Мэри Мерлин Милк. Повесть о человеке, ставшем частью того, что он ненавидел

Иллюстратор Рей Фламер

© Дмитри Зеро, 2022

© Рей Фламер, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0055-9804-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Если бы мы могли избавиться от

нашего мозга и пользоваться

только глазами…

Пабло Пикассо

Познай самого себя.

Надпись на стене древнегреческог

храма Апаллона в Дельфах

Часть 1. Филипп

Глава 1. Туча

Половину ночи, вновь, пришлось провести у экрана ноутбука. Однако, оно того стоило. Чёрный кофе перед выходом, как обычно, взбодрил до обеденного перерыва. Свежий воздух и солнце тоже немного помогли. День обещал быть солнечным и не жарким. Детей во дворе не было, цифры в смартфоне показывали всего девять часов. Неподалёку от подъезда один пожилой знакомый менял колесо у своей старой машины. Странно, что на колесо у него сил хватило, а до треснувшего ещё зимой стекла слева в салоне руки до сих пор не дошли. Впрочем, это было его личное дело. Моим же в тот момент, как обычно, являлся путь через два проспекта, Партизанский и Океанский, рядом с Покровским парком и храмами, по Алеутской улице, мимо комплекса из краевого центра и клинической больницы, до бизнес-центра «Мелл» – здания, где находилась наша фирма.

Таким я был ещё в то утро, офисный работник двадцати трёх лет, дизайнер, пока ещё не самый лучший, но благодаря необычайному упорству, крайне быстро движущийся к этому статусу и перспективам, прилагающимся к нему. Работал я в данной сфере чуть больше года, но уже получал достаточно, чтоб моя жена и маленькая дочка ни в чём не нуждались. Хотя время от времени нам всегда с радостью, чем получится, помогали и мои, и её родители. Конечно, не помочь своим детям или не побаловать внучку чем-нибудь в очередной раз, для них было из ряда вон.

Я обожал свою семью. Мы были молоды и полны желания жить счастливо и не стареть. Родные являлись для меня самым важным. И, конечно, не было ничего приятнее, чем провести с ними лишний часок, сходить в очередной раз в ботанический сад или погулять по самым красивым местам города, посмотреть на закате, как в наш гигантский порт заходят корабли.

Я и в этот раз решил провести дома лишние полчаса, так что на работу пришлось идти скорым шагом. Город просыпался, покряхтывая двигателями сотен машин, гоняющих по дорогам, присвистывая утренним пением птиц и шелестом листвы на ветру. Всё было как обычно: будний день, последняя майская пятница, со всеми её проблемами, выхлопами, глупыми заботами. Именно поэтому взгляд очень быстро зацепился за одну мелочь, новую в окружающем мире.

Над Покровским парком плавали облака. Я даже остановился на полминуты, оставив за спиной последний из четырёх высотных домов, в одном из которых мы жили рядом с кольцевой дорогой. Показалось, что это был обман зрения. Над парком плавала пушистая стая, но в середине её красовалась тёмно-зелёная туча. Так и захотелось указать вверх рукой на этот фантом. Я присмотрелся получше. Грозовая туча, всего одна среди белоснежных ярких облаков и именно тёмно-зелёного цвета.

Понять, что это и откуда, просто так, было нельзя. Устоять и не поддаться любопытству – тоже. На миг я забыл обо всём: о сотрудниках, о времени, о всевозможных опасениях. Я решил пройтись на работу через парк, предварительно свернув вправо на короткую Московскую улочку.

