Капитали$т. Часть 2. 1988

Глава 1

Саша Щербатый погиб глупо, можно сказать – случайно. Теплым майским вечером года одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого, он с приятелями сидел в одном из баров в центре нашего города и, как водится, чего-то отмечал. На его беду, в этом же баре что-то отмечали кавказские торговцы фруктами – люди горячие, шумные и вспыльчивые. И немало красивых тостов было произнесено, и выпито было немало, так что в один прекрасный момент гостям с Кавказа сильно захотелось женской компании. Присутствующие в заведении дамы, как на грех, присоединяться к компании категорически не желали. Кавказцы проявили нехорошую настойчивость, дамы в свою очередь стояли на своем. В воздухе запахло скандалом. В ситуацию вмешался Саша.

– Завязывайте, ребята, – сказал он. – Вы видите, дамы не желают общаться?

В его словах не было ничего провоцирующего конфликт, но кавказцы, разгоряченные вином и женским пренебрежением, отреагировали остро и предложили выйти.

– Ну давайте выйдем, – сказал Саша с усмешкой.

На улице в пылу полемики один из кавказцев всадил Саше нож в живот, и тот умер, не дождавшись «скорой». Так получилось, что эти кавказцы были очень далекими от криминального мира людьми и Сашу в лицо не знали. Последствия же их действий для всех наших городских кавказских сообществ оказались очень серьезные.

Сразу после похорон Саши, на городских рынках произошли натуральные погромы – товар кавказских торговцев крушили, а самих их избивали, разгромили еще и несколько кооперативных кафе, имевших отношение к диаспорам. Дошло до того, что кавказцам опасно стало просто появляться на улице. Руководство милиции, а с ним и партийное руководство делало вид, что ничего особенного не происходит и ситуация под контролем. В каком-то смысле руководство было право – ничего особенного действительно не происходило, а дружба народов потихоньку обострялась на территории всего единого и могучего. Мой приятель и бывший одноклассник Тарик на время обострения дружбы народов от греха подальше поехал на Кавказ – навестить родню. Впрочем, скоро все заглохло само собой.

С Евгением Михайловичем Лисинским (в своих кругах он имел прозвище Лис, причем называли его так не только из-за созвучной фамилии) я познакомился как раз на похоронах Саши Щербатого. Вернее, это он познакомился со мной – представительный мужчина лет пятидесяти, в безупречном костюме, с безупречной же прической, он сам подошел ко мне.

– Здравствуйте, молодой человек! – сказал он церемонно. – Вас ведь Алексей зовут, правильно?

– Все верно, – подтвердил я.

– Евгений Михайлович, – представился он. – Может быть, слыхали?

Я действительно слышал о Евгении Михайловиче. Он был одним из старейших в городе «цеховиков» – подпольных производителей всякого ширпотреба. Первопроходец бизнеса. Можно сказать – динозавр. По сравнению с нами, он играл в гораздо более высокой лиге, так что тем для знакомства у нас действительно не было.

– Слышал, – сказал я дипломатично и пожал протянутую руку.

– У вас, если я не ошибаюсь, видеосалон и звукозапись в ДК медработников? – прищурился Евгений Михайлович.

– Все верно, – подтвердил я.

– Молодцы! – похвалил мой новый знакомый. – Такие молодые, а уже при деле! Растет, значит, смена! Вы заходите как-нибудь. У нас клуб небольшой организовался, для своих на «Карла Маркса», знаете?

– Где кафе «Уют»? – спросил я.

Про клуб бывших «цеховиков» и новых кооператоров я слышал, но бывать там не приходилось.

– Оно самое, – подтвердил Евгений Михайлович. – Заходите без всякого стеснения – по средам и субботам в шесть собираемся, текущие дела обсуждаем.

– Зайдем, – пообещал я. Предложение было заманчивым.

– Вот и прекрасно… – Евгений Михайлович протянул мне визитку. – А у вас визитная карточка имеется, молодой человек? Нет? Напрасно! Вещь необходимейшая!

– Не все сразу… – развел я руками. – А вы Сашу тоже знали?

Евгений Михайлович тяжело вздохнул и скорбно покачал головой. Вообще, мне показалось, что он очень любил нарочитую театральность.

