спальном районе. Жить, как они, потратить на ипотеку лучшие десятилетия жизни, я не хочу. Отцу под полтинник, а он недавно впервые в Европу выбрался. А Таня в свои двадцать два объездила все дорогие курорты мира.

Так что я выбрал Таню. Но и отказаться от тела Наташи не получается.

– Ты вообще меня слушаешь?!

Я поворачиваюсь к Тане. Смотрю на нее. Она в бешенстве. Смотрит на меня. А кто смотрит на дорогу?!

– Светофор‼ – ору я.

Таня поворачивает голову, испуганно жмет на тормоз, но уже поздно.

Наша машина на красный свет вылетает на перекресток, проскакивает первую полосу поперечной дороги, а на второй справа в нас летит темный силуэт с яркими фарами, внедорожник, явно превышающий скорость. Он бьет капотом в мою дверцу, хруст сминаемого металла, удар головой, темнота…

1. Пробуждение

Темнота.

Дышать тяжело. Что-то давит на грудь, и голова прижата чем-то тяжелым, и руки-ноги – тоже.

Шевелюсь. Удается выдернуть из-под мягкой тяжести руку. Опираюсь, поворачиваю плечи, высвобождаю вторую руку, голову. Становится легче.

Под пальцами – грубая ткань, под тканью – что-то мягкое. Где-то мягкое, а где-то тверже. Кости и мышцы? Ощупываю, и волосы на моей голове шевелятся – под моей ладонью рука мертвеца. Чтобы окончательно убедиться, что это не туша животного, наряженного в одежду, нащупываю его кисть с мозолистыми пальцами. И сверху на мне тоже мертвые человеческие тела, уже остывшие, но еще не закостеневшие.

От такого открытия я начинаю лихорадочно дергаться и выбираться из-под трупов. Это оказалось несложно – надо мной оказалось всего два тела.

Выбрался.

Испуганное дыхание постепенно успокаивается.

И что дальше?

Вокруг полная темнота. Вообще полная, ничего не видно, хоть глаз выколи.

Рядом со мной – груда трупов, благоухающая бомжами.

Под ногами – ровный каменный пол, по которому шуршат мои подошвы.

Какое-то бормотание слышу. Слов не разберу.

Воздух прохладный и влажный, но плесенью не пахнет. Зато попахивает человеческими испражнениями. И от меня тоже попахивает, потому что на штанах у меня влажное пятно, я замечаю его, потому что холодит кожу.

Только это не штаны. Это что-то типа коротких, выше колена, бриджей, а ниже… ниже – кальсоны?

Ощупываю себя.

Первый сюрприз я почувствовал, как только наклонил голову. У меня – короткая бородка. Раньше я брился, чтобы отрастить такую щетину, надо не меньше пары месяцев. Я в коме лежал?

Прическа оказалась неожиданной. На висках и затылке, примерно до уровня глаз, волосы короткие, а выше – длинные, лохматятся во все стороны, на глаза падают.

На теле надета то ли куртка, то ли рубашка из плотной ткани, длиной по пояс. Застежка у нее странная – ряд круглых пуговиц, пришитых часто, почти вплотную друг к другу. Под этой курткой есть рубашка, заправленная в бриджи. И – сюрприз: то, что я принял за кальсоны, это чулки, под бриджами привязанные ленточками к нижней рубашке. А трусов под бриджами нет.

На ногах – короткие сапоги из мягкой кожи.

Бред какой-то!

***

Где-то недалеко послышался кашель. Звук сопровождает эхо, как в закрытом помещении с голыми стенами. Потом шарканье ног. Потом звук струи. Похоже, тут есть люди. Звать их я не тороплюсь. Когда просыпаешься в полной темноте в груде трупов – это очень нехороший признак, стоит сначала разобраться хоть немного, что происходит. Еще и одежда странная…

Может, это морг? Меня приняли за мертвого? Вообще, я себе морги представлял как-то по-другому…

Итак, мы ехали с Татьяной. Судя по всему, попали в аварию, я пострадал серьезно.

