Buch lesen: «Конченая луна (сборник)»
© Денис Славиков, 2025
ISBN 978-5-0064-7820-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Луна свалилась
– И ты верно думаешь, что всё это действительно случится? По-моему, это просто сон. Сон как сон. У тебя хорошая фантазия! Да настолько.. что просто обзавидуешься! Ты же писатель.
– Поверь мне, это не просто сон. Я ручаюсь! Мне снились сны. Но все они не были такими как этот.
– Какими? Такими… – произнесла сонная Дари, закатив глаза.
– Словно он случился со мной взаправду. Словно я и не спал вовсе тогда. Тогда, когда они мне всё рассказали. То, о чём никто, кроме меня, не знает и не узнает.. ну, по крайней мере, они так сказали…
– Ой, ну ты и ушлёпок! Только зря разбудил.. я ещё бы часик.. подрема-а-а-ла, – прерываясь тремя зевками перебила меня и закуталась в одеяло.
Дари – моя подруга. Я стрелял у неё приторные сигареты, а иногда и вправе был получить порцию массажа. Однако последнее зависело исключительно от её настроения. Дари всегда выслушивала, если же того требовали обстоятельства, и всегда подсказывала как поступить, даже если об этом и не просили. Да, у неё характер на любителя. На любителя массажа и сигарет.
Я принялся выходить из комнаты, и, о Боги! Она лежала на тумбе у двери! Приоткрытая, на половину окутанная целлофаном пачка тех самых сигарет. Без спроса, чтобы не будить Дарьку повторно, я стащил одну папироску и жёлтую зажигалку.
Кладбище бычковое. Так я обозвал в то утро балкон, где мы часто курили. Баночка под окурки всегда была переполнена, и их разбрасывали прямиком по балкону. В семь часов тридцать девять минут я уселся на холодных стул, стиснул несколько раз фильтр сигареты и обдал её конец крохотным пламенем. За ржавыми прутьями моросил дождь, что ловил лучи солнца, которое вот-вот взойдет над округой. Я безуспешно принялся перебивать неспокойные мысли о сновидении никотином. А уже когда кладбище пополнилось новосельцем, я рванул в свою комнату, дабы начать собираться для поездки в Петербург.
Первая мысль после пробуждения у меня была такая: «Хочу признаться в своих чувствах Войке». Это девушка, в которую я уж три месяца был влюблён, но всё никак не собирался с духом, чтобы всё рассказать ей. Мы часто виделись: то я приеду в тучный Пи, то она ко мне. Ведь когда ещё, если не сегодня? Ведь сегодня ровно в шесть часов вечера на Землю упадёт Луна. Вторая мысль после пробуждения являлась таковой: «Надо разбудить Дари и обо всём ей рассказать. А ещё стрельнуть сигарету!»
Я зашёл в свою комнату. Два сожителя ещё безмятежно валялись на кроватях. Обременять их своими новостями я не собирался. «Всё равно не поверят да вдобавок и рассердятся, что я потревожил их забвение…» – подумал я. Схватил пожухлую мочалку, бритву, пену, чистые «стыдливые», шампунь и устремился в душ.
Жесткая вода беспощадно закупоривала дырки лейки в нашей душевой. И да, тогда был именно тот день, когда её нужно было прочистить. Пришлось вернуться в комнату голышом и отыскать скрепку. Туда-сюда, туда-сюда. И так около шестидесяти раз… И так… струи устремились мне в недовольную физиономию. Горячая вода успокоила мысли, смыла хаос, что злорадствовал в голове. И я бы так и простоял там весь день, но «признание» ожидало меня.
Я был готов через полчаса. Отправил сообщение-приглашение на рандеву в час дня и после поднялся в комнату Дари. Она всё ещё спала, и не удивительно: ведь ложится она довольно-таки поздно, где-то в три-четыре ночи. Сокрушительно негромко я пробрался до стула, увенчанным парой чёрных брюк и чуть ли не дюжиной футболок. Я переложил кучу на ближайшую свободную кровать. Около пяти минут проползли – сидеть я не мог более, и я взял цель на цветочный. Открывался он в девять, через две трети часа. И перед ним было бы неплохо прогуляться.