Интерес подгонял. Я быстро шёл, время от времени вслух проговаривая чуть слышно фразы, выражающие растущее удивление, и, кажется, сам не замечал этого. Вскоре я уже оказался среди цветов и деревьев парка в его центре. Туча остановилась. Облака проходили через неё, а сам феномен так и застыл на небе. Я встал в тени плакучей ивы, так что белая рубашка и белые брюки перестали сверкать на солнце. Пальцы невольно потянулись к веснушчатому лицу и пригладили опустившуюся близко к глазу рыжую чёлку. Я заметил скопление людей в глубине парка рядом со старым белокаменным мостом. Их было немало, но можно было, при желании, пройти мимо этой толпы и встать ещё ближе к фантому, что я и сделал. Меня даже слегка удивило, что в парке в это утреннее время гуляло столько горожан. Все наблюдали за тучей, причём так сосредоточенно, что практически ни кто даже не шевелился, ни кто не издавал ни звука. За ней же следили и со звонницы храма, стоявшего в конце парка, и из-за деревьев, отовсюду. Каждый смотрел на феномен, решительно не понимая, что же он собой представляет и откуда взялся. Я остановился отдельно от толпы, чтоб спокойно полюбоваться тучей ещё пару минут.

Вдруг по её силуэту с громким неестественным скрежетом блеснула ярко-зелёная молния. Половина наблюдателей так и вздрогнули. Несколько человек отделилось от общей массы и решили уйти или просто отойти на безопасное расстояние. Молния блеснула снова. Потом снова. Всё это время я смотрел на тучу, не отрывая глаз, в какой-то момент даже показалось, что она гипнотизирует меня, не даёт не то что сдвинуться с места, просто моргнуть. Я даже забыл о своём намерении достать смартфон, чтоб запечатлеть её на камеру.

«Не надо больше, – вдруг смог сказать я себе беззвучно, – я не должен… вот так здесь дальше находиться».

Я попытался поднять ногу и шагнуть в сторону, но она не шевельнулась. Что-то произошло. Я хотел отойти и не мог сдвинуться с места. Какое-то совершенно непонятное, тревожное ощущение проникло внутрь. Я, действительно, не мог пошевелиться, меня не слушалась ни одна конечность.

Не знаю, сколько времени потерял, идя к туче, не знаю, как потом со стороны выглядели мои попытки сдвинуться хоть в какую-нибудь сторону. Но я посекундно запомнил то, что случилось далее. Молния блеснула с новой силой. Сугубо по своему опыту могу сказать, что ничем не вооружённый человеческий глаз не способен увидеть, как молния летит и вонзается в землю, как она струится, переливается, он видит только уже законченное падение заряда, с кривой ярко очерченной дорогой, которую тот преодолел. Я разглядел всё. Она отправилась вниз, прямо на меня. Я попытался изо всех сил оторвать ноги от земли, отпрыгнуть, отойти, всё что угодно, но не попасть под удар. Ничего не получилось. Описать следующие несколько мгновений во всех подробностях крайне тяжело, это слишком сильно впечатляет меня даже сейчас.

В первый миг моё существо пережило нечто неповторимое, несколько секунд, наверно, вместили в себя всё: боль, ужас, смерть, жизнь, неверие в происходящее, всё от первых воспоминаний до последних минут и ещё больше. Как от подобного рассудок или сердце просто не испепелились, тоже надолго осталось очень болезненной загадкой.

Второй миг поразил меня ещё больше, потому что смерть не наступила. Слух пропал, не осталось даже звона в ушах. Мёртвая тишина. Я увидел, как всё вокруг сияет, словно у меня искрятся глаза, увидел шокированных людей. Одни пятились, другие бежали прочь, многие кричали, но не было слышно, кто-то дрожал как в припадке, не в силах сдвинуться с места. Я успел разглядеть их искажённые черты и запомнить в мельчайших подробностях.

В третий миг остатком сознания я подумал, что время остановилось. Всё стало происходить медленнее, как в шутке с замедленной видеозаписью. Что это было? Почему я почти ничего не чувствовал, почему всё внутри леденело, почему пальцы на руках и ногах стали такими холодными, словно их больше нет? Я посмотрел на свои руки, пальцев не было, они распадались на светящиеся, как маленькие блёстки, частицы. Это невозможно было назвать по-другому, ни пеплом, ни прахом, именно частицами. Они разлетались и гасли. Кожа растаяла, плоть на руках тоже, вены и жилы испарились. Остались только белые кости, как у живого скелета в дурной фантазии. Я видел это. Я даже успел обратить внимание на то, что вокруг переливалось кислотно-зелёное сияние, из которого вверх к истоку тянулась та самая молния, словно соединяя их с тучей. Она не исчезла и не собиралась, вцепилась мёртвой хваткой. Конечно, все вещи и одежда сгорели, я даже не успел этого увидеть, они стали чёрной пылью и осели под ногами. Сколько секунд всё это длилось, а может и не секунд…