«Эта сука меня убила!» – возникает из глубины сознания мысль. А вслед за этим – яркий образ того, как я наматываю на кулак волосы Татьяны, бросаю ее грудью на стол, задираю юбку, жестко деру ее, а потом…

А потом, не вынимая члена, я длинным кинжалом перерезаю ей горло и спокойно наблюдаю, как из ее тела уходит жизнь. И картина эта такая реалистичная, как будто я так уже делал.

Эта вспышка ярости меня огорошила.

Нет, злость на Таню вполне понятна, действительно она ведь меня чуть не убила. И волосы на кулак намотать, а потом отодрать – это кажется мне вполне уместным. Но резать глотку? Может, я из-за повреждения мозга стал психопатом? Я же головой ударился.

Ощупываю голову. Где тогда мои раны или бинты?

Непонятно.

Для пробы представляю себе Наташу. Голую. Желания резать ей глотку не возникает. Возникает острое желание отодрать ее, запереть, чтобы никуда не делась, и потом опять отодрать, и снова отодрать, и так – пока она не родит мне мальчика. Или девочку, похожую на нее. А потом – опять драть и рожать.

Вдвойне непонятно.

***

Раз я с собой разобраться не могу, стоит изучить окружающее. Я осторожно двигаюсь, изучая помещение, в котором нахожусь.

Это почти квадратная комната длиной метра три.

Посреди нее свалены в кучу трупы. Я ощупал верхние тела.

Трупы почти все мужские, хотя попался один ребенок и одна женщина. Некоторые в рубахах и широких штанах из грубой ткани. Некоторые – в куртках и шортах вроде моих. Ребенок – в длинной рубахе, которую я сначала принял за платье. Женщина – в блузе без застежек, жилетке и юбке. У пары трупов я нащупал перевязанные раны, но причиной смерти, судя по всему, стали не они. У некоторых одежда вспорота на поясах, манжетах и прочих местах, где можно что-то спрятать. Карманов ни у кого не нашел. Денег, оружия, документов – нет. Вообще ничего, кроме одежды. Как и у меня. Я задумался о том, чтобы снять с трупа шорты вместо моих, подмоченных. Не стал, побрезговал.

Прошелся вдоль кирпичных неоштукатуренных стен. Ничего интересного не нашел. Комната совершенно пустая, ни мебели, ни какого-то оборудования, никакой утвари. Только груда трупов. Похоже, это помещение именно как временный склад трупов и используют. Почему временный? Потому что трупы все относительно свежие, запаха еще нет. Значит, их всех одновременно убили, сложили и скоро уберут отсюда.

При движении по периметру комнаты я наткнулся на дверной проем.

***

Я уже собирался выйти, и тут понял, что темнота перестала быть абсолютной. В дальнем углу комнаты на уровне пола появилось слабое свечение. Чуть светящаяся точка. Потом еще одна. Они короткими перебежками двинулись к трупам. Сначала я думал – показалось, но точки вели себя вполне логично. А потом мой слух различил еле слышный писк и цокот маленьких коготков по камню.

«Крысы» – понял я.

Находиться в полной темноте с крысами оказалось неприятно. В глубине души я, почему-то, был настроен флегматично: крысы и крысы, экая невидаль. Но воображение подкидывало мне мысли, что они могут на меня напасть, пользуясь моей слепотой. Рефлекторно захотелось отмахнуться от крыс, сделать так, чтобы они исчезли. Это желание оформилось в мысленный образ, как будто я рукой смахиваю огоньки крыс в сторону. И внезапно они исчезли. Огоньки исчезли, а крысы перестали цокать когтями и пищать. Может, замерли? Больше я их не слышал.

***

Я вернулся к изучению помещения.