У выхода из общежития урну растрепали вороны, я же даже упаковку шоколадную не подобрал, хоть она так просилась в руки и лежала на моём пути. Вот они: привычные куст, дерево, куст, тропинка. Только сегодня я уловил, я разглядел их «последность». Рассуждения ввели меня сначала в ступор, а затем ускорили. Их «последность» ничуть уже не волновала.
В квадратах малых плантаций мне посоветовали взять «розыыы». Альстромерии – мои спасители в обыденности и стандартизации цветников! Сегодня деньги – копейки, они не имели ценности, лишь время, время, оставшееся на желаемое, что обычно подавляется устоями и страхами. После забежал в табачный магазин.
Через десять минут я ждал автобус до города: все куда-то спешили.. неужели они тоже знали ПРАВДУ? Пока мои ноги упирались в асфальт, а мысли в Войку, я разглядывал широкие штаны, что были на девушке близ фонарного столба у остановки. Они лились в камень, прямо как мои намерения, но лишь с огромным отличием в постоянности первых. Мне захотелось их потрогать, и я это сделал. Чем я руководствовался? Ничем. У меня была только отмазка на все свои сегодняшние спонтанные действия. Девушка оцепенела и после, помявшись, заявила: «С вами всё нормально?» и отстранилась, скорчив физиономию. Все мигом выстрелили в меня взором, и мне не было не по себе, наоборот… Они же не знают… В тот момент во мне взбурлило желание рассказать правду.
«Люди! Сегодня вечером Луна падёт на нас! У вас мало времени! Правда!» Кто-то начал смеяться… «Поверьте мне! Ну! Я не сумасшедший…» Смех прибавился. Кто-то отшатнулся назад, кто-то безразлично выслушивал мои бредни. Одна девушка даже достала телефон и видимо включила видеозапись. Я замолчал и потупился. Белые цветы поникли со мною.
Разумеется, я дождался следующий транспорт. Моё любимое место: последнее в ряду слева, если смотреть при входе внутрь. Не стоит путать с самыми последними соединёнными местами. Я приоткрыл окошко, и при движении в эту консервную банку влился свежий воздух. А в голове витали сценарии встречи с очаровательной кареглазой Войкой. Усидеть спокойно я никак не мог все сорок минут, таких долгих и выщипанных минут.
Примерно в десять я уже был на Московском проспекте. Духота. Чёрная вельветовая рубашка прилипала к телу, пиджак прилипал к рубашке, тоже чёрный, поглощал фотоны и нагревался. В меру широкие брюки чуть волновали воздух, подхватываясь редкими слабыми дуновениями. До встречи еще три часа, однако на сообщение мне всё ещё не ответили. «Верно спит или занята, или на занятиях», – размышлял я. Глаз приметил кофейню, куда я и направился.
За кассой исполняла обязанности приветливая и учтивая девушка. Сделав заказ и получив чек, я поблагодарил её и искренне выдал: «Вы очень милая, и движения ваши плавны…» Я почувствовал, как кровь прильнула к щекам, и устремив взгляд в пол, схватил номерок и поспешил в зал. Реакцию девушки я не запечатлел. Ну и как же я умудрился такое сказать. Вот смеху.. «И движения ваши плавны…» Я минуту прогонял по кругу эту фразу в своём котелке, затем отбросил дурацкие переживания, когда мне принесли чаемую корзинку с клюквенным джемом и каким-то кремом.
Там было тесно, но всё же уютно: справа, слева, вот только руки разведи и похлопай соседей по столикам по плечу. Справа, слева в тарелочках по тортику: один из сладких точно-точно «морковь и зайцы», а другой, вероятно, «вишнёвый бархат». Их рассекали ложками и закидывали в рот совершенно опосредованно. А ведь это их последние десерты, и, если бы они задумались об этом, надеюсь, хоть чуть-чуть повнимательнее бы уплетали их. Пока их мысли направлялись куда-то далеко; прямо перед их носом было то, чего мысли жаждали. Или же, тортики, каждый слой, песчинка посыпки, шероховатость бисквита, нежность, смак, первое соприкосновение с языком, движение языка после по зубам и дёснам в поисках остатков жаждали их мысли в первую очередь. Прямо перед их носом то, что они упускают и то, во что не вовлечены… Я задумался ещё пуще. Могу ли я что-то упускать? Могу же я чего-то не замечать? Ответа не было, так же как уже и моих вкусностей.