В последний миг я протянул руку вперёд, она распалась по локоть. Я хотел что-то выкрикнуть, но кричать было нечем, удалось только открыть рот. Тело растворялось. Когда ноги исчезли по колено, я завис над землёй и застыл в воздухе, как подвешенный. На этом всё закончилось. Я пропадал, продолжая смотреть на скованную ужасом толпу, пока собственные глаза не распались, и мир не стал абсолютно белым. Потом всё потемнело, где-то вдалеке растворились последние блики и мысли.

Глава 2. Паралич

Филипп лежал на боку на поляне, окружённой деревьями. Он не шевелился, даже не дышал, грудь не двигалась, так что могло показаться, что несчастный мёртв. Первым, что он ощутил, был воздух. Медленно букет лесных запахов начал проникать внутрь, насыщать сознание и освежать спящее тело. Лёгкие заработали так, словно впервые стали выполнять свою функцию. В кровь начал поступать кислород. Постепенно уши стали чуть заметно подрагивать, жизнь наполняла и их, в какой-то момент они тоже принялись выполнять свою задачу, дав возможность слышать звуки: щебет птиц, плеск воды где-то неподалёку, весёлый свист ветра, стрекотание невидимых насекомых. Он стал просыпаться, и оживший мозг посетили первые мысли. Разум выходил из анабиоза. Первые воспоминания о том кто он, ожили не сразу, а ожив, постепенно приходили вместе с простыми и привычными вопросами: «Где я… я Филипп… что со мной? – Наконец, внутри прорезались по-настоящему важные мысли: Почему я ничего не чувствую, почему не могу открыть глаза, зная, что они есть?»

Вдруг медленно работающее сердце дрогнуло и погнало кровь, оно билось всё быстрее, тепло начало наполнять тело изнутри. Однако оно не просто стучало, а судорожно колотилось. Голова наполнилась воспоминаниями, пронзившими как сотня иголок: изображения, звуки, ощущения. Филипп вспомнил последнее, что испытал перед темнотой, которая, наконец, прошла, и испустил стон. Рот медленно приоткрылся, непослушный язык повис, несвязные сдавленные звуки лениво выходили наружу.

Ни одна конечность не могла двинуться, глаза не открывались, но это продолжалось недолго. Нервный импульс к мышцам продолжал поступать, чтобы, наконец, веки зашевелились. Постепенно начало получаться. Всё вокруг застелила бледная плёнка, ничего нельзя было разглядеть, только расплывающиеся очертания маячили, сливаясь чуть ли не воедино. Однако зрение, как и все остальные функции организма, восстанавливалось, пусть и с большим усилием. Очертания приобретали вполне знакомые формы, цвета стали ярче. Наконец, уже можно было разобрать отдельные детали: ветви деревьев, кусты, цветы, камни.

Вдруг один из кустарников неподалёку зашевелился, и выпустил из своих недр маленькое живое оранжево-коричневое пятно с большой головой и овалами, выходящими из её боков вверх. Органы зрения не могли сфокусироваться и не давали ничего понять. Однако, как пострадавший видел его, так и оно заметило Филиппа, когда замерло перед зарослями. Несколько мгновений они глядели друг на друга. У существа были два больших круглых пятна на голове с красной обводкой, ещё одно пятно под ними, только коричневое, и толстое подобие носа в нём с полоской ниже и чем-то напоминающим две белые крупицы по краям этой полоски. Существо быстро дало понять, что не пугливо, и стало приближаться. Филипп с усилием приоткрыл рот и начал напрягать свой язык вкупе с голосовыми связками, стараясь разработать их и сказать хоть слово. Тем временем, органы зрения привыкали к окружающей обстановке всё больше, цвета становились ярче, даже слишком яркими.