– Знал, знал… Ах, Александр, такое горе, такая утрата для всех нас… – сказал он со вселенской печалью в голосе. И добавил уже нормальным тоном: – Сейчас сбегутся волки добычу делить и начнется такая свистопляска…

На этой не очень оптимистической ноте мы распрощались с Евгением Михайловичем. Похороны были пышными. Сотни человек, куча венков, цветов, приезжие из соседних областей… Саша был человеком известным.

Смерть Щербатого – это было событие, требующее обсуждения. Этим же вечером, после похорон, мы собрались в видеозале – я, Витя, Валерик и наши партнеры по звукозаписи неформалы Петрович и Андрюха.

– Такие вот дела… – сказал я. – Плохо или хорошо, но от шпаны он нас прикрывал. А теперь, чувствую, понесется по новой.

– Подойди к Магадану или Швиле, – сказал Витя. – А лучше всего – подождать. Свято место пусто не бывает. Пусть они между собой определятся, кто там у них главшпан, к нему и подойдем. Только больше стольника в месяц не давать.

– На кой они вам нужны… – усмехнулся Валерик. – Вон, наши спортсмены, многие после армии без дела маются, кто на заводе, кто вообще грузчиком. Только свистнуть – человек двадцать соберем.

– Спортсмены – это хорошо, – сказал я рассудительно. – Только вот ходить все время за нами они не будут. Не сильно весело получить нож в бок у себя в подъезде. Но я согласен с Витьком, посмотрим, что там жулики между собой решат и уже по результату обратимся. Но есть, пацаны, еще один вопрос важный. Что с бизнесом будем делать, куда двигаться?

– А че делать? – не понял Валерик. – Все работает, бабло капает. В общаке бабок еще на пару видиков хватит – можно еще два салона открыть. А вообще, помните, как наш «трудовик» говорил? Работает – не лезь!

Валера говорил правду – в нашей общей кассе скопилось тысяч семь – как раз хватило бы на покупку двух аппаратов средней руки.

– А ты чего думаешь? – спросил я Витю.

Витя пожал плечами.

– Вообще, Валерка правильно говорит. Но мне сейчас, если честно, не до того. Есть у меня новость, все руки не доходили рассказать. Предки у меня уезжать надумали.

– Куда уезжать? – не понял Валерик.

– Из страны уезжать. Насовсем. Батя говорит – будущего тут нет. Может и правильно.

– Куда ехать-то надумали? – спросил я.

– В Америку. Там у матери родня, на первых порах помогут. Такие дела, короче.

Мы помолчали немного.

– Даже в институте не доучишься, – сказал Валерка.

Витя махнул рукой.

– Советский диплом? Да кому он нужен? Так что, мне сейчас не до бизнеса, парни. У меня чемоданные настроения. Сами думайте, чего куда.

А подумать было о чем. Видеосалон и звукозапись были новинкой в восемьдесят седьмом, но в восемьдесят восьмом стали общим местом. В этот бизнес пришло множество людей – в общежитиях, подвалах и даже бомбоубежищах открывались видеосалоны, многие обладатели «видиков» гастролировали по колхозам, собирая аншлаги в сельских клубах. Конечно, неискушенный советский народ массово ломанулся приобщаться к голливудским сокровищам и на первых порах прибыли хватало всем, но я точно знал, что еще два года и этот бизнес закончится. Нужно было придумывать что-то новое. Та же самая история была и со звукозаписью. Несколько новых точек звукозаписи появилось, так что конкуренция уже возникла. А дальше будет только больше, думал я. Сейчас мы выживаем и чего-то зарабатываем только за счет хорошего музыкального ассортимента, да и постоянных клиентов получилось «прибить» – наши партнеры-неформалы реально любили музыку, постоянно расширяли ассортимент и пользовались авторитетом в кругу меломанов.

Учеба моя в институте, тем временем, протекала ни шатко, ни валко. В институте я «отбывал номер», по вечерам пропадая не в библиотеках, а в видеосалоне, как и мои друзья. Сердечных дел ни с кем из одногруппниц я не заводил, хотя внимание с их стороны чувствовал, было мне не до любовных историй.