В глубоком дверном проеме, у которого я стоял, висела дверь, сейчас открытая. Массивная, из толстых досок, укрепленная металлическими полосами, на ржавых кованых петлях, вделанных в стену. С зарешеченным окошком и массивным запором снаружи.

Окошко и запор наводили на мысль о тюремной камере. Хотя почему на запоре нет никакого замка? Странно. Какая-то раритетная тюрьма из далекого прошлого? Впрочем, это неплохо согласовывалось со странностями в одежде.

Над этим стоило задуматься, но задумываться было страшно.

Я на ощупь вышел из комнаты в коридор.

Тут сильнее чувствовалось присутствие людей. И запахи испражнений витали, и негромкий храп слышался, иногда дерево поскрипывало, как будто кто-то вертится на кровати.

***

Я двинулся вдоль стены, касаясь ее пальцами. Старался идти тихо, не привлекать внимания.

Быстро добрался до конца коридора. Там наткнулся на столик, на столике – прямоугольная корзинка с чем-то, похожим на очень некачественные липкие церковные свечи. Рядом – подсвечник на семь свечей. Спичек, зажигалок или других источников огня не нашлось.

Около столика – ступени, ведущие вверх. На высоте метра в полтора лестница упирается в дверь, массивную, запертую снаружи.

Изучив конец коридора, я перешел к его противоположной стене и двинулся вдоль нее назад, в сторону звуков, издаваемых людьми.

Добрался до первого дверного проема. Ощупал дверь. Глянул в окошко, там меня ожидал сюрприз – внутри камеры было свечение, похожее на то, что от крыс, но гораздо ярче. Свечение это сконцентрировалось в небольшом огоньке, расположенном в дальнем углу, но его отблески очерчивали рядом еще что-то. Не сразу я сообразил, что отблески подсвечивают фигуру лежащего человека.

Свечение вызвало мое любопытство. Я посмотрел на свои руки – светятся ли они? Пригляделся – вроде есть. Но главное – в центре моей груди ровно светит яркий огонек. Рассмотреть его было сложно, я его видел только краем глаза, когда голова до предела наклонена, но сразу стало заметно, что мой огонек намного ярче, чем у человека в камере.

Куча трупов, темный подвал с камерами, отсутствие современных материалов и приспособлений, огоньки эти загадочные – всё это было странно, но пока думать о странностях рано. Надо собрать больше информации.

***

Общаться с человеком в камере я не стал, двинулся дальше. Следующая камера оказалась пустой и незапертой. И еще две за ней – тоже. Видимо, раньше там обитал кто-то из тех, кто сейчас лежал в куче трупов.

Потом я добрался до запертой двери.

Когда я стоял у нее, пытаясь заглянуть в окошко, вдруг с возгласом «Кто здесь?» передо мной появляется человек. Я видел его, как свечение, огонек в нижней части груди и отблески по всему телу. Заключенный вынырнул из-за стены так неожиданно, что я рефлекторно отпрянул. А еще – мысленно отмахнулся от него, как раньше отмахивался от крыс.

Свечение погасло. Я слышу шорох тела, сползающего на пол.

Что это было?

Заглядываю в окошко – нет свечения. И человек признаки жизни не подает.

Секунду я обдумываю тот факт, что человек говорил со мной не на русском. Свой вопрос «Кто здесь?» он задал на милосском, который я неплохо знаю, а мой родной язык – низотейский, его горный диалект. Откуда я это знаю? Знание пришло изнутри, из глубины памяти.

Я начинаю принимать мысль, что я не на Земле. Проще согласиться с тем, что я погиб и попал в другой мир, чем придумывать другую версию, которая логично объяснила бы вот это вот всё.

Встряхиваю головой и решаю – надо посмотреть, что с человеком.

Стараясь не шуметь, открываю запор на двери камеры.

Тело лежит у двери. Теплое. Пульса нет. Сердце не бьется.

Я что, убил человека?