Всё основательнее в мозгу начинала прорезаться новая неведомая мысль, но пока ещё слишком нелепая для того, чтобы её мог принять рациональный мужской ум. Однако, она не отступала, и обретающая форму окружающая реальность стала придавать ей всё больше сил. Глаза принялись вращаться в разные стороны, на миг потеряв из виду маленького пришельца. Наконец, удалось восстановить зрение до конца и трезво оценить обстановку. Лес, где лежал на поляне Филипп, был ярким и красивым, но словно не настоящим, такие цвета не могла создавать природа, такие растения не могли расти в его родной реальности, с которой он здесь всё поневоле сравнивал. Окружение было словно нарисовано, создано за компьютером в графическом редакторе, тени, блики, обводка, градиенты, декорации – всё как в анимации. И тут случилось то, что должно было. Существо подошло совсем близко, нагнуло голову вперёд и попыталось обнюхать его, чем немедленно снова обратило на себя внимание. Глаза дрогнули. Это был пушистый летучий мышонок, совершенно не простой, а созданный людьми для художественного проекта, про который Филипп очень хорошо знал. Тело начала бить дрожь, в черепной коробке мелькнула мысль, что сейчас всё вокруг опять сольётся в туман.

– Оранж! Оранж! Пожалуйста, не заставляй меня искать тебя весь день… опять! Ну, Оранж! – раздалось где-то неподалёку, и кусты, из которых выпрыгнул зверёк, снова зашевелились.

На поляну, немного запыхавшись и спотыкаясь о мелкие ветки, выбежала маленькая кошка, точнее – кошечка. Она была таким же персонажем, как и Оранж. У неё были огромные сиреневые выразительные глаза, волосы светло-розового и белого цветов, заплетённые, словно косичка из маршмэллоу, шерсть лёгкого голубого оттенка, а на шее красовался аккуратный ошейник с чем-то в середине, напоминающим медаль, эмблему или просто значок. Уши свисали по бокам головы. Кошечка отдышалась, огляделась, оценила обстановку и остолбенела – вид лежащего мёртвым грузом Филиппа поразил её. Они смотрели друг на друга, не отрывая глаз, а мышонок смотрел на обоих с беззаботным видом, поочерёдно мотая из стороны в сторону головой. Наконец, он решил пожалеть нервы хозяйки, не способной попросить его отойти, вернулся к ней и дёрнул за конец косички, чтоб привести в сознание. Эффект был молниеносным, та схватила Оранжа в охапку и сделала сальто в кусты. Настала тишина. Филипп воспользовался ей как передышкой, чтоб его мозг хоть как-нибудь переработал увиденное. Он уже совершенно нормально всё видел и слышал, даже язык начал с усилием подчиняться.

– Вот мы напоролись, – вдруг послышался тоненький шёпот по ту сторону кустарника, – пожалуйста… что? Кому? А, но я же не знаю… а может… но Оранж! Ой, тише, а то услышит… ну да, хмммм… – Филипп не смог разобрать дальнейшей речи, она была тише шёпота и перебивалась чем-то, похожим на сопение. – Ну, хорошо, – кошечка медленно высунула из-за кустов свой маленький нос, потом всю голову от подбородка до макушки. – Вам нужна помощь?

– Да, – глухо выдавил из себя Филипп, что заставило котёнка спрятаться обратно.

– Нет, но я же не знаю что случилось? А чем могу… я не сонная, честно… не фырчи, – продолжила она свои оправдания перед питомцем, – а если я приведу Джинджер Ролл? Но она хоть сильнее… она здесь рядом. Всё, сторожи, я быстро.

Раздалось громкое шуршание листвы, уходящее вдаль, а летучий мышонок опять выпрыгнул обратно на поляну и подполз поближе. Всё происходило очень быстро, но ещё быстрее роились мысли в голове у очнувшегося. Они были поистине фантастическими. Его человеческое восприятие не могло поднять подобное до уровня серьёзных гипотез или фактов, оно всё низвергало в пропасть галлюцинаций, бреда, кошмарных снов и иллюзий, неспособных поравняться с той действительностью, которую он всегда понимал и в которой обитал.