А в институте чувствовался ветер времени. Точнее, пока еще не ветер даже, скорее сквознячок, но сквознячок ощутимый. Некоторые особо продвинутые студенты могли даже потроллить преподавателей «Истории КПСС» какими-нибудь актуальными вопросами, о чем еще пару лет назад и помыслить было невозможно. Повестку обеспечивала советская пресса, которая демократизировалась буквально на глазах – «Огонек» и толстые литературные журналы чуть ли ни каждый месяц выстреливали актуальными вопросами в офигевающий от наступившей гласности народ. Одним словом, учиться, да и принимать участие в любой другой жизни института, у меня не было времени, и тянулась моя учеба только благодаря институтским связям папеньки.

И вот, через неделю после нашего разговора, в котором Витя поведал нам о будущей своей эмиграции, случилось событие историческое для всего начинающего советского бизнеса. Двадцать шестого мая тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года родная партия и милое сердцу правительство разрешили кооператорам буквально все. Все, что не было запрещено законом. Самое главное – теперь можно было торговать. Покупать, продавать, получать прибыль и пускать ее на развитие, или тратить по своему усмотрению. Интересным фактом было то, что при всей объявленной свободе статью уголовного кодекса, карающую за спекуляцию, никто не отменил.

В тот день, и еще в несколько следующих, все городские рестораны были забиты. Сухой закон как-то сам собой помер, и гулянье шло в лучших купеческих традициях – бизнес радовался и пил шампанское. Мы решили не отставать от старших коллег. В видеосалоне был устроен небольшой сабантуй – полдюжины бутылок шампанского и закуска. Мы, радостные и взволнованные, подняли первый тост за процветание.

– Куй железо, пока Горбачев, – пошутил Витя.

– А ведь интересно, – сказал я, – уже сколько времени в коммерции, а кооператива у нас нет.

– И это правильно, – сказал Витя. – Почитай «Золотого теленка», там все написано. Аппарат съедает бабки. Легальность стоит кучи бабла. А так – нас нет ни для кого, ни для ревизоров, ни для фининспекторов. Это ж мечта! Простые лекторы клуба кинолюбителей, нас вообще здесь нет!

– Но и доступа к настоящим бабкам у нас нет, – констатировал я. – Так, на вино да на конфеты зарабатываем, даже «тачку» до сих пор не купили, коммерсанты хреновы!

– Предложения? – спросил Витя.

– Нужно регистрировать кооператив, – сказал я решительно. – И переходить на другой уровень. Еще один салон беспонтово открывать, их с каждым днем все больше и больше…

– А когда в кино «Кинг-Конг» шел, у нас вообще пусто было, – сказал Валерик. – И «Заклятие Долины Змей» в прошлом месяце во всех киношках крутили, так у нас зал полупустой был.

– А дальше будет хуже, – сказал я, – так что, парни, нужно чего-то думать. Чего-то новое.

– И чего делать будем? – спросил Витя. – Точнее, не будем, а будете. Я-то уеду, скорее всего. Родители по инстанциям бегают. Уеду в цивилизацию, от вас, дикарей.

– Витя, – сказал я, – дело твое, конечно. Но в твоей цивилизации рынок уже сложился. Уже сложился, понимаешь? У них там все хорошо без Вити Пахомова. Не нужен им Витя Пахомов, места для него нет, все занято. И если Витя Пахомов захочет отвоевать себе кусок места под солнцем, то это годы тяжелого и упорного труда. Годы! И то не факт, что получится. Это тебе не джинсами барыжить в Союзе, где на вложенные сто рублей за год пятьсот нарастает. Там тебе за год на сто долларов нарастет максимум десятка, и то ты счастлив будешь, если получится. Ты что, реально не врубаешься, чем формирующийся рынок от сформировавшегося отличается?

– И чем же? – спросил Витя скептически.

– Возможностями. У нас сейчас возможности такие, каких ни у кого на этой планете нет. Рынок пустой, понимаешь? Приходи и торгуй чем хочешь – хоть чебуреками, хоть штанами, хоть автомобилями. Все купят и еще попросят. И участников на рынке – с гулькин хрен.