Понимаю, что это плохо, но никаких эмоций эта мысль сейчас у меня не вызывает, даже удивления. Убил и убил, что ж теперь? Судя по кучке трупов, тут все смертники, включая меня.

С другой стороны – убийство в любом обществе должно быть преступлением.

С третьей – воскрешение трупа тоже событие незаурядное, и лучше бы мое воскрешение скрыть. А у меня тут как раз и лишнее тело образовалось. Если его в кучку подкинуть, то количество мертвецов сойдется.

Я легко поднимаю тело за руку, закидываю себе на плечи и подхватываю за ногу второй рукой. Выпрямляюсь и несу его так привычно и непринужденно, как будто переноска человеческих тел – мое обычное занятие.

На ощупь нахожу комнату с трупами и сбрасываю тело в общую кучу.

***

Я исследовал коридор до конца. В пяти камерах присутствовали живые люди. В двух десятках – никого.

В каждой камере стояла дощатая лавка, деревянное ведро для испражнений, кувшин с длинным носиком с водой. Вода в кувшинах оказалась вполне чистой, я напился.

Что дальше?

Выбраться из подвала нельзя – наружная дверь заперта, других выходов я не нашел. Раз нельзя сбежать – нужно спрятаться. Только куда? Тут есть только камеры.

Я поколебался, выбирая – спрятаться в одной из дальних, пустующих, или занять ту, в которой был заключенный, которого я случайно убил своим мысленным жестом.

Живых заключенных мало, если кого-то не досчитаются, начнут искать. Так что правильнее сразу занять то место, где должен быть человек. Только дверь прикрыть, не запирая. При свете свечей не задвинутый запор могут и не заметить.

Оружием бы еще разжиться… но в умелых руках и деревянное ведро – оружие.

«А разве у меня руки умелые?» – удивился я.

Я, прихватив с собой пустое ведро, занял место в камере, плотно прикрыл дверь и стал ждать. Пока ожидал – заснул.

2. Побег

Просыпаюсь я от скрежета замка. Кто-то открыл дверь, ведущую в подвал. В окошке – слабые отблески света, они мигают, когда движение воздуха треплет пламя свечи

Я тихо подхватываюсь, нащупываю свое боевое ведро и затаиваюсь около двери в камеру. Мною движут звериные инстинкты.

Свет в коридоре становится ярче – это зажгли подсвечник на столе у входа.

– Давайте, таскайте.

– Да, господин.

Разговор идет на милосском.

Слышится шорох. С таким шорохом волочатся по камню ноги трупов. Стукнула дверь. Носильщики мертвых тел ушли, прихватив с собой одно из них.

Я жду. Пытаюсь выглянуть в окошко двери, но ничего не вижу – из-за толстой стены в дверном проеме в мое поле зрения попадает только то, что напротив моей камеры.

Шорох шагов. Тихое позвякивание металла. Это не стоится на месте тому, кто привел носильщиков. Похоже, он один. И носильщика, видимо, два. Таскать тела они будут долго.

Носильщики возвращаются. По шагам я понимаю – они зашли в комнату с трупами. Что сделает скучающий надсмотрщик, когда в его поле зрения есть парочка подсобных рабочих? Будет наблюдать за ними. Больше тут наблюдать не за кем. Значит – можно приоткрыть дверь и выглянуть. Тем более, моя дверь довольно далеко от входа и свечей, тут темно.

Приоткрываю. Выглядываю.

У входа, спиной ко мне, стоит немолодой высокий толстый мужчина в кафтане, шортах и чулках. На его поясе – кинжал и короткий меч. Судя по толщине запястий и прямой спине воина, пользоваться мечом мужчина умеет, хотя сам он сейчас не в лучшей форме.

Из хранилища трупов показались носильщики. Они вдвоем за руки тащат тело. Перед лестницей перехватывают его, один берет под руки, второй – под колени.

Я тихо прикрываю дверь.