На меня спустилась неизвестная тоска. Тоска о «спящих», «дремлющих» и всех этаких. Иногда, вспоминаю, люди меня раздражали, чаще мне было жаль их: пока улавливал разговоры и речи окружающих. Впрочем, мои слова чаще так же не блистали особенностями, однако насчёт непосредственности мыслей уверен больше. И что же? Осознавая это, непосредственность и дрём масс не доказывалась.
Уверен всегда был в том, что ночью абсолютно у всех мысли цветут правильностью и благоухают большей откровенностью и «моментностью»…
Кондиционер базировался недалеко от моего столика, но и не близко, прохлада еле добиралась до меня; соседи сменились; становилось душно, и никакой холодный кофе не спасёт меня в такой день. Разглядывая беловатый плиточный пол, минул кассу и выбрался на воздух.
Тридцать восемь минут одиннадцатого часа. Два с половиной часа до встречи. Отбросим тридцать минут в метро и около пятнадцати дороги до места встречи на «Ваське». Оставалось чуть больше часа с его пятьюдесятью процентами. Скоро, милая Войка, скоро. Я рассмотрел букетик – ещё живой. «Ну и зачем ты вот так таскаешься теперь с ним.. надо было купить на месте…» – ругался я.
Рядом спуск в метро – поток людей то и дело намеревался задеть букет, и лишь тогда мне вздумалось подарить этот – случайной прохожей, а Войке взять новый, даже лучше прежнего. Я завернул за угол и выбирал. Случай решил порадовать пышногрудую женщину с яркими красными губами.
– Постойте, это вам. Вам от меня. Просто так.
Я протянул жухлый, зафиксировав его прямо перед её ликом. Тут она рукой плавно сместила загромождение и высунулась, точь любопытная кошка, услышавшая «кис-кис».
– Симпатичный, а с головой какие-то проблемы. Кто ж так дарит цветы?
Я машинально сравнял их со своим коленом.
– Почему нет?
– Юноша!.. – начала она, и затем резко сменила тон, – Во-первых, букет держать надо в левой руке, этак от сердца; во-вторых, было бы неплохо что-то сказать приятное при этом, а то суёт он в лицо тут; в-третьих, давай хоть мини-свидание организуем, этак на полчаса…
Меня чуть озадачило и ступило происходящее, однако, и заполнить свободное время чем-то было необходимо.
– Идёт. Только сначала покурить хочу. И тогда: вот, вам.. за приглашение и за уроки этикета.
Я перехватил букет в левую конечность и, со второй попытки, вручил его женщине.
– Благодарю. До моего дома три минуты, там и покуришь.. у меня перерыв на работе.
– Свидание будет у вас дома?
– А почему бы и нет?
– Ну. Ладно… – неуверенно и невнятно вытянул я. – Действительно.
– Да не бойся! Не кусаюсь.
В ответ я лишь обронил малюсенький смешок, а затем последовал за ней.
Снаружи тринадцатиэтажное здание выглядело захудало и обшарпано, то было полной противоположностью внутреннему: новый блестящий лифт, мозаичные стены парадной, мощные металлические двери квартир. То было вольное творение мира, такое же, как и человек: пока не приложишь ключ к домофону, пока не впустят – противоположности не сменятся. В квартире очень чисто, минималистично и уютно: располагалась она так, что в летний период солнце вглядывалось в окна лишь малиновыми или мандариновыми оттенками, когда стекало по небосводу за здания вдалеке; отсутствовали захламлённости; стеклянные поверхности кристальны.
«Покурим на лоджии, проходи», – произнесла она, точь мы переместились в гостиную из прихожей, и уложила букет на читальный столик из дерева посреди комнаты.
Мы втягивали густой дым; из нас вытягивала энергию духота; под нами машины играли в догонялки; я изучал её, быстро, не вдаваясь в особенности. Зеленоватый топ, белые брюки палаццо, бежевые новенькие вьетнамки. Прямые русые волосы, загорелая кожа, пухлые губы, прямой красивый нос, длинные ноги, хорошенькая фигура. Взгляд невольно цеплялся за шикарные груди, бёдра, через манящую талию.