– Ты ж сам говоришь, что конкуренция, – отбивался Витя. – Вон сколько видеозалов открыли.

– По сути это не конкуренция, Вить, – сказал я. – Реальной конкуренции у нас еще нет и будет нескоро. Видеосалоны – это просто бабки, которые на земле валялись. На земле, понимаешь? И мы не сочли за труд их поднять. Мы и другие такие же. Это же, если хочешь, вообще не бизнес.

– Как – не бизнес? – удивился Валерик.

– Да очень просто! – разошелся я. – Мы ж не придумали вообще ничего! Ни товар, ни услугу, ни процесс. Ты, Вить, когда будешь в Штатах, расскажи им про наш салон – то-то они повеселятся! Скажешь – бизнесом занимался, подпольно демонстрировал ваши фильмы категории B!

– Это тебя на экономическом такому научили? – спросил Витёк ехидно. Кажется, моя горячая речь его задела.

– Так, хорош вам! – сказал Валерик примирительно. – Мы тут собрались отмечать, а не между собой ругаться.

– И то правда, – сказал я. – Все, проехали, забыли, продолжаем праздновать.

Домой мы с Витьком возвращались хмельные и мрачные.

– Ты не злись, – сказал я Витьку, – может тебе на самом деле там лучше будет. Тут времена наступают смутные.

– Да нормально, – махнул рукой Витя.

– Бабки, что в общаке лежат – заберешь, – сказал я. – Там тысяч под восемь, даже один к четырем – две штуки долларов. Пригодится.

– Нет, столько не возьму… – Витёк был благороден и пьян. – Половину возьму. Вам тут тоже пригодится.

– Да брось… – Я тоже был благороден и пьян. – У нас же видик остается и вообще… Без тебя бы этого не было.

– Половину возьму! – с пьяным упорством отвечал Витек. – У нас там все нормально будет. В цивилизацию едем, не пропадем! Но ты мне должен еще, Лёха! Старый долг!

– Какой долг? – не понял я.

– А вот такой! Ты вот не помнишь ни хрена, а я все помню! Когда тебя машина сбила – помнишь?

– Помню. – Я не понимал, куда он клонит.

– И ты там типа память потерял, и изменился, и все такое…

– Ну?

– Я тогда тебя спросил – что происходит? А ты мне сказал, что потом расскажешь, когда-нибудь. И ниче не рассказал. Кинул!

Я покачал головой.

– Ниче не рассказал, правда. И сейчас не могу.

– И что за хрень была с тем маньяком, откуда ты про него узнал – тоже не расскажешь?

– Не расскажу.

– Ну и иди ты… – обиделся Витёк.

– Да ты не обижайся, – сказал я. – Могу тебе совет дать. Дружеский, по бизнесу. Пригодится там, в твоей Америке.

– Что за совет?

– «Майкрософт», – сказал я. И тут же в голове блеснуло что-то, как милицейская сирена – не нужно было этого, не нужно…

– Чего-о? – удивился Витёк.

– Компания такая. Высокими технологиями занимается, уже известная, но еще в полную силу не вошла.

– И чего делать? – не понял Витёк.

– Покупать, Вить. Акции брать, на все бабки. На все. Они еще не поперли в гору, но попрут так, что никому не снилось…

– Макро… как? – запнулся Витёк.

– Микрософт. Мелко-мягкий, по-русски.

– Мелкий и мягкий… – сказал Витя задумчиво. – А откуда знаешь?

– Знаю, – просто сказал я. – Но откуда – не спрашивай. Мне здесь от этой информации толку мало, а тебе там пригодится в самый раз.

– Это как с тем маньяком?.. Когда ты просто знал и все?

– Да, – кивнул я. – Просто знаю и все.

Витёк посмотрел на меня.

– Мы же друзья, да, Лёх?

– Друзья! – категорически подтвердил я.

– Мы же много вместе прошли?

– Много! – подтвердил я.

– А ты думаешь, я туда с легким сердцем поеду?! – заорал вдруг Витёк. – Ты думаешь, мне плевать на все?! Отца посадить могут, вот оно как. Госторговля, если всплывет, то надолго уедет. Он пока отмазался, но в любой момент может опять… И тогда уже…

– Его хоть выпустят? – спросил я.