«Я сплю, я в коме, меня ударила молния, я растворился в воздухе, я оказался здесь! – бесконечные вопросы и догадки пытали до исступления. – Из всех мест я попал в это… Что со мной? Почему она так напугалась? Почему я лежу на боку и не могу встать? Почему не чувствую своих проклятых пальцев?!!» Сердце билось всё быстрее, тело опять стала обволакивать странная необъяснимая дрожь, перед глазами всё снова начало расплываться.

Тут перевозбуждение оборвали брызги, пущенные Филиппу в лицо. Это оказался Оранж. Похоже, он испугался и побежал к месту, где была вода неподалёку, сорвал лист побольше, наполнил его как блюдце и помог несчастному избежать обморока.

– С… па… сибо… – глухо кашлянув, сказал Филипп. – Я… го… во… рю… – он сделал несколько глубоких вдохов, наконец, ураган в голове утих, появился долгожданный инстинкт самосохранения, приказавший оживить остальные атрофировавшиеся мышцы. – Ттт… ы, – он смотрел на мышонка, мысленно приказывая себе пошевелить пальцами рук, – поним… маешш… что… говорю? – в ответ Оранж два раза кивнул и мило улыбнулся. – Её… её зовут… Поо… ол… ли?

Мышонок опять кивнул. Глаза и уши Филиппа передёрнуло, он физически ощутил, как кровь внутри закипела. Но их разговор оборвал приближающийся издалека свист. Это был звук рассекаемого воздуха. Несколько секунд спустя на поляну приземлилась Джинджэр Ролл – кошка с крыльями и длинным хвостом, увенчанным клешнёй. Полли сидела на подруге, вцепившись лапами в её спину.

– Ага, пррривет, – бодро рявкнула оранжевая кошка с красными полосами по всему телу и пышными волосами того же цвета, – ты значит жеррртва? – она демонстративно протянула переднюю лапу вперёд и начала игриво тыкать Филиппу когтистым пальцем в область носа. – Что молчишь?

– Язык отнялся, – задумчиво ответила Полли, встав рядом, утомлённо хмыкая носом.

– Вижу, – Джинджер деловито прошлась вокруг, пощупала его бок лапой, потом легонько упёрлась лбом в позвоночник так, что пострадавший перевернулся и теперь лежал на животе – Паррралич. Пуф, ты, кстати, – она резко кивнула в сторону котёнка, – могла бы догадаться, Эмбэррр же тебе помогала сдавать экзамен по перррвой помощи зимой.

– Но это… было зимой, а на экзамене добровольцем был корниш-рекс, – рассудила та, растягивая слова, – а это – мэйн-кун.

– Лентяйка.

«Мэйн-что?!». Это слово таранило Филиппа в лобную долю, как кувалда, разбив всё под шкурой вдребезги.

– Яяяяя?! – выкрикнул он, задрав голову и вытягивая шею. За ними туда потянулось всё туловище до поясницы, глаза выглядели так, что даже Ролл отшатнулась, прищурившись, но вовремя пришла в себя и поспешила подхватить, обняв Филиппа и встав на задние лапы. Ей это было удобно, крылья и хвост легко помогли удержать равновесие. – Я… я не… мэ… йн!

– А ну успокойся! Что ты как ррребёнок, – Джинджер Ролл тряхнула Филиппа и заставила посмотреть себе в глаза, она говорила на тон громче, чем следовало, и всё время заменяла звук «Р» в речи подобием львиного рыка, – у тебя всё норррмально. Хвост цел, кости целы, только серррдце черрресчуррр бьётся, – её серьёзный, но бодрый взгляд каким-то образом подействовал, очередной шок начал проходить. – Пррросто атрррофиррровались мышцы, пррричём все. Ха, мне самой интеррресно, как.

– Откуда ты всё это узнала? – Полли Пуф, прищурившись, смотрела на них, сидя на траве, и прижав ко рту лапу, чтоб не бросалась в глаза её внезапно разыгравшаяся зевота.