– На встречу не пришла?
– Что, извините?
– Та, кому цветы предназначались.
– Аа.. не совсем.. просто до встречи еще пару часов. Уже на месте куплю новый.. свежий…
– Ты забавный. Ну да ладно.. цветы лишними не бывают…
Я молчал, вот-вот заканчивая сигарету.
– Красивая?
– Ох, очень!
– А я? Красивая?
– Вы.. очень сексуальны.
Она улыбнулась и придушила сигарету. Я же поступил полностью аналогично.
– Не жарко в таком одеянии? Можешь сходить освежиться.. быстренько.
Я не стал упускать момент, снял пиджак и нашёл ванную комнату, разумеется по указке хозяйки. Через пять минут вернулся. Странно, конечно, было вот так вот идти в гости к незнакомой женщине, мыться у неё, но все эти странности вполне вписывались в мой последний день. Да и странности на этом вовсе не закончились… Столик пододвинули к большому низкому дивану, располагавшемся по основанию панорамного окна; шторы из тюля цвета каштана цепляли подушки; играла классическая музыка; на столике же меня уже поджидал стакан алкогольного шорли.
Закончив с закусками, она внедрила их в одиночество моего стакана, после забрала свой с кухонной стойки, пригубила и улеглась на диван. Я заметил, что бюстгальтера под топом уже не было, проглядывались соски.
– Я тут подумала.. может быть ты пока переоденешься, а то жарко очень так…
– Дело говорите!
– Она вот там, на спинке стула.
Сменив рубашку на хлопковую белую майку, я присоединился к женщине, отхлебнул холодный напиток и принялся сидя рассматривать жилище.
– Вы часто так? На перерывах выпиваете? И гостей приглашаете?
– Да не работаю я, соврала. Ходила за «Харвестом». Живу одна. Стало быть, пригласить приятного молодого человека – замечательное действо.
– Вот оно как.. занятно, конечно, необычно.
– Вот ты же сам мне букет подарил, сам согласился на маленькое свидание. Да и мне скуку разбавить поможешь. А когда тебе, кстати, на встречу?
– Тоже верно. Через два часа надо быть на месте, – не вдаваясь в подробности ответил я.
Минуты таяли быстрее кубиков льда в стакане, что чудно, точно по волшебству, наполнялся вовремя новой порцией; меня затягивало в дрёмы моё вольно развалившееся положение на ложе, её угощения, да и воздух, уже пропитанный забавной беседой и огромной ленью. Когда же глаза были готовы вот-вот закрыться, а муть в голове провалиться в темноте короткого сна, она уже с минуту или с половину часа лежала рядом, левой рукою подпирая голову, правой же поглаживая меня точь какого-то кота. А вот дальнейшее, что произошло, я считаю или же ярким сном, или же странной правдой, но склонен принимать за чистую монету именно второе.
В момент, когда меня перестали поглаживать, я приоткрыл стёклышки. Женщина улеглась на спину и плавным лёгким движением стянула топ, элегантно швырнув его куда-то на пол. Большие упругие и подтянутые груди с вдохом чуть поднимались, становясь объёмнее, а с выдохом чуть опускались, приближаясь друг к другу поближе. Вожделение. Только оно осталось в мыслях, только оно распространялось по артериям, венам и капиллярам всего тела вездесущими корнями.
– Ты же не против? – прошептала она. – Очень жарко…
– Как я могу быть против в вашей квартире…
Перевернувшись на живот, я уткнулся в подушку и принялся осмыслять такую небылицу; также я резко вспомнил о своих намерениях на день.
– Который час? – поинтересовался я, всё так же, не меняя своего положения. Хоть и чувствовал, что время ещё есть.
Ответа не последовала, послышался лишь звук лёгких шагов и хлопок двери, видимо душевой или уборной.
Немного придя в чувства, перевернулся и меж мотивов музыки прислушивался к шуму за окном, а после к потоку воды в душевой.
