Buch lesen: «Восемь оправданий Луи-Фердинанда Селина»

Дизайнер обложки Павел Арсеньев

© Дмитрий Александрович Селезнёв, 2017

© Павел Арсеньев, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-2937-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение. Селин в России

Нельзя сказать, что французский писатель Луи-Фердинанд Селин пользуется широкой известностью у российской читающей публики. А для нечитающей его фамилия напомнит разве что улыбчивого актёра – героя современных отечественных сериалов про «ментов». А ведь его первый роман «Путешествие на край ночи» едва не получил в 1932 году престижную Гонкуровскую премию (вместо неё роману была присуждена сопутствующая «утешительная» премия Ренодо), был предметом скандалов и споров среди французских интеллектуалов того времени, а у нас, в России, после публикации в 1934 году, на первом всесоюзном съезде советских писателей послужил предметом бурного обсуждения.

Талант Селина тогда заметили и высоко оценили «левые» писатели и интеллектуалы Франции и Советского Союза, такие как Максим Горький, Луи Арагон и Андре Мальро. Жан-Поль Сартр взял эпиграфом к своему знаменитому произведению «Тошнота» цитату из его произведения. Сразу после публикации роман «Путешествие на край ночи» был переведён на многие языки. Родоначальник красного террора и «альбатрос мировой революции», Лев Троцкий посвятил книге Селина статью «Селин и Пуанкаре», в которой написал: «Луи-Фердинанд Селин вошел в большую литературу как другие входят в свой собственный дом. Зрелый человек, искушенный в медицине и искусстве, наделенный абсолютным презрением к академизму и исключительным чутьем к жизни и языку». Статья Юрия Олеши, опубликованная в «Литературном обозрении» №20 за 1936 год начинается со слов о Селине: «Это художник необычной силы», и далее в тексте он настаивает: «ещё раз хочется сказать, что это необычно сильный художник».

К моменту публикации своей первой книги Селину было тридцать восемь лет. К этому возрасту, зрелому для мужчины и несолидному для писателя, Селин подошёл с уже богатым скарбом впечатлений. Жизнь Европы начала 20 столетия была насыщена событиями и кризисами, которые, безусловно, затронули и Селина. Этому жизненному опыту мог позавидовать любой маститый писатель, и этого опыта с избытком хватало, чтобы воплотить его в страницы романа. Графоманом Селин уж точно не был, ему было о чём написать.

Он родился 27 мая 1894 в пригороде Парижа Курбевуа в семье служащего страховой компании Фернана Детуша (настоящая фамилия Луи-Фердинанда Селина). Его мать содержала лавку, в которой торговала антиквариатом и кружевами. Доход от этой лавки позволил родителям дать Луи хорошее по тем меркам образование. В 1907 году Луи Детуш заканчивает государственную начальную школу. Учёба в Германии в 1907—1908 годах в пансионе Депхольце и учёба в 1909 году в английских колледжах Рочестере и Бродстейрсе позволила ему свободно владеть английским и немецким языками, необходимыми для карьеры торговца во Франции, к которой, судя по всему, его готовили. Он вернулся в Париж в 1910 году и устроился на работу учеником торговца тканями. До конца 1912 года Луи Детуш успевает поработать у парижских ювелиров, побывать разносчиком, коммивояжером, агентом по продаже, писарем в газете. Этот период жизни даст материал для его второго романа «Смерть в кредит».

Но внезапно он решает изменить свою судьбу, и в сентябре того же 1912 года он записывается добровольцем в двенадцатый кирасирский полк. Через год он получает чин капрала. Первую мировую войну он встречает в чине унтер-офицера. Его полк находится в Лотарингии, который затем переводят во Фландрию. Там, в восточной Фландрии, Селин в бою получает ранение в голову, а потом и в правую руку. Эти ранения навсегда сделают его инвалидом. Вместе с ранениями он получает медаль, Военный крест и фото на коне в декабрьском номере журнала «Иллюстре насиональ» на первой странице. Ранение не позволило ему дальше участвовать в военных действиях, и можно сказать, учитывая смертность мужчин, державших в то время оружие, что ему повезло. После двух операций его в мае 1915 года переводят на работу в паспортный отдел Генерального консульства Франции в Лондоне.