– Выпустят. Там более высокие сферы, – Витя ткнул пальцем в небо, – заинтересованы, чтобы он уехал. А я родителей не брошу, не могу.

– Все нормально будет, – успокоил я друга.

– Значит, мелкий и мягкий? – спросил он.

– Смотри не перепутай, – пошутил я.

Мы попрощались и пошли по домам.

Глава 2

Новые веяния не оставили равнодушными и представителей нашего городского партийного аппарата. Через несколько дней после нового закона, у нас в квартире собралось небольшое собрание, замаскированное под фуршет. Из местной знати высокого уровня был Григорий Степанович Бубенцов – первый секретарь горкома, и Николай Николаевич – начальник городской милиции. Все прочие присутствующие были рангом сильно пониже, но все же являлись важными звеньями городского партийно-хозяйственного механизма.

Я, как обычно, очень внимательно слушал, о чем идет речь.

Сначала было радостно. Все присутствующие ликовали от того, что Иван Иванович – первый секретарь обкома партии, усидел на своем месте. За здоровье отсутствующего на фуршете Ивана Ивановича был произнесен отдельный тост, в котором были тщательно перечислены выдающиеся личные и профессиональные качества Ивана Ивановича, его преданность идеалам, честность и иные достоинства. Но когда речь зашла о более высоких сферах, папенька и его гости пригорюнились. Общее настроение было такое – о н сошел с ума. Или, как вариант, продался. Речь шла конечно же о Михаиле Сергеевиче, вместе с супругой. Версию о сумасшествии генсека поддерживал Николай Николаевич, сторонником подкупа выступал товарищ Бубенцов.

– Да на кой черт ему деньги, – морщился главный городской милиционер. – Все и так его! Что ему за эти деньги покупать, птичьего молока, что ли? Так ему Девятое Управление и птичьего молока достанет, если понадобится, бесплатно. Крыша поехала, я вам говорю! Петром Первым себя ощутил.

– Не понимаешь ты, Коля, – мрачно изрекал товарищ Бубенцов. – Они же за границу сбегут, в случае чего, а т а м им деньги еще как понадобятся. Да и то сказать – деньги всегда деньги, хоть ты генсек, хоть кто.

– Это все Райка виновата, – со скорбью сказал кто-то. – Она ему голову дурит!

Вот в этом месте у собравшихся возник всеобщий консенсус! Супругу генерального ненавидели со всем пылом и считали ее корнем всех зол.

– Из телека не вылазит! Еще и мнение свое имеет по каким-то вопросам!

– Да мы раньше не знали никогда, кто там у генсека жена!

– Во французские шмотки разоденется и красуется – звезда!

– Куда там Пугачевой…

– Только народ лишний раз злит! Крутит мужику яйца, а вся страна страдает.

– Сам виноват! Не мужик, а…

Одним словом, генсеку с супругой должно было икаться. Такие разговоры, впрочем, велись едва ли не на каждой кухне.

Что интересно, начальник управления торговли и маменькин приятель Владимир Александрович Герцин фуршет своим вниманием не почтил.

– Герцина гнать пора, – высказался папенька. – Гнать из управления к чертовой матери за развал работы в торговле. Магазины пустые, на полках – шаром покати, а у кооператоров и на рынках – навалом всего. Народ злится, после работы по очередям – пожрать достать…

– Не так просто, Володя, – задумчиво ответил товарищ Бубенцов. – Он с обкомом дружит. И не только… Вот если бы по линии Николая…

– А чего по линии Николая? – вскинулся милиционер. – Герцин с генералом нашим в баньке парится. Я с генералом не парюсь, вы понимаете? Не по чину. А он – запросто! Да и разве ж он один? Там и директор мясокомбината, и овощебазы и другие…

– А я вам так скажу, – произнес рассудительный голос, – эта должность Герцину уже не сильно и нужна. Миллионер он почти официальный. Три кафе кооперативных у него, какие-то цеха…

– Без должности он ноль, – назидательно сказал товарищ Бубенцов. – Это сейчас он царь и бог, потому что товар может распределять. Отстрани его от должности – чего распределять будет?