Вышла она совершенно голая и направилась курить. Я оставался неподвижен, взгляд мой был уставлен в потолок, и лишь периферическим зрением наблюдал за остальным, наблюдал за ней. Как только запах табака донёсся до моих головных отделов – они изволили срочно отдаться сигарете, но я успешно сопротивлялся.
Она легла очень близко. Прибавился аромат шиповника и ещё каких-то отдушек. Я чувствовал её дыхание, чувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней: к лоснящейся коже, к влажным волосам, к её губам. Я сглотнул появившуюся слюну, продолжая смотреть в одну и ту же точку на потолке.
– Двенадцать часов.. двадцать минут… – протянула она. – Ты можешь остаться…
Я был в замешательстве, в таком, в котором, казалось, никогда не был и никогда не буду. Тут же её рука прикоснулась к моему оголившемуся участку подвздошной кости, и когда рука медленно и нежно устремилась под брюки, я подскочил с дивана и удалился подымить. А после молча мигом собрался и поспешил на «Василеостровскую». Призраком в сознании осталась та женщина; когда я уходил – она лежала неподвижно, будто бы спала…
В назначенный час уже был на месте, с букетом, расположившись на скамейке. Было намного комфортнее и легче в белой майке. Свой прежний туалет я в попыхах забыл прихватить, но то меня вовсе не тревожило. Также хотелось бы придать вниманию этакую забавность: входная дверь той парадной громко закрылась; и в ту же секунду, уверяю, весь алкоголь из меня вышел, без последствий, дымка развеялась, невесомость обернулась притяжением и твёрдостью. Как я и рассуждал ранее: сон это был, или такова реальность? Вспоминания прервал звонок.
– А ты где? – поинтересовалась она.
– Я жду Войку…
– Аа.. а то, что ты сказал.. действительно случится?
– Да, я уверен.
– Тогда.. может быть.. где-нибудь в четыре или пять часиков.. поднимемся на крышу? Посидим там с вином и пиццей, подождём конец? Поболтаем.. ты же знаешь, мне так-то некого позвать и не с кем так посидеть. Что думаешь?
«Определенно нет», – твёрдо ответил я – «Я собираюсь признаться ей в чувствах, и, вероятно, после нам будет чем заняться».
– Ясно.. а ты уверен, что тебя не отвергнут?
– С чего бы это?
Тут в сознании повисли крошки сомнения. Верить в такое я не хотел. И в трубке повисла тишина. И рука повисла вслед.
Я ждал уже двадцать две минуты. Прискорбно предаваться мысли, что моя муза не явится на свидание в такой день. Каждую минуту предыдущая минута тащила совсем неохотно. Вероятно под таким солнцем тащить своих сестриц и вовсе не хочется им. Или же виной мои громадные ожидания между ними.. препятствие вовсе не маленькое. Три.. шесть.. десять.. пятнадцать полных оборотов по циферблату длинной стрелки. Три, шесть десять, пятнадцать человек прошагали мимо. Девицы и реже юноши сначала подмечали меня красивого, затем и свеженький букет. У некоторых он приподнимал уголки губ, у некоторых – лёгкую зависть. Я же устал сидеть, встал и начал расхаживать туда-сюда.
Звонок. Вероятно, это Дари. На экране имя другое. Я очень обрадовался.
– Да, Войка, а ты где?
– Извини, только проснулась. Поздно легла. Прости, прости. Ты уже на месте?
– Угу… Раз так, может пока будешь собираться, я к общежитию доберусь? И там уже встретимся…
– А может перенесём? Я что-то уж совсем не в настроении.
– На часик? Два?
– А завтра? Не? Прости меня, прости…
– Завтра совсем никак. Давай сегодня, пожалуйста, это очень важно. У меня новости.
– Какие ещё новости?!
– А вот узнаешь!
– Ммм.. ну хорошо, собираюсь, так уж и быть, хи.
– Ура! Я напишу, как буду у тебя.
Звонок резко завершился, не успев я договорить второй слог последнего слова. Минутные подозрения о неискренности и неправды от её слов прошли микроскопическими иголками от одного виска и вышли через другой; да и уж голос был её совсем не заспанный; да и она обычно рано встаёт, не зависимо от срока отхода ко сну… Но всё же, досадовать от таком не было времени; необходимости тоже, ведь она всё же согласилась; и я вновь понёсся с цветами к обители возлюбленной.