Щедрой на приключения судьбе Селина было угодно, чтобы его отправили весной 1916 года на другой континент, в Африку, в Камерун, где он стал надзирателем плантации, а потом и управляющим. В 1917 году, заболев дизентерий, он возвращается во Францию, где увольняется из армии. Селин не оставляет попыток осуществить свою юношескую мечту стать врачом, он участвует в кампании против туберкулёза, организованной фондом Рокфеллера, он объезжает всю Бретань, северо-западную провинцию Франции, где читает лекции об этом заболевании. Параллельно он возобновляет своё самообучение, которым занимался до войны. Селин сдаёт второй экзамен на бакалавра (первый он сдал до службы в армии).

В ходе этих поездок он знакомится со своей будущей женой, Эдит Фолле. Он женится на ней в 1919 году. Его жена из семьи медиков, она дочь профессора Фолле, который преподаёт в Школе медицины в Рене и который вскоре станет там директором. Данное обстоятельство и льгота ветерана войны позволило Селину поступить в это учреждение в 1920 году. Как Селин говорил впоследствии, он бы никогда не выучился на врача, если бы не женился.

Ещё несколько сухих фактов биографии Селина: 15 июня 1920 года у него рождается дочь Колетт, в 1924 году он защищает медицинскую диссертацию, работает в Комиссии по гигиене при Лиге Наций и поселяется в Женеве, отдельно от семьи, в 1926 году разводится официально. В 1925—1926 годах по работе он ездит по странам Европы, а также снова попадет в Африку, а потом и в Америку. Описание жизни на этих континентах, как и свой опыт Первой мировой войны можно найти в его первом романе. «Путешествие на край ночи» – так он его назвал, ведь, что как не бесконечное путешествие составляла до романа жизнь Селина?

Он начинает работать над романом в 1929-ом, когда закончился его контракт с Лигой Наций, и когда он стал заниматься своей врачебной практикой в пригороде Парижа. Заканчивает книгу Селин в конце 1931 года, а публикует её в 1932-ом. Хотя Селин и до этого пытался писать и публиковаться, но написанные им пьесы «Церковь» и «Прогресс» не нашли интереса у издательств. Именно «Путешествие на край ночи» вызвало такой большой резонанс в литературном мире и стало его втором рождением, рождением как писателя и, собственно, как и Селина – фамилия бабушки была взята для литературного псевдонима.

Роман, как упоминалось выше, имел оглушительный успех. Так что же случилось после такого успешного дебюта? Почему в России, а до этого в СССР, хорошо знают других великих писателей, которые «нашли себя» в окопах Первой мировой, например, таких как Хемингуэй и Ремарк, а Селина скрывает мрак безызвестности? Дадим право ответа шестому тому Краткой Литературной Энциклопедии от 1971 года, который заодно за автора этой книги вкратце опишет и жизнь Селина после его «Путешествия…»:

«СЕЛИН (наст. имя Детуш Луи-Фердинанд (27 мая 1894, Курбевуа – 1 июля 1961, Медон) – франц. писатель. Сын чиновника. Врач по образованию. Беллетризированная исповедь С. в нашумевших романах «Путешествие на край ночи» (1932, рус. пер. 1934) и «Смерть в кредит» (1936) отразила ужас буржуазного существования, натуралистически зафиксировала превращение «маленького человека» в волка среди волков. В 1936 С. приезжал в СССР, после чего напечатал поклеп на коммунизм – памфлет «Mea culpa» (лат. «Моя вина», 1936). Тем самым подтвердилось духовное тождество С. и Бардамю, героя «Путешествия», суть которого определил М. Горький, выступая на 1-м съезде советских писателей: «… не имея никаких данных «примкнуть» к революционному пролетариату, вполне созрел для приятия фашизма» (Собр. Соч, т. 27, 1953, с. 313). Фанатичный апологет нацизма, С. проповедовал яростный антисемитизм (памфлет «Безделицы для погрома», 1937), защищал теорию и практику гитлеровского расизма и культа силы (памфлет «Школа трупов», 1938), раболепствовал перед немецкими оккупантами, призывая реформировать Францию на фашистский манер (памфлет «Время затруднений», 1941). Летом 1944 С. бежал в Германию, а в канун ее краха перебрался в Копенгаген. Реакционеры выхлопотали амнистию С., и он возвратился во Францию (1951).В 40-е гг. продолжал цинично глумиться над жизнью и собой: роман «Марионетки» («Guignol’s band"1, 1944), повесть «Траншея» («Casse-pipe», 1949). Разгром фашизма вызвал у С. ожесточение (записки «Феерия для иного случая», 1952, очерк «Норманс», 1954). Автобиографические хроники «Из замка в замок» (1957) и «Север» (1960) посвящены агонии французских лидеров коллаборационизма в Германии, предсмертным дням фашистского режима. Хаотично-сумеречное сознание Селина излучало до конца дней истеричную ненависть к человечеству («Беседы с профессором Игрек», 1955)».

В этом достаточно полном описании литературной жизни Селина, пусть и пропущенном через идеологическую призму, забыли только указать роман «Ригодон», который он закончил редактировать буквально за день до своей смерти в 1961 году, сам роман был выпущен уже в 1969 году.

Это досье из советской энциклопедии делает понятной неизвестность Селина в СССР. В стране, «победившей фашизм», не могло быть места писателю, стоявшему на стороне фашистов. Но, нужно отметить, – «…раболепствовал перед немецкими оккупантами…», «…продолжал циничного глумиться над жизнью и собой…», «…хаотично-сумеречное сознание Селина излучало до конца дней истеричную ненависть к человечеству…» – на мой взгляд, не каждый автор, который не разделял советской идеологии и сотрудничал с фашистами, удостоился в СССР таких эпитетов и фраз, язык которых можно только сравнить с языком современных северокорейских коммюнике. На мой взгляд, только исключительный человек мог вызвать такие дифирамбы.

Даже Пьер Дриё Ла Рошель, ещё один французский писатель и талантливый публицист Франции, автор «Фашистского социализма», активный коллаборационист по совместительству, к которому в компанию записывают и Селина, не удосужился таких эпитетов от вышеуказанного источника. Когда стал очевиден крах фашизма во Франции Пьер Дриё Ла Рошель с третьей попытки самоубился в 1945 году, очевидно, боясь мести своих соотечественников.

Селин же не стал испытывать судьбу, как, например, оставшийся в Париже его бессменный издатель Роберт Деноэль, убитый впоследствии выстрелом в затылок в 1945 году, – Селин бежал в Данию, но был там арестован и провёл в камере более полутора лет, ожидая своей депортации, которая на тот момент могла означать для него только смертный приговор.

Так почему же Селин из пацифиста, из «анархиста левых взглядов», как для удобства определяли современники, стал «фанатичным апологетом нацизма», «яростным антисемитом», «защитником теории и практики гитлеровского расизма»? Посмею предположить, что виною этому стала наша Россия, которая в те годы подверглась социальному и политическому эксперименту, «построению социализма в отдельно взятой стране». Как уже упоминалось выше, Селин посетил нашу страну в 1936 году, и сразу после этого корабль его политического мировоззрения взял сильный крен вправо.