– Помнишь я на соррревнованиях вышла из себя и покатилась, меня после этого твоя сестррра просто за… точнее, настояла, чтобы я прррочла пару учебников по анатомии. Как видно, – крылатая кошка ещё раз осмотрела лицо Филиппа, виляя хвостом, на кончике которого легонько пощёлкивала клешня, – не зррря. Так, – обратилась она уже непосредственно к пострадавшему, – знаю, что с тобой делать. Вниз, – она резко опустила лапы, и Филипп рухнул на траву как мешок с камнями, – пррривет позвонки, – она принялась ходить по его спине, придерживая часть своего веса взмахами крыльев, чтоб избежать риска передавить что-нибудь и сделать хуже. – Нерррвы – мусоррр, – она прижала лапой один из позвонков до хруста, отчего Филипп стиснул зубы, но, в тот же миг почувствовал, как постепенно и долгожданно стала возвращаться чувствительность в руках.

– С… пасиб…

– Позже.

– Интересно, а вдруг это змея цапнула? – терялась в догадках Полли Пуф, отогнав от себя необъяснимо наползающую сонливость и посадив Оранжа на макушку. – Я помню, есть у нас в чаще змеи, которые могут отравить так, что всё-всё в теле перестанет работать. Но они живут только в южных болотах, – она повернула голову как можно сильнее назад и начала лениво вылизывать себе правый бок.

Так, некоторое время кошка с котёнком обменивались догадками, одна ходила по спине Филиппа, подняв уши, другая потом тоже присоединилась и аккуратно мяла ему руки и ноги. Он не слушал, закрыл глаза и ушёл в себя. Снова поражённый мозг одолевали вопросы, но ответа на них невозможно было получить сразу, только после акта помощи. Где-то в глубине он боялся, и чем больше чувствовал, как освобождается тело, тем сильнее становился липкий омерзительный страх, ведь против воли внутри чётко выстроились несколько вариантов того, что же с ним стало. Было жутко оттого, что скоро придётся узнать правду, а из-за настойчивости Джинджер, это будет неизбежно.

– Полли, – не останавливаясь, крылатая кошка обратила внимание на слипающиеся глаза подруги, – а ты похоже опять…

– Нет, – та замотала головой, – только… почти.

– Небось опять в Арррвь летала сквозь сон.

– Это на мою сонливость не влияет.

– Значит…

– И ни с кем я ночью не бродила, даже с Чеширом.

– Ладно. Так! Всё, наверррно, – кошка спрыгнула на траву и рявкнула, задрав хвост, – вставай!

– Я? – очнулся Филипп.

– Лежишь, как тррряпичная кукла, здесь только ты, – покачала красноволосой головой Ролл, – а как тебя зовут?

– А… мои пальцы… не сгибаются… – Филипп вздохнул и попытался подняться, но сделать это удалось только на руки и ноги. Он попробовал встать только на ноги, после чего немедленно упал на копчик.

Тут он, наконец, увидел. Это были не руки. Это были передние лапы, такие же как у Полли Пуф и Джинджер Ролл, белые и пушистые. Он окаменел, не сводя глаз с того места, где по всем мыслимым законам природы должны были быть плоские ногти и длинные фаланги, словно пытался заставить их появиться своим взглядом.

– Так ты нам скажешь, как тебя зовут, и почему у тебя на месте медальона пусто? – с нетерпеливым азартом подняла правую бровь Джинджер.

– Пусто? – опять очнулся Филипп.

– На шее, – пояснила кошка, – в этом возрррасте такое почти… невозможно, с тобой что-нибудь пррроизошло, выгнал наставник? – Она улыбнулась, – не дрррейфь, рррасскажи.

Но Филипп её игнорировал, он ничего не воспринимал и не видел кроме своих лап. Потом его осенило. Филипп с усилием встал и попытался пойти к тому месту, где журчала время от времени вода. Этого не удалось, он упал и пополз, оставив персонажей. Путь был не долгий, и, к счастью, они ему не мешали, только с обескураженным видом шли следом, держа дистанцию. Наконец, продравшись через тёмно-зелёные заросли, он оказался на берегу водоёма. Оглядевшись, Филипп приметил большой плоский камень, уходивший вперёд от земли, как платформа над водой, на которую уже через миг залез. Находясь почти у края, Филипп замер. До сих пор было страшно. Но на душе вдруг зашипела такая смесь из стыда перед собой и злости, что он рванул голову через край и заставил себя посмотреть в воду.