– Поглядим… – сказал Николай Николаевич неопределенно. – У нас вроде бы генерала меняют. Вот если новый генерал придет, тогда и Герцина можно будет пощупать… а сейчас – рано.

– Миллионер… – завистливо вздохнул кто-то. – А тут зарплата двести пятьдесят. Сын куртку просит модную, так она как зарплата стоит. Нужно и нам что-то думать, товарищи… Время такое, что зевать нельзя!

Ого, подумал я. Городска номенклатура начинает завидовать нуворишам!

– У меня зять… Младшей дочери муж… Кооператив открывает, – сказал, заговорщицки понизив голос, товарищ Бубенцов.

– А обком в курсе? – спросил папенька.

– А мне плевать – в курсе обком или нет, – зло сказал товарищ Бубенцов. – Пусть только кто-нибудь чего-нибудь вякнет! На всех материала столько, что будут лететь, пердеть и радоваться!

Во как, подумал я. Товарищ Бубенцов вышел на тропу войны!

– Так что, вы думайте, товарищи… – сказал товарищ Бубенцов. – Думайте, пока время есть. А то некоторые вообразили, что наши должности и наша работа – это все навсегда. Так вот, не навсегда. И я вам это не как руководитель говорю. Как старший товарищ говорю! В любой момент может случиться – кого на фабрику, охраной труда заведовать, а кого на пенсию, если срок вышел. А сейчас пока есть возможности. Кредиты дают… – товарищ Бубенцов снова понизил голос. – Можно хорошие деньги взять и процент небольшой.

– Если бы Герцина снять, да кого-то своего поставить, – сказал папенька мечтательно. – Григорий Степанович, может как-то можно рассорить его с обкомом?

– Как только, так сразу, – ответил товарищ Бубенцов. – Но ты, Володя, на это сильно не рассчитывай. Ты думай о том, что под ногами лежит, про синицу в руках.

– Если кооператив открывать, то что делать?.. – вздохнул неизвестный мне участник застолья. – Мы же не коммерсанты…

– А я вам что, мистер Твистер – миллионер? – вспылил товарищ Бубенцов. – Думайте. И вообще, «учитесь торговать», помните, кто сказал? Вот то-то! Нет, конечно, колхоз дело добровольное, как говорится. Кого все устраивает, так и хорошо. Только когда все развалится – не обижайтесь.

А у товарища Бубенцова неплохо варит голова, подумал я. Ну или интуиция просто звериная.

– А если кооператив открыть, то чем заниматься? – спросил кто-то.

– Да какая разница… – с досадой ответил товарищ Бубенцов. – Чем хотите. Сами же знаете, что в городе с товарами и услугами – чего ни хватись, ничего нет!

– Давайте выпьем, товарищи, – грустно сказал кто-то. – Выпьем за то, чтобы смутные времена скорей закончились!

Собравшиеся выпили и некоторое время молча закусывали.

– Вы бы лучше, – сказал подобревший Бубенцов, – у комсомольцев бы учились! Вот где деятельные ребята! Я общаюсь с некоторыми – далеко пойдут! Главное – никаких сомнений. Уже открывают какое-то молодежное кафе с заграничными фильмами, чтобы не по подвалам собирались, а в нормальной обстановке, хозрасчетные спортзалы у них с импортным оборудованием! Молодцы!

Так, подумал я. Еще не легче. Вот оно, начинается, секретари и инструкторы комсомолов оперяются и с идеологических рельсов потихоньку съезжают на коммерческие. С этими ребятами нужно осторожно. Саранча, хуже уголовников. Сожрут с потрохами при случае. Еще и кафе с иностранными фильмами у них! Где вы были год назад, спрашивается? Вещали о тлетворном влиянии западного кинематографа? А теперь вот оно как фишка легла…

– Был у меня директор нашей обувной фабрики, – сказал папенька, – хороший мужик, давно знаю. Говорит, итальянцы приезжали, смотрели производство, сотрудничество предлагали. Их оборудование, наши рабочие и производственные площади. Совместное предприятие. Так он говорит – отказался, лишняя головная боль.