Именно после посещения СССР Селин разразился серией многостраничных антисемитских и антикоммунистических памфлетов, фигурирующих в досье советской энциклопедии, только от названий которых мороз идёт по коже, настолько они говорят сами за себя: «Mea culpa» («Моя вина»), «Безделицы для погрома» (переведено на русский как более близкое для восприятия, иногда употребляется перевод более близкий к оригиналу – «Резня из-за пустяков»), «Школа трупов», «Попали в переделку» (иногда переводится как «Влипли» или «Переполох»). Данные памфлеты произвели не меньший фурор в литературной Франции, не меньший, чем «Путешествие на край ночи». Впрочем, надо сказать, любое произведение Селина всегда находило бурный отклик у его врагов и немногочисленных друзей, что свидетельствует о его несомненной талантливости. Правда, после памфлетов это внимание к Селину было уже с большим и жирным знаком «минус».

Памфлеты окончательно развеяли мифы о «левизне» писателя, создали ему несмываемую репутацию человеконенавистника и антисемита, которой, впрочем, Селин никогда впоследствии и не стеснялся. С ним перестали здороваться не только прогрессивные, но и просто приличные люди. Как модно сейчас выражаться, он стал «нерукопожатным». В дальнейшем, после поражения Германии во Второй мировой, эти произведения служили поводом для его травли и уголовного преследования.

К сожалению селиноведов и, наверное, к счастью для всего остального человечества, данные памфлеты не публиковались со времени окончания Второй мировой войны – сначала из-за политической конъюнктуры, а потом, после смерти писателя, по решению вдовы Селина – поэтому мы можем оценить эти произведения только по их отрывкам, которые были разрешены к печати, а также по сохранившимся гневным цитированиям современников Селина.

В России были изданы (после крушения СССР, конечно) «Mea culpa» и отрывки из «Безделиц для погрома». По моему мнению, содержание памфлета «Моя вина» никого не должно было так удивить. Если до этого внимательно прочитать «Путешествие на край ночи» и «Смерть в кредит», то можно сделать вывод, что данный памфлет представляет собой концентрированную нигилистическую концепцию этих романов, очищенную от сюжетный перипетий. Правда, да, с добавкой антисемитизма. Но основной мыслью этого памфлета является то, что виной всех несчастий и страданий человека является не эксплуатация одним классом (буржуазия) другого (пролетариат), не абстрактный Капитал, как считают коммунисты с идеологом Марксом («…посмотрите на рожу {Маркса}, какую себе этот жирный боров отожрал!…»¹), а, прежде всего, сам человек. Эта мысль выражена в свойственной автору экспрессивной манере:

«…Человек, как на небе, так и на земле, всегда имел лишь одного-единственного тирана – самого себя!.. Других не будет никогда… Это, может быть, кстати, и жаль… Может быть, это его и выправило бы, сделало бы, наконец, существом общественным…»².

Доказательную базу для этого вывода автор собрал именно в Советском Союзе, где «Прол Пролович» (придуманный Селином неологизм от «пролетария» в виде имени собственного) вроде как сорвал с себя цепи эксплуатации и должен быть жить долго и счастливо. Описание жизни в таком государстве, каким по идее стал СССР, Селин постоянно приводит в пример. «Безделицы для погрома» помимо «теоретических выкладок» в большей степени чем «Mea» изобилует описанием убогости советских больниц и нищего быта советских граждан. Селин, кстати, сам пострадал от советского сервиса, который так хорошо помнят люди, жившие до развала СССР. Несмотря на то, что он полностью оплатил свой номер в Интуристе, без его ведома и согласия и, к тому же, в его отсутствие вещи Селина были перемещены в худший номер по причине возникновения необходимости наличия комнат для молодёжного фестиваля, именно так администрация гостиницы обосновала свои действия. Этот бытовой инцидент, безусловно, добавил масла в огонь. Приговор Селина молодому советскому государству был безжалостен. Если вкратце выразить его одной строкой (мы потом вернёмся к пребыванию Селина в России), то в этом случае подойдёт фраза, написанная им на открытке с видом из Зимнего, которую он отправил из Ленинграда в Париж: «Говно! Если это будущее, следует наслаждаться гнусными условиями нашего существования…»³.