Человека не было. Самый непостижимый вариант смотрел на него в зеркальном отражении холодной голубоватой глади. Он дотронулся подрагивающими пальцами до лица. Это было лицо кошки. У него теперь была белая как снег шерсть, большие глаза карамельного цвета с огромными зрачками и выразительными ресницами, длинные растрёпанные жёлто-оранжевые волосы, по бокам головы вверх тянулись большие уши с кисточками. На лице даже красовались овальной формы карамельные веснушки. Сзади тянулся длинный хвост, его цвет больше всего напоминал крем-брюле. Шерсть на спине и в районе груди тоже оказалась кремовой. Только теперь Филипп почувствовал, он сделал движение, чем-то ниже позвоночника, и хвост мотнулся в сторону.

– Не верю, – вырвалось изо рта, и дыхание чуть не перехватило. Он обратил, наконец, внимание на то, что голос истончился и стал женским. – Этого не может, это неправда, это… это! – так и срывались с языка дрожащие словесные попытки хоть как-то оправдать в свою пользу положение Филиппа. – Это, – он вдруг повернул назад голову и увидел у подножия камня на берегу терпеливо наблюдавших Пуф с Оранжем на спине и Ролл, – это же сон, или… или… или… а?!

– Ты это у нас спрррашиваешь? – снова повела бровью оранжевая кошка с красными полосками.

– Но ведь во сне нельзя чувствовать всё ТАК! – голос начал срываться, – это не возможно… или… как… как?

– Похоже, что она нам ничего путного не скажет, – фыркнула Ролл, обратившись к Пуф, – даже «Спасибо». Мне уже скучно.

– А может, я попробую, – решилась кошечка с бело-розовой косичкой и, подойдя к Филиппу, села рядом, слева от него. Сам пострадавший тоже сидел и молча рассматривал свои передние лапы, вид у него был уже далеко не шокированный или возбуждённый, всё больше проступали усталость и подавленность. – Ну что, – приятно улыбнулась Полли, стараясь держаться непринуждённо, – как ты себя чувствуешь?

– Я… – Филипп повернулся к ней лицом, что-то внутри до сих пор не давало ему нормально пойти на контакт с персонажем, но после неловкой паузы он, наконец, ей осознанно ответил, – мне очень плохо. Прости, что я… так себя веду. И ты, – он повернулся к Джинджер, – прости. Я не могу сказать, как меня… зовут. Я… я ничего не могу сказать, – он отвечал прерывисто, дышать было тяжелее с каждым словом.

– Что, вообще?! – отсекла Ролл, – между прррочим, если бы не мы, ты бы тут до позднего вечеррра пррровалялась.

– Не… не могу! – Филипп глубоко вздохнул несколько раз, глядя то на одного, то на другого персонажа. – Я ни… я, ни в коем случае не хочу вас обидеть, спасибо за всё, но я… очень прошу, нужно остаться здесь сейчас… одному.

– Ты нас гонишь? – дёрнула висячими ушами Полли.

– Нет! Нет. Но не могу иначе, должен остаться один. Я… обещаю, я потом ещё с вами встречусь и всё расскажу, но не сейчас, – продолжал он, и звук собственного голоса резал ему уши.

– Может, хотя бы скажешь, почему говоришь о себе в мужском роде? – попыталась как можно мягче возразить маленькая Полли и незаметно дотронулась носом до его плеча.

– Не могу… – Филипп зажмурился и, стиснув зубы, прижал мягкие ладони ко лбу, словно испугался, что там сейчас пойдёт трещина.

– Хорррошо-хорррошо, – вздохнула от безысходности кошка с крыльями и несколько раз громко щёлкнула клешнёй – Полли, вставай, пошли. Скоро у ррратуши полуденный доклад мэррра. Посмеёмся.

– Мне кажется, над этим можешь смеяться только ты, я вообще никогда не понимаю, что он говорит.

– Вот именно.