Прибыл быстро; заранее отписался – она любила опаздывать…
…Войка, моя любимая Войка приближалась ко мне: теперь же взгляды ловила она (пока я ожидал, совсем немного, около пяти минут, снова поглядывали зорко на меня, а затем и на цветы, и всё так же), или же мне таковое казалось; и если же я являлся всеми теми глазами, что окружали нас двоих тогда, я бы точно-точно засматривался только-только на неё; лёгкое бледно-розовое платье вибрировало в пространстве, рывками поддаваясь моей очаровательной возлюбленной, словно балерина, она, прыгая с ножки на ножку, подбиралась ко мне; кудрявые чёрные, как смоль, короткие волосы вверх-вниз подпрыгивали за ней, напоминая небольшие морские волны, что бьются о риф. Брызги тех волн рассыпались веснушками под шоколадными зеницами её; на полянах-щеках её; аккуратно в двух ямках над рядами жасминовых соцветий-зубов, окутанных сочными перламутровыми губками; на аккуратном вздёрнутом носике. Шоколад тех очей охранялся длинными шипами-ресницами, а чуть выше ступенькой каскада чёрных бровей. Таково её изумительное лицо-пейзаж. И если оно – пейзаж, то тело её – небо над ним. И если же вспомнить, то прикосновение к нему: ладони к ладони, пальцами к плечу, случайное кисти к кисти – есть полёт за горизонт времени и сущности, то есть оно и есть то самое небо, уходящее куда-то за рамки всей картины, со всеми своими звёздами-родинками, галактиками-рубцами и сетью паутин эпидермиса, точь пространства пустоты космоса. Таково её притягивающее тело-высь. Нутро же её – океаны; слова – звучания природы, молчание – шёпот; присутствие – тёплое счастье, а отсутствие – смерть. Такова была Войка.
– Привет-привет, – вытащила меня из забвения. – Жарковато сегодня, однако! Что у тебя там за новости? А ну-ка, давай-ка делись!
– Поделюсь, поделюсь. Только давай сначала в тенёк спрячемся.
Тут же напомнили о себе «маленькие солнышки». Скучающие на скамейке они рвались в руки своей последней спутницы.
– Ой, это мне! Как мило! Сейчас-сейчас, только сбегаю.. поставлю их в вазу! Я мигом! Спасибо! Спасибо! – слова благодарности доносились уже у ворот общежития из-за спины удаляющейся трепетульки.
«А если же Луна упадёт уже через четыре часа, то и букету осталось совсем немного… И остаётся лишь надеяться, что им понравилось сегодняшнее приключение: от цветочного магазина до этой лавочки, и от лавочки, через КПП, малую аллею молодых лип, по широкой лестнице, прямиком в одинокую уютную комнату. Да и я, и Войка, и мимолётные студенты, и шикарная белая ваза с ангелами всё же будут приятны, милы и удобны весенним жёлтым нарциссам…» – ожидая, размышлял я…
День стал солнечным и прекрасным, теперь не таким палящим. В воздухе уже не зной – в воздухе флёр парфюма Войки; а каковы студенты вокруг: милые, приятные, вовсе не завистливые; вот так она изменяла мир, мой мир, каждый раз.
Когда же я рассказал ей о Луне, она лишь скорчила мину и мило заявила: «Клоун ты!..»
…Мы долго гуляли по набережной, держась за руки, хоть ладони моментально и покрывались испариной; смеялись, она даже иногда прыскала; прокатились на велосипедах, в моих маленьких мечтах мы так же катались на них, только где-то в деревне: по извилистым заросшим дорогам, меж шелестящих колосьев, к громадному дубу, в ожидании дождя. Когда же она проголодалась, мы отыскали место изысканное и богатое. Последние деньги я так и собирался потратить: на что-нибудь деликатесное для нас…
…Я избавлю вас от описаний этого ресторана, вкусностей за нашим столом, атмосферы заведения и всех подобных деталей. Мне так хочется, ведь завершение нашего обеда мне вовсе не понравилось, а поэтому и вспоминать весь обед незачем. После десерта у меня был подготовлен свой «десерт». То моё признание: лаконичное, короткое, но понятное и исчерпывающее. Вот такое: «Войка, хочу сказать, что в моих мыслях, целыми днями одна девушка, а в моих снах, целыми ночами одна девушка. Ты.»