На вопрос, кто виноват в таком положении вещей, Селин даёт однозначный ответ. Он, как и другой широко известный автор другой «Mea», книги, конечно, не так талантливо написанной, а я имею в виду «Мою Борьбу» (её написавшего представлять, думаю, не надо) возлагает вину понятно на кого:

«…Оргазм евреев, плоды горячечной фантазии чернокожих ублюдков, смешать нас всех с дерьмом, запугать, унизить, растоптать, сделать более жалкими и трусливыми, чем эти отвратительные жабы из гетто. А потом, вдоволь поизмывавшись над нами, выпить из нас всю кровь и выбросить в отхожее место… Таков наш счастливый удел!..»⁴.

Публикация памфлетов естественно сопровождается скандалами. Тираж следующего расистского памфлета «Школа трупов» арестовывают по суду за клевету и за разжигание межрасовой вражды, и он будет уже опубликован в оккупированной Франции.

Андре Жид, который, как и Селин, побывал в Советском Союзе и написал своё «Возвращение из СССР», где также развеял радужные представления о советской действительности, за что, в свою очередь, удостоился тычков локтями и одёргиваний от литературных товарищей по дружбе со страной Советов, даже он, прочитав памфлеты, написал, что если это не шутка, то Селин полный псих.

Памфлеты были настолько одиозны, непотребны и возмутительны из-за своего антисемитизма и расизма, что возникли сомнения, не злая ли это пародия, что-то типа скандального в своё время трактата Даниэля Дефо «Простейший способ разделаться с диссидентами», где, напомню, Дефо, надев на себя маску консерватора, предлагал уничтожать диссидентов в Англии всеми возможными способами. Но, конечно, Селин и не думал, как Дефо, отождествлять автора своих памфлетов с другим, третьим лицом, он брал полностью свою «culpa» на себя и сам шёл к своему позорному столбу.

Как следствие, Селин собрал богатый урожай проклятий. Левая интеллектуальная элита возненавидела Селина. И до, и после войны её многие представители взрывались возмущениями при упоминании имени Селина. Только в годы оккупации все предусмотрительно молчали. Клаус Манн, немецкий писатель, старший сын другого известного писателя, Томаса Манна, назвал Селина «злобным сумасшедшим». Роберт Кемп, известный французский критик писал что, когда читаешь последнюю книгу Селина, «кажется, будто полощешь рот помоями или госпитальными гнойными нечистотами». С ним соглашается и французский писатель-сюрреалист Бенжемен Пере, считая, что Селин «захлебнулся в выгребной яме».

Ещё хуже, Селин был заподозрен в примитивной продажности. По мнению Сартра, «если Селин и способен был поддержать социалистические идеи нацистов, то лишь потому, что ему заплатили, а в глубине души он в них не верил»⁵. Мысль Сартра высказывает и другой французский писатель-коммунист Роже Вайян в газете «Ля трибюн де насьон» от 13 января 1950 года в своей статье «Мы не пощадили бы больше Селина». Название же статьи не оставляет сомнений в намерениях автора. В статье, помимо обвинения в материальной заинтересованности, Роже Вайян вспоминает, как они хотели убить Селина, так как в годы оккупации, волей случая, ячейка Сопротивления, в которую входил Вайян, собиралась в квартире на улице Жирардон, которая располагалась над апартаментами, где жил знаменитый и ненавистный антисемит. Судьбе же было угодно второй раз сделать Вайяна и Селина соседями, но на этот раз на литературной полке, в 1957 году их книги были опубликованы одним и тем же издательством. В своей послевоенной трилогии («Из замка в замок», «Север», «Ригодон») Селин часто упоминает имена и Сартра, и Вайяна, жалея, что последнему не удалось осуществить желаемое:

«… но черт побери! я-то тут! еще не поздно! пусть он приходит, я жду!… я все время здесь, я никогда не выхожу, я специально жду опоздавших… одна весна… две… три… и меня уже здесь не будет… будет слишком поздно… я умру естественной смертью..»⁶.