Носильщики безоружны. Одеты в рубахи и штаны. Значит – не воины. Опасности не представляют.

Жду дальше. Уши вслушиваются в шаги надсмотрщика. Тело прижимается к стене и готово к рывку. В руке – деревянное ведро.

***

Возвращаются носильщики. Заходят в комнату с телами. Пора!

Открываю дверь и бегу к надсмотрщику. Он стоял спиной, но что-то услышал, разворачивается, увидел меня, выхватывает меч и кинжал.

Я на бегу взмахиваю рукой и отправляю ведро в его голову. Он пригибает ее, уходит вбок, но параша все равно попадает, хотя и не так удачно, как хотелось бы мне. С глухим стуком она отлетает от головы, надсмотрщик ошеломлен. Это не мешает ему вслепую отмахнуться мечом.

Я отпрыгиваю от меча и тут же подшагиваю вперед. Левая рука блокирует правое запястье противника, правая нога бьет по его голени и ломает ее. Надсмотрщик со стоном падает, он дезориентирован, но оружие всё еще в его руках.

Шаг, нога бьет пяткой по голове, та глухо стукается затылком о пол. Тело надсмотрщика обмякает.

Из дверного проема вылетает носильщик. Я незамысловато сбиваю его с ног ударом кулака. Второй застыл, смотрит на меня, его губы трясутся от страха.

– Замер! На колени! – бросаю ему.

Он слушается.

Сам я подбираю кинжал и ударом под подбородок заканчиваю с тюремщиком. Потом избавляю от мучений носильщика со сломанной челюстью.

Всё это я проделал, не задумываясь, на рефлексах.

***

Я подошел к пленному носильщику. Прихватил его рукой за волосы, поднес кинжал к его горлу. Работник стоял на коленях, бледный до синевы, с трясущимися губами, его щеки от страха как будто стекли вниз, а лоб сморщился. Я много раз видел такие лица.

Опасность была устранена, подошло время допроса.

И тут на меня накатило понимание, что за время моего сна многое изменилось.

Когда я очнулся в куче трупов, я осознавал себя землянином, молодым парнем, студентом, который попал в странные обстоятельства.

Теперь же я стал кем-то другим. Я помнил не только свое земное детство и юность, но и местные. Мне стали доступны язык, знания и память моего местного «я».

Он оказался моим ровесником, но его опыт и уверенность подавляли земную личность. Местный-я действовал быстро, не задумываясь, поэтому в критических обстоятельствах тело находилось полностью под его контролем. Чувства, привычки и навыки тоже достались от него. От земной личности осталась совесть и навыки логического мышления, без которых я-местный прекрасно до сих пор обходился.

– Ты знаешь, кто я? – начал я допрос.

– Горец, господин, – пробормотал работник.

– Не просто горец. Я наемник, не пропустивший ни одной кампании с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать зим. Семь кампаний. Первой стал неудачный морской поход в Алитанию.

– Да, господин.

– Но я не просто наемник. Меня зовут Бенек. Я десятник «Пестрых собак». Ты слышал о нашем отряде?

– Нет, господин. Я же не военный.

– В нашем отряде воевали те, кто делает это не ради денег. Те, кому нравится убивать. А после захвата города мы любим развлекаться. Я, правда, предпочитаю женщин, но снять шкуру и с тебя могу.

– Не нужно, господин.

– Подними левую руку, я сломаю тебе палец. Если ослушаешься – сломаю все пальцы.

Пленный поднял дрожащую руку. Я без колебаний захватил его мизинец в свою ладонь и быстрым движением сломал его. Носильщик взвыл и заплакал.

– Теперь ты знаешь, что со мной шутить нельзя. Сейчас ответишь на мои вопросы.

– Да, господин.

– Что находится за дверью из подвала?

– Продолжение лестницы, дальше – коридор. Если идти направо, там учебный корпус, студенты-некроманты, преподаватели. Налево – покои тюремщика и выход на хозяйственный двор.