Войка же опередила меня и мой «десерт». Опередила невкусно и неприятно. Примерно вот так:
– Хочу тебе сказать сейчас, чтобы не тратить больше твое время. Я уже несколько дней об этом думаю, поэтому вот… Сначала я думала, что ты мне нравишься, но сейчас я поняла, что это было просто увлечение чем-то новым, потому что до этого у меня ничего даже не шло к отношениям, как я уже тебе говорила. Мне правда нравилось с тобой проводить время. Поэтому я лучше скажу это сейчас, чтобы быть честной с тобой. Надеюсь, я не сильно тебя задела этим… И, если ты не захочешь больше общаться, я пойму.
Я лишь молчал и обдумывал ею сказанное; а нутро скукожилось, вынесло из равновесия предубеждений.
– Получается, что я думала, что что-то чувствую к тебе, но оказалось, что нет. И если у тебя ко мне что-то есть, то лучше я тебе сразу скажу… Надеюсь, я поступаю правильно…
Сдаваться мне не хотелось, и я задумал выложить все карты на стол:
– Сегодня в шесть Луна упадёт на нашу планету, и я бы не хотел, вот так вот заканчивать… При другом стечении обстоятельств я бы вероятно принял всё как есть, без обиды и какой-либо злости (однако я тогда нещадно врал).. но этот день последний.
Войка с изумлением слушала меня.
– Войка, быть может мы забудем всё тобою сказанное.. и пойдём целоваться?..
– Что за ерунду ты несёшь? Видимо, тебя сегодня солнце припекло… Да и в таком случае у меня и свои дела есть.
– Тогда хоть один поцелуй.
– Клоун. Самый настоящий.
Она встала, задумалась на секунду и произнесла:
– Всё, что я хотела сказать.. я сказала. Я пойду.
И она действительно ушла. Через пару минут подозвав официанта, заказал выпить, хотя и не очень хотелось. После бесполезных раздумий, двух бокалов коктейлей рассчитался, и удушился двумя сигаретами. При ней я не курил; ей это не нравилось, да и сама она не курила вовсе. За эти несколько месяцев два раза бросал это занятие: в первый хватило на восемь дней, во второй – на одиннадцать.
Стало прохладнее и свежее. Город понемногу оживал, очухиваясь от зноя. Вдруг мне пришло сообщение от Дари:
«Я пошла на крышу, всё купила.. и на тебя тоже.» С точкой в конце: обиделась.
На часах – 16:33! Я мгновенно вызвал такси до того самого дома, где будет Дарька, сообразив, что на общественном транспорте уже не поспею. Пока добирался, жутко мучила жажда, да и мутило.
Пока добирался вспоминал Войку. В особенности наш по обыкновению полуночный разговор по телефону. Мы тогда забавно и смущенно обсуждали наш, как мне казалось, скорый первый поцелуй, возможно и ей так казалось, не осмелюсь утверждать обратное. Она поделилась в ту июньскую ночь о том, что и никогда не целовалась. То был очень трепетный разговор. Я делился, что в этом ничего сложного, однако сомнения её и смущения передавались отчётливо по трубке. И как я это себе часто представлял… И всю долгую поездку я зациклился на вышеперечисленном с лёгким туманом приятных воспоминаний и дополнительным слоем дымки опьянения. Думы же эти мне помогали и отвлечься от карусели внутри, и карусели заканчивающегося дня. Не обошлось, конечно, без нот грусти мгновенно разбитого сердца. Пустяк.
Перед тем как подняться на крышу, я долго курил. Мне пришлось взбираться через шесть этажей, снять замок от решетки на чердачное помещение, и вновь вернуть его на место с обратной стороны (дабы нас раньше срока не выгнали с крыши), и в завершении подняться еще по одной лестнице, уже небольшой и деревянной.