Если до и после войны в мире литературы на Западе имя Селина вызывало хоть и негативные, но бурные толки, то для советских литературоведов Селин стал за гранью, где критика уже существовать не может. Это было все равно, что обсуждать порно в стране, где «секса нет». Изредка писались неповоротливые, квадратно-обличающие статьи. Например, А. Брагинский в журнале «Иностранная литература» №8 за 1957 год сетует на то, что Селину дали слово в виде интервью во французском журнале «Экспресс» на целых три страницы, и вообще отказывает Селину в звании писателя, называя его «бывшим писателем». Статья начинается с впечатляющего зловещего высказывания Селина: «Я верю в ненависть и смерть». Как тут не поверить в ненависть, если автор советского журнала возмущен, почему ещё печатают Селина за рубежом? «Не происки ли это французских реваншистов?» – вопрошает Брагницкий.

Такое возмущение совкритика вызвал новый роман Селина «Из замка в замок». Это был первый роман из великолепной послевоенной трилогии («Из замка в замок», «Север», «Ригодон»), где Селин описывает свои перипетии, связанные с бегством из Франции в 1944 году, пребыванием вместе с коллаборационистским правительством Петена в немецком замке Зигмаринген и побегом из него в Данию. На страницах этих книг Селин описывает последние дни фашизма в Европе, чью тёмную сторону он принял.

Довольно символично, что последнюю книгу трилогии, «Ригодон», которую он редактировал буквально до последнего дня своей жизни, Селин посвящает животным, а своего кота Бебера делает одним из основных персонажей. Селин от своего антигуманизма переходит к откровенной мизантропии:

«Чьих только предсмертных судорог и где только я не наблюдал: в тропиках, во льдах, в нищете, в роскоши, за решеткой, на вершинах Власти, пользующихся всеобщим уважением, всеми презираемых, отверженных, во время революций, в мирное время, под грохот артиллерийской канонады, под звон новогодних бокалов… моему слуху доступны все оттенки звучания органа de profundis… но тяжелее всего, я думаю, бывает: собакам!.. кошкам… и ежам…»⁷.

Вот так, я, пробежавшись в этом вступлении по биографии Селина и его творческому наследию, подошёл к основной теме своей книги. Конечно, моей монографии можно было дать скучное название, типа «Жизнь и творчество Луи-Фердинанда Селина», но, чтобы придать ей более изящную форму, я решил выступить в роли адвоката Селина (хотя конечно он вряд ли нуждается в моих услугах) и построить свою работу в виде восьми тезисов, восьми оправданий Селина перед читательской публикой. Эти же восемь оправданий Селина будут и восемью причинами его читать. Сам Селин оправдывался только один раз, когда готовился к реальному суду над собой, осенью 1946-го в Копенгагене. История сохранила защитительную записку Селина, написанную им тогда в тюрьме.

Эти и другие документы, показания современников Селина, свидетелей тех лет, факты его жизни и мои доводы будут представлены в его защиту. И, конечно же, цитаты из его произведений, так как ничто лучше не может оправдать Селина, чем его книги. В дальнейшем я не буду столь последователен в предъявлении документов по времени их возникновения, а буду приводить доказательную базу согласно выбранной мною структуры книги.

Признаюсь, задача, которую я поставил перед собой, нелегка, слишком сложно будет взглянуть по-другому на «портрет антисемита», расиста, антигуманиста, мизонтропа, фашиста, коллаборанта, маргинала и нигилиста, каким был представлен выше Луи-Фердинанд Селин.