– Что во дворе?

– Там почти рядом калитка на кладбище. Поодаль конюшня, еще дальше – столовая.

– Калитка заперта?

– Нет, господин. Мы тела таскали, сейчас открыто.

– Тюремщик один живет?

– Нет, с женой.

– Молодая жена? – заинтересовался я. У моего тела женщины не было уже четыре месяца, с момента моего пленения.

– Совсем молодая. На прошлых праздниках женился, девушку-крестьянку взял.

Прошлые Осенние праздники были месяца два назад.

– Как скоро сюда придут люди?

– У первого курса занятия с подопытными вчера были, они теперь до следующей недели не придут, – пожал плечами пленник. – А когда кто другой появится – откуда мне знать?

Всё, что имело практическое значение, я узнал. Я быстрым движением провел лезвием по горлу пленника и толкнул его тело на пол, чтобы на меня не плеснуло кровью.

***

Первым делом я снял с тюремщика пояс с ножнами и нацепил его на себя. Подобрал его меч. Еще кольцо с ключами подобрал. Обыскал тело, надеясь найти деньги, но денег не оказалось. Незачем ему деньги в подвале. Впрочем, в его покоях что-то обязательно найдется.

Потом я вспомнил о защитном амулете. В неверном свете свечей я видел на груди тюремщика яркое свечение, мигающее в непредсказуемом ритме. Это и был амулет, он забивал своим блеском свечение самого человека, а еще блокировал магические формы, направленные на него. В бой с амулетом, неизвестно кем сделанным, я бы не пошел, но пока за неимением лучшего и этот сойдет. Тем более, тут вокруг полно студентов, способных по дурости на любую пакость, амулеты должны быть надежными. Я выдернул из-под рубахи трупа шнурок с побрякушкой. Там оказался еще один амулет, который светился ровной искоркой. Может, для поддержания здоровья, а может – для потенции, кто его знает. На себя я надел только защитный.

Пока мои руки занимались простыми и нужными делами, я задумался.

Я убил трех человек. Смущало меня это? Должен честно признаться, что не смущало. Даже мои земные представления позволяли убивать ради спасения своей жизни. Конечно, я мог бы запереть последнего пленника в камере, а не убивать. Сразу не подумал об этом, теперь жалеть уже поздно. Конечно, мне не нужен лишний живой свидетель. Но его всё равно призовет и допросит некромант, так что мертвый свидетель остался, разница небольшая. Получается, бессмысленно я его убил. Нехорошо это, неправильно.

Зря я ему свое имя сказал, может меня перепутали бы с прошлым жильцом камеры. Опять-таки, сразу не подумал, а теперь поздно жалеть. У меня сейчас вообще сложно со способностью вовремя подумать. Не тело, а какой-то сосуд с тестостероном.

О том, что я убил людей, я не жалел. А вот то, что я собирался сделать дальше, у моей земной половинки вызывало большие вопросы…

***

Заключенные, конечно же, услышали, что в подвале происходит что-то необычное. Сначала притихли, а потом стали просить, чтобы их освободили.

– Горцы тут есть? – уточнил я на низотейском.

Молчание. Нет горцев. А остальные меня не волнуют. Пусть сидят. Потом их убьют в учебных целях. Да и ладно – сюда вряд ли невинных овечек посадили. И я тоже не невинен, на руках моего тела крови больше, чем у некоторых аристократов.

Я поднялся по лестнице и вышел за дверь.

***

На этой двери был замок, довольно сложный и даже поблескивал магией. Наверное, не столько от побега заключенных, сколько от студентов, чтобы те не полезли в подвал без спроса. Я нашел на кольце, снятом с тела тюремщика, подходящий ключ, запер подвал.

Вышел в коридор. Там пусто. Повернул в сторону жилья тюремщика. Вход в покои оказался совсем рядом. И даже дверь не заперта.

Вошел.