Плоская кровля, застеленная рубероидом; торчащие три округлые трубы вентиляции, такие, с зонтиком; невысокий парапет. В чистом небе виднелась блёклая убывающая Луна; дул ветерок, что сзади тщетно потрёпывал укладку Дарьки. Она сидела посреди, скрестив ноги, тянула белое вино; под нею покрывало в различных синеватых узорах, а рядом две бутылки хереса, пустой бокал под меня, сыр, чипсы, мускатные орехи и пачка курева с зажигалкой. Подойдя ближе, я уселся чуть впереди спиною к ней, посмотрел на часы, проверил, нет ли хоть какого-нибудь сообщения от Войки. Его не было. Она заговорила первая:
– Ну как? Признался?
– Признался. – сухо ответил.
– Что-то ты грустный и необщительный какой-то.. видимо, отвергла.. ну как я и говорила.
– Ай!
– Ну ладно.. девушки такие.. особенно такие как она. Я тебе сразу говорила, что из этого ничего не выйдет. Угощайся, налей выпить. Могу тебе массаж сделать. Как раз двадцать две минуты осталось…
– Не хочу. Спасибо.
– Ну и ладно. Мне больше достанется. Уверена, что и Луна никакая не упадёт.
– Упадёт.
Она продолжала о чём-то говорить, однако я совсем уже не слушал, лишь иногда ловил определённые предложения, но думал и думал, в основном о Войке. До неминуемого оставалось пару минут; во второй бутылке оставалось теперь на пару бокалов, заметил я, когда повернулся за полосками чечила. Внезапно Дарька выдала монолог:
– А знаешь, я ведь тебя люблю. Еще с первого курса. Не помню правда, когда именно полюбила, но всё равно. Это ведь происходит постепенно. Если что, я вообще не шучу, если ты так вдруг подумал. Думаешь, я бы делала тогда тебе массажи по целому часу? Хоть и звучит смешно. Или вот, приглашала бы так часто к себе в комнату? Готовила тебе, выслушивала бы так? Постоянно угощала бы сигаретами… Вот стрелял бы их кто другой так – я бы сразу послала бы его… Знаю, ты ко мне такого чувства не питаешь, но раз Она вот-вот упадёт, то почему бы и не признаться… Или вот даже – моя ревность к твоей Войке (букву «о» она протянула)? Я её, разумеется, скрываю.. но всё равно. И подарочки всякие делаю, а ты в ответ ничего… Но ты мне такой и нравишься.. не знаю почему… Нравишься. Хотя.. это не то, всё же, слово. Люблю я тебя… Люблю всего. Ну а мне нечего терять.. сейчас Луна бац.. и всё.
Тут я упустил её продолжение, так как, интуитивно понял, что перевалило за шесть часов. Полностью погряз в своих мыслях. Они целиком потоком сливались к одному искромётному должному утверждению: «Даже и хорошо, что ничего на планету и не упало; и столько успело случится».
Дарька замолкла и встала, щёлкнула огнивом, «щёлк-щёлк», и отошла ближе к двери. Я же чуть пододвинулся назад, лёг, и выпрямил ноги. Место было нагрето. По экрану синего неба метнулись ласточки. Ненадолго моё внимание приковала бесконечная глубина надо мною.
Послышались звонкие звуки шарканья о тонкий металл, пару аккуратных шажков по нему, после глухое приземление бычка о рубероид. И только пронзающие крики. Это Дари спрыгнула вниз…
Внутри мелькнуло: «Лучше бы остался у той женщины».
Сегодня весь день такой: непонятный, неестественный, весь в оболочке, за которой другая оболочка, а за ней ещё и ещё таких. Стало невыносимо одиноко и даже страшно. Я не мог проснуться, совершенно не мог…
Меня спасла рука; я ощутил её нежно-нежно: сначала на кончиках волос, затем заплутавшую близ корней, фланирующую меж тёмной травы, и, наконец, по почве мягко-мягко скользящей, в основном по макушке.
– Плохой сон уходи-уходи… – шептала она.
Вздрогнув, я резко приподнялся и попытался осмотрелся. Взор мутный; как и комната, и та женщина-колдунья рядом.
– Кошмар приснился?
– Сколько времени? Сколько я спал? – парировал медленной вялой речью я.
– Около семи. Ну, получается, семь часиков.