– Ну и дурак, – сказал товарищ Бубенцов. – Нужно же понимать… Все сейчас так складывается, что остановить этот бардак мы не можем. Выходит, нужно как-то встраиваться.

Товарищи согласились, что встраиваться нужно, произнесли тост за присутствующих, выпили, потом снова произнесли тост, снова выпили, закусили и начали расходится. Расходились задумчивые и почти трезвые, чувствовалась старая партийная закалка и умение не пьянеть.

А я заперся в своей комнате и начал думать, упорно и напряженно. Если бы удалось получить кредит, хотя бы тысяч сто советских рублей! Можно открыть сразу несколько производств, небольших, но дающих постоянную прибыль, купить оборудование, нанять людей. Делать мебель, например. Или шить те же джинсы уже в промышленных масштабах. Но тут же возникает вопрос: даже если мы получим кредит, где брать оборудование, сырье, материалы? Ведь невозможно пойти и просто так купить. Именно тогда ко мне пришло понимание, насколько незначительной и мелкой является вся наша деятельность – мышиная возня, да и только. Настоящий бизнес в то время делался теми, кто мог распределять ресурсы. Это был очень закрытый клуб, состоящий из чиновников и хозяйственников уровня города и области, войти в него было почти невозможно. Да, нам действительно оставалась мелочь вроде видеосалонов и чебуречных. И еще, я очень надеялся на отца. Что он наконец-то поймет – времена меняются и меняются необратимо, переступит через свои представления, устаревающие с каждым днем, и поможет мне в устройстве бизнеса. Может быть, и сам войдет в бизнес. В ближайшие недели я рассчитывал серьезно поговорить с ним на эту тему, тем более, что партийное начальство дало отмашку – можно! Я довольно смутно представлял, чем он конкретно может помочь, о всех его возможностях и связях я мог только догадываться, но они – возможности и связи – без всякого сомнения были.

Но даже нашей мелочью заниматься спокойно не давали. Все началось с того, что в ДК сменился директор. На месте добродушного и сговорчивого алкоголика появился проштрафившийся комсомольский вожак, вылетевший из системы за какую-то провинность – неприятный, какой-то липкий парень лет тридцати. Звали его Андрей Иванович.

– Ничего себе… – констатировал он, познакомившись с нашим хозяйством. – А в кассу вы, ребята, сколько платите?

– Пятьдесят рублей, – сказал я твердо и посмотрел в глаза новому директору.

– Пятьдесят в кассу и… все? – потрясенно спросил он.

– И все, – подтвердил я. – Все как договаривались.

– Устно договаривались? – спросил он.

– Устно, – сказал я. И уточнил: – По-джентльменски, Андрей Иванович.

Андрей Иванович скептически хмыкнул.

Через пару дней к нам в клуб заглянул совершенно трезвый Кузьмич и поведал, что возглавляемый им клуб кинолюбителей прекращает свое существование. Потому что. Кузьмич был грустен и тих.

– Этот новый хрен приказал? – спросил Валерка.

Витя в это время в салоне отсутствовал, он вообще редко появлялся, он был весь в хлопотах, связанных с переездом.

– Этот, – мрачно сказал Кузьмич.

– Все понятно, – сказал я.

Дело было плохо. Другое место, конечно, тоже можно было найти и без особых проблем, но… Во-первых, народ уже привык и шел к нам по старой памяти, игнорируя конкурентов, а на новом месте пришлось бы по новой набивать клиентов. А во-вторых… за этот видеосалон мы уже бились с превосходящими силами противника и даже проливали кровь. За него порезали Федю Комара, отлупили Витю, да и мне слегка досталось. И что же, спасовать перед каким-то типком, много о себе возомнившим? Показать слабость? Это было совершенно неприемлемо.

А еще через несколько дней к нам зашел Васильич, бывший на тот момент завхозом.

– Все, ребятки, – сказал он. – Поступила команда вашу филармонию сворачивать. До конца месяца работаете, а там… – Васильич развел руками.

– Ладно, Васильич, – сказал я. – Еще не вечер. До конца месяца может много чего случиться.

– Вы имейте в виду, – понизив голос сказал Васильич, – он хочет вас убрать, чтобы своих запустить. Чтобы кино и музыка так и остались, только без вас. Ферштейн?

– Спасибо за информацию, Васильич, – сказал я. – Ладно, будем думать.

Попытка переговорить с новым директором еще раз ничего не дала.

– Ваша деятельность не по нашему профилю, – объяснил он мне. – Вообще, по правилам, я должен был обратиться в соответствующие органы… Понимаете? Но я этого не сделал. Так что извините, ничем не могу помочь…

– Вы хорошо подумали? – спросил я, улыбаясь.

Новый директор нервно дернул плечами.

Сразу после этого разговора я отправился в исполком к Николаю Петровичу, который помог нам уладить вопрос с руководством ДК в прошлый раз.

На мою просьбу Николай Петрович развел руками.

– Знаю этого козла, знаю, – отозвался он о нашем директоре. – Но, видишь ли, Алексей, какая штука… Приказать я ему не могу. Не имею права. Он лицо хозяйственно самостоятельное. И просить я его не буду. Деятельность ваша, сам понимаешь… слегка за гранью.

– Понимаю, – кивнул я.

– Такие дела, – сочувственно сказал Николай Петрович.

Этим же вечером мы провели экстренное совещание с Валериком.

– Ну, если человек по-хорошему не понимает, – сказал Валерик, – то объясним по-плохому.

– Только без уголовщины, – сказал я напряженно.

В последнее время Валерик сильно полюбил фильм «Крестный отец». Легендарную гангстерскую сагу он пересмотрел, наверное, раз двадцать, а Марлон Брандо и Аль Пачино надолго стали его кумирами, сменив Ван Дамма и Сильвестра Сталлоне. Поэтому я немного беспокоился.

– Крупной уголовщины не будет, пообещал Валерик. – Но без мелкой не обойдемся. Максимум – административка.

– Ну и прекрасно, – сказал я.

– Мы сделаем ему предложение, от которого он не откажется! – пафосно заявил Валерик.

– Не вздумай лошади голову рубить! – в притворной панике воскликнул я.

– Откуда у этого козла лошадь?.. – хмыкнул Валерик. – Мы его и без лошади к порядку приведем.

Следующие два дня стали для Андрея Ивановича богатыми на события. Так, вечером его подстерегли в подъезде двое хулиганов, которые безнаказанно насовали ему по ребрам и поставили фингал под глазом. На прощание хулиганы велели Андрею Ивановичу подумать над своим поведением и не создавать проблем хорошим людям, в противном случае они могут навещать Андрея Ивановича регулярно, им, хулиганам, это не составит особого труда. Что интересно, на крики Андрея Ивановича о помощи никто из соседей не отреагировал, милицию не вызвал и спасать не кинулся.

Утром, собираясь на работу, Андрей Иванович обнаружил возле своей кофейной «копейки» бутылку с бензином, заткнутую газетой. Рядом с бутылкой лежал полный коробок спичек.

А в разгар рабочего дня в кабинет директора заявилась делегация в количестве семи человек, представляющая боксерский клуб.

– Мы к вам с ходатайством, – объявил наш товарищ Серёга, – не закрывайте видеосалон, дорогой товарищ директор. В этом видеосалоне, товарищ директор, работают хорошие ребята, большие друзья нашего клуба. Большие друзья! А у друзей как заведено? Если им плохо, то и нам плохо! А если нам плохо, Андрей Иванович, то вы сами понимаете…

Парни от восемнадцати до двадцати пяти лет, сопровождающие Серёгу и заполнившие почти все пространство директорского кабинета, еле сдерживали смех.

Андрей Иванович имел бледный вид и соглашался со всем сказанным.

А потом мы выстрелили из главного калибра, так сказать, контрольный в голову. Хотя, скорее всего, хватило бы и уже предпринятых действий, но Андрей Иванович сам виноват – разозлил он нас с Валериком сильно.

Короче говоря, я, улучив подходящую минуту, наябедничал папеньке о том, что клуб любителей кино, в котором я не покладая рук тружусь лектором и зарабатываю деньги, закрывает какой-то бюрократ комсомольского происхождения. Реакция папеньки даже превзошла мои ожидания – он пришел в ярость. И тут же, при мне, позвонил кому-то из своих многочисленных знакомых.